Erased/Стёртая

Слово редактора: Этот номер посвящён проблеме домашнего насилия. Многие считают, что подобное происходит только в мире маглов, но я уверен, что это не так. Героиня сегодняшнего выпуска не знала о подготовке номера и, надеюсь, не осудит нас за желание осветить общее через частное. Я встретился с Гермионой, когда она въехала в мой дом, скрываясь от Рональда Уизли, объявившегося после исчезновения. Это произошло по просьбе Министерства. Девушка была зажата и напугана. В первый день практически не выходила из комнаты. Я боялся сделать что-то не так. Её растерянность словно наполняла дом, расползаясь по углам. Я бы сравнил её с ребёнком, которого выкинули в суровый мир без инструкций, без поддержки. Сейчас, зная историю Гермионы полностью и с разных ракурсов, пообщавшись с людьми, которые видели её до и после пребывания в моём доме, я хочу выразить восхищение её поступком, решимостью добиться справедливости. Никто не должен терпеть подобное и оставаться там, где плохо. И никто не имеет права осуждать человека, клеить ярлыки или травить за попытку выбраться. Домашнее насилие имеет много обличий, и в первую очередь мы должны признать наличие этой проблемы. Именно для этого я предлагаю вам узнать историю Гермионы Грейнджер. С уважением, Ксенофилиус Лавгуд. «Какого хрена?!» Гермиона пролистала журнал и пробежала глазами по опубликованным интервью, напоследок наткнувшись на снимок Гарри, сидящего на высоком стуле. Потом невидящим взглядом уставилась в окно. «Зачем?» Сзади скрипнула дверь, и сонный голос произнёс: – Ну ты ранняя пташка… Гермиона медленно развернулась и горящим взглядом уставилась на Драко, спокойно потиравшего правый глаз. – Что? – он непонимающе сдвинул брови, а потом увидел в её руках журнал. – Я надеялся, он придёт после моего ухода… Драко сделал к ней шаг, ожидая объятий или поцелуя, но ни тени улыбки не возникло на лице Гермионы. Весь её вид выражал возмущение. Он не понял. – Что не так? – Чья это идея? – Моя, – Драко сложил руки на груди, предчувствуя, что сейчас разговор пойдёт не в позитивном ключе. – Я так вижу, что ты недовольна, но не понимаю чем. Не могла бы ты… Он не успел закончить фразу. – Зачем?! Я всё решила. Сама. Только я, и точка. Рон в тюрьме. Я победила. Я больше не жертва. А это…, – Гермиона подняла руку с несчастным «Придирой», – чтобы меня жалели? Какая я несчастная и побитая? Здесь я не победитель, просто никчёмная, запутавшаяся, ни на что не способная…, – воздуха не хватило. Драко сделал ещё шаг вперёд, но она отодвинулась, вжимаясь спиной в подоконник. – Если я жертва, значит проиграла. Зачем ты сделал это? Я надеялась забыть то, что было, стать собой, прежней, но это просто нож в спину. Чтобы все узнали, через что я прошла? Это унизительно! Это… – Остановись… – Теперь в глазах каждого я буду читать отражение моей истории. Массовая жалость. Я не вынесу…, – её глаза метались по кухне, периодически останавливаясь на лице Малфоя с несчастным видом. – Я же выиграла. Так зачем… – Всё не так… – А как? Ещё и Гарри… Как ты втянул его в это? Джинни… – Он сам согласился. Гермиона на мгновение застыла. – Но то письмо… Гарри сказал, что ты не хочешь быть связан с этим процессом. – Такой был план. Я не знал, что ты решишь насчёт публикаций. Всё же Непреложный обет. Я не должен был участвовать в «коллективном молчании», чтобы иметь свободу действий. Гарри успел в последний момент. – Джинни его выгонит, когда увидит…, – Гермиона обессиленно опустилась на стул. День начался не так, как она планировала. Тело сковало, внутри была пустота. Шок – вот, что овладело ей. Принимая душ, она повторяла про себя, что победила, а теперь… Как выйти на улицу, зная, что её история доступна миру? «Ощущение, что меня вывернули наизнанку». Гермиона хотела снова стать собой: лучшей ученицей Хогвартса, героем войны, книжным червём… Да кем угодно, лишь бы не вспоминать то, что было! Её устраивало, что никто ничего не узнал, кроме семьи Рона, кроме близких. Вспомнились слова Флёр о побеге. И сейчас именно этого ей и хотелось. Сбежать туда, где никто не будет её знать. Драко подошёл, сел напротив и развернул к себе журнал. Пролистывая страницы, он не мог не отметить, как сильно постарался Ксенофилиус: всё не выглядело сырым, сделанным на коленке, хотя именно так оно и было. «Скорее всего, это связано с многолетним издательским опытом. Интересно, сколько экземпляров?» Малфой поднял глаза на сидящую напротив, несчастную девушку. Он не ожидал такой реакции, и было обидно. Ему казалось: план восхитительный, а наличие в нём Поттера делает его идеальным. Столько людей он взбаламутил, и они, неожиданно для него, откликнулись. «Ради неё. Так что, чёрт побери, не так?!» Взгляд упал на Нарциссу, с высокомерным видом стоящую между ним и Полумной. «Пришло время платить по счетам». Он поднялся. – Мне надо идти. – Ты не имел права решать это без меня, – Гермиона подняла пылающие глаза. – Дело не только в тебе, Гермиона, – Драко поднял палочку, чтобы трансгрессировать. – Перечитай слово редактора. *** Гарри лежал в кровати, уставившись в потолок и не желая вставать. Джинни несколько минут назад спустилась вниз, чтобы помочь матери приготовить завтрак. Джеймс сладко посапывал в кроватке. На кухню, как это всегда и бывало, прилетят совы с корреспонденцией. И там будет «Придира». – Она поймёт, – сказала Полумна ему на прощание. Но Гарри в это не верил. Джинни почти так же вспыльчива, как Рон, и привязана к своей семье. Он знал, что сейчас внутри жены царит хаос. Она верит Гермионе, но не хочет в этом признаваться даже себе. Его интервью будет сродни атомной бомбе в её жизни, ведь он представитель семьи Уизли. «И сегодня я перестану им быть». Но Гарри жалел только об одном: эта идея пришла в голову не ему. Он искренне не понимал странной связи между Гермионой и Малфоем, но последний из кожи вон вылез, чтобы оправдать девушку в глазах общественности. И тут следовало отдать ему должное. На лестнице раздались торопливые шаги, и дверь распахнулась, яростно, но тихо, чтобы не разбудить спящего ребёнка. В глазах Джинни кипел гнев. – Гарри, ты ничего не хочешь объяснить? – шёпотом прошипела она, поднимая руку с журналом. «Судя по муке на её щеке, на завтрак сегодня блинчики», – мелькнуло в голове парня. Он приподнялся и сел. – Хочу, – Гарри положил руку рядом. – Сядешь? Джинни сделала несколько шагов, прикрыла дверь, вспомнив слова мисс Уотсон, их психолога, о том, что нельзя втягивать в свои отношения посторонних и особенно родителей, но к нему не подошла. Гарри вздохнул. – Я понимаю, что ты злишься и на что ты злишься. Я не ставил целью обидеть или задеть тебя. Всё ради Гермионы, – Джинни дёрнулась. – Ты знаешь, что Рон не прав, ты видела сама. И я понимаю – правда! – что принять это нелегко. Мне тоже. Но смысла закрывать глаза на правду нет. – Ты не имел права решать это без меня! – в глазах жены Гарри видел обиду. – Моя семья судится с Гермионой на стороне Рона, а ты даёшь интервью в её защиту. Без согласования, без предупреждения. Это… подло. И ты знал, что это последняя публичная возможность, сейчас мы не сможем никак ответить! – А разве есть какое-то оправдание? Ты читала, что там… – Какая разница? – перебила Джинни. – Мы договорились замять дело… – Но о Гермионе уже пошли слухи. Это травля… – Не мы это начали! – Но и не сделали ничего, чтобы пресечь! – Она согласилась на это! Джеймс перевернулся в кроватке, и Джинни понизила голос. – Это её идея? – Нет. Это Малфой, – Гарри не стал и дальше врать жене. – Его план изначально был такой. Джинни горько кивнула. – Поддельное письмо, обидные слова в сторону Гермионы, намёки на то, что он не хочет участвовать… – Вы должны были поверить. Прости. Джинни медленно подошла к детской кроватке и с нежностью посмотрела на спящего сына. Потом поправила тонкое одеяло и повернулась к мужу. – Я пока не хочу тебя видеть. Гарри встал, стараясь не шуметь, и приблизился к жене. В её глазах стояли слёзы, которые она старалась спрятать, загнать обратно. «Гордая натура». – Я люблю тебя. Невозможно сильно. И твою семью. Также сильно, как Гермиону, – Гарри кивнул. – Сейчас я уйду. Но недалеко. Прошу тебя: прочитай все интервью в «Придире». А потом ещё раз поговорим. Кинув любящий взгляд на сына, он взял вещи и вышел. *** …Ко мне пришёл мистер Рональд Уизли, уверявший, что Драко Малфой выкрал Гермиону и стёр ей память. Но в поместье я увидела другое. Это прозвучит невероятно, но сейчас я очень рада, что именно Драко всплыл в памяти девушки первым. Он не отказал ей в помощи и защищал её. Тогда мне показалось это подозрительным, потому что неподобающее поведение скорее ждёшь от семьи Малфоев, нежели от представителя семьи Уизли. Я хотела увести Гермиону с собой. Она была не уверена ни в чём, и мне до сих пор больно об этом вспоминать. В её глазах я читала лишь вопросы. Гермиона не знала, кто она, не понимала свою ценность, не помнила своих заслуг… Всё это мистер Рональд Уизли отнял у неё… После ухода Малфоя Гермиона не находила себе места. Она ходила из угла в угол и всё время натыкалась взглядом на «Придиру», словно журнал перемещался за ней по квартире. Читать его девушка не стала. Просто не смогла. «Моя история чужими словами». Гермиона была зла. Никто не имел права выворачивать её прошлое наизнанку, даже не предупредив! Это должна решать только она! «И я бы не стала выносить её, как сор из избы. Рон под замком, и прошлое тоже. Всё заперто, закрыто. Но Драко, как слон в посудной лавке, вломился и всё испортил. Теперь она, голая, вывернутая, жалкая, на глазах линчевавшей её только вчера толпы». Думать об этом было невыносимо. Что бы там ни хотел Драко, это не поможет: травля не закончится. Она и не рассчитывала на это даже тогда. А теперь у них будет ещё миллион поводов кинуть в неё «камень». Хотя писем за сегодня ещё не было. Словно материализовавшись из её мыслей, в комнату влетела сова. «Ну вот, что и требовалось доказать», - подумала Гермиона, но тут увидела печать Хогвартса на письме. Гермиона, я думаю, что сейчас ты очень зла на всех нас, но уверяю, что это не было актом жалости. Твоя история важна для мира. И я верю, что ты это поймёшь. Зеркало Сириуса я всё ещё ношу с собой, и, если ты захочешь поговорить… Минерва. На душе потеплело. По какой-то причине злилась она только на Драко. «Его грёбаная идея!» В голове зашевелись мутные силуэты стёртых воспоминаний, а потом на поверхность памяти выплыла первая сцена у Малфой Мэнора: как она поправляла драный свитер на поправившемся теле, как презрительно смотрел на неё Малфой… в каком аду она жила, даже не зная об этом! Гермиона со злостью стукнула кулаком по столу. «Я больше не та!» Неожиданно раздался звонок в дверь. Гермиона напряглась. «А если какие-то фанаты Рона нашли мой адрес?» Подойдя ближе, она посмотрела в глазок, потом облегчённо выдохнула и, отворив дверь, улыбнулась. – Привет! За порогом стояла светловолосая троица. Полумна и Кендра облепили с двух сторон Ксенофилиуса, который протягивал Гермионе букет цветов. – Сюрприз! …Я видела Гермиону один раз до суда, в доме Драко Малфоя. Меня попросила туда прийти профессор Макгонагалл. Она тогда сказала: «Мисс Грейнджер сейчас очень нужен понимающий, но несерьёзный друг». Сперва мне стало неприятно от такой характеристики, но профессор оказалась права. Гермиона всегда была очень серьёзным, ответственным человеком, и все мы – участники отряда Дамблдора – знали её как собранную, цельную и волевую личность. В Малфой Мэноре я увидела другое. Она словно заблудилась в лабиринте своего разума. Гермиона не помнила ни меня, ни Хогвартс, ни даже войну. И мне стало страшно за неё. Будто знакомую мне гриффиндорку заменили на её тусклую копию. Она твердила про Рона, но так неуверенно… И я не поверила ей до конца… тогда… – Мы пришли навестить тебя, – Полумна обняла Гермиону. – Новая пассия моего отца уверяла, что это необходимо. Кендра неуверенно улыбнулась, косясь на Полумну и намертво вцепившись в руку Ксенофилиуса, явно выискивая поддержку. – Заходите! Я так рада! *** Драко спокойно всматривался в знакомое лицо, практически ничего не ощущая, кроме омерзения от нахождения здесь. Люциус сильно похудел и осунулся – это было ожидаемо, но фанатичный блеск в глазах не исчез, хоть, казалось, и притупился немного. Ледяные голубые глаза с жадностью изучали сына. Драко стоял как изваяние, даже не пытаясь найти в отце что-то прежнее. Внутри было пусто. – Я… Я рад тебя видеть, Драко, – прохрипел Люциус. Слова явно выходили из него со скрипом. Он прилагал усилие, чтобы речь была связной и понятной. – Это сделка с матерью, – холодно отчеканил тот, не двигаясь с места. – Знаю, и всё же, – Люциус грациозным жестом откинул спутанные грязные волосы с лица – некоторые привычки не теряются со временем. – Как твои дела? Пожалуйста, расскажи о себе. Драко вздохнул. Оставалось минут 27 из обещанных матери получаса. Разговорами можно приблизить момент ухода. Не стоять же молча, в конце концов. – Я закрыл все твои сделки. Так что с магловским бизнесом покончено. Понятия не имею, что интересного ты находил в этих личностях, но я не собираюсь иметь с ними ничего общего. Все они спрашивали о тебе. – А ты что? – Ответил, что ты мёртв. Все выражали соболезнования. Люциус поморщился. «Цисси права. Драко ненавидит нас». Он не ожидал, что встреча с сыном будет такой болезненной. Конечно, Люциус любил его, по-своему. «Как собственник ценит свои инвестиции», – так выразилась жена в последний раз. Да, Драко разочаровал почти по всем пунктам, но, находясь здесь, оценочные грани как-то смещались. Люциус злился на себя за это, но ничего не мог поделать. Ядовитые слова жены о том, что не правы были они, что сломали сыну жизнь, что сделали неправильный выбор, словно расползались по углам камеры и вылезали в самые одинокие ночи, когда снаружи выл холодный ветер, а пальцы дементоров скрежетали по камням за дверью. Тогда ему вспоминались лучшие годы. Они с Нарциссой молодые и активные. Она много смеётся, и от этого смеха в его голове почему-то становится совсем пусто. Как он был влюблён! Появление Драко стало ещё одним счастливым событием. Маленький, смешной и сморщенный, но с насупленным взглядом малыш серьёзно рассматривает умиляющихся родителей из кроватки. И всё это чередовалось с убийствами и бесчинствами, которые он творил вместе с Волан-де-Мортом. Как он это совмещал? Люциус уже не помнил. Память в Азкабане перестала быть линейной, он даже не до конца доверял ей. Бывали моменты, когда разум срывался с цепи, но сегодня был один из нейтральных дней. Повезло, что Драко пришёл именно сейчас. И вот выросший сын с таким же насупленным взглядом равнодушно рассматривает его. А всё, что хочется Люциусу, – это тепла: объятья, взгляды, слова. Виноват ли он в том, что сын так холоден к нему? Цисси говорит, что да. – Чем займёшься теперь? – Есть идея об организации спортивной дисциплины или тренажёрного зала в Хогвартсе. Как раз на днях разговаривал об этом с директором Макгонагалл, – Драко всмотрелся в лицо отца, ожидая реакции на имя бывшего декана Гриффиндора, но Люциус промолчал. – Спорт важен, – миролюбиво ответил он через некоторое время. – Как друзья? Тео, Блейз, Астория? – Тео недавно женился. Дочь Яксли, если интересно. Сейчас в Австралии. На лице отца промелькнула тень улыбки. «Ну, конечно. Дети двадцати восьми». – Блейз встречается с вейлой, – уточнять Драко не стал. – Асти съехала от матери. Бри совсем выжила из ума, так что жить с ней невыносимо. – Когда ваша свадьба? – Мама не сказала? Всё отменилось, – Драко помолчал, а потом всё-таки выпалил то, что ранит отца, как ему и хотелось. Сделает больно и невозможность ничего изменить или как-то повлиять на развитие событий. – Я встречаюсь с Гермионой Грейнджер. Люциусу показалось, что он ослышался, но торжество в глазах сына, тот вызов, с которым Драко смотрел ему в глаза, не давали солгать себе. Изнутри поднялась волна гнева, небольшая и какая-то блеклая, – отголоски убеждений и идеалов. «Грязнокровка! Этот паршивый малец позорит имя семьи!» Драко увидел всё это в глазах отца и, ожидая «праведную» тираду, распрямил плечи, чтобы высокомерно встретить его гнев. Прошло несколько секунд. Минута. – Я не в восторге, но это твоя жизнь, – неожиданно раздалось в камере. Глаза Драко расширились. Люциус с трудом рассмеялся. Смех его был похож на карканье. Словно упала пелена. Впервые Драко увидел реальность: худого седого старика, постаревшего раньше времени, отжившего своё, хоть и не теряющего былого статуса, что читалось в осанке и некоторых жестах. Люциус, переступив ногами, всё же сделал пару небольших шагов по направлению к сыну и аккуратно положил руку ему на плечо. Силы в этом жесте было не больше, чем в птичьей лапке. – Я против, разумеется, но понимаю, что моё мнение уже не имеет влияния, – мужчина опустил костлявую руку вниз и слабо сжал ладонь Драко. Выцветшие глаза устало смотрели ему в лицо. – Если Нарцисса права и мы испортили тебе жизнь, прости. Драко выдернул руку, глядя горящим взглядом в виноватое лицо отца. Он не имеет права просить прощения после того, что было! Всё неправильно. Он должен быть сумасшедшим, метать проклятья, метаться, как загнанный зверь, выть – как в прошлый раз. Так спокойнее – просто ненавидеть его издалека. Но сейчас Люциус выглядел просто старым человеком, уставшим, покалеченным изнутри, смирившимся. И Драко не знал, что хуже. Парень сделал два шага назад. Люциус выпрямился и на мгновение стал похож на себя, сверкнули высокомерным холодом глаза. Потом кивнул: – Я люблю тебя. Не приходи больше. Драко стремительно вышел из камеры. *** …Мисс Грейнджер появилась в моём доме поздно вечером, около 23, трансгрессировав в гостиную. Мой сын, Драко, потом сказал, что дал ей пароль, чего я не одобряю. Девушка выглядела ужасно: она была в белье и босиком, лицо местами покрыто кровью. Её трясло. Я помню, как дрожала палочка в её руке, а взгляд был стеклянным. Она попросила принести ей плащ, явно собираясь трансгрессировать в таком виде куда-то ещё. Драко потом скажет, что в Министерство. Хочу заметить, что держалась она достойно даже в таком состоянии. Я помнила мисс Грейнджер в школе и никогда не относилась к ней с симпатией, но, узнав подробности последних трёх лет её жизни и обстоятельства той встречи с Рональдом Уизли, хочу заметить, что никто не заслуживает такого! Волшебницы не игрушки для битья и экспериментов! А травля женщин за недопустимое поведение мужчин возмутительна!.. Гермиона, проводив гостей, начала убирать со стола, параллельно размышляя об увиденном. Удивительно, как гармонично смотрятся вместе Кендра и мистер Лавгуд, несмотря на разницу в возрасте. Она вспомнила, как мило Ксенофилиус постоянно подливал девушке чай и бросал сверху лепестки камелии, с каким сияющим взглядом он рассказывал об их пикнике в лесу, как прижималась к его руке напуганная присутствием Полумны Кендра. Гермиона посмотрела на общипанный букет. Конечно, они пришли узнать, как она отреагировала на выпуск «Придиры», поэтому первые 15 минут все трое молчали и настороженно переглядывались, пока Полумна не решилась спросить напрямую: – Ты прочитала журнал? – Я просмотрела. – Ты недовольна, – как всегда прямолинейно бросила девушка, внимательно разглядывая Гермиону слегка выпученными глазами. – Это была отличная идея, и она обязательно сработает. – Почему вы согласились? Ведь это идея Малфоя… – Моя вина, – Кендра улыбнулась и обернулась к мужчине, сидевшему рядом. Он с нежностью посмотрел в ответ. – Я ведь не знаю его. Только видела, как он помогает тебе. Мне уже потом рассказали подробности вашего пребывания в школе. Все были в шоке, но я умею уговаривать. – Думаю, слизеринцы тоже могут генерировать неплохие идеи, – протянула Полумна, отводя взгляд от отца. – К тому же Гарри тоже согласился. Вспомнив об этой фразе, Гермиона вздохнула. «И он ещё поплатится за это». Гости просидели минут 40, и вывод, который она успела сделать за это время, выглядел так: Кендра привыкает к миру магов, а Полумна – к новой девушке отца. Один Ксенофилиус сиял как медный таз, сидя между двумя девушками, плечом прижимаясь к одной и бросая нежные отцовские взгляды на другую. «У них всё так просто… А у меня?» Драко формально её парень, а по факту? Гермиона чертовски злилась на него, почему-то только на него, за этот финт с журналом. Ей казалось, что это сродни предательству, хоть объяснить это с точки зрения разума она не могла. Разнести её историю по миру – почему он решил, что это хорошая идея? «Уверена, разболтай я про него – была бы уже мертва». Конечно, причину Гермиона знала: Драко хотел закончить травлю. Окей, это благородно, только бесполезно. К тому же это личное, было таковым, по крайней мере. Она бы лучше пережила ещё сто лет травли, чем раскрыть всю историю людям. А он так и сделал. Вдруг Гермиону пронзила мысль. «Рассказал ли Драко про выпускной?...» Девушка потянула к себе многострадальный журнал. … Гермиона возникла на моём пороге совершенно неожиданно. Мы не общались после школы, и я, разумеется, не ожидал её прихода. Она не узнала меня. Спрашивала про Люциуса Малфоя, словно это какой-то магл, которого она разыскивает. Не сразу до меня дошло, что Гермиона ничего не помнит. Я спрашивал её о жизни, а она описывала не то, что знал о ней я. К тому же она грохнулась в обморок при виде домовика. (Гермиона улыбнулась.) Как я понял, магловский доктор – психотерапевт – как-то помог настоящим воспоминаниям частично выбраться наружу, так что мы решили, что она должна продолжить сеансы. И они помогали. Куски прошлой жизни всплывали, доставляя не только знания, но и боль. Когда Гермиона вспомнила Дамблдора и Сириуса Блэка, слёзы лились ручьём, хотя она понятия не имела, кто эти люди. Я отдал ей палочку тётки, и мы начали вспоминать заклинания, посчитав, что это ускорит процесс восстановления. Мой отец постоянно сравнивал меня с ней, и не зря. Гермиона действительно талантлива, и навыки возвращались к ней быстро. Но внутри сидел страх. Помню, однажды она наложила на меня Силенцио, не зная, как его снять, и сильно испугалась, подумав, что я ударю её за это. Это сработало автоматически. Волны паники просто накрыли её. Как нужно обращаться с человеком, чтобы любой промах, малейшая ошибка, совершённая им случайно, превращала его в загнанное животное, ожидающее наказания?.. Гермиона резко закрыла журнал. Читать об этом было тяжело. Это она помнила отчётливо. Драко прав, страх был её постоянным состоянием.  «Загнанное животное… Боже, какой стыд…» Она закрыла глаза руками и посидела так несколько минут. «Что сделано, то сделано. Полстраны уже прочитало эту историю». Она вздохнула и снова открыла журнал. …Потом меня обвинили в убийстве, и Гермиона ради меня заключила сделку с Роном, обменяв все воспоминания о его зверствах на своё прошлое. Я не знаю всего, но кое-что Уизли рассказал мне, когда навещал в тюрьме. Насилие, запугивание, обесценивание… Предполагаю, что Гермиона подвергалась различным эмоциональным и физическим нападкам ежедневно, и от этого внутри закипает ярость. А хуже всего то, что это происходило у всех на виду. Гермиона под империусом ходила на мероприятия, и никто ничего не заметил! Вот, где кроется настоящий ужас. Мы смотрели и не видели. А сколько всего мы ещё не замечаем? Сколько людей сейчас находится в подобной ситуации прямо перед нашим носом? Я был не согласен с решением Гермионы возобновить отношения с Роном ради улик, но кого и когда слушала эта невыносимая гриффиндорка? Наш танец на выставке вывел его на чистую воду, но она смогла сбросить империус и сбежать… Резкий стук в стекло заставил Гермиону вздрогнуть. За окном сидела белая сова. Она так и не запомнила её имя, по привычке называя Буклей. «Я в кафе напротив. Приходи». *** Как только она вышла на улицу, начался дождь. Прикрыв голову рукой, Гермиона перебежала через дорогу и прошла чуть вниз до кофейни. Гарри сидел у окна и приветливо махнул ей рукой. Войдя, она слегка отряхнула рубашку и подошла к другу. – Привет! – сказала Гермиона, садясь не напротив, а рядом с ним. Гарри улыбнулся: – Неожиданная смена погоды? – Типичный Лондон, – пробурчала девушка и потянулась за меню. – Уже заказал? – Нет, тебя ждал. Давай по пиву? Гермиона повернула голову и внимательно посмотрела на друга. – Было так хреново? Гарри откинулся и, потянувшись, заложил руки за голову. – Просто сто лет не пил пива. Взяв по бокалу тёмного и немного закусок, они какое-то время молча смотрели в окно. Дождь барабанил по асфальту, мимо прошла парочка под зонтом. Улицы опустели, даже машины проезжали редко. Казалось, что дождю рады только деревья. Они словно расправились, дышали полной грудью, впитывая долгожданную влагу, подставляя колышущиеся на ветру листья. Гермионе захотелось тоже выйти и встать под каплями, очиститься от последних лет, сбить дождевой водой с себя налёт прошлого, вдохнуть влажный воздух, впитать его в себя как противоядие. С трудом она отвела взгляд от окна и спросила: – Что сказала Джинни? – Что не хочет меня видеть. Гермиона сглотнула и виновато посмотрела на Гарри. Он покачал головой. – Это временно, не переживай. Ей надо прийти в себя. Она поймёт. – Зачем ты согласился? – Малфой умеет убеждать. – А родителей Рона ты видел? Как они отреагировали на журнал? – Нет, я трансгрессировал из коридора. Наверно, они плюс-минус солидарны с Джинни, – парень выдохнул. – Не знаю, Гермиона. Это и неважно, на самом деле. Я не жалею о сделанном. Гермиона опустила глаза, а потом положила голову ему на плечо. Гарри чуть прижал её сверху своей. Оба одновременно вздохнули. – Спасибо, – прошептала она. – Тебе не надо благодарить. Мне стоило сразу поверить. – Это было сложно. Гермиона подняла голову и взяла пучок сырной косички. Гарри отпил пива. – Как Рон? Ты не убила его? Гермиона мрачно улыбнулась. «Он не должен узнать. Никто. Кроме, может, Драко». – Гестия проинформировала его насчёт сделки, я наложила заклинания. Всё. Он в порядке. – Тяжело было? – Непросто, но это точка. Я больше не хочу о нём думать, – она помолчала. – Думаешь, когда-нибудь его семья поймёт меня? – Да, уверен. Всем нам нужно время. Это выбило почву из-под ног у многих. Они всё видели в омуте, прочитают истории… Жизнь наладится, – он помолчал, задумчиво грызя фисташку. – Ты читала журнал? Гермиона покачала головой. – Злишься на нас? – Нет, – она улыбнулась. – Только на Драко. – Ну вот, а мы все так старались… – Я всё почитаю, обещаю, но потом. Когда-нибудь, – Гарри недоумённо свёл брови. Гермиона сжала пальцами бокал. – Я не дала бы согласия на это. – Почему? – Это личное. Я сама всё ещё нахожусь под влиянием тех событий, а вы – в частности, Малфой – сделали мою историю публичной. Да, вы хотели прекратить травлю. Но лучше так, чем массовая жалость. – У нас не было цели сделать тебе хуже. – Я знаю, знаю, правда! Но вышло так. Я не готова была раскрываться перед всем миром. Это унижение. – Не тебе должно быть стыдно. Твоя история не унизительна. Она поучительна, как ты не понимаешь? Такое обращение не позволено даже героям войны с кучей заслуг! – Положим, так, но люди всё равно этого не поймут. И получится, что ваша работа станет ещё одним поводом покидать в меня едкие комментарии. Спасибо вам за поддержку, я честно горжусь, что откликнулись люди, от которых я ничего не ждала, да и вы не обязаны были, но… Это слишком для меня. По крайней мере, сейчас. Гарри развернулся к ней и взял одну руку, сжав с двух сторон ладонями. Зелёные глаза в линзах серьёзно и внимательно смотрели в грустные карие. – Я немного поговорил с миссис Малфой на интервью. Знаешь, что она сказала? – Что я грязнокровка? – Гермиона слегка улыбнулась. – Что в её школьные годы приставать к девочкам было нормально. Что заклинание, превращающее лестницы, ведущие в женские спальни, в покатый пол, появилось в последний год её обучения из-за одной истории, похожей на твою. Лицо Гермионы вытянулось. – Этого не было в «Истории Хогвартса»… – Как и о колонии домовиков, – мягко заметил Гарри. – Никто никогда не говорит о таком, а благодаря тебе – твоей ужасной истории, твоей популярности и твоим заслугам – разговор начался, – он сделал паузу. – Джинни беременна, и если родится девочка… Нужно что-то делать ради будущего, понимаешь? Мы можем дать толчок к изменениям. *** Возвращаясь из кофейни, Гермиона прокручивала в голове слова Гарри. Дождь закончился, и в воздухе витал приятный запах мокрого асфальта, но она практически не замечала этого. «Моя история может что-то изменить?» Гермиона так не думала. Каждый проходит свой личный путь, и вряд ли кто-то испытывал всё то же самое, что и она. В магловском мире, конечно, такие истории чаще, но ведь волшебницы имеют палочки и могут ими воспользоваться. Невербальные заклинания, опять же. Не всем же стирают память под ноль. Это просто нереально! Конечно, домашнее насилие в том или ином виде есть и здесь: накричать, унизить, может, даже ударить, если это внезапно, но массово? «Ну, почитают несчастные девушки, что у кого-то было что-то похожее, а дальше что?» Гермиона перешла дорогу и, дойдя до дома, стала подниматься по лестнице. «Да и что я могу сделать? Я себе-то помочь не в силах!» Войдя в квартиру, она прошла на кухню и увидела за окном сову. Закатив глаза («Травля не закончена, что бы там Малфой себе ни напридумывал»), она взяла помятый конверт, словно его закрывали в спешке, и достала неровный листок. Почерк был незнакомый. Простите за беспокойство. Мисс Грейнджер, я была в похожей ситуации. Меня запугивали и били, убеждая, что я одна такая бестолковая, а все остальные нормальные, что делают это для моей пользы, что никто не будет мне помогать, потому что всем плевать на такое ничтожество. Почти год я мысленно соглашалась с этим, считая, что мне никто не поверит, ведь на людях мой парень вёл себя идеально. Ваша история заставила меня очнуться, осознать, что за себя всегда стоит бороться. Сегодня утром я ушла и сейчас прячусь у матери. Мне очень страшно, но это другой страх. Я снова верю в лучшее. Спасибо вам! Айрин. *** … Я жила с Гермионой около двух лет, разумеется, ничего не зная ни о её заслугах, ни о том, что она волшебница. Мы съехались как соседки. Рона я видела несколько раз. Он вёл себя отвратительно по отношению к Гермионе: грубо разговаривал, вечно затыкал, не считался с её мнением… Однажды я видела, как он бьёт её в живот и швыряет в стену. В мире маглов такое бывает, и почти всегда трудно убедить человека, которому хочешь помочь, что происходящее с ним ненормально. Абьюзеры внушают чувство неуверенности, качают на эмоциональных качелях, обдавая то теплом, то холодом, используют газлайтинг – пожалуй, самое страшное оружие в их руках. Втираясь в доверие, а потом убеждая, что ты воспринимаешь реальность как-то не так, они ломают веру в себя. Представьте, что вы помните одно, а вам говорят, что было иначе, и так постоянно?.. Приближался вечер. Гермиона в узких чёрных джинсах, чёрной атласной блузке навыпуск и в чёрных же туфлях на высокой шпильке резко выделялась в лучах закатного солнца, стоя на фоне леса. Распущенные волосы кудрявой волной стекали на спину, создавая приятный глазу цветовой контраст. В руках она держала коробку с ленточкой и смотрела на железные ворота, собираясь с духом, чтобы заявить о своём присутствии. Гермиона полной грудью вдохнула вкусный воздух и, сжав винного цвета губы, достав одной рукой палочку из кармана, подняла её вверх. Над воротами вспыхнули и тут же погасли искры жёлтого цвета. Прошло около минуты. Ворота медленно отворились, и Гермиона, держа спину ровной, уверенно прошла вперёд, направляясь к знакомому дому. В дверях её встретила Нарцисса. – Добрый вечер, мисс Грейнджер. Не ожидала вашего визита. Проходите. Стуча каблуками, Гермиона вошла в холл. Нарцисса грациозно развернулась, полы её платья плавно качнулись, снова ложась красивыми складками, и вопросительно чуть приподняла брови, глядя на девушку. Та улыбнулась. – Я пришла поблагодарить вас. За интервью в «Придире». Это…, – Гермиона протянула красивую коробочку. – …пирожные из кондитерской у моего дома. Я испекла бы сама, но так вкусно у меня не получится. Конечно, пекарня магловская… Она сделала небольшую паузу, смело глядя Нарциссе в глаза. Губы миссис Малфой дёрнулись, а потом женщина мягко взяла коробку из её рук. – Это очень мило, мисс Грейнджер, но не стоило, – Нарцисса улыбнулась. – Давайте выпьем чаю. Гермиона мельком кивнула Дейзи, которая разливала напиток по фарфоровым чашкам, а потом снова посмотрела на сидевшую напротив хозяйку дома. Нарцисса, немного наклонив голову, осматривала стол. На нём всё было идеально: две чайные пары, хрустальная вазочка с мини-бисквитами, прозрачная лодочка с шоколадными шариками и выложенные на узкую длинную тарелку кексы, которые принесла Гермиона. Наконец домовики ушли. Миссис Малфой аккуратно взяла чашку с блюдцем и, закинув ногу на ногу, слегка откинулась на спинку кресла. – Полагаю, вы пришли к Драко, но его пока нет. И благодарю, что в этот раз вы не воспользовались паролем для трансгрессии. Гермиона почувствовала, как щёки начинают загораться румянцем. «Она знала?» В глазах Нарциссы мелькнуло что-то озорное. Она потянулась к столику и взяла кекс, усыпанный съедобными блестками. Осмотрев его со всех сторон, осторожно откусила. Потом облизнула губы. – Вкусно. Гермиона улыбнулась. Это было приятно. Она не знала, чем отблагодарить, и вкусняшки стали единственным вариантом. Пекарня в её же доме была чудесной, но магловской, поэтому мысленно исключать брезгливое отношение к подобному подношению со стороны миссис Малфой девушка не стала. Всё оказалось не так страшно. – Вы хотите поговорить с Драко о журнале? – Отчасти. Почему вы согласились? – неожиданно выпалила Гермиона вопрос, которым задавалась почти весь день. – Понимаю, почему вас это удивляет, но мой сын умеет уговаривать. К тому же я тоже кое-что получила. – Услуга за услугу? – Обоюдовыгодная сделка. – Гарри рассказал о вашем разговоре, и я подумала, может, для вас это что-то личное… Нарцисса поставила чашку на стол и посмотрела на Гермиону. – Не я та девушка, мисс Грейнджер. Она училась на Когтевране. – А что случилось? – Мне бы не хотелось уточнять детали. Это грязная история. Я пыталась сказать мистеру Поттеру, что огласка иногда полезна. – Но ведь это единичный случай… Один в поле не воин. Нарцисса усмехнулась. – Подобное происходило всегда. То тут, то там. Волшебник не значит хороший и благородный человек, уж с этим вы спорить не будете. Кому-то стирали память, кого-то запугивали, кому-то угрожали, – увидев шокированное лицо собеседницы, женщина уточнила. – Я не имею в виду, что это было нормой или что это случалось почти ежедневно. Слухи ходили; наверно, деканы как-то решали такие ситуации на факультетах, по-своему, тихо. Но одна обнародованная история смогла обезопасить других девушек. Гермиона напряжённо смотрела в голубые глаза Нарциссы. Мысли проносились в голове, толпились, вытесняя друг друга. «Она имеет в виду, что я могу помочь, привлечь внимание к этой проблеме». «Но как? Я себе-то помочь не в состоянии!» «Сколько таких, как я? Кроме Айрин. Десять человек? Сто?» «Да брось! Куда тебе сейчас такую ответственность! Да и всё равно тех, кто продолжит осуждать, будет миллион. И что с этим сделаешь? Как защитишь таких, как ты?» Нарцисса неожиданно подняла голову, её лицо посветлело. Драко прошёл вперёд и кивнул матери. – Сделка закрыта. Привет, Грейнджер! *** …Я видел воспоминания Гермионы, погружался в них. И всё правда. Насилие, Империус, унижения… Поверить в это было сложно. Мозг отказывался воспринимать новую реальность. Думаю, сейчас вся семья Рона в таком же состоянии. Это отрицание. Ты не можешь ничего изменить, как бы ни хотел, и эта бессильная злость уничтожает тебя изнутри. Ты винишь себя за то, что не замечал, что позволил, что допустил… Ищешь пути решения, понимая, что всё уже произошло, но продолжаешь придумывать себе эти «а если бы». Для успокоения. Для оправдания. Для утешения. Но всё обман. Это произошло. На моих глазах. С человеком, которого я знаю с 11, с которым прошёл все сложные годы моей жизни, которую люблю и не раз обещал себе беречь её. Мне кажется, сейчас со всем обществом происходит примерно то же самое, но пути решения выбраны неверные. Отрицание не поможет. Надо принять этот факт, чтобы идти дальше. А ещё важнее понять, что мы как общество можем сделать с этой проблемой. Сейчас, обращаясь ко всем, я призываю прекратить виктимблейдинг. Виноват всегда тот, кто совершает насилие. Точка. Никакие слова, никакие поступки, никакие «провокации» или вызывающее поведение не оправдывают абьюзера. И сейчас это Рон. Именно поэтому он будет отбывать наказание, которые мы – я, семья Рона и Гермиона – выбрали вместе. Мне больно признавать данный факт. Он мой лучший друг, и я не отказываюсь от него. Но выбираю правду. Как всегда… – Оставлю вас, – Нарцисса элегантно поднялась и пошла к выходу, по пути нежно проведя по рукаву чёрной рубашки сына. Драко посмотрел матери вслед, а потом устало опустился на её место. Встреча с отцом далась ему нелегко, и всё, чего он сейчас хотел, – это спать. Крепко, чтобы не вспоминать об остатках былой стати у этого измученного собственным разумом, незнакомого старика, чьи последние слова ножом полоснули по его, казалось, чёрствому сердцу. Пытаясь взбодриться, Драко потянулся за кексом. – Всё ещё злишься на меня? Гермиона покачала головой и улыбнулась. – Я перечитала слово редактора. «Общее через частное» – ты это имел в виду? – Твоя история важна, потому что поднимает не только твою проблему. И, пока ты не решила, что я такой гений и дошёл до этого своим умом, нет: идея принадлежит Ксенофилиусу. Они с мамой долго разговаривали вдвоём, а потом устроили для остальных планëрку. Главный вопрос, который мы обсуждали: с какой стороны будем подходить к подаче твоей истории. Он всё-таки гениальный редактор. – Он потрясающий. Значит, теперь моя очередь? – Никто не будет тебя заставлять, Гермиона. Это должно быть твоим решением, – он потёр глаза и откинулся на спинку. Гермиона всматривалась в уставшее серое лицо, смутно понимая, что Малфою сейчас не до неё. «Надо уйти, дать ему отдохнуть». Она встала и переступила с ноги на ногу, пытаясь найти слова, чтобы как-то приободрить или поддержать его. Ведь сколько раз за последнее время он был её «подушкой безопасности». В итоге, Гермиона не нашла решения лучше, чем присесть возле кресла и положить руку на его обтянутое брюками колено. – Всё в порядке? – прошептала она. Драко устало улыбнулся. Серые глаза казались пыльными, а чёрный костюм резко выделялся на фоне розоватого кресла. Гермиона провела рукой, глядя на него снизу сочувствующим, каким-то материнским взглядом. – Нужен душ. – Хорошо, тогда я, наверно… – Не уходи, – Драко положил руку сверху. Почти минуту они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Потом Гермиона медленно кивнула.