Все мои стихи — угловатый крик Что застрял внутри примитивных слов Не хватает всех, ведь один твой смех Станет пищей для моих сладких снов
— Какими судьбами здесь? — спрашивает Мирон холодно, едва заметив шевеление со стороны постели. Карелин, хлопнув глазищами, медленно стряхивает с себя сначала остатки сна, а потом уже одеяло. Удобно повернувшись на бочок, и сладко, совершенно по-кошачьи выгнувшись дугой, он демонстративно долго тянется, а потом противно хрустит позвоночником. Специально выставляет напоказ длинные стройные ноги, подтянутые гладкие бедра, пах, и ещё совсем не возбужденный, но уже заметно увеличившийся в преддверии полноценной эрекции член. Утречко. Добрым, видимо, если и будет, но не сразу. Окси пристально наблюдает за Славой. Сидит весь такой надутый и важный (возможно, местами уже влажный), свежий и гладко выбритый, со стаканом апельсинового сока в руке. Его Божественное сияние, вперемешку с мягким утренним светом, немного даже слепит Славе спросонья глаза. Объективности ради стоит признать, по большей части это происходит из-за того, что кофейный столик, сервированный, кстати, завтраком на двоих, напротив которого и разместился в кресле Мирон, находится аккурат перед огромным окном, откуда в спину Мессии питерского разлива и светит робкое, мартовское солнышко. Слава от контраста увиденного великолепия и нарочитой грубости приёма недоумевает лишь минуту. Быстро сообразив, что стерва-Оксанка уже одуплилась и сменила-таки на посту мило лопотавшего, растерянного и распаленного ночного Мирошу, Слава вздыхает. Значит, сейчас начнётся традиционный отыгрыш мизансцены «поруганная честь». Не-не-не, блядь! Не ради подобной хуеты он тащился сюда реально через полмира, нет. Вот уж не сегодня, Мирош! Карелин прекрасно знает, чем лечить приступы стервозности главной дивы рурэпа, но решает, что пока можно попробовать охладить естественным путём. Закончив часть с презентацией своих сильных и длинных сторон, он молча встает с постели и, даже не повернув голову в строну голоса, рявкнувшего: «Эй, Карелин, ты оглох что-ли?», молча удаляется в ванную. Отлить, почистить обязательно зубки, сполоснуть морду. Гигиена — царица наук, кукуруза — царица полей. Царица его сердца, Оксана Яновна, на поползновения в сторону своего рта с нечищеными после сна зубами — не отвечает. Мирон, тем временем, старательно держит лицо. Однако, охуевание, вызванное столь наглым и откровенным игнором, скрывать получается не долго. Он ставит стакан с соком на стол, считает до десяти и медленно поднимается, направляясь следом за гостем. Внутри, вопреки логике, просыпается хорошо знакомое предвкушение кайфовой ебли. Ох уж эти безусловные рефлексы…—
Просыпаясь уже утром, Мирон чувствовал себя настолько хорошо, что был уверен, всё, случившееся ночью, — лишь сладкий сон. Но горячее тело, прижавшееся сзади, и рука, расписанная бездарными татуировками, по-хозяйски перекинутая через его талию, уверенно подтвердили обратное. Мысленно возликовав, Окси тихонечко развернулся в объятиях Славы и, словно влюблённая пятнадцатилетка, пялился на расслабленное во сне, загорелое и такое родное лицо Карелина. Не меньше получаса. Насладившись видом, он тихонечко вылез из постели, сходил в душ, заказал завтрак в номер. Славку после всех энергетических затрат нужно было сначала сытно накормить, потом затискать, а после снова предаться разврату. Отличный план! Мирон не жалеет времени и сил, старательно растягивая себя в душе. Первые полгода после расставания со Славой спать с парнями не хотелось вообще, вне зависимости от позиции, а потом на секс уже особо и не было времени. Ни на быстрый, ни на качественный, ни на извращённый. Ни в активной позиции, ни в пассивной, ни с мальчиками, ни с девочками. Поэтому к Славке, на которого предательский организм отреагировал мгновенным возбуждением, стоило подготовиться как можно более основательно. Выходя из ванной Федоров мысленно усмехается, вдруг понимая, что и Ваня, а от него, наверное, и Женя, заранее были в курсе намечающегося приезда Славы. Скорее всего именно поэтому, никто из них всё еще не завалился к нему, разбудить, позвать позавтракать, узнать, как здоровье, что с глазами. В очередной раз Мирон думает, насколько его друзья — охуенные. Ванька, интересно, у кого остался? Надо бы проставиться. И непременно, обязательно, извиниться перед Женей. За своё свинское, потребительское поведение. И выбрать ей подарок, помимо повышенной зарплаты за поддержку в туре, лично от себя. Возможно, она хотела бы провести пару недель в Тае? Он с удовольствием оплатит ей отдых. Довольно потянувшись в предвкушении, Мирон заворачивается в халат и проходит в комнату. Присаживается на кровать, тянется ладонью погладить Славу по волосам, как вдруг, его взгляд падает на правую руку любовника. Карелин сладко сопит, забавно вытащив из-под одеяла только правую руку и левую ногу. Такой родной и любимый… с ебучим кольцом на безымянном пальце! Мирона как холодной водой окатило. Все это ночное безумие, нежность, бережность, все эти слова, что Слава шептал пока они занимались любовью, все это меркнет, перечёркнутое куском драгоценного металла, мягко поблёскивающего в утреннем свете. Сука! Разве можно было забыть?! (Очень хотелось) Повелся, как идиот, Мирон, ну хули ты? Блядь! Он заставляет себя успокоиться. Ему хочется некрасиво разораться, растормошить спящего Славика и выпинать взашей. Даже не дав возможности надеть трусы! Но Мирон берет себя в руки. Его горячность ещё никогда до хорошего не доводила. Последний год — отличный пример. Как бы то ни было, а им двоим определённо надо поговорить. Он садится в кресло, наливает себе сок в стакан, гремит вилкой, больше не стараясь соблюдать тишину. Слава начинает копошиться в коконе одеяла, а Мирон готовится держать оборону. Но, вместо этого, получает полный игнор и вид потрясающей карелинской задницы! Мирон делает вид, что не смотрит, но кого тут обманывать? Пялится во все глаза, конечно! Сразу замечает, что Слава схуднул и вроде даже знаменитого мякенького пузца, которое, что уж скрывать, любили не только фанаточки Карелина, больше нет и в помине. У Мирона сжимается что-то внутри, при мыслях о панкреатите, заработанном Славкой с этим сумасшедшим веганством. И вот сейчас он начинает действительно злиться! Ну неужели, эта тупая малолетняя овца снова взялась за Славкин «рацион»?! В последний раз это привело едва ли не в реанимацию! Понимая, что заводится всё больше и больше, Окси напоминает себе: вообще-то он тут не здоровье собрался беспокоиться, а по фактам предъявлять! Решительно поднявшись, Федоров направляется в ванную. Мирон, естественно, уже тезисно накидал себе пунктов, по которым сейчас будет разъебывать, но сказать ничего не успевает. Слава, с мокрой челкой и влажными губами ловит его у входа в комнату, мгновенно придавливает собой к ближайшей стене и просунув колено между ног запускает ладонь в шорты. Мирон пытается протестовать и уворачиваться, даже кусаться и сопротивляться, но куда там? От Карелина тащит таким мощным желанием и дикой доминантностью, что Мироновы колени подгибаются, сознание заволакивает возбуждением, а сам он просто растворяется в Славкиных руках, начинает послушно отвечать на поцелуи, обнимает его за плечи, стыдно, совершено по-блядски, подаётся бёдрами к ласкающей член ладони. Ладно. Черт с этой девкой и что там у них произошло! Он так соскучился, что сперва всё-таки уступит желанию, а потом уже отрефлексирует.-
— Будешь теперь нормально со мной разговаривать? Или мало я охладил? — спрашивает Слава, спустя полчаса, когда полностью опустошённый оргазмом Мирон, молчаливо, но довольно сопит, развалившись у него под боком. — Да хули разговаривать с тобой, ебарь-террорист? — произносит Окси. — Ты зачем вообще приперся? — Не-а, неверное начало, — произносит Слава, и склоняясь к лицу Мирона, целует его прямо в горбинку носа. Тот морщится, а Карелин продолжает, — давай, Оксан, помогу тебе сформулировать. Мирон смотрит скептически, но из-под тёплого бока выползать не спешит. Ему хорошо и комфортно, поэтому он и не пиликает. Благопристойно ждёт. — Мы должны были начать с чего-то более человеческого. Знаешь, типа, «доброе утро, Слава, я скучал». — А если я не скучал? — выгнув бровь пытается казаться незаинтересованным Мирон. После умопомрачительного секса. ВСЕ ЕЩЁ ЛЁЖА У СЛАВЫ ПОД БОЧКОМ. — А если попробовать не пиздеть? — понятливо улыбнувшись, спрашивает Карелин. Ещё одно касание губ, на этот раз оно приходится в уголок улыбающегося Миронова рта. Мирон чувствует себя странно. Он сейчас должен злиться и орать, изрыгая яд и оскорбления, выражая боль, протест и злость, но ему слишком хорошо, чтобы корчить из себя эксклюзивную еврейскую стерву Оксанку. Пусть вот так, урвав всего одну ночь и утро, забрав себе ненадолго чужого мужика. Никаких уколов совести на радаре, только вот… — Что ты ей сказал? — спрашивает он, увернувшись от следующего поцелуя. — Правду, — мгновенно сообразив о чем речь, честно отвечает Слава. — Что еду к тебе. — И, ты хочешь мне втереть, будто твоя жена, ничего не имела против? — искренне удивляется Мирон, зная насколько и сам Славка собственник. — Неужели ты прогрессивно докатился до открытых отношений? — Нет, зачем? Открытые отношения это все грязь какая-то. Днище. Для тех, кто не может держать себя в штанах и не уважает своего партнёра, — сморщив нос, произносит Карелин. — У нас с Сашей брачный контракт. И я ещё на берегу её предупредил, что если она имеет какие-то возражения, не стоит даже и начинать. — Подожди-подожди, — удивлено хлопнув глазами произносит Мирон. — У вас, извини, что? Брачный контракт? Вы из какого века к нам пожаловали? — Нормальная тема, не понимаю, чего ты угораешь. Учитывая наш с ней бэкграунд, так ведь это модно называется, вообще зашибись, — говорит Слава. — И там прямо написано, что ты можешь ебать, кого захочешь, а она прямо без претензий? Да ты гонишь! — Ну, предположим, не кого захочу, а только тебя. Сашу и раньше триггерила моя нездоровая заинтересованность, а теперь, после всего, от неё и вовсе нет смысла скрывать, что я Оксисексуал, — пожав плечами, спокойно отвечает Слава. Мирон, продолжает все также неверяще пялится, мотает головой, уточняет: — Ты зачем тогда вообще женился на ней? — Я думал, мне станет легче. Клин-клином и все такое. С тобой же сработало! Мы когда начали мутить, я просто ухнул в отношения, все померкло. Да и время сейчас такое, знаешь, люди стараются быть ближе к тем, кто им дорог. А Сашу я всегда очень любил. Она — мой близкий человек, часть семьи. Просто теперь это официально. Слава замолкает, опуская глаза. Мирон вздыхает, подаётся вперёд, мягко целует Карелина в губы. — А ко мне зачем приехал? — спрашивает он шепотом. — Потому что люблю? — также тихо отвечает Слава. — Как часть семьи? — пытливо вглядываясь ему в лицо, едва слышно уточняет Мирон. — Больше всего на свете, Оксан. Больше. Всего. На. Свете.-