За чертой круга

      Амала шла домой, почти не разбирая дороги. Прочь из розового сада! Прочь от любопытных взглядов и заговорщицких шепотков.       Домой? Неужели Амала хоть на миг допустила мысль, что это место станет ее домом?! И все же… Бежать посреди ночи неведомо куда в легкой, открытой одежде было бы опрометчиво даже для такой бесстрашной девушки, как она. В узких и обманчиво тихих переулках недобрые люди не станут спрашивать, Басу она или кто-то еще. В лучшем случае — ограбят, в худшем…       Нет, надо дождаться утра и ненавязчиво расспросить Амрита о ее семье. Сана обмолвилась, что тут, в Индии, живет бабушка Индира, а о матери и младшем брате Амала якобы никогда не упоминала. Загадки, которых в ее жизни с каждым часом становилось все больше, дергали и без того взвинченные нервы, но Амала пообещала себе держаться. Снова.       Одна единственная неудачная встреча с Рэйтаном еще ни о чем не говорила. Никто не обещал, что будет легко. Счастье очень редко само собой падает в руки. Чаще всего его надо заслужить, а иногда — даже выстрадать.        Приятная прохлада, которую хранили каменные стены резиденции Дубеев, охватила ее обнаженные плечи. Если не брать во внимание личную неприязнь, Амала считала их дом очень красивым. Внешним и внутренним убранством он походил на один из загадочных восточных дворцов из сказок, которыми Амала зачитывалась в детстве. Правда, принцы из тех сказок во всех смыслах проигрывали и меркли на фоне Амрита Дубея.       Боги…       О чем она вообще думает? Что за бред лезет ей в голову? И куда, спрашивается, делись люди? Ведь далеко не все гости пошли запускать фонарики, да и работу для слуг никто не отменял.       Амала на носочках прокралась мимо фонтана к лестнице, ведущей на второй этаж. Чудилось, что чей-то взгляд следит за каждым ее шагом.       «Страх может убить гораздо раньше, чем его источник», — Амала не помнила, где могла слышать эти слова. Возможно, нигде… Возможно, она сама додумалась до этого, когда столкнулась со своим страхом — неизвестностью — лицом к лицу.       «И откуда, черт возьми, здесь взялись красные занавески?»       Полупрозрачные, будто дым, они льнули к Амале и ласкали ее кожу.       Странно…       В доме не было сквозняков, однако шелковые занавески развевались так, будто в помещении беспрестанно гулял ветер.       Откуда-то сзади повеяло холодом, но Амала не стала оборачиваться. Она почему-то знала, что увидит там жуткий длинный коридор, лишенный стен.       — Не бойся, ступай дальше.       Амала слышала шелестящее дыхание того, кто шел за ней по пятам. Уверенность, что оборачиваться никак не нельзя, крепла с каждой секундой. Из глубины дома вдруг начали исходить приглушенные звуки, напоминающие… бой барабанов? Сначала — редкие и тихие, но постепенно подстраивающиеся под биение ее сердца. Вместе с тем, между всполохами алого шелка, мелькали белесые силуэты. Без лиц или каких-то других отличительных черт — они были похожи на вытянутые полосы, с едва оформленными руками, ногами и головой. Наверное, Амала должна была испугаться, когда они потянули к ней длинные пальцы, похожие на туманные щупальца, но она лишь раздраженно отмахнулась и пошла дальше. Бой барабанов, достигнув апогея, постепенно сошел на нет, и Амала успокоилась. Если она каким-то неведомым образом оказалась в этом удивительном месте, так тому и быть. Вечно убегать все равно не получится.       К тому же Амале стало интересно, что скрывается за резной дверью из темного дерева, возле которой закончился ее путь.       Кто-то позади ненавязчиво подтолкнул Амалу в спину. Не оставалось ничего другого, кроме как схватиться за ручку и повернуть ее.       Будучи на пороге, Амала поняла — если она все-таки хочет обернуться и узнать, кем был ее незримый спутник, сейчас — самое время, но дверь захлопнулась раньше.       Амала ни разу не была в этой части дома. Как выяснилось, отсюда открывался просто невероятный вид на город, над которым, легким штрихом довершая картину сказки, застыл тончайший серебряный полумесяц.       Амала подошла к окну, взялась за края каменной арки и глянула вниз…       — Даже не думай. Веревки или каната под рукой нет, а сбежать по-другому у тебя попросту не получится. Стены у дома гладкие, зацепиться будет не за что.       Амала усмехнулась. Кому еще могла принадлежать роскошная комната с удачным видом на Калькутту, если не ему?       — Сама не знаю, зачем пришла сюда.       Отчасти это было правдой.       — Я терпелив, Амала, и подожду до тех пор, пока ты не поймешь, что абсолютно любая дорога приведет тебя ко мне.       Амрит погладил ее плечи так, словно хотел согреть, после чего отстранился и поджег благовония.       По комнате поплыл аромат сандала, смешанный с нотками апельсина.       Амала тоже старалась не смотреть на супруга, но взгляд против воли цеплялся за его лицо, островатые черты которого в полумраке комнаты казались мягче, красивее, притягательнее…       Амала резко сглотнула.       — Хочешь пить?       Он улыбнулся уголком губ и поставил курильницу в форме цветка, через прорези которого тоненькими струйками поднимался дымок, прямо на пол. Амрит не смотрел на нее, но этого и не требовалось — Амала из без того пылала и не находила себе места.       «Чушь! Это просто жажда».       — Не откажусь.       «Глупо уходить, если ноги сами сюда привели», — решила Амала, заняв место за низким чайным столиком и подобрав ноги под себя. Амрит ничего ей не сделает. Они просто поговорят. Возможно, Амала даже решится рассказать ему часть правды. Чем черт не шутит?       — Позволь мне, — сказала она, когда Амрит потянулся к маленькому заварочному чайнику. Не то чтобы ей доставляло удовольствие сидеть вот так — напротив человека, которого нельзя в полной мере считать другом, но и врагом назвать тоже нельзя.       Амала сжала губы и осторожно, придерживая крышку с круглым отверстием для выхода пара, наклонила чайник над одной из пиал.       …Да и от дурных мыслей отгородиться гораздо проще, когда руки чем-то заняты.       — Слышал, в Англии тоже пьют чай с молоком?       — Да, но без специй. Чай просто заливают кипятком, дают настояться, и только потом доливают молоко.       — Должно быть, на вкус та еще пресная гадость? — Амрит обхватил горячую пиалу чуть ниже золотистого ободка, поднес к губам и, не отрывая взгляда от Амалы, сделал глоток. — Но из твоих рук я бы принял и такое.       Амала опустила глаза. Она знала, что Рэйтану, помимо традиционного индийского, нравился холодный фруктовый чай, а Амрит предпочитал крепкий, красный и пряный, в котором к тому же плавали высушенные лепестки роз.       Рэйтан и Амрит олицетворяли собой одну и ту же культуру, жили в одной стране, верили в одно и то же, но при этом были совершенно разными людьми, и дело даже не в том, что тело Рэйтана служило пристанищем для частицы бога.       Амала, как обычный человек, тянулась к нему, подсознательно воспринимая за подобного себе, а Рэйтан, не переставая держать ее за руку, тянулся гораздо выше и дальше — к вечности…       Снова она думает о Рэйтане! Не может отпустить его даже на несколько минут!       Амала вслед за Амритом сделала глоток, другой… Необычный напиток оказался вкусным и прекрасно утолял жажду за счет легкой кислинки.       — Не помню, когда в последний раз мы просто сидели рядом и разговаривали.       «И случалось ли такое вообще? Скажи, Амрит Дубей, каким ты можешь быть, когда остаешься наедине с собой?»       Амала решила начать издалека, игнорируя его флирт и насмешливый взгляд.       Неожиданно для себя она тоже улыбнулась. Тугой и колючий узел в груди стал понемногу развязываться. Раскрываться. Во всем теле ощущалось приятное тепло.       — Ты же знаешь, махарани, я всегда рад твоему обществу.       Значит, здесь Амрит привык обращаться к ней так. Махарани… Амала мысленно повторила это слово. Оно дарило странные, но вместе с тем волнительные ощущения.       — Раньше у тебя было не так много свободного времени.       Амала кидала фразы наугад, в слепой надежде подобраться к главному, но, как ни странно, попадала в цель.       — Понемногу учусь делегировать обязанности, — ухмыльнулся Амрит, и Амала поняла — спрашивать, о каких именно обязанностях идет речь, не имеет смысла. Во всем, что так или иначе касалось деловых вопросов, Амрит держал ее на расстоянии вытянутой руки. В этой реальности ничего не изменилось. Пока Амала не докажет, что Амрит может безоговорочно ей доверять, ничего нового она не узнает. — А что насчет тебя? Понравился сегодняшний вечер?       Амала стремительно покраснела и вместе с тем — разозлилась, но при этом она чувствовала, что должна быть здесь, что уходить слишком рано. К тому же Амрит давал ей право выбора и не уточнял, о каком именно моменте прошедшего вечера хотел бы услышать.       — Фонарики разобрали прежде, чем я успела выйти на улицу, но в целом картина была незабываемой.       — Что ж, я рад, если ты получила удовольствие.       По хитрому прищуру зеленых глаз и нескрываемому торжеству в них же Амала догадалась — они с Амритом поняли друг друга, хотя и говорили о разных вещах.       — Я бы хотел, чтобы ты осталась сегодня.       Не на такой исход их незапланированной встречи она рассчитывала, но в то же время возвращаться в свою сумеречную и одинокую комнату Амале совсем не хотелось. Там ее непременно одолеют мысли о Рэйтане и о том, как же все-таки вернуться назад… Неужели надеяться на обычный разговор и поддержку и впрямь было смешно? О чем она, наивная, только думала? В этом мире у нее нет и не может быть союзников. Но… в комнате Амрита так хорошо и спокойно! И ему хорошо рядом с ней. Быть может, стоит воспользоваться его расположением? Пускаться в крайности при этом совсем не обязательно.       Амала осушила пиалу до дна. Нервозность и хандра отступали. Истончались под пластом совсем других чувств. До чего же ей хотелось закрыть глаза и поддаться неведомой неге!..       Хотелось смеяться и совсем немного — танцевать.       Сбросить с себя все, что мешает и тяготит!       Голова кружилась, но это ничего. Главное, Амрит успел поймать ее, взять на руки и донести до кровати.       Она сомкнула веки и представила, что под спиной течет и плещется не шелк, а вода — темная и прохладная.       Амала купалась в море под светом молодой луны, и ничего больше ее не заботило…       — Это чай, да? Должно быть, именно от него мне так хорошо.       Почему она говорила об этом с такой простотой? Почему даже голос не могла повысить?       — Не забывай, я пил то же самое, что и ты.       Значит… дело в другом?       Амрит пригладил ее растрепавшиеся волосы и кончиками пальцев, как будто невзначай, коснулся щеки.       — Расслабься. Отпусти себя. Ты даже не представляешь, насколько сильно тебе это нужно.       Амала помотала головой. На самом деле ей было нужно совсем другое. Совсем другой. Но тело будто не понимало этого. Тело просило, чтобы Амрит дотронулся до нее еще раз.       Утром Сана обмолвилась, что носить сари — целое искусство, но сейчас Амала бы с ней поспорила. Изящно избавляться от такой замысловатой одежды — вот, где было настоящее искусство. Благо Амрит справился с этим без особого труда. Сама Амала провозилась бы дольше.       — Перевернись на живот, — попросил Амрит, ведя ладонью по ее бедру.       — Нет… Не хочу.       — Не бойся. Я ничего не сделаю без твоего согласия.       «Почему я не могу найти в себе сил, чтобы оттолкнуть тебя? Почему рядом с тобой мне хочется забыться? Что с тобой не так? Быть может, ты не настоящий Амрит?..»       Амала выполнила просьбу, чтобы он не заметил ее улыбку. Если она не станет смотреть ему в глаза, будет гораздо лучше. Проще так уж точно!       Она спрятала руки под подушку и замерла в предвкушении. Неугомонное воображение рисовало самые разные картины и сценарии.       Когда несколько капель теплого ароматического масла упали между ее лопаток, Амала не удержалась и вздрогнула, но глаза все равно не открыла. Из одежды на ней оставалось только черное кружевное белье. Несмотря на то, что в комнате было очень тепло, спина и ягодицы Амалы быстро покрылись мурашками.       — Только посмотрите, какие мы чувствительные…       Амрит двумя руками растирал ее тело, не забывая о все еще напряженных плечах. То плавно, то интенсивно, с нажимом, проходился большими пальцами вдоль позвонков, вдавливая и разглаживая кожу.       «Я в любой момент могу попросить его остановиться…» — успокаивала себя Амала. Ей было стыдно за свои мысли, но стоило закрыть глаза, и образ стоящего позади Амрита тут же сменялся образом Рэйтана. Амале нравилось думать и представлять, что именно он гладил ее спину и обводил ладонями ягодицы, стискивал их…       Амала резко перевернулась.       Амрит нависал над ней, поставив одно колено на кровать. Широкими домашние брюки вовсе не скрывали его возбуждения, а, наоборот, подчеркивали. Тихо рассмеявшись ее реакции — Амала заметно стушевалась, — Амрит наклонил флакон с маслом над ее животом.       Амала сквозь зубы втянула в себя воздух, когда кожу, которая только что соприкоснулась с прохладой, опалил жар мужских ладоней, и вжалась затылком в подушку, чувствуя, как стремительно твердеют и наливаются соски…       Но Амрит и впрямь не выходил за рамки дозволенного, в отличие от Амалы.       Забыв о приличиях, она чувственно выгибалась навстречу его прикосновениям, часто дышала и едва слышно стонала, когда Амрит, массируя ее грудь, нарочно не дотрагивался так, как мог бы дотронуться. Он умышленно дразнил ее, наверняка зная, о чем Амала думает.       Думает, но не говорит.       Она поражалась, каким разным, оказывается, мог быть Дубей: нетерпеливым и не стесняющимся ступать по грани, целуя ее, когда не так далеко от них отдыхали ни о чем не подозревающие люди, но в то же время — нежным и острожным… Умеющим не только брать, но и отдавать. Он сдерживал себя ради нее, и Амала прекрасно это понимала. Амрит, способный чувствовать свою нареченную, а теперь уже — супругу, как никто другой, догадывался, что резкостью и давлением от нее ничего не добьешься, и поэтому давал Амале то, чего та хотела больше всего — поддержку и живое тепло. Амрит смотрел на нее так, словно для него она и впрямь была единственной. Особенной.       «На что только не пойдешь, чтобы добиться желаемого. Правда, Дубей?»       Но Амрит даже тут отличился! Мгновенно считал ее настроение, и, когда Амала попыталась вырваться, прижал ее к кровати и лег сверху.       — Сейчас же отпусти меня. Ты обещал, — прошипела она и повернула голову набок — единственное, что оставалось делать, потому что руки были зафиксированы, а тело — вдавлено в матрас. Амрит оказался слишком сильным! Намного сильнее, чем она думала.       — Отпустить? Прости, но в чем тогда был интерес?       Ему хватило одной руки, чтобы удержать ее в прежнем положении, а вторую Амала почти тут же почувствовала у себя внизу. Амрит отодвинул в сторону ее белье и удовлетворенно хмыкнул, вскинув на Амалу знакомый насмешливый взгляд. Именно так он смотрел на нее весь вечер. Именно этого она и заслуживала, потому что — сюрприз! — все чаще и чаще Амрит понимал ее лучше, чем она сама.       Будь воля Амалы, она бы отшвырнула его к стенке и вихрем унеслась прочь, будто ее здесь никогда не было.       — Твое тело говорит об обратном. Меньше всего на свете ты сейчас хочешь, чтобы я тебя отпустил.       Амрит отогнул белье еще сильнее, и Амала не выдержала — подалась вперед, касаясь разгоряченным лоном его пальцев. Сама. Первая. Позже она возненавидит себя за это, но сейчас… Сейчас…       Амала впилась в губы Амрита и тут же, не церемонясь, запустила язык в его рот, целуя властно и с жадностью. Дубей ответил тем же. Их слияние напоминало борьбу: от нехватки воздуха в легких и до единственного, неизменного желания — одержать победу любой ценой, хотя в любви, как известно, победителей не бывает. Амрит отпустил ее руки, и Амала тотчас зарылась ими в его волосы — темные, густые, волнистые — почти такие же, как у него. До чего же приятно было сжать их в кулаке! И до чего же долго, наверное, пришлось ждать Амриту, прежде чем Амала решительно взялась за завязки его брюк…       Как только Амала избавилась от намокших и от этого не слишком приятно липнущих к коже трусиков, он усадил ее сверху — к себе на бедра. Она уткнулась в его шею, желая спрятать лицо, но Амрит не позволил…       — Даже не думай. Я хочу слышать твой голос и видеть твои глаза. Ну же, открой их.       «Голос!.. Это его голос! Но…»       — Ты принадлежишь мне, Амала, где бы ты ни была и с кем бы ты ни была.       Сердце заколотилось бешено и рвано. По плечам прокатился жар.       «Не может быть. Это слишком хорошо для правды…»       — Ведь именно обо мне ты думала, когда он трогал тебя, и когда ты сама прикасалась к нему. Все это время ты закрывала глаза и представляла перед собой совсем другое лицо. Моя дражайшая июньская лилия, Амриту бы это не понравилось…       — Замолчи! — вырвалось у Амалы. Она покрепче ухватилась за его плечи, когда Рэйтан слегка приподнял ее, чтобы после заполнить собой. Он делал это издевательски медленно, зная, что она почти на грани, оттого ерзает, впивается ногтями в его кожу, делает больно и тут же целует — нежно и трепетно, будто извиняясь. Рэйтан — Амала была уверена в этом! — знал, что она никогда не причинит ему настоящую боль.       — …Но это не значит, что его здесь совсем не было.       — Рэйтан, умоляю, перестань. Прекрати! Ты же знаешь, что…       Было странно говорить с ним о подобном после того, что случилось в розовом саду. Рэйтан исчез. Оставил ее одну. Амала была готова сделать что угодно, лишь бы он не ушел снова. Лишь бы остался рядом с ней в этой реальности и в другой.       — Знаю, Амала. Конечно же, знаю.       — Зачем ты притворялся все это время?       — Я не притворялся. Ты удивишься, но контролировать то, что происходит здесь и сейчас, не в моей власти.       — Но ты ведь…       Рэйтан не дал договорить — стиснул подбородок, до боли вжимаясь своими губами в ее губы. Амала обхватила его еще крепче, двигаясь вниз-вверх и желая слиться воедино в самом что ни на есть прямом смысле. Каждый раз, когда Амала опускалась, Рэйтан на несколько мгновений удерживал ее на месте, чтобы она могла ощутить его в полной мере.       Амала судорожно выдохнула.       «Ты принадлежишь мне…», — пронеслись в голове слова Рэйтана, и она согласилась. Принадлежать ему. Быть с ним единым целым. Дарить наслаждение и тут же с избытком получать его в ответ — захлебываться от стремительно накатывающей волны наслаждения — яркого, ослепительного, долгожданного…       Она содрогнулась всем телом, приникнув губами к его шее. Руки и ноги дрожали от пережитых ощущений и усталости, но это была приятная усталость — теплая и обволакивающая.        — Открой глаза, Амала.       Амала…       — Госпожа Дубей!       Она застонала и еле-еле разлепила веки. Яркий свет бил прямо в лицо и кто-то, заметив это, заботливо задернул шторы.       — Простите, я не хотела будить вас так рано. В последнее время вы не очень хорошо себя чувствовали. Думала, отоспитесь, и полегчает, но через час за вами приедет машина. Господин распорядился, чтобы к этому времени вы были готовы.       «Слишком много слов и суеты!»       Амала почувствовала, как раздражение начинает жужжать в ней, будто рой потревоженных пчел, но куда сильнее прочего поразила мысль, что произошедшее ночью было не реальностью, а игрой подсознания. Сном!.. Сном, черт возьми! Сном, после которого не до конца улегшееся возбуждение все еще требовало выхода.       Амала потерла лицо ладонями.       «Я точно сошла с ума, если разучилась отличать реальность от снов!»       — Амрит не сказал, куда мы поедем? К чему такая срочность?       — Он велел не тревожить вас попусту, — замялась Сана.       — Говори уже.       Ничто не могло потревожить ее сильнее, чем утро не в своем доме и не со своим мужчиной.       — Вашей бабушке — госпоже Басу, сегодня ночью стало плохо. Слава богам, все обошлось, но она редко звонит сюда, поэтому молодой господин и встревожился. Она сказала, что хочет увидеться с вами. Господин Дубей и без того собирался провести в городе целый день, поэтому вы отправитесь вместе с ним, а когда соберетесь домой — Шехар приедет за вами.       Ее бабушка — Индира — мягко говоря, была непростой женщиной. Если бы кто-то попросил охарактеризовать их отношения, Амала, не задумываясь, назвала бы их сложными и противоречивыми. Особенно после того, как Амала узнала секрет об их семье, который бабушка надеялась похоронить, спешно уезжая из Калькутты. Она и мать наивно полагали, что оберегают их с Кираном, но любому обману рано или поздно суждено раскрыться, и последствия могут быть самыми непредсказуемыми.       Удивительное дело, но Амала не вздрогнула от слов Саны. Испытала легкое волнение и на этом, пожалуй, все. Разумеется, она любила свою бабушку, но здешняя Индира Басу была для нее чужим человеком.       Когда Амала свесила ноги с постели и собралась идти в душ, ею в первую очередь владели любопытство и расчет. Она ведь собиралась повидаться с семьей, так? Вот судьба и предоставила шанс.       — Сана, передай Амриту, что я скоро спущусь, — бросила Амала, надеясь, что за час она успеет смыть с себя потрясения вчерашнего дня и хорошенько освежить лицо, на котором чувствовалась неприятная липкая маска, ибо засыпать накрашенной — не самая хорошая идея, даже если сильно устала и валишься с ног.       Сана пропустила свою госпожу вперед и слегка поклонилась.       Закрывшись в ванной, Амала высоко подняла волосы и закрепила их парой заколок, после чего обильно смочила губку и стала растирать кожу прямо под душем.       Нежиться под теплыми струями было некогда, даже если очень хотелось.       Промокнув тело от капель, Амала закуталась в уже знакомый халат, вышла из ванной и чуть ли не бегом направилась к шкафу, злясь на саму себя за то, что не попросила Сану заранее подготовить одежду.       Сегодня на улице было не только жарко, но и очень душно из-за недавнего дождя.       — Госпожа! — послышалось за дверью.       Амале казалось, прошло не больше десяти-пятнадцати минут, а на самом деле прошло почти сорок! Пока волосы подсушила, пока с серьгами провозилась…       — Иду!       Напоследок Амала глянула на себя в зеркало. Улыбнуться бы для полноты картины, но настроение не располагало.       Она вышла из комнаты, не забыв прихватить с собой маленькую зеленую сумочку — в тон свободному, длинному платью.       Каблуки бойко застучали по ступенькам, а через некоторое время послышался характерный звук отъезжающей машины.       Амала покинула дом, но ее отражение не исчезло вслед за ней. Запертое по ту сторону, оно с непонятной грустью разглядывало все вокруг, потом резко подняло руки и с размаху ударило кулаками по зеркалу, намереваясь разбить его вдребезги, но… ничего не произошло. На гладкой поверхности не появилось ни единой трещины или царапины. Отражение наклонилось, в отчаянии запустило руки в волосы и зашлось в неистовом крике. Когда же дверь распахнулась вновь — Сана вернулась, чтобы убрать курильницу с благовониями, — в зеркале была видна только комната и ничего больше.