Сомнения.

Длинная лампа издаёт монотонный гул из-под нависшего тусклого потолка, перебивая тихое дыхание молодых людей по разные стороны комнаты. Большие глаза широко распахнуты в бездумном взгляде, направленном в высь, далёкую и недосягаемую, непостижимо чуждую давящим стенам и пределам. Мысли забились в тёмный угол подсознания, не желая даже нехотя мелькать в перебинтованной голове. Всё моё холёное тело пропиталось тупой болью, которую я уже перестал замечать, постепенно проваливаясь в сон, не предвещающий облегчения. Но мне было как-то всё равно. Я даже ни разу не попытался посмотреть, что же стало со мной. И почти не думал о старике, так и не дождавшемся меня домой. Ха. Когда выйду из больницы, пулей полечу обратно, посредством «родительского заботливого» пинка. Просто уверен. Однако долго мне не пришлось ждать «очаровательных» рассерженных глаз Зэффа, приветствующих блудного сына… Как только в низком маленьком окошке зажглось в свинцовом небе нечто, напоминающее солнечные лучи, явилась докторина с помощником, совсем ещё молодым и застенчивым стажёром. И почти сразу вслед за ними в гнусную палату заскочил на всех парах взволнованный отец. На миг показалось, что он расстроен тем, что я не спал. Секундная растерянность его тут же сменилась благой яростью, лицо побагровело. Видимо, он собирался прокричать что-то, но, заметив внимательно наблюдавшего за сложившейся ситуацией Зоро, вдарил по тормозам и грузно опустился на корточки перед моей постелью, буравя напряжённым взглядом. Я не мог ничего сказать и не хотел. Отвечал немного равнодушным прищуром неприятно саднящих глаз. Докторша уверенно смотрела в медицинскую карту, лежавшую только что на прикроватной тумбочке. В это же время, мельтеша и вздыхая, молодой парень-подмастерье проверил все капельницы и кое-где значительно пропитанные кровью бинты. Затем, как по указке, паренёк и мечник оставили нас троих в комнате, что мне показалось недобрым предзнаменованием. А когда докторина и отец многозначительно переглянулись, я и вовсе занервничал. - Можешь не говорить, что понесло тебя в тот переулок, но тем, что ты жив, мы обязаны не столько мадам Курехе, сколько тому мальчишке с зелёными волосами, - хриплым и подрагивающим голосом заявил мой старик. Я видел, что он всё-таки переживает. Даже сейчас, сделав мучительную паузу, Зэфф думал обо мне и том, что было бы, если бы исход был другим в ту дождливую тёмную ночь. Но Зоро? Каким образом теперь я вдруг обязан этому растению?.. Мой вопросительный взгляд не остался незамеченным. Докторина, она же и Куреха, как я понял, многозначительно хмыкнула, захлопнув медкарту, и вышла, оставив все объяснения на моего старика. - Он нашёл тебя с простеленной грудью и переломанными костями, не поленившись притащить твою тушку в больницу! – раздражённо пояснил отец и пригрозил. – Если ещё раз влезешь во что-нибудь подобное, и мне всё равно, во что, я отпинаю тебя до смерти, чтобы ты не заставлял меня так волноваться, чёртов щенок! Но, несмотря на видимую злость и грубость, он был любящим отцом. В тот же момент он доказал это, прижав мою обмякшую ладонь к своему хмурому лбу. Конечно, как тут не рассердиться. Самопроизвольная улыбка и вырвавшийся смешок вновь вызвали отрывистый кашель, отдающий вкусом свежей крови и мерзких лекарств. Сквозь свои жалкие хрипы я слышал его такие привычные ругательства, призывающие меня успокоиться и не напрягаться во избежание «заботливого» удара по белобрысой макушке. Пришлось прислушаться, даже зная, что сейчас его угрозы пусты. Теперь я спокоен. Так долго убегавший от меня призрачный сон был готов принять меня в свои крепкие объятия, но перед тем, как отдаться навалившейся неге, я всё же успел задуматься о том, что не очень хорошо поступил с проклятым мечником, смиряя презрительным взглядом и всё тому прочее… Стоит извиниться… Ну, а пока я, пожалуй, вздремну… Когда я проснулся, уже никого не было рядом. Солнце во всю проскальзывало сквозь строгие жалюзи, нарезая всё унылое пространство на полосы своими тонкими лучиками. Но от этого несущая холодом и отчаянием комната не стала живее. Весь день я провёл пялясь в пустой потолок, мысленно рисуя на нём лишь мне ведомые узоры. Несколько раз ко мне прибегал Чоппер, тот самый стажёр престарелой докторши, озадаченно снимал показания приборов, менял бинты и капельницы, затем снова тишина, заглушающая своей монотонностью стук спокойного и едва живого сердца. Не помню, как заснул, и что мне снилось, но это определённо было что-то приятное – я чувствовал улыбку на своём лице, просыпаясь. Когда открыл не сразу увидевшие окружающий мир глаза, понял, к чему ещё можно было отнести бессознательную благодать внутри меня... На прикроватной тумбочке стояла ваза с моими любимыми цветами, излучая тонкий изысканный аромат, которому я не мог бы не порадоваться. Ах, этот деликатный запах… Фиалки… Зэфф всё время фырчал, что я слишком разнеженный, раз люблю их. Плевать, они прекрасны. Вот только что же такое произошло, что мой чёрствоватый и скупой на видимую заботу старикан расщедрился и принёс эти фиолетовые комочки да про мою душу? Однако же, чем бы это ни было вызвано, удовольствие доставило мне не малое… Я, как идиот, честное слово, улыбался и разглядывал хрупкие венчики миниатюрных цветочков, вдыхая дух весны и свободы, которой по своей же вине и лишился. Может быть, ума хоть прибавится после этого…