Ушедшие в туман

      Поезд медленно мчал по строгому маршруту, деревья пролетали мимо, не давая возможности оценить открывшиеся ландшафты. Колеса громко стучали по рельсам, а небольшие капли неслышно тарабанили по транспорту.       Близился Париж. Все эти часы, которые они проводили по соседству с другими офицерами, Клаус не сомкнул глаз. Ему нужно было всё обдумать, а именно всё то, что он уже сделал, и то, что собирался. На какую-то секунду ему показалась, что его одолевают сомнения. Это именно то, чего он так боялся в своей жизни, как и любой человек. Та самая ситуация, когда вернуть ничего уже нельзя, а ты только начинаешь осознавать в какую бездну упал и с каждый шагом продолжишь падать.       План может быть провален не только в том случае, если его найдут спецслужбы, но и если Германия одержит победу, в чем он уже давно сомневается, хоть и не подает вида, продолжая служить и подчиняться тоталитаризму своей страны. На размышления о чувствах понадобилось дольше времени, чем он думал. Периодически его отвлекали шумные офицеры из соседнего вагона, которые то предлагали выпить, то им поговорить и обсудить политическую ситуацию срочно нужно.       Клаус уже сбился со счета сколько раз прозвучало это: «Штандартенфюрер, а как вы считаете.?». И он в свою очередь слишком много раз прикрывался мирно спящей Анной. Переосмыслив слишком многое, Ягер пришел к заключению, что то чувство, которое подорвало его покой — ничто иное, как тревога, посещающая его слишком часто в последнее время.       Клаусу была незнакома ситуация скрытности и переживания за другого человека, он привык открыто заявлять о себе и своих планах. Однако, смотря на всех других солдатиков и офицеров из его вагона, сидящих в похожем напряжении, он и не задумывался как сейчас походит на них.       Все мысли были забиты мыслью о том, что этот побег был совершен лишь из-за чувств к Анне, а не из-за предательства Родины и нежелании служить. Хотя, считается ли это предательством? Со стороны нарушения расовых правил — да, но для Клауса — нет. Это был четко обдуманный выбор, противоречащий стране, но не идущий вразрез с собственным голосом.       Анна, тихо дремавшая на плече, потихоньку выходила из царства Морфея. Первые лунные блики пеленой легли на её лицо, делая и без того светлую кожу ещё белее. Сидящий рядом Ягер не мог оторваться от созерцания любимой. Первый раз она так близко. Мужчина легонько сжал крепче её ладонь, переплетенную с его. У Ярцевой фантастически худые пальцы, кажется сожмешь ещё крепче и сломается. Вдалеке вагона послышался голос, извещавший о скором прибытии.       — Мы почти приехали, — прошептал Клаус ей на ухо и оставил едва ощутимый поцелуй на макушке. Полковник медленно повернул голову, рассматривая лицо, медленно подрагивающие ресницы, чуть пухлые губы и сонные карие глаза.       — Что мы будем делать, когда приедем в Париж? Ночь на дворе, — зевнув несколько раз, произнесла Анна. Мутноватым взгляда от долгого сна девушка смотрела в окно с чуть одернутыми занавесками, однако там не было ни намека на солнце или первое его пробуждение. Спящие пассажиры вагона так же ей говорили, что нельзя шуметь.       — Думаю, первое, что сделаем — это остановимся в гостинице. Ночью, конечно, безопаснее ехать, но мы слишком устали, чтобы передвигаться, тронемся завтра утром, — прошептал Клаус так, чтобы любопытные уши не уловили и звука.       — Поедем на магистрали, чтобы не задерживаться?       — Думаю, что да. И да, чемодан с формой нужно тоже где-нибудь оставить, слишком опасно с ним ходить. Во Франции очень много подпольщиков, если узнают, боюсь, меня найдут слишком рано англичане или американцы.       — Ты возьмешь машину в городе?       — Нет, возьму припаркованную. Если меня уже бросились искать, то скорее всего первое, что они будут узнавать, брал ли я где-нибудь машину. В Европе авто стоят открытые, к тому же сейчас много кто уезжает и бросают всё, что только можно, — на слова любимого Анна заерзала на кресле и прижалась покрепче к мужскому плечу.       — Я вот что думаю, а не остановят ли нас внутри страны? Если ты говоришь о том, что внутри города черт пойми что творится, то, я боюсь, будет опасно.       — В любом случае, будем смотреть по ситуации. Не волнуйся раньше времени.       Поезд въезжал в город. Даже внутри были слышны громыхающие снаряды и бомбы, страна была расколота на две части. В первую входили немцы, пытавшиеся удержать город. Во вторую — французы, которые очевидно почувствовали надежду на свободу от режима.       Анна, не бывавшая нигде, кроме Германии, помнила одну вещь, которой её научила жизнь — нельзя лишний раз открывать рот, дабы не наделать делов. Им и так хватало проблем и беспокойств.       Вокзал, где вышли двое пропаж, больно напоминал момент прибытия новых узников в лагерь. Повсюду были скинуты трупы мятежников, и Клаус крепко схватив Анну за руку и увел ее оттуда как можно скорее. Хватка на пальцах не разжималась до тех пор, пока они не добрались до улицы, где громыхали машины и где жизнь текла своим чередом. На удивление Анны, которая считала, что ночью на вокзалах тихо, вокруг ходили офицеры, рядовые отправлялись в медсанчасти, французы покупали хлеб, который только разгрузили с машины.       — Клаус, — Аня начала осторожно, — а почему все так суетятся? Сейчас же ночь.       — Это подпольщики и коммунисты, которых не дочистили, когда захватывали страну. Пойдем скорее, не смотри на них.       Он выдохнул, попытался сделать непринужденный вид, и продолжил пропихиваться к главной улице сквозь толпу. На дороге уже было посвободнее и потише. Красивая и знаменитейшая триумфальная арка виднелась над их головами. Анна стояла спокойно, наблюдая, как круглый диск полной луны на какую-то секунду исчезает над её головой, скрытый тучами, и спустя время показывается вновь, продолжая путь. Остановившись на время, мужчина достал карту и, стоя под светом фонаря, пытался применить все свои навыки военного и правильно определить нужное направление.       — Анна, — он тихонько позвал ее и кивнул головой. Та, откликнувшись, тихонько двинулась за ним. Пара всё время держалась за руки. Клаус не хотел потерять её, что могло легко произойти в таком большом городе, среди таких же девушек средних лет. Конечно, он ни с кем бы её не спутал, но разрывать ту теплую и приятную связь, которая установилась между ними, ему не хотелось.

***

      Паре пришлось пройти квартала два, прежде чем увидеть первую вывеску гостиницы. Это было маленькое, ничем не примечательное здание с небольшим количеством окон, через занавески которых пробивался слабый свет. Не теряя ни секунды, Клаус и Анна зашли вовнутрь. Об их появлении сообщил колокольчик над дверью. Изнутри холл был приятным и даже уютным, особую роль играли желтые, чуть выцветшие обои, рядом со входом стояло несколько простых деревянных стульев и журнальный столик со стопкой газет на немецком. У стойки консьержа не оказалось, но долго ждать не пришлось.       — Чем могу помочь? — буквально через минуту к ним подошел молодой паренек и на ломаном французском любезно начал разговор.       — Нам нужна комната, небольшая, всего на одну ночь, — Анна объяснялась с ним также любезно, Клаус тем временем стоял в стороне, отвернувшись, и делая вид, что рассматривает пейзаж картины, чтобы не пугать человека шрамами и лишний раз не светиться.       — Конечно, комната снимается до пяти утра, потом вам следует освободить ее. Ваш номер 7, на втором этаже. Доброй ночи, — оповестил парень, принял оплату и полез за ключами.       — Спасибо, — Анна молча приняла ключи и взяла Ягера за руку, утаскивая на второй этаж. Клаус прям-таки рвался вспылить и спросить с какой стати только до пяти утра? Далеко идти не пришлось, прям за поворотом и располагался их номер. В комнате по запаху прошлого стало ясно, что тут довольно давно никто не останавливался, к гадалке не ходи. Но сам номер был довольно комфортным, хоть и чувствовался запах давно лежащей пыли. Пройдя чуть дальше, Ярцева оглядела их аппартаменты. Ничего лишнего, небольшой комод, маленький диванчик, двухспальная кровать и две тумбы с ночниками. Окно оказались зашторены. Всё же холл был более привлекательным. Пройдя вслед за возлюбленной, Ягер поставил чемоданчик с формой на комод и вздохнул.       — Почему ты не спросила про пять утра? — Клаус как всегда был внешне спокоен, но внутренне в нем бурлила куча негодования.       — А что эта информация бы дала мне? К тому же пять часов нам отлично дадут выспаться, — Анна открыла дверь в ванную. Она была совсем тесная, вдвоём не развернуться. — К тому же чем раньше мы выедем, тем лучше.       — Ты права. Я в душ, — с этими словами мужчина стал стягивать с себя одежду до пояса и пошел в ванную. Через несколько минут послышался шум воды, ударяющейся о кафель комнаты.       Девушка сама валилась с ног от усталости, сил хватило только на то, чтобы просто откинуть одеяло, раздеться до нижнего белья и лечь спать. За несколько лет в лагере она привыкла спать где угодно и в чем угодно, поэтому даже если с ней сейчас ляжет немецкий полковник, ей будет все равно. Мужчина же, выйдя из душа, обнаружил, что Анна уже спит без задних ног, поэтому лишь поправил ей одеяло, и лег на диван, укрывшись шерстяным пледом.       Утро у Клауса выдалось плохим, голова болела от неудобного положения, к тому же все ноги затекли. Но все-таки Ягер, как мужчина военный, проснулся с первыми лучами солнца, и, посмотрев на часы, обнаружил, что уже полпятого утра. Полковник выполнил обыденную утреннюю рутину: потянулся, оделся, почистил зубы одноразовыми щетками, которые, благо, предоставляла гостиница, и только после этого стал будить Анну.       — Анна, вставай, скоро уже нужно будет освобождать комнату, — девушка зашевелилась, приоткрыла сонные глаза и недовольно выдохнула.       — Эх, жалко, — сказала она и обратила своё внимание на окно, которое уже оказалось расшторенно, — не знала, что в Париже такой красивый рассвет.       — Почему жаль?       — Мне снился сон, где нет войны, и мы случайно столкнулись на улице. Ах, как бы мне хотелось этого в самом деле.       — Война теоретически закончена, и мы далеко от нее, пусть тут она и чувствуется как самое страшное на земле, но это не так, поверь мне. Самое страшное — последствия. Хотя не тебе мне рассказывать, что это такое, ты знаешь сама. Однако просто посмотри на это небо, солнце, и забудь, что это война. Просто представь, что мы поженились и ухали в медовый месяц.       — А мы поженимся? — спросила Аня, когда пара уже покидала номер.       — Конечно, если не брак, то что же еще нам остается, когда все будет сожжено? — почти никакой реакции со стороны девушки не последовало, кроме короткой улыбки и легкого кивка. Они вышли из гостиницы, и Клаус застыл, находясь в моменте. Он начинал чувствовать, что он больше не солдат. Он больше никогда не окажется на фронте, в месте, где над головой свистят пули, и в любую секунду твоя и без того короткая жизнь может закончиться практически бесследно. Смотря на патруль, проверяющий документы, он в который раз почувствовал охватывающую панику.       — Клаус, нам нужна машина, — осторожно напомнила ему Анна и указала на одинокий автомобиль, стоящий неподалеку. Как будто очнувшись, мужчина снова овладел собой, взял ситуацию в свои руки и, открыв дверь с водительского места, всунул небольшой перочинный ножик вместо ключа, и машина открылась беспрепятственно. Оба смогли свободно выдохнуть только когда отъехали подальше от патруля.

***

      Они ехали по тихим местами, разрушенным улочкам Парижа. Город жил своей обычной жизнью. Клаус ехал так быстро, как только мог. Анна же, забыв про опасность, смотрела на красоту города и страны, каждый раз чуть ли не открывая рот. Всё в этом городе было для нее восхитительным, достаточно красивым, чтобы влюбиться.       — Ты никогда не была во Франции?       — Нет. Знаю, звучит странно, но бабушка никогда не брала меня никуда. Тут так красиво, жаль, что мы не можем остаться.       — Не переживай, когда все уляжется, мы отправимся сюда, — Клаус притормозил машину у дороги, выезжающей на трассу, ведущую на выезд из страны. Он хорошо знал эти дороги. Здесь в лесу подходящее место, чтобы избавиться от формы. — Тут могут быть посты, и они могут полезть проверять багажник.       — Хорошо. Я видела на заднем сидении спички и лопату. — Клаус достал всё необходимое, и пара отошла подальше от машины. Клаус вырыл яму, сложил туда форму из чемодана, его же выкинул в высокую траву неподалеку. Форму подожгли. Бывший полковник стоял и смотрел не отрываясь как на его глазах сгорает часть его прошлого, часть того, что отчасти сделала его и то, что он никогда не сможет у себя отнять или отделить. Единственное, что он оставил из прошлой жизни — железный крест, полученный за бои под Россией. Когда форма догорела, мужчина закопал яму, и они двинулись дальше. Повела Анна.       — Ты неплохо водишь, — похвалил ее Клаус. — Где научилась?       — В войну пришлось научиться водить машину. Это не слишком хорошие воспоминания. Достань карту и следи за тем, чтобы мы не просмотрели поворот.       — Сегодня не успеем доехать до границы, однако думаю завтра до полудня сумеем, если раньше выйдем с первыми лучами солнца. Думаю солнце еще чуть-чуть и сядет. Нам лучше не путешествовать в темноте. Патрули Франции всё ещё под нашим контролем, поэтому сверни налево, — Анна медленно поворачивала к маленькой тропинке. А дальше просто в поле в высокую лесную траву. — Гаси машину.       — Клаус? — девушка вопросительно посмотрела на него. — Я думала мы доедем до гостиницы.       — Слишком опасно, они уже знают о моем исчезновении. Заночуем тут. К тому же один раз мы уже остановились, нельзя так рисковать.

***

      На следующий день поездка приобрела совсем другие оттенки, всё было спокойней и тише. С самого утра Анна щебетала о завтраке, а мужчина высматривал кафе рядом с теми местами, где они проезжали. Несколькими днями ранее он бы побрезговал ходить в дешевые забегаловки, а уж тем более употреблять там пищу, но сейчас выбирать было не из чего, поэтому Ягер без раздумия сварачивает к кафе. Выйдя из машины, мужчина быстро открывает дверь любимой и подает руку, которую не отпустит вплоть до возвращения в машину. Везде могут быть скрывающиеся офицеры и солдаты, а то и подпольные евреи, так страстно ненавидящие немцев в ответ. Клаус опасался их больше всего.       Девушка же шла совершенно чиста и светилась от радости, как будто совершенно не понимала и не осознавала всю опасность происходящего. Сев за самый дальний свободный столик, они заказали кофе и булочку с маслом. Это единственное, что сейчас могло предложить кафе. Сама забегаловка больше напоминала деревянную коробку, построенную наспех. Стены помещения были голые, не было ни одной картины. Около столов стояло по два стула.       Как только им подали угощение, Анна почти набросилась на стоящую перед носом еду. Клаус перестал жевать и с неким ужасом наблюдал представшую картину. Он нежно коснулся ее руки.       — Анна! За нами никто не гонится, ты можешь поесть спокойно. Мы можем просидеть тут сколько хотим, — девушка медленно осознала слова Клауса, покачала головой и стала жевать медленнее. Мужчина тоже никуда не торопился. Глубоко в душе он понимал, что девушка сделала это по привычке, выработанной в лагерной жизни, где на еду отводится слишком мало времени, даже если ты переводчица у высокопоставленного офицера. Анна же, смотря на Клауса, постоянно ощущала непривычное спокойствие, которого не было слишком давно в её жизни. Она помнила про жизнь до лагеря, но даже там не было этого далеко забытого чувства мнимой свободы и спокойствия. Покончив со скромным завтраком, достала карту с переднего кармана одежки. Конечно, как женщина она мало что понимала в этом, но всё же основы знала.       — Клаус? — она обратилась к нему только когда он достал деньги. — Мы поедем в Португалию через центр?       — Думаю, что да. Нет смысла огибать Испанию и уж тем более делать большой крюк вдоль побережья. Поедем через нее поездами. Может, даже успеем доехать до границы, если нас не найдут раньше времени, — последнюю фразу он произнес тихо, да так, что Анна не сразу осознала, что он произнес. Ей потребовалось несколько затянувшихся секунд.       В это время, в заведение зашли двое статных с виду мужчин в кожаных плащах с серебряными погонами и рунами СС. Позади плелись двое солдат, вооруженные до зубов. Глядя на них, у Анны сразу потемнело в глазах, и, как назло, пред ней предстали ужасающие картины пыток гестаповцев в лагере. Она слишком хорошо знала как ту форму, так и их работу. Несколько раз отделения Гестапо жаловали в и без того ужасное место для допроса изменщиков, пытавшихся тайком вывести из лагеря заключенных. На такие мероприятия Ярцеву звали довольно часто.       — Клаус, нам нужно уходить, — Анна похолодела, и её лицо сразу обрело бледный оттенок. Губы медленно, почти нечитаемо, прошептали.       — Что случилось? Кто вошёл? — мужчина сидел спиной к вошедшим, и не имел возможности обернуться, дабы не привлекать внимания.       — Гестапо. Кто-то из высших. Они показывают документы официантке и что-то спрашивают. Тебе лучше не поворачиваться.       «Дело дрянь, они прочуяли, что я уехал, и сразу всех оповестили. Быстро работают, молодцы» — пронеслось в мыслях у Ягера.       — Сейчас без паники, я кладу деньги на стол. Пока они стоят спиной, мы быстро уходим. Не бежим, а уходим и уезжаем. Поняла? — Анна согласно покачала головой. Но не успели они сделать шагу, как один офицер с солдатом направились напрямик к ним. Анна похолодела, а Клаус подпер рукой щеку со шрамом и попытался придать лицу более простое и отстраненное выражение.       — Доброе утро, — к ним обратился мужчина средних лет в звании майора. Анна по злосчастной привычке отвела глаза.       — Доброе, чем обязан?       — Мы ищем вот этого человека, — мужчина показал фото неизвестного лейтенанта, — вы его видели?       — Нет, не узнаю его.       — Если вдруг увидите, сообщите в отделение. Германия отблагодарит вас, — неизвестный склонил голову в уважительном знаке и отдалился к сослуживцу.       Мужчина положил деньги на стол и встал. За ним беспрекословно последовала и Анна, не отводя глаз от пола, она покинула заведение вместе с Клаусом. Дорога, состоящая от силы из метров пяти, показалась бывшей переводчице бесконечной и слишком мучительной из-за волнения, охватившего её с головой. Даже не верилось, что им так повезло. Про них ещё не знают.       Ягер чуть опередил девушку и сел за руль машины. Не хватало им ещё разбиться. Как только пассажирская дверь захлопнулась, мужчина сразу же рванул с места, выжимая газ до предела. Шины издали противный скрежет, и машина понеслась по гладкой дороге. Клаус прекрасно видел, как волнуется Ярцева, к гадалке не ходи, но за всю дорогу так не сказал и слова, пока они не приехали в какой-то провинциальный городок и не встали где-то в подворотне за дубом. Анна только там смогла отдышаться, и её зубы перестали отбивать чечётку.       — Клаус, мы не можем так больше рисковать, — она резко посмотрела на него. — Это слишком опасно. Давай сядем на поезд и хотя бы доедем до границы, оттуда пешком. Если мы еще раз наткнемся на гестаповцев, которые тебя ищут, я боюсь, нам не выжить.       — Анна, успокойся, всё обошлось. Тем более, они и не меня искали вовсе, но думаю, что ты права. Нужно отсюда сесть и доехать хотя бы до, — он открыл карту, — до городка Эноа. Там мы сможем спокойно продолжить путь. В том месте везде горы, нас не найдут.       Машину они конечно бросят, возьмут лишь личные вещи. Всё оставшееся до поезда время они сидели в тишине, хоть периодически мужчина и старался ее подбодрить, в голове у него был полный хаос. Ягер лихорадочно решал, что делать с гестаповцами, которые спокойно могли сесть на хвост. Им нужно срочно уехать из страны на нейтралитет, где возможности и силы немецкой полиции будут ограничены.

***

      Тихая ночь проносилась под окнами. Анна не могла нормально спать с момента приезда в лагерь. Ещё несколько дней ей мерещились ужасающие звуки поезда, как колёса стучали о рельсы, и слышались умирающие стоны заключённых. Она никогда не забудет, как теснилась в поезде с кучей людей, как она хотела есть, пить.       Сейчас ей это все казалось нереальными. Буквально несколько дней назад она и думать не могла о свободе, личной жизни. Сейчас она даже допускала мысль, что все это детский сон, и через несколько минут она откроет глаза из-за очередной лагерной тревоги.       Сейчас все слишком спокойно, подозрительно, но возможно в этом и скрывается самая большая опасность их приключения. Она как-то поделилась этой мыслью с Клаусом, но он старательно уверял ее, что здесь нет ничего страшного. Главное, доехать до конечной точки, дальше они разберутся. И девушка верила ему. «Нет ничего страшного». Теперь эта фраза стала её лозунгом. По крайней мере, теперь единственный вопрос, который она себе задавала, состоял в следующем: «как там Коля с Хельмой?». Им ведь приходится в несколько раз труднее. Клаус и сам как-то беспокоился. Однако бояться им сейчас следует о них самих. Ивушкину и Гудериан толку от их беспокойства не было.