***
Деревушка Оми, от которой начинался путь в четвертую провинцию, запомнилась мне крайней разрухой и тем, что здесь нельзя было докупить провизии даже за большие деньги. Еще жители Оми считали, что выходить за порог в такие грустные времена – большая ошибка, и поэтому что днем на улицах никого не было, что ночью деревня вымирала. На то, чтобы сдать лодки и направить донесения о контрабандистах и погибшем человеке с юга всем нужным людям, пришлось потратить несколько дней. Еще мне передали письма, которые с запозданием шли по берегу через десятые руки. – Светлые зависимы от средств связи, – сказал по этому поводу темный магистр Юлао. – И от необходимости постоянно быть на связи. Я хотел поспорить, но не смог оторваться от чтения. Когда мы прибыли, Оми было подо льдом и снегом, но уже к полуночи поднялся теплый ветер и не стихал, продувая выделенный нам дом насквозь. Комнаты были выстужены настолько, что даже разведенный в очаге огонь не помог. Тяжелее всего было пережидать бесконечные весенние ночи; но сначала я строил гнездышко для Аниши из всех оставшихся одеял, потом пытался уложить его спать, а спал он неспокойно, его мучили кошмары, так что время я проводил не бесполезно, пусть и тягостно. Он больше не снимал маску. Может быть, он больше не восстановится. Может быть, мне следовало исполнить его просьбу и позволить ему уйти достойно. Может быть, я взял на себя слишком много, думая, что смогу ему помочь. Тьма – это приговор. Скольким еще он будет вынесен? Огонек в лампе потускнел. Знаки на бумаге сливались в одну линию («отчет о прибыли и убыли населения в пятнадцатой провинции» – очень интересно, очень загадочно), и я лег на бок. Аниши лежал напротив, а в очаге между нами переливались алые угли. За дровами я ходил днем, потому что мне было скучно. Погасла лампа. Бумажные перегородки дрожали и стучали от ветра. Аниши резко дернулся и со всхлипом сел; от прикосновения он отшатнулся и оттолкнул меня прочь, и я не стал настаивать, вернувшись на свое место. Кошмары выматывали его тоже, и он реагировал все злее. Я слышал, как Аниши снова улегся. Прошло достаточно времени, прежде он снова пошевелился, и я приоткрыл слипающиеся глаза, смутно отмечая, что он перебирается ближе к очагу. Протягивает руки над углями, придвигаясь к теплу... Погружает руки в алые угли. В рывке я задел чайник, и вода плеснула вниз, поднимая столб пара. Аниши считал, что сильнее меня; но для чего мне нужен был весь мой боевой опыт, как не для того, чтобы удерживать темных магов от сования пальцев в огонь? Короче говоря, время я проводил скучно, но иногда весело. Только бы не помять письма. – Не поможет. Свет, а этому что не спится. Темный бесшумно отодвинул перегородку и стоял перед белой линией. Линия не могла его удержать – я начертил ее, чтобы она предупредила меня, если ее переступят, но темный как будто воспринимал ее всерьез. Аниши отвлекся, и я смог прижать его к полу. Там, где я держал его руки, ожоги уже пропадали – но на ладонях кожа вздувалась волдырями и рвалась, и тьма выплескивалась наружу. – Даже если ты отрубишь себе руки – тьма вырастит тебе новые. Ты не заглушишь ее, не заставишь замолчать, – в темном удовольствии, что лилось с языка магистра Юлао, можно было затопить всю комнату. Как и всегда, когда нечто происходит, начинают сбегаться посторонние и давать советы. – Входи, – приказал я. – Зажги свет. Он сделал, что велено, и встал прямо за спиной. Я чувствовал опасность каждым позвонком; и почти чувствовал, как его дыхание шевелит волосы на затылке: – Вы думаете, светлый Маро, что ему снятся кошмары и ему больно? Почему «убирайся» даже не пришло мне в голову? Как говорил куратор Илени, это была бы значимая ошибка нашего взаимодействия, но все же. После того, как все закончится, мне придется возвращать восприятие темных в норму. Аниши наконец перестал вырываться, подавленно замерев. Я хотел бы затянуть его раны, но он напоминал сеть, в которой невозможно заштопать все дыры. – Это не так, – темный поставил фонарь и обошел меня по кругу. – Видите ли, светлый Маро, весь мир для темного мага – картина; или кукольный театр. Можно дорисовать нужное; исправить; добавить декорацию; сделать так, как нравится. Но никто не спрашивает кукол, хотят они плыть по озеру на лодке или тонуть. Будь мы в допросной, это стало бы великолепным признанием. – А для темного, который не контролирует себя, все люди вокруг – непослушные куклы. Которых хочется либо переделать, либо сломать. Ведь хочется? – он наклонился над Аниши и подцепил белую маску, сдвигая в сторону. Я оттолкнул его плечом, не давая завершить движение. – Но я могу научить, как управлять этим. Вот оно. Наконец-то. Огонек в лампе замерцал, бросая на стены длинные летящие тени. Я чувствовал, как Аниши подбирается, как перед броском, излучая ненависть. В его горле клокотали все непроизнесенные слова, и он выплюнул их на пол вместе с кровавым сгустком: – Не приму... знаний... «От тьмы». Я перехватил его за плечи. Из-под маски тянулись розовые нити. И все это ждет обращенных. Собственное тело, ставшее сосудом для мерзости, которое будет постепенно превращаться в груду истерзанного мяса. – А придется, – магистр Юлао брезгливо отступил. Но брезгливость была не более, чем маской: она не скрывала живого извращенного любопытства. – Не примешь – однажды очнешься с руками по локоть в чьей-то грудной клетке. Например, светлого Маро. Светлый Маро вызывает у тьмы исключительно глубокие чувства, я давно заметил. – Давайте спать, – сделал я самое разумное, как положено светлому, предложение, которое никто не оценил. Я заставил Аниши выпить заготовленное заранее снотворное; концентрация была гораздо выше, чем требовалось человеку, но, по крайней мере, оно подействовало. Прибрался и поставил чайник – у нас кончилась заварка, но вода ведь была – и сообщил постучавшимся в двери людям из контроля, что все как обычно, то есть в порядке. Командир Нэацу как всегда опоздал со своим беспокойством, хотя, возможно, в этом был тонкий расчет. – Кукле тяжело осознать себя живой, – темный никуда не ушел. Не для этого он приходил. – Но под правильным руководством все проходит гораздо легче. Изящнее. Особенно если не упираться, пытаясь навсегда остаться в пустой скорлупке. Я поставил перед ним чашки: – То есть для темных, темные – единственные люди? – Единственные живые. А светлые почти живые – но все еще вещи. Бунт вещей, кто бы мог подумать! Проиграть вещам – как вы на это смотрите? – Я согласен, – я сделал мрачную паузу, показывающую, насколько тяжелым было решение, и твердо продолжил. – Помоги ему. Что ты хочешь взамен? Темный выглядел разочарованным. Казалось, он готовился к длинной беседе, полной бессмысленных двусмысленных слов, и согласие обломало ему половину удовольствия. – Ничего, – холодно ответил он. – Я ничего не прошу взамен. Достаточно, если ты скажешь, что ты нуждаешься в моей помощи и принимаешь ее. Это было просто – просто слова. Почему-то я чувствовал онемение, когда произносил это: – Я, светлый Маро из знамени Сефи, нуждаюсь в твоей помощи и принимаю ее. Если бы он что-то сказал, я бы, пожалуй, подумал еще раз. Но темный кивнул, пряча затаенную в уголках губ улыбку, и молча вернулся в свою комнату. Я добился ровно того, чего хотел. Но оставалось неприятное чувство, что враг тоже добился, а я даже не понимал, чего. С соломенных крыш капало. В туманном свете фонарей прямо на глазах из земли пробивалась мокрая черная трава. В горах ревели освобожденные ото льда ручьи. Дорожка, которая вела от селения наверх, в четвертую провинцию, не выглядела привлекательно. Я остановился у поваленной ограды, мысленно поднимаясь дальше, по холмам, по скалам и через туман. Зимой этот путь был непроходим, а дома в Оми заносило по крыши. «Мы опознали всех жертв, найденных в поместье Эмиля, – письмо, которое я бережно хранил, было написано рукой господина Аллури. Я впервые задумался, многим ли людям он пишет лично. – Все были наняты слугами в поместье за последние три года; все из разных мест; все когда-то служили в поместьях темных». Возмездие вполне в духе Эмиля. «Тех, кто служил темным»... Мой свет. Темным служило много людей. После войны мы искали только тех, кто серьезно запятнался – остальных оставили в покое. Они меняли имена, уезжали, следы терялись, и они могли быть будущим зерном зла – но их было слишком много, а нас мало. Эмиль, должно быть, постарался, выбирая именно этих, и собирая их вместе. И, если я хоть немного его знал, захоронение было не единственным. «Эмиль долго добивался, чтобы такого ценного мага, как ты, перевели в Камышовую заводь. И я решил, что он прав, и ты нужен нам здесь». Из всех известных людей, Эмиль, пожалуй, знал больше всех. И только у него одного был замысел. Он мог бы долго оставаться незамеченным – статус бывшего светлого хороший невидимый щит – но он сам себя подставил, когда вызвал меня. Или же он всегда знал, что я это увижу. Но ради чего, Эмиль. Между деревьями раздался громкий треск – как будто ветка сломалась под ногой. Я крутанулся на месте, выхватывая меч и чутко прислушиваясь: ветер постукивал ветвями, капала вода. Вдали у кромки деревьев мелькнуло что-то белое, и я не сразу распознал, что это всего лишь привязанная к веткам ткань. Я прошел вдоль сухих стеблей, повисших на ограде, улавливая каждый звук – ночь была полна пения воды, в маленьких ручьях, в желобах, во мху и скользкой прошлогодней траве под ногами. Даже с моим светлым зрением я видел только контуры, а вместо леса – сплошную черную массу. На дереве, которое стояло на границе леса, был повязан белый шелковый шарф. Я снял его, осмотрел и тщательно ощупал, но не нашел следов заклинаний. Я не чувствовал никого вокруг – но меня не составляло ощущение, что там, в черноте леса, среди переплетенных ветвей, что-то было. И оно манило, наполняя тело дрожью предвкушения – потому что тьма – потому что опасность – это то, к чему следовало... Человек, бегущий по тропинке из селения, не скрывался. Вблизи я узнал Райцин, человека из контроля, и вышел навстречу. – В деревню идет светлый отряд, – запыхавшись, она глотала слова. – Вам нужно немедленно увести темных! Светлый отряд тоже не скрывался. Между деревьев мелькали фонари, и я пересмотрел мнение о бесполезности Контроля – они все-таки выставили наблюдателей. Когда мы добрались до гостиницы, светлые входили в поселок Будить темных, несмотря на всю браваду, люди контроля побоялись. Магистр Юлао проснулся за мгновение до того, как я коснулся его плеча; я ощутил, как он напрягся и замер, и сразу отдернул руку, и приказал: – Вставай. Мы уходим. Он приподнялся с заметной медлительностью, оглядываясь, как будто не мог прийти в себя до конца; я впихнул ему в руки мешок, в который смел все, что попалось. Аниши я едва растолкал, с трудом заставив его встать, и передал людям контроля чуть ли не на руки. У входных ворот слышались громкие голоса: светлые точно знали, куда идти, а контролеры потратили время, пока бегали и искали меня по деревне. Голоса… Сердце глухо забилось. Я не заметил, как вышел наружу и неровным шагом пересек внутренний двор. В падающем наискось дожде расплывался свет. Через полуприкрытые ворота был виден кусочек лестницы и люди в длинных дождевиках. Почему они шли всю ночь? В этот дождь и холод? – Где. Наш командир? – голос Марены был громким, но хриплым. Я шагнул в сторону, прижимаясь к стене, но все равно не мог ни уйти, ни отвести взгляд. Они были такими маленькими и уязвимыми среди этого мрака. Как мой отряд узнал, что я здесь? Хотя, учитывая, как между нами передается информация, неудивительно, что им кто-то сказал. – У светлого Маро есть свое задание, – командир Нэацу преграждал им путь с твердостью, которую специально берег только для этого момента. – У вас свое. Вам не следует ему мешать. И этот гостевой дом занят моим отрядом. – Он наш командир. Как мы можем ему помешать? – Марена поднялась на ступеньку. В свете фонарей ее волосы вспыхнули ярким ореолом, я с дрожью заметил, насколько она бледна. Мартин встал рядом с сестрой, и остальные придвинулись ближе. – Во что ваш Контроль его втянул? Я стиснул наруч. Они всего лишь хотели меня увидеть. Будь я хорошим командиром, они бы мне не мешали. – Куратор Илени согласовал его кандидатуру с… Я видел, как голова Нэацу мотнулась, и он чуть не отлетел на ступеньки, если бы контролеры его не поддержали. Марена коротко засмеялась. Мартин наклонился вперед и с неторопливой угрозой отчеканил: – Ваш кураторский подонок – куратор Илени – может катиться во тьму к темным, которых он так любит. – Светлый Маро, – почти невидимая в темноте Райцин коснулась моего локтя. – Вам надо увести темных. Я стиснул наруч до боли. Будь я хорошим командиром, я бы вышел за ворота. Не допустил ссоры. Не допустил, чтобы они срывались так сильно. Все светлые не терпят Контроль; мой отряд не выносит Контроль и личного куратора Илени. Но на мне висели двое темных. Они ждали меня на краю двора, и я отвел взгляд, чтобы не встречаться взглядом, и возвел невидимые стены, дополнительно блокируя тьму. Насколько унизительно было, тайком и прячась, убегать по переулкам от собственного отряда. На берегу реки я тоскливо обернулся. В селении снова было темно и тихо. Только в гостинице огни горели ярко, но и оттуда не доносилось ни звука. В конце концов, что мои светлые могут сделать с обычными людьми. Они так и не завершили свое задание. Как хороший командир, я должен был быть с моим отрядом. Если бы я мог поглядеть на них хотя бы еще раз, убедиться, что все в порядке. Я должен быть не здесь и не с… – Знакомые? Я вздрогнул, отвлекаясь. Надеюсь, мне удалось скрыть ненависть прежде, чем темный ее заметил. Что бы он ни сумел услышать, привлекать внимание к моему отряду было опасно. Темные любили такое использовать. – Командир Маро считает, что эти светлые настолько не умеют повиноваться, что даже он не сможет им приказать? Ему настолько не хватило моего прошлого подчиненного Эмиля? – Командир Маро считает, что магистр Юлао слишком ценен, – я передал наскоро начерченную записку с приказами Райцин и указал ей вернуться обратно, – чтобы подвергать его хоть малейшему риску. Я был плохим командиром. Но подвергнуть угрозе приказ господина Аллури я не мог. Тропинка в холмы шла прямо от берега. Я чуть не свернул себе шею на склоне, оборачиваясь, и только тогда смог прекратить.***
Размытая тропа вела вверх и вниз, по камням и корням, над пропастями, где в тумане гудела вода. Иногда приходилось карабкаться, хвататься за ветви, чтобы не упасть – мне казалось, что раньше здесь были провешены веревки, но их сняли. По провинции Над Облаками проходили многие отряды зачистки. Чтобы выбить отсюда местного темного владетеля, потребовалось много крови. Перед перевалом тропка совсем потеряла приличный вид и пошла зигзагом, лепясь к скале. Зато через дымку наконец начало просвечивать солнце. – Господин павильона нарциссов держался до последнего. Предпочел умереть, сражаясь, – прямо у ног темного была белая пустота. Мне казалось, что оттуда, вместе со влажным теплом, все еще доносился запах разложения. – Но я всегда считал, что пока человек жив, он может продолжать бороться. Он смотрел на меня так, словно искал для себя оправдания. Ведь темный магистр Юлао, в отличие от господина павильона нарциссов и множества других темных господ, выбрал оставаться в живых любой ценой. – Он умер – и что с того? – темные были грозной силой. И что от них осталось, – роскошные вещи, которые растаскивали мародеры, не понимая их значения, обломки, пыль. – Имеет смысл выживать: будущее в руках у живых. Нам говорили, что темные магистры используют любую возможность – поэтому их надо уничтожать сразу. Эмиль, ты так плохо слушал. «Мой Командир, господин Аллури. Темный магистр Юлао – самый молодой темный магистр в истории; очевидно, он недостаточно хорошо знает, как быть темным магистром, так что я ему рассказал». – Ты сам не следуешь своим словам, светлый. Я – не смог бы. – На то я и не темный магистр. Я сказал только хорошее, но темного все равно задело. На перевале висели связки разноцветных бусин. По бусине на каждого погибшего светлого. Ни одна связка не упала и не развалилась, а значит, за ними смотрели, и это был хороший знак. Погибших темных, даже с приближенными и слугами, было гораздо меньше. Всегда меньше. Каждая их смерть оплачена множеством наших – но раз нас, светлых, гораздо больше, и мы не ценны, и в этом наше главное преимущество, мы могли себе позволить. – Мне рассказывали про захват четвертой провинции, – темный прошел мимо бусин, напоказ стараясь не прикасаться. – Говорили, что раненые замерзали в снегу прежде, чем к ним приходила помощь, и только их крики и стоны слышались сквозь снегопад. Кровь замерзала, и, когда в долину потекли ручьи, их вода была… Красной? Вряд ли. Метель глушит звуки; хлопья снега, кружась, падают на тела, на кровавые пятна. Я хмыкнул и достал термос. Сколько бы крови ни пролилось, она вся уйдет в землю, и никто не заметит. Облака ходили под ногами, у верхушек синих холмов, и в них перекатывался далекий гром. Бусины, синие и красные, умиротворяюще постукивали. Темный попытался еще что-то рассказать про ужасы и смерть, но я хотел смотреть на перевал и пить чай, а он мог разглядывать хвоинки, или росу на траве, или что там интересно темным магистрам. Стемнело быстро: я едва успел найти укрытие до того, как ночь опустилась на опасную тропу. Жалкая горная хижина вросла в землю, крыша поросла травой, внутри было холодно и тесно, а по углам скреблись мыши. Или не мыши, но я не считал разумным проверять. Желание дожидаться отряд командира Нэацу на перевале сразу отбило. Действовать малым отрядом мне было приятно и привычно – во время военного хаоса между светлыми часто терялась связь, и каждый поступал так, как считал нужным. Темный ворочался и кашлял. Я положил вещевой мешок под голову, смотря на звезды через ветхую кровлю, поморщился от твердой поверхности и достал футляр. – Чтобы тебе лучше спалось. Темный не пошевелился, но я продолжал держать книгу Ручьев и опавших листьев на весу, наблюдая, как в его глазах недоверие борется с жаждой. – Почему… ты отдаешь ее мне? – Если бы я оставил ее в гостинице, более ты ее бы не увидел. Мне надоело ее нести, неси ты. – Почему ты отдаешь ее мне? – резко повторил он. – Не думаю, что темный магистр Юлао узнает что-то новое, – я положил свиток рядом с ним и подтолкнул. – Можешь считать это ответным даром. Я сказал ровно то, что думал: темная книга в руках магистра Юлао не сделает его опаснее, чем он есть. Прояви жестокость. Прояви милость. В сравнении она будет более ценима. Куратор Илени рассказывал о полезных вещах – правда, на примере поведения разных плохих людей, но я вел себя так ради дела. Будь хорошим доверчивым светлым, который даже перед врагом не хочет чувствовать себя обязанным. Я чувствовал, что каждый такой жест понемногу теснит темного к краю: но и во мне что-то надламывалось. Темная книга в руках у темного магистра не причинит вреда. Он должен был ее прочесть еще во время обучения. От того, что он сможет прикоснуться к своему потерянному прошлому, ничего не изменится. Совсем ничего. Мой Командир, господин Аллури, вы простите меня? – Я не просил плату, – мои последние слова темному не понравились. Должно быть, он хотел, чтобы я чувствовал себя обязанным. – Тогда можешь не считать, – я поднялся и лег снаружи, успев заметить, как темный подхватывает свиток, стремительно разворачивая. Светильник в хижине горел еще долго. Сквозь дверной проем я видел, как темный нежно скользит пальцами по шелку, по вышивке, по неровностям краски, и лицо его сияет лихорадочным внутренним светом. Мертвец висел невдалеке от дороги. Висел на прочном суку, чуть раскачиваясь. Я закрыл шарфом лицо и обошел его по кругу: у него были связаны руки, лицо поклевано птицами, а на груди висела табличка: «Тьма». – Готовы похвалить местных светлых, светлый Маро? – темный маг подошел к мертвецу чуть не вплотную, разглядывая его с огромным любопытством. Я не слышал в висельнике магии: скорее всего, он был из тех преступников, что копаются в темных вещах. Учитывая количество болезней, которые сейчас бродят по стране, за брошенную мертвечину я на местных светлых мог только наорать. Выставлять казненных людей напоказ было скорее в традиции темных. Но в чужие отделения не ходят командовать. На заставе, которую мы прошли с утра, нас пропустили радостно, стоило показать подорожную. «Ясность мыслей и холодный разум», – гласила табличка, висящая на большом столбе слева. «Позволят отличить свет от тьмы», – говорила та, что висела справа. Цитата из нашего кодекса. Приятно. Хотя что тут отличать, где темные, там и тьма. Даже думать не надо. Дальше начались засеянные поля. Каменистые клочки земли на склонах холмов, на которых едва ли что-то росло. Люди работали там по колено в грязной воде. На дороге появились местные, поодиночке или в компании, и нас встречали без враждебности, но настороженно, как и положено встречать чужаков. Крестьяне, к которым я обратился, с опаской косились на маски моих спутников, но, узнав, что я светлый, согласились поговорить – хотя толку от них было мало: они не знали ни о какой тьме, и только твердили, что светлые их защищают. Я слушал землю, но не слышал обычной для тьмы избыточности: земля была бедной и будто так и не проснувшейся после зимы. Но даже в первой провинции люди держались близко к жилью и не рисковали уходить далеко – а здесь уходили. По сравнению с дикой разрухой других провинций провинция Над Облаками выглядела бедненько, но чистенько. Зато разруха в других провинциях была разнообразнее. Я пытался представить, как в прекрасном будущем люди будут гулять по горным тропинкам, просто потому, что им захотелось, и улыбаться незнакомцам, зная, что встреча не несет зла – и не смог. После спуска с перевала меня не оставляло ощущение взгляда в спину. Он исчез только после того, как я развел на обочине дымный костер из прошлогодней травы и рассыпал пепел по дороге. К Воробьиной заставе мы подошли к полудню. Деревню окружала стена, а у ворот размашисто было выведено: «Тьма пятнает любого, кто к ней приблизится». «Удаление от тьмы – единственный способ сохранить чистоту». Так мило. Интересно, умеют ли местные читать, или им просто буквы красивые. У ворот нас встречал стражник – добродушный молодой парень с дубинкой на поясе, который сразу провел нас в самый большой дом, где был готов обед, а на обед была целая вареная курица. От запаха мне стало дурно. – Ты думаешь, это отравлено? – темный перегнулся через стол, заглядывая в мою тарелку. Я обнаружил, что ложка в руке дрожит и аккуратно положил ее обратно. Я не был уверен, что смогу столько съесть. – В Сияющую пытались завозить рыбу, – я вспомнил задание, связанное с этой рыбой, и меня затошнило. – Но ее изнутри полностью сожрали черви. Пришлось сжигать прямо в бочках. – О, – кажется, темный впервые осознал особенности снабжения пятого послевоенного года. И тоже отодвинул от себя тарелку, с наигранной иронией заметив: – Интересно, едят ли на Воробьиной заставе воробьев? Не знаю, как здесь, а мы ели. Дом был просторным и чистым, а хозяева приветливы, и все дома в деревне тоже были хорошими и крепкими, с островерхими соломенными крышами до земли. Ни один не был заброшен. – Вон там наш пост, – стражник, вызвавшийся показать нам окрестности, указал на белые стены, видные между деревьями на противоположном холме. Небольшая крепость контролировала и деревню, и дорогу. – Там постоянно есть кто-то из светлых. Вы прибыли раньше, чем обещали, но, думаю, вас с нетерпением ждут... – Я навещу завтра с утра, – я перевел взгляд ниже, на реку, текущую между холмов, и резко спросил: – Почему они заброшены? Пожалуй, это были старые поля деревни: они еще сохранили квадратную форму и остатки межи. Заросшие брошенные, хорошие поля на ровном пространстве долины. – Это плохая земля. – Да? – я вспомнил жалкие террасы на склонах холмов. – Эта земля принадлежала главе, – стражник как будто оглянулся и понизил голос. – Здесь жил господин... его управляющий. Темный маг. – Поместье сожгите, темных убейте, поля заберите. Или? Он сглотнул и вжал голову в плечи и еле слышно произнес: – Там ведь была тьма. – Тьма в земле? Земля порождает чудовищ? Урожай отравлен? – Там был самый лучший урожай, – было странно смотреть, как здоровенный парень превращается в бледную тень. – Каждый год из деревни забирали человека. Темный вдруг громко хмыкнул, и стражник очнулся и покраснел от возмущения, и я начал спускаться вниз по тропинке, не давая разгореться ссоре. На встревоженные крики в спину о том, что туда нельзя, я только поднял руку: – Я светлый. Мне позволено. Поля действительно были хороши. Здесь до сих пор, среди сорняков, росло просо, перепревшее под снегом и гниющее. – Не хотят есть зерно с плодородной земли, – с сарказмом отозвался темный. – Какие гордые. Вот. Вот чего нам в первой провинции не хватало. Но если в первой провинции откажутся работать на темных землях, первая провинция вымрет с голоду. По берегам реки росли пеньки. А когда-то рос плодовый сад. К темному поместью когда-то вела дорога, ворота – от них ничего не осталось, а на месте здания было воткнуто множество флагштоков. «Уничтожить тьму» «Низвергнуть тьму» «Стереть тьму» «Выжечь тьму» Обидно встречать людей, чей энтузиазм и увлеченность выше, чем твои. Под серым небом серое поле, на сером поле серые флаги, на серых флагах черные знаки. Полотнища ткани колыхались на ветру как единое существо из множества черных фраз. Я прошел между ровных рядов, пытаясь отделаться от ассоциаций с сохнущим бельем. Все было правильно. Все было в порядке. – Я не чувствую здесь настоящей тьмы, – темный пропустил между пальцев одно из полотнищ и сразу отбросил в сторону. – Вижу светлых, которым нечем заняться. Почему же, наши заняты – они вытащили из светлого кодекса все цитаты с тьмой. Магистр Юлао выглядел расслабленным – но он с самого начала не выказал ни волнения, ни поддержки от моего выбора четвертой провинции. Если темный и знал о каких-то своих других темных, они были не здесь. Я сорвался с места, поворачивая к лесу, и темный раздраженно повысил голос: – А ты, светлый, что скажешь? Остановился я только тогда, когда нашел подходящую поляну. Ее не было видно со стороны, но с нее просматривались все походы, и только тогда сказал: – Я пойду в крепость. Если я не вернусь до заката – вы уходите обратно к перевалу. Темные замерли под деревьями. Магистр Юлао сложил руки на груди и размеренно, словно стараясь сдерживаться, произнес: – Ты говорил, что пойдешь туда с утра. – Я говорил, чтобы они ждали меня завтра с утра. Вот карта, – я достал стопку бумаг и поочередно сунул ему в руки. – Если вы не встретитесь с отрядом командира Нэацу, то это письмо вы должны направить на первом же пункте в Контроль; вот это господину Аллури; вот это письмо для содействия от местных; вот это письмо для любых светлых, если вас заметят. Не перепутайте. Вот здесь, я их подписал. Я был уверен, что темный вскроет все и прочитает, как только я отвернусь, но он не тронулся с места, я легко взмахнул рукой на прощание: – До заката. – Если ты считаешь, что там опасно, то зачем идешь? Я остановился на полушаге, неприятно удивленный напряженным тоном. Хотя, возможно, я уже был на взводе. – Светлый всегда навещает светлых. Если я не приду к светлым, светлые придут ко мне. А с учетом местной… атмосферы, видеть вас им нельзя. Аниши, – я шагнул в сторону, чтобы обойти пробужденного – он тоже шагнул в сторону, и мне пришлось обхватить его за плечи, отодвигая. – Там не опасно. По крайней мере, для меня. Я уверен, что скоро вернусь. Но никогда не лишне подстраховаться. Может быть, в этот раз не стоило отрываться от отряда Контроля. Может быть, в этот раз мне не следовало соваться в незнакомую провинцию с нагрузкой в двое темных магов вне закона. Я рисковал, оставляя их вдвоем, но я надеялся, что вернусь быстро. И даже если темный магистр Юлао задумает сбежать, я просто натравлю на него местных фанатиков. А я думал, что знаю всех наших фанатиков лично. Я начинал в первом отряде. Укрытие действительно не было видно и с двух шагов. Я чувствовал, как темные смотрят в спину. У ворот крепости снова висели две таблички. «Долг светлых – преграждать дорогу тьме» «Долг светлых – сковать тьму, отрезать пути, похоронить в прошлом». Избыточность – тоже тьма, как говорил господин Аллури. Стража не ожидала меня увидеть, но открыла ворота и провела в один из внутренних двориков, и даже принесла чай. Внутри крепость выглядела уныло – местные серьезно имели что-то против всего красочного и жизнерадостного. Я поднял чашечку, взбалтывая жидкость. Было тепло и душно: небо затягивала белая пелена. Внутренний дворик был сплошь засыпан белой галькой. После прошлых холодных ночевок болело горло. Светлых в провинции Над Облаками было всего семнадцать. И они справлялись лучше, чем все отделение Сияющей. Их авторитет был выше, чем у всего отделения Сияющей. Из провинции Над Облаками не бежали люди. Я поставил чашку обратно, не сделав и глотка. – Вы можете оставить вещи здесь, – вежливо предложил тот же стражник. Круглое румяное лицо светилось почтением и интересом. Расставаться с оружием не хотелось, но к своим не приходят вооруженными. Мы прошли через второй двор, точно такой же, как первый, и вышли к зданию с очередной табличкой. «Без пощады». Это уже действует на нервы. Почему у нас такого нет. Я замедлил шаг и, преодолевая себя, шагнул за порог. Створки сомкнулись за спиной. Рот и нос закрыла ткань с резким сладким запахом; руки перехватили, не давая сопротивляться; и вот тогда я ощутил тьму.