Вызов

– Светлый маг никогда не должен забывать, кто его враг. Я с трудом разлепил глаза. Болело все, но сильнее, почему-то, веки. Я был прикован к стене; подняв голову, я видел свои руки, перехваченные железные обручами, но не мог пошевелить и пальцем. Хорошо. Такое в моей жизни бывало. С этим можно работать. – «Тьма может выглядеть безобидной; может выглядеть полезной. Но мы все – ее пленники; чтобы разорвать оковы, мы не должны сомневаться». Сначала мне показалось, что человек, стоящий передо мной, посмел тронуть неприкосновенное – мой светлый кодекс. Но, судя по обложке, этот экземпляр отобрали у другого светлого. Темный маг перелистнул страницу и с выражением прочитал: – «Темные маги считают, что в мире нет иной воли, кроме их воли. Бессмысленно ждать исполнения обещаний; исполнения договоров. Они не верят в чужое право на выбор даже когда умирают. Этого не исправить: то, что не может быть исправлено, должно быть уничтожено». Издевается, тварь. Я должен был вступиться за честь светлого кодекса, но я ясно чувствовал, что в таком состоянии неспособен выдать достойный моей должности монолог. Монолог – потому что не позволять же себя перебивать? Но раз сейчас дыхание сбивается, высокомерное молчание – вот, что я выберу. – «Тьма слишком сильна…» У темного была простая одежда, невзрачная внешность и мертвые глаза. Тьма ощущалась в нем только вблизи – как мощная река, скованная льдом. Как дерево, которое выглядит здоровым снаружи и полностью гнилое внутри. Неудивительно, что я не почуял его сразу. Но даже если я еще не уничтожил всю местную тьму – это пока. Моя миссия закончена. Теперь осталось самое приятное – дожить до момента, когда я смогу доложить об этом господину Аллури. – «…мы не победим, если будем проявлять снисхождение». Я знаю наш кодекс наизусть. Тварь. Я ждал удара, потому что заранее известно, чем все закончится, но темный словно не заметил оскорбления. – Так значит, кодекс вы читали, – он аккуратно закрыл книгу, заложив в нее цветную закладку, и положил на столик. – Так почему вы ему не следуете? Закладка для светлого кодекса была единственным ярким пятном в комнате – из парчи, с золотым шитьем. У меня появилось слабое, очень слабое ощущение, что что-то идет не так. Вся комната была белой. Белый пол, голые белые стены. И только напротив меня в нише стоял белый кувшин с корявой сухой веткой. Темный маг придвинулся к невысокому столику и замедленно, словно заторможенно, взял то, что я опознал как свой именной жетон, и ровным невыразительным голосом зачитал: – Светлый Маро, – и посмотрел на меня, словно соотнося меня с именем. – Итак, светлый Маро. Есть ли у вас объяснение, что вы делаете здесь, в одиночестве, в компании темных? Какие наивные эти темные. Докладные я пишу только для своих начальников. Я усмехнулся и заявил в ответ: – Кто вы такие? Сколько вас? Что вы здесь делаете? Что вы сделали со светлыми? Как мне говорили – лучше бы ты, Маро, умел молчать. Но если темный настроен поболтать – пусть болтает. Твари много о себе мнят, и часто выдают лишнее. Темный дослушал перечень вопросов со вниманием, и мне показалось, что он их даже запомнил. – Имена неважны, – негромко ответил он. – Вы можете звать меня Хранителем из Оми. – Хранителем чего? – Этой земли. – От чего? – От тьмы. Я подумал об этом. Подумал еще. Ничего не придумал – На этой земле проросла тьма. Выпила из нее все соки ради своего цветения, – на бледном лице впервые появился оттенок чувств. Я бы назвал это вдохновением. – Мы храним мир и порядок, светлый Маро. Четвертая провинция – наш дом. И мы защищаем ее. – А власти в курсе? Между его бровями залегла мучительная складка: – Как истинные светлые, мы только исполняем свой долг. – Простите мою дотошность, – я всерьез задумался, не открываю ли ему нечто сенсационное. – Но вы темные. Он замер, словно на мгновение ушел в себя. Словно с его лица стерли все эмоции, оставляя чистый лист – а потом заполнили снова: – «Темным человека делает не тьма, а поступки. И поступки делают человека светлым». Нет более ценного дара, чем найти свой путь и быть на правильной стороне. Тьма повсюду вокруг нас, светлый Маро. В нашей воле не давать ей ходу и бороться с ней. Мы все испорчены и виновны, но у нас есть целая жизнь на искупление. Понятно. Опять сумасшедшие захватили власть в дурдоме. Теперь он приблизился вплотную, и я заметил на его лице шрамы. Небольшой, рассекающий бровь, и крупный, идущий от глаза к подбородку, тем более видный на покрасневшем лице. Еще один уходил под ворот. Шрамы выглядели старыми; странно – обычно темным не составляло труда их залечить. – И вы тоже, светлый Маро. Вам следует подумать над вашим поведением. Однажды куратор Илени сказал, что если бы светлые и темные могли остановиться и поговорить, война бы закончилась. После поучающих темных, темных, плачущихся мне о своих бедах, темных, требующих подумать о поведении, я в этом сильно, очень сильно сомневался. – Вы, светлый. Как вы встретились с этой мерзостью? Даже каждый первый встречный темный знает, как правильно назвать темного магистра Юлао. – Как вы могли? Я не выдержал и рассмеялся: – Я слышал, что некоторые темные пытаются вызывать у пленников ощущение нереальности и сомнения в собственном разуме. Ты очень стараешься, молодец, продолжай. Темный меня не слышал: – Где они? – А вам зачем? – Я не позволю тьме ступать по моей земле, – было занимательно наблюдать, как тьма просыпается в нем; как кипящим водоворотом отражается в глазах. – Тьма должна быть уничтожена. Это я мог объяснить. Темные не жили в мире; темные, владеющие и управляющие землей, могли нападать на тех, кто вторгся на их территорию незваным. Посягнул на власть. Я не знал, сколько времени до заката. Я никогда бы не выдал Аниши, и, хоть выгораживать магистра Юлао было более чем странно, я все равно был светлым, и на допросах темных обязан молчать. Темный обхватил мои запястья так, что кандалы ударились о стену, а цепи зазвенели: – Разве светлый кодекс предполагает это? Светлый Маро. Почему вы защищаете их? Может быть, вы сочувствуете? То бред несут, то оскорбляют. Типичный темный плен. – Кажется, вы забыли, что такое тьма. Но я вам напомню. Ветер ударил по ставням снаружи. Ощущение темной магии холодными мурашками пробежалось по внутренностям; что-то ворочалось в груди, слепое и сильное, прорастая сквозь меня, выкручивая, ломая… …биться в едином ритме, быть частью, преклониться, раствориться в едином стремлении, стать струной, на которой тот, кто имеет право, будет играть мелодию, стать основой… Когда я выберусь отсюда – а я выберусь – я последние запасы самой лучшей бумаги и особой туши, которую уже не делают, и на красном фоне белым начертаю: «Мой командир, господин Аллури – магистр Юлао знает что-то важное; и ради нашей общей цели…» Не ради темного. Ради цели. Пусть на моей могиле так напишут. И только попробуют перепутать. – Где они? Свет. Страдаю ни за что. На сухих ветках в нише набухали почки, распускаясь цветами. Мне казалось, что я слышу этот приторный сладкий запах, и горло, вместе с кровью, забито лепестками. Ведь весна приходит, даже если ее не замечаешь, даже если не хочешь ее видеть, и она меняет, она ломает, и люди – всего лишь пища для ее расцвета. Я очнулся в темноте на горизонтальной поверхности от того, что меня кто-то трогал. Однажды мы с отрядом остановились в заброшенном доме, и ночью мне на лицо упал большой паук. Паук был приятнее. Я ощущал прикосновения к одежде; рукам; лицу. Осторожные, но вместе с тем жадные. Примерно так ощупывал мое лицо магистр Юлао, пытаясь понять, кто перед ним. Я был одинок среди тьмы, а тьма изучала меня, словно стремясь добраться до сердцевины, до того света, что всегда горит у нас внутри – разорвать на части и сожрать. Стукнула створка, и прикосновения мгновенно исчезли. – Вы невежливы, – характерную особенность Хранителя из Оми тянуть слова было сложно перепутать. – Вы не коснетесь Света так просто. Они поехавшие. – Нам извиниться, когда он проснется? – неуверенно спросила тьма. – ...не надо. Я надеялся, что приду в себя, когда на меня выльют холодную воду: темные всегда так делали. Но вместо этого я ощутил, как мое лицо аккуратно вытирают влажной тряпкой; как разжимают зубы, вливая жидкость с непонятным вкусом. А потом Хранитель из Оми поднял мне веки и прямо в открытые глаза сказал: – Просыпайтесь, светлый Маро. Их нашли. …когда твои спутники – беспомощные идиоты. Крепость темных выглядела прилично и капитально. Приземистые прочные строения, однотонные толстые стены и мощеные камнем дворы без травинки или деревца. Как будто отобрав крепость у светлых, вместо того, чтобы разбить пруд с золотыми рыбками, засадить цветами и раскрасить, темные вынесли, вырубили и убрали все, абсолютно все, оставив чистоту и пустоту. По пути нам встретились прислужники, которые подметали чистые дорожки; прислужники с ведрами, которые намывали без того блестящие камни; неподвижно стоящие стражники и нехарактерно дисциплинированные темные в нехарактерно простой одежде. Все с почтением склонялись перед моим спутником – и все провожали меня одинаково жадными взглядами. Серые полотнища с цитатами из кодекса колыхались на ветру, и от их движения кружилась голова. Перед глазами то и дело вставал туман, и мне казалось, что наш кодекс уже умер, а я иду по бесконечному могильнику с почетными погребальными надписями. – Как видите, мы здесь хорошо справляемся, – голос Хранителя из Оми звучал неуместно среди давящей тишины. Так значит, меня вели окружным путем именно для того, чтобы похвалиться. Я едва не сказал, что для нормальной темной крепости не хватает золотого шитья и павлинов, особенно павлинов. Очевидно, эти темные сумели пережить бойню на перевале. Не погибли ни от клинка, ни от снега. И спрятались так, как никто другой бы не смог. Очевидно, они знали, что я прибуду – я ведь сам их предупредил. И за мной наблюдали от первой заставы. Будь со мной обычный светлый отряд, темные бы сидели тихо – их бы давно обнаружили, не сиди они тихо – но появившиеся на пороге другие темные маги заставили их выползти на свет. Воробьиная застава была всего лишь первым населенным пунктом провинции, в крепости я насчитал уже шестеро темных, и, судя по отношению, Хранитель из Оми был кем-то из главарей. Можно было принимать поздравления – на себя, порождение тьмы Аниши и темного магистра Юлао я в первой же деревне поймал крупную рыбу. Идеально подобранная команда. Просто методика еще не отработана. А я ведь чувствовал опасность. Но все равно шел прямо в ловушку. Потому, что был не в состоянии признать, что сейчас, на пятом году нашей победы… Снова в опасности. Снова прятаться. – Светлые живы? – Конечно же, – с какой-то обидой ответил он. – Мы должны бережно обращаться со столь ценными сосудами. Одно у темных никогда не меняется – воспринимать светлых как людей они не будут. – Вы напали на меня. От воспоминаний все тело ныло прямо под кожей. Но это именно то, что делают темные. Темные любят причинять боль. – Мы не напали на вас, светлый Маро. Я приехал на заставу ради вас. Чтобы уберечь вас. Я опустил взгляд, расправляя рукава из некрашеного полотна. На моей старой одежде остались пятна крови, и мне принесли новую, чтобы я шел в ней красивый, и ничуть не выглядело, что меня только что пытали. Хранитель из Оми уже успел спросить, как я себя чувствую: я расхохотался ему в лицо, но он не обиделся. – Вы говорите столько слов. Прячетесь за светлым кодексом. Вы думаете, никто не видит, кто вы на самом деле? Что вы делаете? Хотя по большему счету они не делали ничего, что не могли бы делать светлые. Хранитель из Оми придерживал меня за локоть, стоило мне не так ступить. Смотрел с беспокойством, как будто готовясь подхватить, если я начну падать, с глубокой всепоглощающей заботой и легким укором, и от этого взгляда мороз шел по коже. – Это хорошая книга. Многие светлые слишком слабы, чтобы ей следовать, но книга очень хорошая. – И строят светлые хорошо. – Строят хорошо, – согласился он. – Могу я их увидеть? Я не винил светлых четвертой провинции, которые высылали лживые отчеты и покрывали темных. Что в руках темных они могли сделать. Обвинять их будут другие, более компетентные люди. – Пока не можете, светлый Маро, – Хранитель из Оми говорил терпеливо, как будто с ребенком. – Вас коснулась тьма. – Двое погибших после войны светлых – беречься отказались? Мне показалось, что наконец я прошиб его защиту: он зажмурился, словно от невыносимой муки, и промолчал. И мы пришли. Самое большое и капитальное здание в крепости занимала тюрьма. Учитывая интересы людей вокруг, неудивительно. Но сейчас из множества камер с начищенными решетками была занята только одна. Аниши и темный были прикованы к стене очень основательными кандалами; на голову Аниши был надет мешок, что показывало насколько мы, светлые, превосходим по силе воздействия, а магистру Юлао досталось. Тоже неудивительно. При моем появлении магистр Юлао постарался гордо выпрямиться. Его глаза горели в полутьме как уголья; яростью и насмешкой. И он, и Аниши были дополнительно прибиты к стене железными крюками, не дающими ни пошевелиться, ни соскользнуть. От каждого вздоха темного из дыры сочилась кровь, пятно на груди становилось больше. – Посмотрите на них еще раз, – Хранитель из Оми подтолкнул меня вперед, а один из тюремщиков подсветил фонарем. – Безумное чудовище и гнусное сосредоточие зла. Как вы могли вступить с ними в союз? Смотрю. Все так. Что я оставил, то мне вернули. Бесконечное мгновение я сам не знал, что ответить – но магистр Юлао знал. – Этот светлый! – он держался с таким высокомерием, словно это мы все были у него в плену. И чуть не врезался затылком в стену, чтобы смотреть на нас свысока еще выразительнее. – Этому глупому светлому можно простить, но вам? Союз со светлым. Какой стыд. …а что, мы теперь не друзья? Тюремщик замахнулся, чтобы его ударить, но Хранитель из Оми его остановил; магистр Юлао закашлялся, не сразу восстановив дыхание: – Я пользовался им, чтобы он провел меня через светлые заставы. С каким наслаждением я ждал… когда сотру эту самоуверенность и наглость, – теперь он смотрел только на меня; тьма гудела, обжигая чистой, концентрированной ненавистью, – заставлю молить о пощаде, когда раскрою горло и запихну пальцы в глотку, по капле отнимая дыхание, и заставлю пожалеть… После всего, что мне здесь наговорили, это звучало так привычно, так по-родному. – Слушайте, светлый Маро. – сказал Хранитель из Оми над ухом. – Вот она, ваша тьма. И ради этого человека вы жертвовали собой? Магистр Юлао расхохотался. Было в его поведении нечто наигранное, неестественное: он еще ни разу настолько не терял над собой контроль. Ему не было резона вести себя так. Если только. Если… Выгородить меня. Да нет, он просто пользуется возможностью сказать правду. Тюремщик врезал по металлическому крюку, и темный захлебнулся воздухом. – И все-таки порча проникла в вас глубоко, светлый Маро, – Хранитель из Оми стиснул мое запястье жесткими сильными пальцами и протянул ладонь в воздух; один из прислужников тотчас передал ему нож, и Хранитель из Оми вложил нож в мою руку, смыкая пальцы поверх. – Но вы еще можете вырезать ее с корнем. Убейте их. Нож я, конечно, взял. Я едва смог удержать его на весу. Я был слишком слаб; и при таком численном перевесе мое сопротивление будет беспомощной попыткой. Темные любили игру «убей своих друзей». Убей друзей быстро, или мы будем убивать их долго. Меня мутило от запаха крови, полутьмы и узнавания. У меня еще оставалось положенное светлому чувство красноречия и убеждение в собственной правоте – прежде всего убеждение в собственной правоте, конечно – но я с трудом представлял, как доказывать темным врагам, что другие темные враги во-первых, не темные, во-вторых, не враги. – Это Аниши, – мне показалось, что фигура в мешке вздрогнула, отзываясь на свое имя, – светлый из светлой обители Пустынного берега. Он не виноват, что тьма выбрала его. Он не выбирал такую судьбу. У меня появилось дурное ощущения, что я на очередной лекции по этике – только сейчас я не сижу в зале, задавая каверзные вопросы, а стою перед залом. – Тьма – это не вопрос выбора. Темный маг все равно будет творить зло, – Хранитель из Оми положил ладонь мне на плечо. Я попытался брезгливо вырваться, и не смог. – Наш мир несправедлив, светлый Маро. Плохие вещи случаются с хорошими людьми. Ваш товарищ уже мертв. Он не виноват, что тьма захватила его тело; что тьма ломает его кости, гложет мясо, дергает за вены как за ниточки, заставляя себе служить. Ради его памяти; ради остатков его личности, которые горят в бесконечном страдании, ради того, что Аниши из Пустынного берега когда-то был светлым – сделайте последнее, что вы для него можете сделать. Да они сейчас откатят весь прогресс, которого я добился с Аниши, все мое убеждение откатят. Я был готов возразить, и Хранитель из Оми словно уловил намерение, и как беспомощную марионетку развернул ко второму пленнику: – Вы слишком добры, как и многие светлые – именно в этом ваш изъян. Но разве найдете вы слово в защиту этого отродья? Которое настолько вас ненавидит? Меня просят убить темного магистра Юлао, а я отказываюсь. Обидно вдвойне. Кончик лезвия уперся в бледную кожу над воротом. Как раз там, где смыкались розоватые шрамы. Зрачки темного были как черные дыры в никуда. Он встретил мой взгляд с насмешкой. А мог бы смотреть с мольбой. С надеждой. – Мне уже разрезали горло, – доверительно прошептал он. – Когда мне следовало быть тише. Куратор Илени, я передумал, я согласен на врачей, беседы и санаторий. Мне кажется, мне все это нужно. По коже скользнула яркая багровая капля. Я завороженно проследил, как она скатилась вниз, окрасив кончик лезвия. Как острое лезвие без усилий прорезает плоть. Одно легкое движение. Я рванулся, сумев вывернуться, и прижался к стене. Хранитель из Оми поднял руку, останавливая подручных. Он не двигался с места, но я ощутил, как меня загоняют в угол. – Этот человек – мое задание. – Договора с темными невозможны. – Мой Командир поручил его мне. – Послушание похвально, но ваш командир отдал вам неправомерный приказ. А вы его исполняете. – Мой командир не может отдавать неправомерных приказов! – И все же, – Хранитель из Оми с бесконечным терпением покачал головой. – Отдал. Вас в жертву чудовищу. – Этот светлый Маро! – было видно, насколько магистру Юлао тяжело говорить. И насколько он не может молчать. – Ради благосклонного взгляда своего командира будет беречь меня, даже если я буду вытирать об него ноги! Тюремщик ударил по железному крюку вторично. Магистр Юлао сумел не закричать, но было видно, что он едва сдержался. Но какие у магистра Юлао претензии к Моему Командиру? Он даже на меня не смотрит, а если бы посмотрел, я бы да, эх… – Этот человек владеет знаниями, которые уже утеряны. – Никаких полезных знаний ни для вас, ни для остальных – у темных нет. Да знаю я. Но про единственное знание, которое было значимым, я сказать не мог. – Наша страна погибает, – все красивые слова, которые говорил куратор Илени, разом вылетели из памяти. – Светлые погибают. Мы не справились: если мы не вернем контроль над тьмой, если мы не вернем темных, нам конец! Вы отодвинули светлых в сторону: вы своей силой спасаете четвертую провинцию. Так почему вы у нас отнимаете наш шанс? Хранитель из Оми вытаращил глаза: – Вернуть темных? Что за бред. Надо же, как мы совпадали. – Светлые доверчивы. Светлые слабы, – с каждым словом он как будто отпускал себя, прощая меня за все мои недостатки. – Если вам тяжело сделать это самому – я сделаю это для вас. Просто дайте мне разрешение. – Нет. – Вам не обязательно смотреть, – Хранитель из Оми почти умолял. – Признайте, что тьма должна умереть. И вы спасете себя! Его прежде спокойное лицо покрылось потом; темного била крупная дрожь, словно мой выбор был куда более важен для него, чем для меня. Он мог сорваться в любой момент и убить пленников – в наказание. Я должен был показать не агрессию, не сопротивление – я должен был показать слабость: если Хранитель из Оми желает переубедить меня, исправить, я должен удержать его интерес. Я выпустил нож из рук, позволив ему прозвенеть по камням, и тускло, обреченно сказал: – Я был когда-то человеком, уничтожающим тьму. Я убивал, я сжигал дома и книги. Я все отдал ради уничтожения тьмы – и стало ли ее меньше? Я отказываюсь продолжать. В этом нет будущего. Я знал, что пожалею. Я видел это в похолодевших глазах Хранителя из Оми и в поднимающейся волне его гнева. Я посмел не повиноваться темному магу, а за это следует расплата; и я видел в его глазах жалость. Надеюсь, он будет делать это не при магистре Юлао. Магистр Юлао уже увидел все, что я хотел. Чего бы это ни стоило. …– Мне совершенно не хочется причинять вам вред. Более того, одна мысль, что мне необходимо причинить вред светлому, мне ненавистна. Но я вынужден. Огоньки светильников вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли, и также тьма то отступала, то наваливалась душной массой. – Что с вами сделали пять лет мира, светлый Маро? Вы устали сражаться? Вы забыли, кто ваш враг? Я хотел сказать, что я никогда не переставал сражаться; и что, в отличие от него, я ничего не забыл. Но дыхание не слушалось – на меня возводили напраслину, и я даже не мог ответить. – Вас видели с этим темным. Вы разговаривали с ним, вы подали ему руку, когда он споткнулся. Эта земля залита кровью светлых; вы топчете их кости – вы не чувствуете, насколько им больно? Мне больно. Теперь хотя бы свои руки я видел – они были прикованы к широкой доске прямо передо мной. Хранитель из Оми как раз закончил свежевать правую ладонь и теперь копался внутри, острыми стальными инструментами, между белого и красного. Я боялся, что он заденет что-то, что я не смогу уже исправить. Свет горел у меня внутри, позволяя ощутить себя – ощутить свое намерение – не отступать. Бороться за то, что я даже не считаю верным. – Когда огонь потухает, всегда приходит тьма. Если вы сгорели полностью, светлый Маро – вы можете больше не сражаться, мы позволим вам жить в мире – но вы сделали ошибку, и вы должны ее исправить. Вы должны заслужить право на прощение. Каждая ошибка требует платы. Когда-нибудь они устанут. Тогда я смогу восстановиться. И придумать, что делать дальше. Надо подождать. Ты должен уметь ждать, Маро, так мне говорили, и я умею. – Пожалуйста, светлый Маро. Он то угрожал, то умолял – но не останавливался. – Командир, – голос человека, который принес инструменты, которого я не мог разглядеть, дрожал. – Он всего лишь светлый и ничего не понимает. Позвольте я просто от них избавлюсь! – Нет, – Хранитель из Оми был бесконечно терпелив. – Нельзя спасти того, кто не желает быть спасенным. Прямо напротив стояли ширмы с белыми журавлями. Они летели, и летели, словно мечтали вырваться за пределы бумаги на свободу. Тьма стекала с их крыльев. – …вы такие же палачи. Нашли новое удобное оправдание. Они замолчали и повернулись ко мне, вслушиваясь в каждое слово. – Мы служим свету, от которого вы отвернулись. Поэтому в ваших глазах темнота, – Хранитель из Оми смотрел так ласково и заботливо, как умел только мой командир, но в глазах моего Командира было безбрежное спокойствие, а в глазах этого человека – пепел и безумие. – Вы не первый, кто потерялся и ищет дорогу, светлый Маро. Я тоже заблуждался, и тоже ошибался: и мне помогли. Если вы не поймете, тьма поглотит вас целиком. Но я не позволю. И я понял. Это было бы смешное возмездие, не будь оно таким страшным.

***

Я стоял на берегу реки, а река несла вдаль черные воды, и алые листья, которые пропадали в ней, и тонули в ней. Я был всего лишь картинкой, нарисованной одним небрежным движением кисти, вышитой шелковой нитью по золотой глади, среди алых деревьев и черной воды. В моей жизни никогда не было такой яркой осени. Он стоял на другом берегу реки, более реальный, чем я, более живой в этом ярком мертвом мире. Река вилась у его ног водоворотами. И он протянул мне руку – с насмешливым снисхождением. И я ее не принял. Первым, что я увидел, когда открыл глаза, был магистр Юлао, склонившийся надо мной с расчетливым любопытством. Да что б моих врагов так будили. Темный быстро поднялся, отшагнув назад, и бросил в сторону: – Вот видишь – он цел. А что было в стороне, я не видел – все боковое поле зрения заполняла чернота. Самоисцеление работало: горячие волны прокатывались по телу, и перед глазами вспыхивали золотые и алые пятна. Я попытался опереться на локоть, потому что как бы магистр Юлао сюда ни попал, следовало убираться как можно быстрее, и тьма заняла все пространство. Меня с силой вздернули на ноги: камера перевернулась перед глазами, и я чуть не упал, если бы меня не держали. На голове у Аниши по-прежнему был мешок, но это ему не мешало. По его голым рукам, которыми он цеплялся за меня, как будто не он меня держал, а держался за меня, по ранам и синякам, вились алые и золотые нити. Я совсем не чувствовал правую кисть, и, когда ее увидел, понял, что к лучшему. А потом понял, что зря смотрел, потому что Аниши упал передо мной на колени, подхватывая мою ладонь, словно собираясь на нее подуть, убирать боль – я ощутил, что он пытается использовать исцеление, но вместо него заскользили алые нити, золотые нити, и синие, и я вырвал руку, прижимая к груди. – Оставь его. Бамбуковая решетка была отодвинута в сторону, а стражи стояли неподвижны, вшитые в стену золотыми и алыми нитями. Я чувствовал, что они силятся освободиться, провожая нас затянутыми пленкой взглядами – как вода, затянутая льдом. Я чувствовал нити, опутавшие все обиталище, дрожащие нити, полные тьмы, нити поздней осени перед тем, как все умрет. Магистр Юлао прошел мимо скованных стражей легким шагом: – Темные маги, отрицающие свою темную магию, запершие тьму внутри себя. Жалкое зрелище. Я полагал, что мои прекрасные спутники не убили всех вокруг, потому что смогли только сковать, не убить; но магистр Юлао пользовался этим, потому что кто иначе его стал был слушать. – И как это жалкое зрелище взяло вас в плен? – мой голос прозвучал так сипло и слабо, что я зарекся говорить, пока голосовые связки не восстановятся. Но темный обернулся, внимательно прислушиваясь, и лучезарно улыбнулся. Его улыбка сияла в темноте. Какой кошмар. Хранитель из Оми лежал среди обломков письменного столика, среди рассыпанных бумаг. Один из обломков пробил его насквозь, пригвоздив к полу, а кровь выплеснулась на свитки, на доски, застывая множеством знаков. Удержать на месте. Мой командир должен видеть тебя. Я моргнул, и знаки вновь расплылись, превращаясь в бессмыслицу. Когда мы вошли, он повернул голову, с трудом проталкивая слова через окровавленные губы: – Ты лгал. – Да, – магистр Юлао улыбнулся ему такой же широкой улыбкой, какой улыбался в оковах. – На самом деле мы лучшие союзники. И я забираю обратно то, что не ваше. И такой же лживой. Он двигался по-прежнему нервно и дергано, когда пинком перевернул один из сундуков: – Светлый Маро наверняка желает забрать оружие? Я бросился к своим вещам, под раздраженным взглядом подхватывая светлый кодекс. Среди вещей многого не хватало; было жаль, я подбирал их под себя, но мой светлый кодекс – единственное, что я не мог заменить. Теперь Хранитель из Оми смотрел на меня. Его раны были серьезными, но самоисцеление работало, удерживая его в сознании. Я не боялся смотреть ему в глаза, но мне было бы легче, если бы там было хоть что-то кроме жалости и вины: – Не смог вас спасти. Мне помогли, а я... Я ступил прямо в кровь, не обращая внимания, что стираю знаки: – У кого вы были в плену? Он что-то прошептал беззвучно; я не различил ни званий, ни имен, и только горечь: – Я стольким обязан... И мне стало печально и грустно. – Светлый Маро, – магистр Юлао вновь оказался рядом, протягивая мне меч. – Желаете ли вы уничтожить тьму? В его глазах был азарт; и потаенные, скрытые надежда и неуверенность. Я забрал меч левой рукой и сунул его в ножны. – Нет, не желаю. Мы искали темных – мы нашли темных. Магистр Юлао злился, пока мы выбирались из обиталища, пока уходили в холмы, и когда заклинал ручьи и листья, чтобы запутали наш путь, тоже злился. Уходили мы напрямик через горы. Это был сложный путь; но я был уверен, что если светлый отряд в сложных обстоятельствах где-то здесь прошел зимой, то и я пройду. Где-то. В горле першило, и я заговорил только тогда, когда был уверен, что смогу что-то сказать: – То есть вы могли освободиться, когда меня увидели. – Мог ли я иначе полюбоваться, как светлый Маро жертвует собой ради меня? Упрашивает своих пленителей не трогать темных? – что-то было в его тоне, выдающее, что он этим наслаждался. Темный оглянулся на идущего позади Аниши, снова, как в камере, реагируя на вспыхнувшую тьму, и уже нормально ответил: – Нет, не мог. Мне требовалось, чтобы они отвлеклись. Время для подготовки заклятия. Но видеть, с каким страхом твою жизнь держат на острие клинка… трогательно. Свет. Я не упрашивал, я приводил логические доводы. – Да, – согласился я. – Наверно, хорошо, когда тебя защищают. – И это говорит мне человек, к которому я только что явился в камеру, чтобы волшебным образом спасти? – он отреагировал как-то жестко. – Ради которого сдался в плен? Есть ли в тебе хоть капля благодарности, светлый? Я задумался и равнодушно ответил: – А. Спасибо. А зачем? Если бы они не сдались, я бы выкрутился сам. Впрочем, дело не в этом – темные четвертой провинции оказались для магистра Юлао такой же неожиданностью, как для меня, и он хотел посмотреть на них ближе. Хотя его явление в моей камере, конечно, выглядело мило. – Я хочу жить, – холодно повторил магистр Юлао. – И у меня нет желания возиться с твоей заменой. – Он сказал, что я могу вас спасти. Он сказал, что моя магия может вас спасти. Я чуть не вздрогнул, быстро оборачиваясь к Аниши. В его голосе больше не было постороннего эха – его голос звучал как прежде, так, как я уже успел забыть. Он по-прежнему шел в мешке, и я потянулся, чтобы снять ткань. Он схватился за мешок руками, на которых под грязным разводами уже зажили все раны, но я потянул настойчивее, и он сдался. Я ожидал еще десятка глаз или явления очередного лика тьмы, но под мешком... Было прежнее лицо. Человеческое лицо. Мне только почудилась тень, раздвоение, какое я видел у магистра Юлао. Аниши смотрел на меня широко открытыми глазами, не отрываясь, и тень исчезла, затаилась на дне огромных черных зрачков, расширенных, несмотря на яркий свет. В его глазах была чернота и солнце и бездонная бездумная пустота: – Если я смог использовать свой порченый дар для вас, значит ли это, что мое существование оправдано, мой командир? Как будто Аниши наконец собрал себя воедино, собрал часть за частью вокруг пустоты. А в центр поставил меня. Я коснулся его плеча и тепло улыбнулся: – Спасибо, Аниши. Понятия не имею, как я выйду к своему прекрасному будущему с такими вводными. Идти пришлось долго. Сумерки поглотили холмы, и камни под ногами, и тогда я позволил себе остановиться. И не рухнул на землю, а расчетливо лег под березу, повернувшись ко всему миру спиной. – И все же, светлый Маро, – темный упал рядом; он тяжело дышал, руки, на которые он опирался, дрожали. Но мог бы упасть чуть подальше от меня. – Понравились ли вам искренние ревнители света? И какое светлое зверье настолько поломало им разум? Мне не понравилось. Отвратительно. Какие-то гнусные темные считают, что знают светлый кодекс лучше, чем я. Лучше. Чем я. Даже не знаю, как мне это пережить. – Я отправлю запрос в архив. – Зачем? – Выразить почтение. – Все правильно сделали! – объявил Аниши. – Есть, чему поучиться.