(I)medium Coeli

Из троих сыновей король Ланшир наиболее похож на своего отца. Даже складки между бровями — одна короче другой — точно такие же, как у того, когда он задумчиво глядит в никуда. У Покселлиса тоже была привычка хмуриться, вспоминает Фалан и переминается с ноги на ногу от нетерпения, как в то время, когда ему хотелось оставить короля и его советников обсуждать проблемы, которые его не касались, и удрать в сад — не в ту часть, где гуляли гости, а в иную, где Фелнор возился с цветами и бурчал: «Ну зачем нам именно четыре времени года? Летом горбаться, пропалывая, — как правило, он выпрямлялся и отряхивал грязь с перчаток, — потом — суши это всё… Я даже на вечную зиму согласен, чтобы не возиться со всем этим…» — Что скажете, ваше величество? — торопит Фалан, когда молчание затягивается. Он, помнящий Ланшира с возраста, когда тот пешком ходил под стол, знал, насколько важно не перетягивать время. Тот сутулится — невзгоды гнут его спину, невзирая на взращиваемую с детства привычку — держать её прямо. Значит, нескоро вынырнет из собственных мыслей, его надо из них выдирать. Мгновение — и он ведёт плечами. Взгляды встречаются. — О том, что не замечено ни странных лиц, ни признаков поклонения культу Акбаа, — проговаривает Ланшир. — В Арксе во всяком случае. Может, Гильдия Путешественников что-нибудь пояснит по этому поводу, а пока не вижу смысла тратить время на Совет. В любом случае благодарю, Фалан. Его тон резковат, и Фалан понимает почему. Доказывать, что не выжил из ума, тот не намерен, поэтому удаляется. Фелнор — вот, кто выслушает и не разочарует недоверием. Именно он пнул Фалана, чтобы тот поделился с королём наблюдениями. …Поэтому после ужина тот идёт не в свои покои, а к нему — напрямую, а не украдкой, как в то время, когда приходилось опасаться, что кто-то проследит — и не миновать позора, потому что отношения между двумя мужчинами неприемлемы. Если Фелнор вылететь из королевского дворца не боялся, зная, что на зелья всегда был спрос, то Фалан, считавший, что взлетел слишком высоко для того, кто рождён очередным сыном в то время, как родителям хотелось дочку, которую можно выгодно выдать замуж, боялся упасть и разбиться. Страх заводил, заставлял сердце ускорить ритм, а конечности — подрагивать. О, какой же сладостной и радостной становилась встреча когда удавалось пробраться незамеченным до укромного места в одной из башен! Сейчас страх с эйфорией заставляют сжиматься сердце отнюдь не от счастья. За грудиной временами печёт, и лишь настойка Фелнора, от которой кровь приливает к лицу, унимает боль. К тому же большинство переселившихся под землю умерли, а для нового поколения Фалан и Фелнор — старые хрычи, которые уединяются, чтобы сыграть в нарды. Если молодыми они объясняли причину, почему заперлись и не отзывались на зов тем, что слишком увлеклись игрой, то теперь фраза «сыграть в нарды», которые отчего-то полюбили гоблины во время переселения, а теперь считавшие игру своей разработкой, вновь обрела прямое значение. Фелнор не готовится по сну. Он не уснёт до тех пор, пока не выведает, что ответил Ланшир. Он пришёл бы сам к Фалану, если бы тот не притащился к нему. На прикроватном столике лежит доска, шашки расставлены. Кости небрежно брошены — одна поодаль от другой. — Ни король, ни Карло не суетятся, значит… — Фелнор садится на мягкий пуф, — тебе играть тёмными. Это означало, что Фалан проиграл в беседе с королём. — Одной черты у его отца не было. — Тот опускается в кресло. — Король Покселлис всегда говорил, что многолетнее недоверие отравляет душу. — Согласен, все ошибаются, но… — Фелнор бросает кости, — у него были десятки лет, чтобы понять: та твоя ошибка — исключение, а не правило. — Я не ошибся. Тело ребёнка не найдено, — обрывает Фалан. По натальной карте дитя Ланшира и Флоренс ждёт долгая жизнь. — Ну и куда мог деться ребёнок? — Фелнор двигает шашку. — Тот, кто желал надавить на Ланшира, не растил бы его столько лет, а объявился куда раньше. Фалан пожимает плечами, отчего сустав хрустит, после принимает кости. Отчасти по причине недоверия Ланшира он не брал ученика, опасаясь, что тот подвинет его. Иных астрономов не осталось во всём Арксе, и Фалан этим пользовался, мотивируя тем, что способных читать по звёздам не находил. Только осознание, что жить осталось немного; что всевозможные настойки приходится пить слишком часто вынудили его взять Суибериса, у которого, по счастью, нет привычки валяться у королевских ног. Недоверие короля из ниоткуда не взялось — и причину Фалан знал. Ланшир не только его винил в гибели ребёнка, но и Карло — за то, что не сумел защитить беспомощную Флоренс. Если последнего он, остыв, простил, то на Фалана и Фелнора, которые, по его словам «дурачили всех, включая его отца, много лет, скрывая неприемлемые отношения», затаил злость. Если гнев к последнему быстро унялся, потому что королеву зарезали, а не отравили, то на первого долго обижался, хотя и был вынужден свыкнуться, что двое советников далеко не всегда играют в нарды, когда уединяются. Фалан прожил слишком много лет, чтобы с пеной у рта доказывать собственную правоту. Делиться с Ланширом, что тот отец даже не единожды, а дважды, он не намерен, и отнюдь не из вредности или желания отомстить. Всему должно прийти своё время.