Вызов

      «А о том, как светлый отряд, дожидавшийся моего сигнала снаружи, ворвался в подземелья; как прорубал себе путь среди Взывающих, которых не допустили на ритуал; и как снимал меня с алтаря и вытаскивал обратно       мой командир, господин Аллури, я вам не расскажу, потому что не видел». Мне снилось, что меня похоронили. Что меня похоронили в мерзлой земле, в полях среди диких трав, и накрыли сверху тяжелой плитой, чтобы не выбрался, чтобы я мог смежить веки и уснуть. Но мне не лежалось спокойно в могиле: мне хотелось пошевелиться, и я не мог пошевелиться, мне хотелось глубоко вдохнуть, но я не мог дышать, и сердце бухало в груди медленно и тяжело, как камень. Мне снилось, что мои глаза не закрыли, и сквозь щелочку я вижу солнечные полоски на потолке. И человека, сидящего рядом: его ладонь, неподъемно тяжелая, лежала на моей груди, отделенная от кожи тонкой тканью, и пальцами неторопливо отбивала ритм. – Восемьдесят три, четыре, пять… – он дошел до сотни, сбился и начал снова. На изможденном лице отчетливо проступала сеточка белых шрамов; глазные яблоки под прикрытыми веками быстро двигались. – Подожди. Я замедлил твое сердце, а теперь снова разгоняю. И я ждал, слушая его голос. Он начал считать быстрее; и отбивать ритм быстрее; от его ладони по телу бежали маленькие иголочки, разгоняя кровь. Наконец подсчет остановился; человек замер, вслушиваясь, и его ладонь легла ровно. Она была не холодной и не горячей, неживой. – Как твое имя? – спросил он. И в нем было нечто чужое, нездоровое, как в порыве холодного ветра в солнечный летний полдень. Темный маг. – Ответь мне. Ты не на допросе. Все так говорят. Он наклонился надо мной, раздвигая веки, заглядывая в один глаз, потом в другой, покачал головой, словно ему не нравилось увиденное, а потом потер виски, бормоча проклятия, и вымученно спросил: – Какой сегодня день? Где ты находишься? Ты хоть что-то помнишь? Все ли нормально с магистром Юлао. – Только названия провинций не спрашивай, – настороженно предупредил я. Темный всплеснул руками, издав нервический смешок: – Светлый Маро. Только не говорите, что вы молчали из упрямства. Да, я, светлый Маро. А что ты мне сделаешь. В смысле, что еще сделаешь, когда уже проткнул насквозь и ребра изнутри пересчитал. Я лежал в своей комнате в светлом отделении: ставни были открыты, решетки убраны, снаружи шумели деревья и пели птицы. Меня накрывало тонкое одеяло, возле было расставлено множество мисок и плошек с лекарствами, и весь пол был изрисован безумными каракулями, от которых кружилась голова. Темный поднялся и сделал несколько шагов по комнате, словно не мог усидеть на месте, и то ли насмешливо, то ли всерьез потребовал: – Лучше не умирай. Я даже не могу написать письмо, и лично меня здесь никто не желает слушать. Я вытянул непослушную руку, подцепил чайничек и плеснул простой воды в чашку. У воды все равно был странный вкус. – Я думал, ты понял, что я на твоей стороне, – темный сказал это так, словно был готов меня обвинить. – Я же сказал, что ты будешь гореть долго. А, так это был сигнал. – Ты думал, что я твой враг? Нет, конечно. Мы же такие друзья. – Ты хотел меня припугнуть, – я все еще был не в себе, и только потому сказал ровно то, что думал. Припугнуть, чтобы потом спасти и заставить ощущать благодарность. Темный выдал досадливую гримасу, но не ответил ни да, ни нет. – Ты проткнул меня этой штукой, – я прижал руку к груди, ожидая нащупать огромный шрам, но там была лишь тонкая повязка. – Я сделал это, чтобы мне поверили и поддались моему заклинанию. Ты думаешь, я мог им это доверить? Я сделал это, потому что знал, как сделать правильно, куда бить. Да, я не успел с восстановлением, – магистр Юлао раздраженно уставился на свои руки: пальцы той, что растил он сам, нервозно шевелились как щупальца, и, смотря на них, я испытал острый приступ отвращения. – Задел… Немного промахнулся. Но всего лишь немного. Я приподнялся на подголовнике, выслушивая его оправдания со все большим ошеломлением. Я бы многое мог ответить, например «да ладно, не переживай», чтобы темный психанул окончательно. Он не только провел надо мной темный ритуал, он не смог провести этот ритуал нормально. Я всегда любил эффектные сцены, где все рушилось и творилось безумие: наверное, жизнь меня очень любит, раз столкнула меня с человеком, для которого эффектность вопреки самосохранению и здравому смыслу была главной жизненной доминантой. – Уйди, – сказал я, снова ложась и отворачиваясь. И он ушел. Потом вернулся и остановился на пороге: – Ты болен, и я это учитываю. И снова ушел. Может быть, потом снова вернулся, но я уже спал.       «Мой командир, господин Аллури.       О том, как светлые отделения южной столицы и гарнизон зачищали темное логово; о том, как поднимали наверх проклятые темные вещи; о том, как раскрывали связанную с темными сеть и трясли черный рынок –       я вам поведать не могу, меня там не было». Как оказалось, я был в беспамятстве несколько дней, и все эти дни темный не отходил от меня ни на шаг. И никого не подпускал, угрожая, это собьет его сложные ритуалы. Несоответствующее его статусу скучное занятие изрядно его утомило, и как только угроза миновала, он сразу рванул добивать неудачливых сородичей, оказавшихся слишком скучными для темного магистра. Он, и светлые. Я бы посмотрел в подробностях, как заключался противоестественный союз. Этим своим поступком – уничтожением темного логова, спасением меня – магистр Юлао поднял свой статус немеряно. Вообще, если хорошо подумать, он мог поделиться своим планом. Но эффект был бы куда менее впечатляющий. Хотя я не мог отрицать, что, возможно, темному обсудить все заранее не пришло в голову. Под повязкой остался тонкий еле видный шрам. Я не чувствовал боли: только пустоту внутри, словно ее сшили наново, новым швом, и это ощущалось. Ко мне потянулись гости, но вместе с ними пришел штатный лекарь и мгновенно всех выгнал. Я снова засыпал и просыпался: ночью прошла гроза, обычная предлетняя гроза, а утром на ясном небе вновь светило солнце. Внутри дома было пусто и тихо. Яркий свет слепил глаза, но в целом я чувствовал себя сносно, пусть и слегка растерянным. Идти пришлось, держась за стену, но творились великие дела, а я сидел дома. Я хотел присоединиться, но, как оказалось, влияние темного оказалось еще серьезнее, чем я предполагал. Меня не выпустили за порог. Ничто не может помешать истинному светлому идти на работу, и я попытался пройти через них. Но что-то пошло не так, и они вызвали на подмогу Приближенную Янъи. – Темный маг сказал, что тебе требуется полный покой. Тебе надо отдыхать, Маро. – Почему вы следуете словам темного, а не собственному разумению? – По моему разумению, – хладнокровно ответила она. – Человеку, пережившему такие травмы, требуется полный покой. Иди и лежи. Я попробовал уломать их на разрешение хотя бы пройтись по двору и подышать воздухом, но они были светлыми и все понимали, а потому мне было велено дышать через окно. Темный вернулся через два дня, когда я совсем извелся. Я пытался составить доклад, но пришел штатный лекарь и отнял у меня доклад и приказал лежать. Темный был доволен, и отряд тоже был доволен, и они вернулись все. Не так привычно после больших боевых операций. А если бы шли одни светлые... Эта мысль маячила в сознании, и я не мог от нее избавиться. Способны ли светлые поладить с темным, который помогает уничтожать других темных? – Разве нормально – убивать своих? – я встречал магистра Юлао на пороге. Его улыбка слегка подбешивала. Потому что, если сказать совсем откровенно, это была просто открытая искренняя улыбка. – Есть те, кто полезен нам, есть те, кто мешает. Отбросам не место в моем новом мире, – он как будто расслабился и улыбнулся еще шире, но иначе: – Итак, ты жив. Я только под землей вспомнил, что некоторые больные умирают без причин через некоторое время после своего вроде бы выздоровления. Определенно, ты мог сделать так мне назло. Мне это мешало. Ух ты, а я такой вариант не придумал. Куратор Илени, вам придется вот это мне объяснить. – Мне уйти? – с куда меньшей уверенностью предположил он. Я недоуменно кивнул, даже не сразу найдясь с ответом: – Конечно. Немного утешило, что, как мне рассказали, на поверхность меня вынесла на руках Приближенная Янъи. Приближенные, маги внутреннего круга, намного сильнее, чем люди и обычные светлые, и это было приятно. А потом я узнал, что до этого меня тащил, отгоняя остальных, магистр Юлао. Не от большой симпатии: наверняка боялся за свой корявый ритуал, и если я помру там, его первого обвинят и растерзают. Эмиль исчез бесследно. Появляться внезапно и исчезать он всегда умел хорошо. Все, что касалось Эмиля, осталось в моем разуме темным пятном, которое я не хотел касаться. Я понимал, что он сделал. И то, и другое. Жертв достали из ямы. Кого-то опознали, большинство нет, и всех похоронили за городом. Куда дели тела темных, я не интересовался. Я очнулся как раз в срок, чтобы попасть на похороны Митси. Пришли люди из рабочего поселка – в рабочем поселке оплакивали всех сразу и одновременно радовались, что все закончилось. Пришли армейцы из гарнизона и выглядели очень злыми. Среди своих, светлых, мне было спокойнее. Мир темен, но не настолько темен, чтобы терять надежду. То, что Приближенная Янъи провела последнюю ночь, прощаясь со своим магом, выдавали только покрасневшие глаза. Но глаза почти у всех были красными: частые пожары, недостаток сна. Я, и остальные, сделал вид, что этого не замечаю. – Когда же это закончится, – Нэацу яростно растер лицо и бросил на костер мутный взгляд, когда тот разгорелся. Из собравшихся Нэацу из Контроля исхитрился выглядеть самым расстроенным. Зато я впервые увидел, что он занят делом – он помогал сооружать погребальный помост. – Мне жаль, Приближенная Янъи. Мы не должны терять своих. Это неправильно. Золотистые колокольчики зазвенели, когда Приближенная Янъи повернула к нему голову. Дым от костра заволок нас облаком, мешая разглядеть ее лицо. Дым поднялся к чистому небу. Жизнь шла своим чередом.       «Тебя ранили темные из подземелья? – спросила Приближенная Янъи, останавливая меня в то спокойное и пустое солнечное утро.       Приближенная Янъи многое понимала.       Я думал о том, что магистр Юлао напряженно ждет мой вердикт. Но чтобы низвергнуть темного мага обратно вниз, мне не требовалось его обвинять – мне в любой момент было достаточно указать на него пальцем.       И я ответил:       – Конечно, они». Чтобы не быть совсем бесполезным, я помогал на складе переписывать поднятые наверх темные реликвии. Контроль вечно ныл, что мы обращаемся с темными вещами плохо – Взывающие к тьме обращались еще хуже. Должно быть, потому что использовали. Как умели. Как считали подобающе темным. Новый поезд пришел, и привез еще больше беженцев, а еще бочки с едой, то есть вермишелью из кальмара. Я как раз шел мимо столовой, чтобы увидеть это, и увидел отвратительное, невообразимое зрелище, ужас которого останется со мной надолго. Командир гарнизона Ренне, посланник Контроля Нэацу и Приближенная Янъи пили чай с кальмаром и мирно обсуждали транспортную сеть. Я прокрался мимо них, потому что они очевидно были заняты. И не могли меня остановить. Темный ждал меня у ворот. Едва ли нас сейчас бы остановили, но могли возникнуть неприятные, лишние вопросы, зачем мне канистра с зажигательной жидкостью. Город без сохранявшего его заклинания разом расплылся, превратившись в скопище жалких развалин. И богатые кварталы потеряли свой лоск. За всю дорогу темный заговорил всего лишь раз: – Ты ведь был в плену? Я вижу на тебе отметину. Был. А кто там не был. И это не то, что я стал бы рассказывать врагу, чтобы его порадовать. И не то, что мне хотелось бы вспоминать: и не то, что интересно было вспоминать. Со мной не случилось ровным счетом ничего, что не случалось в плену со светлыми. Головная боль как будто появилась после того случая, но мало ли поводов. Мы остановились перед воротами в особняк магистра Юлао, где еще осталась моя давно утерявшая смысл печать, где еще осталась никем не понятая Песнь. – «Месяц, на осколки разбитый, на дорогу – пятна света ложатся»… Новый месяц светит и не дает света на темных тропах. Ты уже их предупреждал. – Я не обманывал, – он склонил голову, довольно принимая мое понимание. – Но они все равно были неспособны понять. И вошел внутрь. Я видел, как магистр Юлао выплескивает зажигательную жидкость из канистры, и как бросает огонек. Легкий павильон полыхнул в единый миг. – Вы правы, светлый Маро, – это было его просьбой; я не спрашивал причин, но он все равно заговорил. – Я устал оглядываться. Огонь отражался в его глазах, наполняя жизнью. Я пожал плечами, не зная, станет ему легче или нет, и сказал: – Красиво. – Красиво, – согласился он.