Записка

      Глупо моргаю и в упор смотрю на Александра. Он лишь выгибает бровь, как ни в чем не бывало ожидает ответа.              Секунды в момент становятся эфемерными. Растягиваются и теряют свой счет. Только бесконечный поток мыслей, который немного указывает на то, что я не сошла с ума, позволяет зацепиться за реальность. Голова начинает взрываться, когда неожиданный вопрос наконец-то растворяется в воздухе и его осознание доходит не только до меня, но и до Клейтона.              — Что здесь происходит? — Уайт первым разбивает тишину, а вместе с ней и наш с Александром зрительный контакт. Я веду подбородком и щипаю себя за бедро. Окончательно убеждаюсь, что не сплю.              — Важный разговор, — встревает Нильсен. — Если есть возможность, то я бы попросил тебя оставить нас наедине.              — Агата?              Кручу головой, обращаясь то к Клейтону, то к Александру. Открываю и закрываю рот. Не понимая, куда так резко пропала моя уверенность. Почему на смену ей пришла растерянность, которая сковала тело и сжала грудную клетку, не позволяя сделать вздох. Хочется стать невидимой или отмотать время назад: не идти за чертовым тирамису, а лучше вовсе не появляться на свет. Потому что как сейчас выбраться из этого дерьма — я не понимаю.              — Клейтон, — мну губы. — Буквально несколько минут.              Мило улыбаюсь в надежде смягчить хмурый взгляд Уайта. Сильнее закапываю себя в яме неловкости и окончательно сдаюсь: пути назад нет — произошедшее уже не исправить.              Кивнув, Клейтон дарит мне ответную улыбку. Привычную, нежную, пробуждающую слабое жжение в сердце. Он отходит на приличное расстояние. Оставляет меня наедине с плохо скрывающим свое превосходство Александром и странными вопросами              Что если Нильсен действительно делает мне предложение стать его девушкой? Должна ли я согласиться? А если откажусь, то наш договор закончится?              Хмурюсь.              Довольно странно соглашаться на отношения с тем, кого толком не знаешь. Еще страннее: соглашаться на отношения, которых в целом не хочешь. Вернее… Я была бы не против отношений. Наверное, я почти до них созрела. Однако, как вступить в них с Александром? Да, он привлекательный, красивый и однозначно притягивает к себе. Возможно, он может быть моим типажом. Вот только нравится ли он мне? Испытываю ли я к нему чувства, что в будущем могут стать настоящей, всепоглощающей любовью? Могу ли представить с ним свою жизнь или все наше общение будет завязано на обычном сексе, просто с пометкой: «мы вместе»?              Раздраженно затыкаю внутренний голос, и с накатившейся злостью смотрю на Александра.              — И что ты устроил? — вздергиваю нос и складываю руки на груди, из-за чего сумка неудобно пережимает кожу.              — Просто задал вопрос, — спокойно отвечает.              — Mi stai prendendo in giro, vero? С каких пор мы такие вопросы задаем?              — А что, не согласилась бы? — дерзко ухмыляется и наклоняется вперед. Чувствую слабый запах ванили и чего-то острого, похожего на табак. — Неужели я так плох?              — Ты ворвался в мое личное пространство. Повел себя некрасиво и выставил меня в глупом свете. Должна ли я соглашаться после такого?              Нильсен сводит брови. С лица спадает ухмылка.              — Этот вопрос был срочным. У меня не было времени подумать, — склоняет голову набок, словно считывает мои эмоции. Стараюсь держаться уверенно и отстоять свою правоту. — Боишься за чувства своего ухажера?              — Сейчас ты ведешь себя неприятно, Александр, — поджимаю губы. Диалог совершенно не строится. Поведение Нильсена бесит, а ждущий меня Клейтон давит на совесть одним только видом. — Успокойся, а после приходи ко мне со своими предложениями.              Ставлю точку в диалоге и разворачиваюсь. Не желаю продолжать наше общение, потому что поступок Александра кажется импульсивным и легкомысленным. В конце концов, с чего он взял, что так нагло может влезть в чужой разговор? Даже, если этот разговор почти перетек в поцелуй.              — Постой! — Нильсен смыкает ладонь на моем запястье. Тянет назад, вновь обращая на себя внимание. — Пожалуйста.              Рвано вздыхаю, прежде чем обернуться.              — Так быстро подумал?              Алекс ведет подбородком, поправляет челку, и жаркое солнце касается моего лица. Щурюсь. Прячусь в тени Нильсена. Сдуваю со лба челку, когда теплый поток плотного ветра проносится между нами.              — Агата… Я не хотел мешать тебе и твоему…              — Другу, — заканчиваю за Нильсена. Ловлю сметенный и удивленный взгляд, который постепенно теряется за пеленой любопытства.              — Вот как. Мы с тобой тоже друзья? — цепляет клыком нижнюю губу, и я закатываю глаза.              — Нет, мы партнеры, Александр. Ни больше, ни меньше.              — Конечно, — кивает. — Ни больше, ни меньше.              Становится не по себе, когда напряжение падает на плечи Нильсена. Он выпрямляется в спине, собирается, словно прямо сейчас мы снова заключаем сделку. Не хватает добротного дубового стола с новеньким контрактом и напряженной атмосферы возможной ошибки.              — Я хочу предложить тебе стать моей девушкой. Не навсегда. Лишь на выходные.              Приоткрываю губы, не находя ответа. Стараюсь не подавать вида, когда внутри обрывается очередная, — хоть и не до конца принятая мной, — надежда на новый этап в жизни. Разве я могу допускать мысли, что Александр взял и влюбился в меня? Почувствовал ко мне симпатию, просто потому что по договоренности спал со мной больше двух месяцев?              Какая глупость.              — Зачем? — недоверчиво тяну. Решаю разобраться в себе и своих ощущениях после.              Цокнув языком и пропустив ладони в передние карманы светлых брюк, Александр расслабленно говорит:              — В одни выходные ты не очень удачно ответила на звонок моего отца, и он требует знакомства с девушкой, которая, по его мнению, живет со мной.              Жар, кольнув щеки, стекает на шею. Неловко прокашливаюсь, чтобы голос не хрипел.              — И ты предлагаешь мне поехать к нему в качестве твоей пассии? — Алекс бодро соглашается. — Нельзя сказать, что ты не в отношениях? Сказать правду?              — Понимаешь, мои родители достаточно… как бы сказать… консервативные. И мне проще будет сыграть перед ними спектакль, чем объяснять, почему я не в отношениях.              — Допустим. Почему я? Нет других вариантов?              Задаю вопрос, особо над ним не размышляя, но быстро в нем разочаровываюсь, когда ответ больно бьет по самолюбию:              — Есть.              Ревностно сжимаю кулаки. Веки дергаются от неожиданности, открыто указывая на мое недовольство. Пытаюсь быстрее скрыть его за натянутым безразличием.              — Тогда обратись к другому варианту.              — Другой вариант младше меня почти на десять лет и проходит у нас практику. Думаешь, нормально будет, если я явлюсь к родителям с девочкой-студенткой?              — Чувства нам неподвластны, — выдаю как-то сказанную Фиби фразу и пожимаю плечами. Однако внутри разгорается пламя превосходства над Нильсеном. Если я единственный вариант, то ожидание моего ответа может послужить для него уроком. Пусть понервничает. Не одной же мне терпеливо ждать записки.              — Да, но пусть они лучше будут неподвластны с тобой. Соглашайся, Агата. Выходные за городом, разве не чудо? — мило улыбается и наигранно часто моргает, вызывая у меня тихий сдержанный смешок.              — Я подумаю. Напишу тебе позже.              — Но, Агата…              — Мне пора. Меня ждут.              Покидаю компанию Александра быстрым, резвым шагом. Опускаю глаза, всматриваюсь в выложенную плиткой дорожку и прикусываю щеку. Отрезвляю свое сознание уколом неприятной боли. Борюсь с желанием ударить себя по лбу, чтобы стереть из памяти диалог с Нильсеном. Он мало того, что вышел несуразным, так и мысли, которые какого-то черта пробирались в голову, совершенно неуместны. Не должна я думать ни об Александре, ни об отношениях с ним, ни тем более о той, с кем он может поехать к родителям. Конечно, перспектива разнообразить выходные столь странным способом выглядит заманчиво. Местами даже рискованно. Однако насколько это правильный шаг с точки зрения принципов?              Ранее выстроенная защита от внешнего мира в виде свода заученных правил не может так быстро и глупо разрушиться. Поехать на выходные с Александром, значит остаться с ним наедине. Только я и он. В одной комнате. Кровати. Один на один.              Non puoi, Agata, non puoi!              Резко выдохнув через нос, вскидываю голову.              Я взрослая девушка, и я способна разобраться в любой ситуации, выйдя из нее победителем. Даже, когда любовник зовет провести с ним выходные, а другой парень приглашает на свидание. В этом нет ничего сложного, стоит лишь быть внимательнее, не вестись на провокации первого и не таять под ласковым взглядом второго.              Справлюсь.              Однозначно справлюсь.              Натягиваю на лицо милую, но слабую улыбку, подойдя к Клейтону. Он поправляет футболку. Кажется, что за почти незаметным движением прячет все скопившееся недоумение и вопрос. Вопрос, обжигающий кончик языка и не дающий покоя; вопрос, сдавливающий горло; вопрос, которой возникает из-за меня и моей ошибки.              — Минуты затянулись, — вежливо произносит и смотрит прямо в глаза.              Сглатываю. Захлебываюсь в темноте чужих зрачков. В голосе Уайта слышится едва заметное напряжение. Оно скапливается в груди, прежде чем лопнуть и быстрым биением сердца пробежаться по телу.              — У моего друга проблема с изложением собственных мыслей, — веду рукой из стороны в сторону. Держусь, — по моему мнению, конечно, — достаточно спокойно и уверенно. — Иногда он говорит, а потом думает.              Скула Клейтона дергается, и я поджимаю губы. В голове моментально образуется ворох догадок, которые от слов Уайта отходят на второй план:              — Надеюсь, ты не согласилась, — приподнимает бровь.              — Конечно, нет. Я бы хотела продолжить наш разговор, — делаю небольшой шаг, но не к Клейтону, а назад. — Но мне пора.              Рвано выдохнув, Уайт размыкает губы, будто собирается возразить; сказать что-то дерзкое, меткое. Однако, размяв плечи, возвращает лицу умиротворенный вид.              — Хорошо, но я украду твой поцелуй.              — Я сама тебе его подарю.               Подмигиваю и делаю новый шаг. На этот раз вперед. Приподнимаюсь, тянусь к Клейтону и оставляю легкий поцелуй у него на щеке — почти в самый уголок губы.              Только почему-то такая невинность вызывает волну различных эмоций: начиная удивлением от самой себя и заканчивая невероятным желанием продолжать. Клейтон молчит, но его глаза говорят за него. В них я вижу манящую пелену. Он медленно поднимает руку и касается моих волос, спускаясь к шее. Я расслабляюсь, поглощенная моментом, игрой чувств и влечений.              — Такой поцелуй вполне мог бы послужить ловушкой.              — И ты попал в нее?              — Почти. Думаю, мне нужно немного больше ловушек, — Уайт наклоняется, и я замираю. Он ответно целует в щеку. Оставляет теплый след на коже, пуская по телу приятное наслаждение. — Надеюсь, и ты в нее попадешь.              — Охотники тоже ошибаются, — не признаю свой голос. Его звучание отдает слабым эхом, мягкость обволакивает пространство вокруг. — И мне пора. Спасибо, что скрасил вечер, — указываю пальцем на место поцелуя и ухожу быстрее, чем Уайт успевает ответить.              Oddio, я сейчас упаду в обморок.              Лишь сейчас сознание постепенно возвращается. Мозг — или скорее всего его остатки — сильно пульсирует в голове и намекает о предстоящих проблемах. И я соглашусь. Рано или поздно все всплывет наружу, и выбора будет не избежать.              Уже сегодня мне предстоит разобраться не только с предложением Александра и возможностью помучить его своим ответом, но и с желанием вернуться к Клейтону и продолжить поцелуй.              Вот только адекватным почему-то кажется первый вариант. В конце концов в личном пространстве Нильсена я была. И не буду отрицать: там хорошо. А с Клейтоном вновь сложно: я касаюсь чего-то невинного, чистого, светлого. Касаюсь и порчу. Очерняю своей неправильностью, поведением. Растаптываю слепую надежду обрести счастье, всякий раз резко обрывая любую попытку развить наши отношения. Не могу переступить условный внутренний барьер, потому что боюсь увидеть за ним не розовые облака из сладкой ваты, а суровую реальность. Опасаюсь столкнуться со сложностями совместной жизни, остаться одной в отношениях, обрести зависимость от человека.              Страх съедает изнутри всякий раз, когда я задумываюсь об итоге. Обе стороны так называемой медали по-своему хороши и по-своему ужасны. Они отличны друг от друга, однако одно их объединяет: в конечном результате больно будет мне.       

***

      — Ну что? — вопрос раздается из-за спины, и я вздрагиваю от испуга.              Разливаю только что налитый чай. Кипяток болезненно ошпаривает руку. Ойкнув, я быстро ставлю чашку, трясу ладонью и бросаю злостный взгляд на появившегося из ниоткуда Александра.              — Что «что»? — кривлюсь.              Находиться с Нильсеном один на один в помещении — опасно. Даже если это обычная кухня в офисе, предсказать последствия общения невозможно.              Александр упирается бедром в край кухонной столешницы и складывает руки на груди, пока я салфеткой избавляюсь от мокрых разводов. Краем глаза слежу за наглым выражением лица Нильсена и борюсь с желанием побыстрее свалить, лишь бы не отвечать на вопросы.              — Решила?              — Что именно? — дерзко приподнимаю подбородок. Смотрю Алексу прямо в глаза, в который раз нахожу их красивыми. Особенно они нравятся мне, когда солнце касается голубой радужки, выделяя и делая их светлее.              Качнув головой, Нильсен наклоняется к моему лицу. В горле вмиг пересыхает, уверенность сдувается под натиском чужой напористости.              — Станешь моей девушкой?              — Запасной вариант не согласился?              Александр плутовато ухмыляется. Гипнотизирует, и я проваливаюсь в секундное беспамятство. Не имею возможности возразить, когда Нильсен подносит к губам мою чашку, делает глоток, и исходящий от чая пар застилает лицо. Открываю и закрываю рот. Не нахожу подходящих слов. Впрочем, они не нужны, Нильсен вновь делает ход в нашей игре.              — Я к нему и не обращался. Хочу получить твой положительный ответ.              — С чего ты взял, что он будет положительным? — показательно фыркаю, а Александр беззаботно делает новый глоток.              — Разве не хочешь сделать такой подарок мне на Рождество?              — Не много ли подарков я тебе делаю?              — Ты всегда можешь попросить подарок у меня. Все, что угодно, Агата, — он протягивает руку к моим волосам и пропускает пряди сквозь пальцы, точно портя завитые локоны. Однако, так плевать. Я вновь замираю, теряюсь в моменте и поддаюсь провокациям чертового Александра. — Только попроси, — подмигивает и резко отстраняется. Меня сразу обдает холодом одиночества, которое позволяет сознанию протрезветь, развеять наведенный смрад. Часто моргаю, пока перед носом не возникнет сложенная пополам бумажка. — Это тебе.              Неуверенно забираю переданную напрямую записку. Вспоминаю, что так и не попросила Алекса перейти на сообщения, прекратив нашу недолгую традицию. Но все слова застывают в горле, когда я разворачиваю лист.              Из неаккуратных, смазанных штрихов выстраивается мой портрет. Собранные в низкий пучок волосы, упавшие на лицо пряди, будто поток ветра обдувает лицо. Плавные линии профиля подчеркивают женственность, и я кажусь в разы красивее: выразительный взгляд, приоткрытые губы и застывшая в моменте эмоция. Каждая деталь, каждая тень создают ощущение живого присутствия. Александр умело подчеркивает лучшие качества, скрывает видимые недостатки и просто дарит мне приятную радость.              Любуюсь собой. Наслаждаюсь идеальной картинкой, которая теплом ощущается в сердце. Даже не верится, что это я. Только знакомая буква «А» в самом углу страницы напоминает, чьими руками создана красота.              Неконтролируемо провожу подушечкой большого пальца по шершавой бумаге, и штрих карандаша растушевывается, плавной линией отбрасывая тень. Нильсен украл не только мое внимание, но и мою мечту научиться точно так же; забрал детские грезы и преподнес их в качестве подарка, который я заберу и буду хранить. Хранить как записки, потому что… потому что так хочу. Другого объяснения нет.              — Это… — отнимаю жадный взгляд от портрета. Но Александра рядом не нахожу. Он останавливается в дверном проеме, оборачивается через плечо, вновь и вновь сбивая с толку. — Моя чашка… — вырывается, на что Нильсен лишь улыбается и заставляет лицо покрыться пятнами.              — А где моя толстовка, Агата? — мое имя звучит хрипло, глубоко. Оно желанно касается слуха, и в голове возникает эхо, которое продлевает удовольствие насладиться голосом Александра.              Это единственное, что он мне позволяет, прежде чем исчезнуть за дверью и впустить на кухню Фиби.              Она сразу тычет пальцем себе за спину. Туда, где пропал Александр. Недоуменно сводит брови и, не дождавшись от меня ни слова, выпаливает:              — Мне показалось, или у него твоя чашка?              — Не показалось, — отвожу взгляд в сторону, но он сам падает на рисунок. Чувствую все такое же удивление вкупе со счастьем от полученного подарка. Не могу ничего поделать — мне приятно.              — Не брезгуешь? — улыбается.              — Я с ним сплю, Фиб, — на выдохе говорю, когда Фиби подходит ко мне.              — Ничего себе! — наклонившись и сунув нос в портрет, восклицает Фиби. Она жадно всматривается в лист, пока не поднимет на меня удивленный взгляд. — Александр?              — Да…              — Вас точно связывает только секс?              — Точно, — резко отвечаю и, убрав рисунок в задний карман джинсов, заправляю волосы за уши. — Только секс и ничего больше.              — Или ты не хочешь видеть «большее»?              — Нельзя увидеть то, чего нет. Я предпочту смотреть на Клейтона, потому что он смотрит на меня.              — А Александр на тебя не смотрит? — лукаво прищуривается, и я закатываю глаза.              Встаю лицом к Браун, сложив руки на груди. Показываю свое безразличие к Александру, а сама впиваюсь пальцами в предплечья, царапая ногтями кожу.              — Александр предлагает авантюры, которые закончатся сразу, как только я позволю себе влюбиться, — произношу, тут же быстро добавляя: — Влюбиться не в Нильсена.              — Авантюры не закончатся, если ты дашь себе больше свободы, Агата. Расслабься, перестань думать о приближающемся конце.              — Я свободна.              Фиби тихо фыркает под нос и заканчивает наш разговор, вынудив поджать губы и впасть в раздумья до конца дня.              Ладно, возможно, я свободна не до конца. Внутренний барьер пробить сложно, как и преодолеть страх. Взросление дается мне нелегко, приходится жертвовать желаниями, мечтами, планами. Выбирать более удобные и доступные варианты, как… как Клейтон, который всегда рядом. Он ассоциируется с теплым летним солнцем, что греет после проливного дождя; с горячим чаем перед сном; с заботой и любовью.              Однако иногда выходит протиснуться в брешь и неуклюже пробраться наружу. Переступив через собственные ограничения и, в данном случае, подпортив репутацию, я захлопываю дверь чужого автомобиля. Сразу же пристегиваюсь и прикрываю глаза. Стараюсь собраться, унять тремор в кончиках пальцев и казаться уверенной. Только маска трескается, когда Александр занимает соседнее место.              — Знал, что ты согласишься, — отряхнув ладони и повернувшись в мою сторону, говорит Нильсен.              Я хмыкаю и отворачиваюсь, будто решила все в последние минуты. На деле же Александру не обязательно знать, что ответ был принят еще по дороге домой, и в этот же вечер был собран небольшой чемодан. Конечно, некоторое время я терялась в сомнениях. Но они развеялись к концу рабочего дня, когда Нильсен поймал меня у лифта и любезно доставил прямиком до квартиры, сопровождая всю поездку ненавязчивыми и до одури прямыми намеками согласиться на его предложение. Наверное, я повелась на эту авантюру, потому что она показалась мне интересной. Никогда в жизни я не притворялась чьей-то возлюбленной, прямо как в подростковых романах. Детское любопытство и капля наивности сыграли свои роли, и вот под очередную сменившуюся песню я провожаю взглядом вечерний центр города.              — Долго ехать? — не отворачиваясь от окна, спрашиваю.              — Два часа, — спокойно отвечает, и я поправляю опущенные плечи сарафана.              Не решаюсь смотреть на Нильсена: чересчур сексуально он выглядит за рулем. Один сосредоточенный на дороге взгляд вынуждает сердце забиться быстрее и выпрыгнуть из горла. А если Александр вновь забудется и хрипло начнет подпевать, то можно смело сворачивать в сторону ближайшей клиники — приступ будет обеспечен.              Ругаться на себя бесполезно.              Сколько бы ни старалась — становится только хуже. Лучше сразу признать поражение, расслабиться и принять неизбежное: выходные с Александром — рискованная затея. Этим она и манит.              — Я должна что-то знать о тебе?              — В плане? — красный сигнал светофора удачно загорается, и наши с Александром взгляды перекрещиваются.              — Ну… Мы же пара. Разве не нужно подготовиться?              Закусывая губу и потирая подбородок, Александр на секунду задумывается.              — Соглашусь. С чего начнем?              Закидываю ногу на ногу и устраиваюсь удобнее, наконец-то позволяя себе смотреть только на Александра.              — Например, когда у тебя день рождения?              — Двадцать пятого декабря.              — Серьезно? — едва не подпрыгиваю от удивления. — Прямо в Рождество? И сколько подарков ты получаешь? Как за два праздника или как за один? С чем тебя раньше поздравляют и не обидно, если сначала говорят про Рождество? — нескончаемый поток вопросов падает на Нильсена, а я не чувствую ни капли стыда за них. Наоборот, становится спокойно, когда по салону разносится хриплый, глубокий смех, от которого немеют предплечья.              Александр сворачивает на автомагистраль, все также весело улыбаясь.              — Всегда по-разному. Зависело от моего поведения и списка желаний. И нет, я не обижался, когда сначала поздравляли с Рождеством, — кидает мимолетный взгляд, не отвлекаясь от дороги, а я с жадностью ловлю его. Жалею, что мы не сидим за столиком в кафе, где не нужно тратить внимание на посторонние вещи.              — Какие у тебя отношения с родителям?              — Разве не моя очередь спрашивать?              — Такой договоренности не было, — подаюсь вперед и мысленно благодарю ремень безопасности, который не позволяет нарушить без того хрупкие личные границы.              — Всегда можно обратиться к нашей старой, — вновь хищная улыбка. — У тебя было в машине?              Закатываю глаза и отворачиваюсь.              — Было, — вру, и Нильсен грустно вздыхает. — Так какие у тебя отношения с родителями? Это поможет мне наладить с ними связь.              Александр пожимает плечами. Он расслабляется на свободной дороге: выглядит неимоверно привлекательно, особенно когда снимает с себя джинсовую куртку, оголив руки. Взгляд сам периодически и неконтролируемо падает на его предплечья. Я всматриваюсь в смуглую кожу, мечтаю коснуться выступающих вен, и воздух словно заполняется тяжелым ароматом чужого парфюма. Отмечаю каждую деталь привлекательности Нильсена: приоткрытые губы, заметные скулы, падающая на лоб челка. Весь его облик кажется пронизанным страстью и силой, и я представляю, как он проводит ладонями по моему телу, наполняя живительным огнем.              Солнце падает ему на лицо, и он опускает козырек на лобовом стекле, продолжая задумчиво молчать. Я теряюсь в его манере движений, в каждом жесте, в каждой эмоции. Странный микс чувств овладевает мной: желание, любопытство, страх. Они смешиваются в безумный коктейль, путают и развеиваются от рассеивающегося по салону баса:              — Нормальные, — сухо отвечает и добавляет: — Я бы описал их, как хорошие. Иногда ладим, иногда нет, но общение поддерживаем. Наверное, они меня любят и гордятся. Я же люблю их той любовью, которую могу себе позволить.              Слова Александра слабой завистью отзываются в сердце. Мне начинает казаться, что Нильсен забрал мою жизнь: получил образование архитектора, работу в сфере мечты, так еще и с родителями в хороших отношениях. Фортуна выбрала его, а я осталась за бортом.              Через какие-то пару секунд мерзкое чувство растекается по всему телу, и я старательно отмахиваюсь от него. Вновь и вновь повторяя, что примерять чужую жизнь на себя нельзя; нельзя верить поверхностным ощущениям; нельзя думать об отсутствии неудач.              — Агата? — ощущаю мимолетное прикосновение к бедру и поднимаю глаза. Нильсен хмурится, когда смотрит на меня. — Ты игнорируешь мой вопрос?              — Нет, — качаю головой. — Просто… Думала как лучше вести себя с твоими предками, — натянуто улыбаюсь и выдыхаю, когда Александр недоверчиво косится в мою сторону. — Что за вопрос был у тебя?              — На каком языке твои непонятные фразочки?              — Итальянский.              — Так и знал, — слабо ударяет ладонью по рулю, и я не сдерживаю тихий смешок. — Ты же явно не из Англии. Как я сразу не догадался.              — Неужели у меня так и не получилось сойти за местную?              Часто качая головой и улыбаясь, Александр весело разбивает мои иллюзии. Возможно, нужно еще пару лет, чтобы не только получить гражданство Англии, но и перенять их привычки.              — Что меня выдает?              — Скажу, как чистый англичанин, — прокашливается. Добавляет в голос надменную серьезность, — все!              — Не ври! Я приспособилась к климату. Променяла жару на влажность, пасту на яичницу с колбасками, просекко на чай! Меня уже давно должны были познакомить с самим королем!              Открыто засмеявшись, Александр заражает смехом и меня. Легкая атмосфера тут же ласково обнимает, занимает салон автомобиля и намекает, что выходные пройдут хорошо.              По крайней мере, я на это рассчитываю.              — Не рассматривала вариант выйти замуж за англичанина?              Сразу прикусываю язык, чтобы не сравнить идеи Алекса с Фиби.              — Предлагаешь? — с вызовом спрашиваю. Смотрю в упор, находя игру еще интереснее.              — Согласишься?              — Так нечестно. Вопросом на вопрос.              — Ты первая начала, — победно вздергивает нос, и я прокручиваю диалог в голове.               Medra, и правда!              — Тогда пропускаем, — складываю руки на груди. Прячусь от предыдущих вопросов, потому что секундная мысль с вариантом выйти замуж за Александра подозрительно глубоко заседает в подсознании. Даже несколько картинок всплывают в воображении, и я едва не ударяю себя по лбу, лишь бы от них избавиться.              — Без проблем, — крутит руль, снова привлекая все внимание к рукам. — Скучаешь по Италии?              — Да, — честно признаюсь. — Порой мне хочется туда вернуться, но некоторые обстоятельства не позволяют, — опускаю причины. Не хочу, чтобы сейчас Александр знал, какая на самом деле я неудачница; не хочу говорить о проблеме с родными; грустить из-за несбывшихся мечт; разрушать образ сильной девушки.              — А провести отпуск?              Фыркаю.              — У меня не такая большая зарплата. Мои путешествия ограничиваются походом в магазин.              Нильсен замолкает. Прикусывает губу, словно ощущает неудобство от моего ответа. А мне же не становится стыдно за правду. Пусть будет так. Ведь ничего уже не исправишь.              — Моя очередь, — сглатываю, давясь напряжением. — Где твой кот?              — Оставил другу.              — Понятно, — спокойно говорю, и на этом наша беседа обрывается.              Музыка снова становится громкой на фоне молчания. Происходящее за окном кажется интереснее, нежеле угрюмый вид Александра, а бесконечная дорога, которая заполнена желанием продолжить незамысловатую игру, наконец-то подходит к концу.              Заезжая на территорию, я сразу прилипаю взглядом к дому из белых камней. Меня тут же отбрасывает в Бари, на набережную, где ряды таких же белоснежных зданий наблюдали за всеми моими попытками стать лучше. Даже ощущается, как до лица дотрагивается прохладный морской бриз, в нос ударяет солоноватый запах, а солнце печет голову.              Улыбка непроизвольно появляется на лице, когда, выйдя на улицу, я с любопытством заглядываю в окна всех трех этажей. За ними кипит чужая жизнь, и на два дня я должна в нее влиться. Стать частью семьи Нильсена, не подвести его.              — И не скажешь, что он мой ровесник, — кивнув на дом и поставив свою спортивную сумку на мой чемодан, отмечает.              — А сколько тебе лет? — вдруг резко поворачиваюсь, от чего шею пронзает тугая боль.              — Почти двадцать семь. А тебе?              — Почти двадцать четыре.              Копирую манеру ответа Александра, чем вызываю мягкую ухмылку. Однако она быстро спадает с лица, когда в спины ударяет свет от чужих фар. Нильсен оборачивается и щурится. По его лицу пробегает гамма эмоций и только окончательная дает понять, что что-то не так.              — Твои родители?              — Хуже, — глухо отвечает, и кровь в ушах начинает шуметь, перебивая. — Моя бывшая и ее мать.              — Что?! Мы так не договаривались, Нильсен! — вспыхиваю. Выбранная на эти выходные стратегия совершенно не подходит для сложившейся ситуации. И единственный адекватный выход — бежать. — Увези меня, пока не поздно!              — Поздно, — голос мрачен, брови сведены к переносице, а скулы напряжены. Он опускает ладонь мне на поясницу и подталкивает вперед, открыто предлагая прогуляться по доске.