Память времени

      Ноябрь, насыщенный холодными ветрами, промозглыми дождями, которые вскоре сменились первым снегом, всё меньше радовал Энни — теплолюбивое существо, что ценило уют и тепло превыше всего. На сегодняшнее утро был назначен матч по квиддичу между Слизерином и Когтевраном. Идти на него ей совершенно не хотелось, особенно в такую отвратительную погоду, но отказать Софии Энни была не в силах.       В тот же вечер после неприятного разговора с Реддлом, Энни наткнулась в библиотеке на Альдина. Юноша тогда долго извинялся, что не смог помочь ей во время нападения в Косом переулке и после не навещал в Больничном крыле, решившись заговорить только сейчас. Энни на него обиду не держала и успокоила его тем, что сама не желала видеть никого из посетителей, а тем более разговаривать. Когтевранец безоговорочно её словам поверил, и они, как и раньше, предпочли посидеть в библиотеке и молча готовиться к предстоящим урокам, иногда между собой обсуждая интересные фрагменты из учебников.       Прошло, по меньшей мере, две недели после того инцидента, что случился меж ней и слизеринским старостой, а тот так и не предпринял никаких ответных шагов в её сторону. Это её несколько удивляло и одновременно заставляло держать ухо востро и старательно избегать юношу каждый раз, когда его фигура появлялась на горизонте. Обманывать себя ложным чувством надежды, что Реддл сменил гнев на милость и решил отказаться от каких-либо попыток заставить Энни пожалеть о сказанном — она не станет.       Испытывая угрызения совести, обдумывая иррациональность своего поступка, слизеринка понимала, что говорить подобные вещи такому умному и расчётливому человеку — было категорически нельзя. Возможно, это и являлось его планом: дать Энни возможность пострадать самостоятельно, посмаковать свои мысли в одиночестве, а затем, в довершении нанести заключительный удар? Какой бы изощрённый способ мести Реддл не выбрал, она не сомневалась, что результат будет ошеломительным и впечатляющим, как для неё и так и для него.       Так выпало, что сегодня нужно было вернуть книгу Диамандиса в библиотеку. Со всей этой осторожностью и обострённым вниманием она и так просчиталась со сроками сдачи. Расставаться с ней Энни не хотела. Книга была интересна, и нередко слизеринка сама ловила себя на перечитывании некоторых страниц, стараясь запомнить и навсегда вбить в голову многие классификации греческих артефактов.       — Я тебя догоню, — сказала она Софии, когда они уже вышли из факультетской гостиной и собирались отправиться на поле для квиддича.       — Ты не можешь сдать её после матча? — блондинка недовольно нахмурила светлые брови и выжидающе уставилась на неё, явно не понимая, почему Энни так горела желанием сдать книгу именно рано утром.       — Я боюсь испортить её, — мягко ответила она и провела кончиками пальцев по хрупкой обложке. — Всё таки не лето на дворе. Вчера вечером я говорила об этом.       София тяжело вздохнула, понимая, что переубедить её никак не получится.       — Хорошо. Займу тебе место на трибунах.       На всё дело должно уйти не более тридцати минут — как раз успеет к началу матча.       Библиотека Хогвартса оказалась непривычно пустой. Энни тоскливо оглядела читальный зал, где не было ни души, и, отдав книгу библиотекарю, вышла за дверь. Ей всей душой хотелось остаться там и с головой погрузиться в ту атмосферу, что располагала к тихому и полезному времяпровождению. Желание идти на матч ещё больше уходило в минус. Погода за окном была отвратительно холодной, а от воспоминаний о пронизывающем ветре кожа Энни и вовсе заранее покрывалась мурашками.       Остановившись возле того прохода, где она когда-то застукала Лестрейнджа, Энни пару секунд раздумывала: идти эти путём или же не полениться и всё-таки пройти через главный вход. Время поджимало, а охваченная лёгкой ностальгией слизеринка совсем потеряла ему счёт. Школа в данный момент пустовала — почти все студенты и преподаватели уже должны были ожидать начало матча, — и шанс снова наткнуться на кого-то практически равен нулю. После недолгих раздумий, Энни решилась, вытащила из рукава палочку и провела ею по стене, прошептав заклинание. Дверь, повинуясь чарам, появилась. Она открыла её, и предварительно на всякий случай огляделась вокруг себя в поисках свидетелей.       Проход встретил её тем же затхлым воздухом и той же мрачной атмосферой, которую создавали низкие потолки и каменные стены. Свет сюда не проникал, лишь редкие огоньки факелов, что загорались по мере её движения вперёд, помогали разобрать дорогу. В тёплой походной мантии ей почти сразу же стало жарко, от чего плотный свитер начал неприятно покалывать кожу. Торопясь, она едва успевала переставлять ноги в этой почти кромешной темноте, едва ли не спотыкаясь на неровных ступеньках. Когда лестница заканчивалась и начинался простой коридор, один из немногих, что был давно заброшен, она могла перевести дыхание и идти спокойным шагом.       — Annette, tu dois être plus prudente.       Резко дёрнувшись, Энни остановилась. Так хорошо знакомый ей голос пронёсся в тишине коридора, эхом отражаясь от каменных стен замка. С её лица в ту же секунду сошли все краски, тело оцепенело, словно попало под действие чар, а пальцы впились в волшебную палочку, грозясь сломать хрупкое древко. Сердце её болезненно сжалось, а ноги отказывались повиноваться сигналам мозга в попытке обернуться и посмотреть туда, откуда и слышался голос.       — Annie, maman, — детский голос нравоучительно поправил, а затем сменился на обидчивый. — Je ne l'ai pas fait exprès.       Энни мгновенно обернулась и издала судорожный вздох. Её мама, человек, по которому она так болезненно скучала, из-за смерти которого была проведена в слезах ни одна ночь — сидела на полу прямо перед ней и обрабатывала кровоточащую коленку ребёнку. В колющей глаза темноте трудно было разглядеть их лица, но то, что девочка супилась, поджимала губы и смотрела на то, как заботливо материнские руки обрабатывают ранку — знала отлично. Сколько ей было лет, когда, играя в семейном саду, она оступилась и повредила коленку? Лет пять? Шесть?       — C'est tout!— молодая женщина убрала палочку в рукав платья, чуть нагнулась и поцеловала девочку в лоб, после потрепав пальцами непослушные кудри. — А ты боялась, — с акцентом Эдит боролась очень долго, но ещё тогда её голос не был лишен тех французских ноток, что когда-то вскружили голову её будущему мужу.       — Спасибо, мама, — девочка довольно рассматривала вылеченное матерью место, радостно заулыбалась и сощурилась от невидимых сейчас солнечных лучей.       Завороженная данной картиной, Энни вздрогнула, когда ребёнок растворился в дымке, а женщина встала и принялась в упор глядеть на неё. Осознание того, что всё увиденное — было иллюзией, а существо перед ней вовсе не являлось её матерью, больно ударили по расшатанным нервам. В носу у Энни защипало, а в глазах начали скапливаться слёзы, от чего коридор и стоящая перед ней Эдит начали расплываться.       — Ты осталась одна, не так ли? — донёсся до неё голос матери, который приобрёл непривычно холодные нотки. — То, чего ты так боялась, произошло.       Слизеринка потянула руки к глазам и начала судорожно вытирать скатывающиеся по щекам слёзы. От увиденной картины всё внутри неё одновременно сжималось и трепетало от воспоминаний.       — Сплошное разочарование, — Эдит покрутила головой и двинулась вперёд. — Мы с отцом так верили в тебя, а ты выросла глупой и такой бестолковой.       Энни, глядя на скрытое во тьме лицо, инстинктивно принялась отходить назад. Она знала, что её мама никогда бы не стала так говорить. За всю жизнь, не услышав от неё ни единого плохого слова в свою сторону, она только больше убеждалась в фальшивости происходящего. Но о её домыслах призрак был не в курсе и всё больше наступал.       — Вся наша жизнь была пропитана твоими капризами, — Эдит ядовита улыбнулась. — Вся моя молодость была утоплена в заботе о тебе и твоём отце, что пропадал месяцами в своих экспедициях.       Энни, поджав губы, смотрела на приближающуюся женщину из-под нахмуренных бровей. Подняв руку с зажатой в ней палочкой, она направила её на мать, отбросив сомнения прочь.       — И чем ты отблагодарила меня? Смертью! — Эдит сорвалась на крик. — Если бы не ты, то я была бы жива! Если бы не твой эгоизм, который из тебя нужно было выбивать ещё в детстве, то я бы не послушала твоего отца и не пришла бы на ту битву!       Как бы сильно Энни не старалась огородить себя от этих обвинительных слов, но те, пробиваясь сквозь все возможные ментальные щиты, впитывались в ещё не окрепшее от потери сердце.       — Ты не она…       — Молчать! — рявкнула мать, от чего слизеринка встрепенулась. Свет от горящего факела лёг на её лицо и явил глазам Энни скривившееся от злости лицо Эдит. — Лучше бы умерла ты, а не мы с Уильямом! Лучше бы мы оставили тебя там, не очень об этом и пожалев!       Энни наткнулась спиной на стену и едва заметно дрогнула. Моргнув, она почувствовала, как по щекам снова полились горячие слёзы. В ней всё больше пересиливало желание сорваться на истерику, упасть на колени и рыдать от вида, пусть и перекошенного злостью, но такого родного образа. Палочка верно смотрела ей в грудь, но произнести нужное заклинание Энни не находила в себе сил.       Всё вокруг померкло и стало таким неважным. Она забыла и про ждущую её Софию, и про этот дурацкий матч, — лишь смотреть и не отрывать взгляд от этих длинных густых вьющихся волос, от нежной кожи, что была на пару тонов теплее её, от укоризненно смотрящих на неё карих глаз.       Эдит отбросила назад волосы и поправила рукава платья — полностью копируя привычки настоящей себя.       — Мы вырастили тебя такой никчёмной, — черты её лица вдруг разгладились, а выражение его приняло вид, словно женщина была полностью уверена в своих словах. — У тебя ничего не получится, потому что ты взяла на свои плечи неподъемный груз ответственности, к которой никогда не была способна.       Энни прикрыла веки и чуть опустила голову. Из груди рвались рыдания, а живот скрутило от боли. Дыхание уже давно перестало быть ровным и душа в себе нарастающую панику, брюнетка иногда глубокого дышала через рот, чтобы хоть немного успокоиться и прийти в себя. Те слова, что она неоднократно твердила себе, слышать из уст родного человека стало для неё троекратно больнее.       — Я был очень разочарован, когда у меня родилась ты.       Энни почувствовала, как внутри всё по новой обрывается и сжимается. Она замерла и медленно подняла голову. Сквозь съехавшие на лицо волосы, мешающие зрению, слизеринка разглядела, что фигура матери перевоплотилась и явила ей другого, в такой же степени родного человека.       Уильям смотрел на неё с таким же выражением, какое до этого она наблюдала на лице Эдит. Энни всеми силами старалась унять вспыхнувшее внутри желание подойти и прижаться к мужчине, чтобы почувствовать тепло его объятий в ответ. Издав судорожный всхлип, она приложила свободную ладонь к лицу и съехала вниз по стене, потому что ноги уже отказывали держать её в вертикальном положении. Более не способная сдерживать рыдания, Энни сорвалась. Услышать что-то плохое и отвратительное именно от этого человека — будет просто невыносимо для неё.       — Ты только и способна, что лить слёзы и оправдывать себя мягким характером, — тем временем призрак сдерживать себя в высказываниях даже не пытался. — Я был так огорчён, когда у меня родилась дочь, а не сын. Наследник был бы предпочтительнее. Но Эдит, твоя неспособная мать, больше не смогла родить. И что меня сдерживало не бросить вас на произвол судьбы и вновь жениться?       Уильям остановился в паре метров от неё. Его пронзительно голубые глаза рассматривали сжавшуюся от мучений девушку с долей отвращения и неприязни.       Дышать становилось с каждой секундой труднее, но побороть свой страх и навязчивые мысли, которые она так боялась услышать из уст собственного отца — было необходимо. Ей нужно срочно прекращать этот спектакль и произнести заклинание. В её голову, по понятным причинам ничего вызывающего смех, не лезло. Как можно было придумать что-то смешное, находясь на грани истерики?       «Так уничтожь его»       Энни оцепенела. По телу разлилась знакомая магия, что помогла ей тогда, во время дуэли с Софией и в тот раз в Косом переулке… Но так отчётливо ощущать чужое присутствие и слышать голос в голове, что раньше напоминал лишь отголоски — ей приходилось впервые. Ранее она сомневалась, но сейчас удостоверилась, что голос точно принадлежал девушке.       «Когда будешь произносить заклинание, мысленно призови на помощь медальон…»       Её палочка, что до этого была опущена вниз, снова оказалась взведена и теперь смотрела прямо в грудь Уильяма. Решимость, которая была задушена паникой, снова затрепетала внутри неё. Сейчас, не замечая ничего вокруг, а лишь стараясь очистить разум, Энни напрягла все оставшиеся у неё силы.       «…и он сожжёт его изнутри»       Боковым зрением уловив справа от себя тень, она глубоко вздохнула, чтобы не шарахнуться в сторону от неожиданности. Находясь в такой обстановке, испытывая при этом сильнейшую растерянность и скопившуюся в сердце боль от услышанных слов, Энни едва ли понимала, как нужно было действовать.       Сила, что текла по венам, была такой мощной, необузданной, что грозилась вырваться наружу неконтролируемой магией. По ощущениям, её можно было спутать со стихийной, что была у детей, которые еще не научились контролировать свои силы, но и одновременно разнилась, не выходила за грани и текла по жилам равномерно.       — Твоя мать была права, когда говорила, что… — вновь раздавшийся голос Уильяма позволил ей сбросить оцепенение и прийти в себя.       — Ридикулус! — заклинание Энни почти выкрикнула, вкладывая в него всю ту неизвестную магию, как и советовал голос.       С её палочки яркой вспышкой сорвались чары и врезались прямо в грудь боггарта. Поначалу ничего не происходило, и Энни решила, что заклинание вовсе не сработало как нужно. Затем Уильям нахмурился и прижал ладонь к груди, потирая место, куда не так давно впиталась магия. Она судорожно выдохнула. Прошло всего пара секунд, но ожидавшей хоть какой-то реакции Энни показалось, что время замедлило свой бег и сконцентрировалось именно здесь, в этом душном, уже во второй раз приносившей ей неприятности коридоре.       Мгновение, и боггарт голосом её отца издал громкий вскрик. Он опустился на колени и согнутые локти и вымученно проскулил, трясясь и крича. Энни не знала, могут ли подобные существа вообще чувствовал боль, но этот, видимо, сейчас испытывал её подобие. Его тело постепенно покрывал языки необычно-яркого пламени и затопившие коридор крики были настолько громкими, что грозились вырваться за пределы тайного прохода. Энни уже хотела было снова направить на него палочку и наложить заглушающее заклинание, но спустя пару мгновений всё прекратилось. Боггарт исчез, сгорел и не оставил за собой ни единого следа.       Энни ещё несколько секунд вдумчиво смотрела на место, где некогда находился её отец, а затем опустила взгляд и устало уткнулась головой в согнутые колени, пряча лицо. Магия внутри утихла также быстро, как и появилась, оставляя за собой лишь опустошение. Понимание произошедшего до сих пор оставалось для неё чем-то отдалённым и отрицаемым. Обняв руками колени, Энни постаралась унять дрожь. Палочка выскользнула из ослабевших рук и с негромким стуком упала на пол.       Ей не хотелось думать ни о том, как боггарт оказался здесь, ни о том, что будет дальше и как дойти до подземелий, чтобы уткнуться в спальне в подушку и залиться последующими рыданиями. Энни не смог отрезвить даже звук приближающихся шагов — ей было попросту наплевать. Лишь когда человек подошёл почти вплотную, она чуть дёрнулась и без каких-либо чувств произнесла:       — Браво. Я удивлена твоей изобретательности.       Энни чуть приподняла голову и посмотрела на него, точно зная, кто сейчас находился здесь вместе с ней. Реддл облокотился рядом с ней о стену. Юноша осматривал её, и Энни даже сквозь полутьму смогла разглядеть самодовольство, которое так отчётливо было написано на его лице.       — Только объясни мне, как ты смог заманить сюда боггарта и рассчитать время? Даже место подходящее подобрал.       — Это было не так трудно, — как ни в чём не бывало произнёс он и пожал плечами. — Ты оказалась слишком предсказуема в своих действиях.       Энни, опираясь рукой о стену, попыталась встать, но спустя мгновение пошатнулась и не удержала равновесие из-за затёкших ног. Реддл, словно ожидая этого, схватил её за предплечье, и упасть на пол ей не удалось.       — Представление вышло впечатляющим, не находишь? — она поморщилась от слышимой в его голосе издёвки, но в следующий момент встрепенулась и попыталась отдёрнуть руку. — Только я и подумать не мог, что твоим самым главным страхом — окажутся собственные родители.       — Как долго ты находился здесь? — онемевшими от шока губами произнесла Энни.       — С самого начала, — подтверждая самые страшные опасения, мягко произнёс юноша, явно наслаждаясь её удивлённым и растерянным выражением лица. — Ты оказалась такой лгуньей, Уоллес.       — Ничего из увиденного тобой не может говорить о моей лживости, Реддл! — яростно выплюнула Энни всё ещё дёргая руку в попытке освободиться. Поняв, что причиняет этим себе лишь боль, она угомонилась и уставилась на державшего её старосту.       — С пеной у рта будешь доказывать обратное?       — Если нужно, то буду.       — Твои родители мертвы, — Реддл был полностью уверен в своих словах, но почему-то требовал от неё подтверждение. — Я прав?       Энни не понимала, зачем он спрашивает её, если был уже в курсе всего.       — И что с того? Тебе до этого какое дело? — прошипела она, придвигаясь ближе. — Будешь давить и измываться? Тебе не хватило всего увиденного?       — Уймись уже, — предостерегающе произнёс он, а его пальцы сильнее сжали её руку.       Энни впервые в жизни захотелось влепить другому человеку пощёчину. И то, что этим человеком окажется Реддл, она никак не предполагала. Останавливало слизеринку только знание последствий, которые её могут ожидать после выполненного действия. За свою горячность она уже поплатилась, а вот то, что её будет ждать после такого — можно было только представить.       — Но больше всего меня удивила не правда о тебе, Уоллес, — Реддл вдруг перевёл взгляд на место, где до этого находился боггарт. Энни же, наоборот, не сводила с него глаз, едва ли не задыхаясь от осознания тяжелого положения дел. — Что это была за магия? — требовательно вопросил он.       — Не понимаю, о чём ты, — со всей непринуждённостью ответила она.       — Боггарты так не сгорают.       — Правда? Тебе, верно, показалось. Самодовольство ослепило, и… — слова потонули в едва слышном вскрике. А всё потому, что Реддл, видимо, совсем потеряв терпение, и резким движением прижал Энни к стене, приставив к её горлу из ниоткуда взявшуюся палочку.       — Почему каждый раз правду из тебя приходится вытаскивать такими путями? — по её телу пробежала дрожь, словно это температура в коридоре опустилась на пару десятков градусов ниже, а вовсе не от его холодного и жестокого голоса.       — Не припомню, что мы сталкивались в подобном разговоре, — прошептала Энни и чуть нахмурилась, видя, как Реддл через секунду отводит взгляд, будто что-то вспоминая. Уголок его губ чуть дёрнулся, но улыбка была подавлена также быстро, как он вернул внимание на её лицо.       — Ты права, — слишком уж легко согласился он с ней.       Палочка у горла совсем не приносила ей радости и уверенности в себе. Тем более, что Реддл, по-видимому, всё-таки решился на открытые действия, и сегодняшняя демонстрация только лишний раз это доказывала.       — Что дальше по программе развлечений на сегодня? Пытки? Круциатус? Или что поинтереснее? — понимая, что ходит по тонкому льду, она всё равно не могла остановить рвущийся наружу сарказм.       — Если ты не расскажешь мне правду, то я буду вынужден обратиться к директору, Уоллес, — внезапно начал Реддл в спокойном тоне, который совсем не соответствовал его взгляду, где так и плескалось удовлетворение от вида бледной и испуганной девицы, что пыталась таким образом перевести тему. — И что будет тогда?       — Я просто покину школу.       Неожиданно давление с её горла исчезло. Она выдохнула, наблюдая, как Реддл отходит от неё, не спуская с Энни глаз. Его волшебная палочка теперь смотрела ей в грудь, что как нельзя лучше могло предотвратить её попытки к бегству.       — Те волшебники, что напали на нас в Косом переулке, — он развернулся вполоборота и принялся мерить пространство перед собой медленными шагами. — Я всё думал, зачем кому-то устраивать подобное, бесцельно убивая мирных жителей.       Энни уголком губ усмехнулась.       «Подумать только, лорд Волдеморт и рассуждает о бессмысленно пролившейся крови невинных»       — И я пришёл к выводу, что либо это было некой демонстрацией силы, либо поиски необходимого им человека, — юноша остановился и тёмным взглядом впился в её и без того бледное лицо. — Они искали тебя, верно? И у одной из них это почти получилось. Та ведьма ведь не убила тебя сразу же и попыталась выкрасть.       Энни прикрыла глаза и неровно выдохнула.       — Я повторюсь: какое тебе до этого дело?       — Ты не можешь покинуть Хогвартс, — пришёл он к окончательному умозаключению, которое, по его мнению, являлось правильным. — Но покинешь, если не поведаешь мне правду.       Энни смотрела на него и всё никак не могла взять в толк: того, почему она была так глупа и позволила Реддлу почти обо всём узнать, того, почему её затея вообще так обернулась. И как она может разрешить задачу, которая выходила за пределы возможностей? Она уже ходила по краю и не могла себе представить — куда заведёт старосту его способность превосходно разгадывать чужие тайны.       — Я бежала из Франции пару месяцев назад, — решилась слизеринка, стараясь всеми силами изобразить правду. — Возможно, всё из-за одной вещи.       — Какой вещи? — заинтересованно произнёс староста, видя, что она ненадолго смолкла.       — Я спрятала её за пределами Хогвартса, далеко отсюда, — Энни нервно улыбнулась ему. — И, по-видимому, в своих поисках они облажались, раз теперь ищут меня.       Чувствуя, как начинают трястись ноги от морального напряжения, что вызывал в ней этот пытливый взгляд, она снова опустилась вниз. Реддл никак на это не отреагировал и продолжал смотреть на неё молча, подталкивая продолжать диалог.       — И этот артефакт как-то повлиял на меня, — она махнула рукой в сторону, где до этого сгорел боггарт. — Последствия ты видел своими глазами.       Реддл с минуту продолжал смотреть на неё, думая и размышляя над услышанными словами, а Энни тем временем лишь желала, чтобы сказанное ею возымело нужный эффект. Если он не поверит ей и придёт к выводу, что она лжёт и сейчас, то впадёт в бешенство, которое обрушит в первую очередь на неё.       — И ты знаешь, на что способен этот артефакт?       Вспоминая тот голос в голове и отчётливо ощущающееся рядом присутствие, Энни отрешённо покрутила головой. По правде говоря, она действительно не знала возможностей, которые медальон мог открыть, и выразила правду. Не обязательно Реддлу знать, что артефакт находился при ней. Ещё дальше от его острого ума должна находиться информация о перемещении во времени.       — Что ж, это многое объясняет, — самому себе проговорил он. — Но я всё ещё не понимаю одного: почему ты не рассказала правду директору?       — А кто бы захотел держать в школе заведомо опасную студентку, за которой в любой момент могут прийти враждебно настроенные волшебники?       — Кто ещё знает о тебе?       — София. Её семья приютила меня летом этого года, — Энни обхватила руками колени и впилась пальцами в ткань брюк. — Я просила никому не рассказывать об этом, — стараясь пояснить, почему блондинка скрывала от Реддла правду, сказала она.       Он ведь наверняка спрашивал её о ней, но, видимо, так ничего и не добился. Если её слова после принесут Софии неприятности, то Энни только и останется самостоятельно покинуть школу, дабы и дальше не втягивать других в свои проблемы.       — Я поведала тебе правду, Реддл. Надеюсь, ты остался доволен.       — Что за артефакт ты скрываешь?       Энни подавила желание закатить глаза. Чего ещё можно было ожидать от этого человека? Серьёзно? Она всерьёз думала о том, что он оставит её в покое?       — Я не знаю. Мои родители перед смертью велели мне сохранить его. Отправляясь в Британию, я думала, что смогу найти родственников отца.       Между ними воцарилось молчание. У старосты вопросы — пока! — закончились, а Энни не решалась говорить что-либо, смотря на задумчивое лицо юноши, что своей цели пару минут назад добился. И надо же, ему потребовалось всего два с половиной месяца, чтобы раскусить её. Отдельное спасибо Энни стоило сказать тем волшебникам, что надоумили и подкинули Реддлу новую пищу для размышлений, и ей, что так глупо сорвалась и нагрубила ему, подкидывая ещё одну причину морально раздавить её. Сейчас она могла только надеяться, чтобы Реддлу было достаточно этой части информации, и юноша отпустит её, продолжая дальше потешать собственное эго в одиночестве.       Не дождавшись него какой-либо реакции, она мысленно махнула рукой на его позволение встать и уйти. Ноги то и дело подгибались, но это нисколько не мешало ей идти, потому что внутри всё лишь подбадривало и подталкивало Энни как можно скорее покинуть это место.       — Отправилась и дальше заниматься самокопанием? — неожиданный вопрос со стороны Реддла заставил её остановиться и обернуться.       — Ещё чего! — недовольно выплюнула Энни, огорошенная его насмешливым голосом.       — Брось, я наблюдал за твоими пытками совести все две недели после нашего разговора, — на его лице проскользнула мимолётная улыбка. — Будь спокойна. Я не собираюсь докладывать о тебе директору.       Энни раскрыла было рот в удивлении, а затем прикусила губу, чтобы не рассмеяться от его милостивого подобия обещания. Она склонилась в коротком шуточном реверансе, чтобы скрыть рвущийся наружу смех. Затем завидев одиноко лежащую на полу волшебную палочку, Энни подняла её и провела кончиком по мантии, дабы очиститься от пыли.       — Мою благодарность не выразить словами.       — Не спеши радоваться. Мы ещё поговорим об этом, — прекращая её паясничество, пообещал староста.       — Не смею в этом сомневаться.       Энни на пару секунд задержала взгляд на его лице, а затем развернулась и двинулась вперед, чтобы, наконец, покинуть этот злосчастный проход.