Вызов

– Ну что же, – куратор Илени тщательно скрывал бурю эмоций. – Это определенно были неправильные темные. Я поднял чашечку из белого камня, скрывая ухмылку, и искоса разглядывая темные доски, и разбросанные по полу подушки, и белую занавесь, что колыхалась от сквозняка. Веранда роскошного особняка открывалась прямо на озеро, и с воды веяло прохладой; я уже поменял теплую одежду на легкую белую и зеленую летнюю, и на меня то и дело накатывал озноб. – Магистр Юлао прав: нам нужны темные, которые будут нам полезны. Темные южной столицы – кровожадные преступники: была бы от них польза? Сомневаюсь, – как Илени ни старался, это все равно звучало как самовнушение. – Но я уверен, вы еще найдете нам правильных. – Все темные такие, Илени. – Темный Юлао не такой. Смотрите, как он о вас заботится! Личный куратор Илени обладал потрясающе отсутствующим чувством такта. У меня только перестал дергаться глаз от воспоминаний. Озеро Ханэ лежало прямо перед нами: огромное, шелково-голубое, с едва различимыми синими холмами. На нашем берегу шумели сосны; между ними виднелись красные и зеленые украшенные крыши; в садах цвели лиловые павловнии, распускались ранние пионы. Темные южной столицы держали на озере Ханэ свои загородные поместья. Это были летние поместья, здесь отдыхали от жары, и от городского шума, и от утомительных ритуалов, и сейчас здесь было холодновато. Поместья долго стояли пустые, а потом в самое красивое ничуть не смущаясь въехал Контроль. Если так посмотреть, Контроль пользовался имуществом темных куда более вольно, чем мы. Куратор Илени в своей летней одежде совсем не мерз: он суетился, наливая мне чай, перекладывая в тарелочки еду, блестел глазами и радостно улыбался, словно после такой разлуки уже не чаял увидеть вновь. – Вы все сделали правильно, светлый Маро. Именно то, что нужно! Вы позволили проявить о себе заботу, а люди склонны привязываться к тем, о ком заботятся. Магистру Юлао требовалось ощутить опору, ему как воздух нужен контроль над обстановкой – и благодаря вам это произошло самым позитивным способом! Вы помогли ему восстановить самоуважение, поднять самого себя в своих собственных глазах. Вы показали, что вы не абстрактный безжалостный враг, а человек, которому можно сочувствовать, которому может требоваться помощь... Да это катастрофа. – Признайте, Илени, вы просто хвалите любое мое действие. – ...отчего нет? Вы стабилизировали его состояние, укрепили вашу связь. И смотрите, светлый Маро, магистр Юлао пообещал вас не убивать! – Он угрожал взять меня на службу! От воспоминаний снова заныло под ребрами. Взаимодействие с темным на этот раз я расписал очень подробно, надеясь, что на куратора Илени произведет впечатление, и что куратор Илени поймет, что такое темный маг и насколько черны его помыслы. Куратор Илени развел широкими рукавами: – Все-таки он темный маг. Темный магистр. Их эмоции ограничены, разум находится в жестких рамках. Выражает мысли, как умеет. – Вы такой добрый и поддерживающий, куратор Илени. Кажется, куратор Илени принял это как должное. На озере Ханэ Контроль обитал потому, что его не пускали в южную столицу, и чем здесь занимался до этого момента, неизвестно – кроме того, что обшаривал соседние поместья. Я знал, что теперь Приближенная Янъи пустила к себе наблюдателей: сначала их провели прямо в Яму, а потом устроили большое путешествие по подземелью, не миновав камер, где содержали жертв. Когда я видел наблюдателей в последний раз, они унылой группкой сидели в столовой, растеряв бодрость, но на язвительные вопросы, хотят ли они домой, твердо отвечали, что не хотят. Приближенная Янъи поступила весьма мудро, позволив Контролю наглядеться на разлюбимую тьму. Наблюдатели зеленели, но глядели. Только теперь из южной столицы их было не вытурить – и я не понимал, что они забыли в этом заклятом месте, светлой столовой. Должно быть, армейцы для образованной столичной молодежи были грубоваты, или даже рядом с нашими они чувствовали себя комфортнее, чем рядом с командиром гарнизона Ренне, то ли светлые входили в сферу их интересов. Впрочем, неудивительно, что куратор Илени был здесь, а не там. – Он называет меня неискренним, – мрачно пожаловался я. На самом деле я хотел бы получить от личного куратора нормальный полезный рабочий совет, как заставить своего врага себе верить. – И я могу его понять, – предательски объявил мой куратор. – Я общаюсь с вами долгое время, и до сих пор не могу пробиться через ваши стены цитат к сердцевине. – В моем сердце – светлый кодекс, – великодушно пояснил я в который раз. В глазах Илени плеснуло раздражение: – А можно мы с вами останемся наедине? Вы, я, без светлого кодекса? Нет, я на такое не согласен. – Задумайтесь, куратор Илени – если вы не можете найти то, что ищете, может этого никогда и не было? Он покачал головой, опуская взгляд к стоящему между нами блюду с мидиями, политыми лимонным соком. Я привычно задумался, кто снабжает Контроль, и за что дает деньги. Не за красивые же глаза и сказки про равновесие. Думаю, и поместье отошло им не за красивые глаза. – Я хочу, чтобы вы учитывали – магистр Юлао ловит ваши эмоции лучше, чем вы его, – Илени переложил в тарелочку еще несколько мидий и придвинул ближе. Я заметил, что сам он почти ничего не ел. – Это понять несложно, светлый Маро, ваше восприятие чужих эмоций начинается и заканчивается с «он что-то злоумышляет». А что, где я неправ. – Он со мной играет. – Судя по вашим докладами, это вы с ним играете, светлый Маро. Как вы думаете, ему это нравится? Плести паутину? – Определенно. – И судя по вашим докладам, вам нравится. А если людям нравится то, что они делают – и прекрасно? А внимательно ли куратор Илени читал свою инструкцию – там, где сказано, что он должен исцелять душевные травмы, а не наносить новые. – Куратор Илени, вы никогда не думали о карьере темного книжника? Илени посмотрел на меня глазами очень добрыми: – Я открыт новому опыту, если вы об этом, светлый Маро, но ради блага я должен стоять над ситуацией. Над нами, так бы сказал прямо. Мы замолчали, смотря на озеро. Ветровые колокольчики звенели, и длинные шнуры качались над водой. – Позвольте задать вам вопрос, светлый Маро… – Я задам вам вопрос, куратор. Что темный магистр Юлао сказал обо мне? Он не стал спорить и достал из ящичка лист бумаги, показал мне и перевернул: «<М>: Светлый Маро – хороший специалист». Судя по тому, что здесь запись обрывалась, куратор Илени знал, о чем я попрошу, и готовился заранее. – Я не ждал откровенности, но, признаться, ожидал иного... – он покачал головой. – Но вы в самом деле хороший специалист. Да. Даже тьма это признает. Но в том, как это прозвучало – и в поведении куратора Илени – я ощутил неладное. Меня считают неискренним. Я хороший специалист, который делает свою работу. Это плохо. – …светлый Маро. О том, как темный маг на вас напал, вы расписали на пять страниц; о том, как он к вам прикоснулся – на шесть; его ужасающие угрозы вас не убивать тоже занимают немало. Но о то, что он нанес вам серьезную рану – почти ничего, кроме «все темные только о том и мечтают». Почему? Почему куратор Контроля не понимает таких простых вещей. – Есть разница, когда тьма по собственному желанию ведет себя как мерзкая тьма. И когда вред наносится ради важной цели. Я светлый и я прекрасно понимаю это. Уголки его губ опустились вниз, и куратор Илени разом стал выглядеть опечаленным и уставшим. – Я не понимаю, светлый Маро, почему вы так к себе... Пожалуй, вы жалуетесь на любое ненадлежащее вас использование. А надлежит вас использовать ради полезных целей. Дошло. Дошло! Но, как бы ни был я рад, что куратор Илени обучаемый, как бы он ни притворялся, сегодня его расстраивало каждое мое слово. Я поднялся, и он поднялся тоже: – Знаете ли вы, что такое покой, светлый Маро? Что вы ощущаете в этом месте, прекрасном и тихом, где совсем нет тьмы… – Что это подозрительно? – с надеждой спросил я. – Что вам не надо, Маро, искать врага. С такой позицией я не согласился, и на следующий же день попытался обойти озеро, но не дошел даже до ближайшего мыса – закружилась голова. Сражаться с тьмой в таком состоянии было глупо. В поселок для простых людей, которые раньше работали на поместья, меня отвезла лодка. Сейчас в деревне Ханэ осталось мало жителей; светлое отделение Ханэ было совсем маленьким. Южная столица держала здесь комнаты для проезжающих, склад и дежурных. Еще здесь отдыхали светлые, которые были ранены или слишком устали. Из-за толстых стен доносились мерные удары колокола. Я ускорил шаг. На воротах меня никто не остановил – лучше всего роль стража, единственного стража, исполняла змея-веревка. Прибывший отряд светлых перемешался с дежурными, и все говорили и выглядели взбудораженными и подавленными одновременно. Потом, над их головами, я увидел ленты из некрашеной ткани, траурные ленты. Что произошло, я выяснил только взяв первого попавшегося мага под локоть и оттащив в сторону. Под Вратами Юга с рельсов сошел товарный поезд (фургоны с зерном, что плохо, не беженцы, что хорошо). Приближенная Тамадзи погибла в двадцать четвертой провинции. Приближенная. Приближенную Тамадзи хотели вывезти из двадцать четвертой провинции, но она отказалась, чтобы не подвергать других риску. И умерла. Двадцать четвертая провинция полностью закрыта: никто не может в нее войти, и никто не может ее покинуть. Наше светлое отделение осталось запертым там. Господин Аллури дал отмашку на эвакуацию двадцатой – на юг переводится Приближенный Кетеми – для работы на дальнем юге набирают добровольцев… Вот где я должен быть. Вся жизнь шла мимо. Колокол кричал бы, если бы мог кричать – но он монотонно бил снова и снова. На лицах вокруг я видел смятение – и, впервые во всей хаотической жизни светлых отделений, нечто, похожее на страх. После окончания войны еще не погиб ни один Приближенный. Все умирают, но Приближенные были нашей неизменной опорой – что делать нам, если погибают даже они? Я обернулся к приоткрытым воротам, резко понимая, что надо закрыть их как можно крепче. Никто не должен слышать настолько плохих новостей и видеть, насколько новости ударили светлых; светлые все-таки остались для людей опорой, и если даже светлые… Но кто-то уже успел сообразить, и ворота закрыли, и колокол умолк. Остались только разговоры, приглушенные, обрывочные. Двадцать четвертая провинция занимала острова. Я слышал, что там были постоянные проблемы с темными монументами, и вот где было настоящее дело, а не моя возня с темным магом и встречи со все более странными людьми. Господин Аллури подписал бы мне перевод – я на хорошем счету, у меня нет провинностей – ведь подписал бы? Нам бы сейчас пригодилась армия – хотя армия пригодилась бы нам давно – но, по слухам, она топталась где-то под Северной столицей. Или там, где правящие семьи пытались поделить друг друга, на западном берегу, про который господин Аллури сказал, что ноги там светлого не будет, потому что огребем от всех и будем виноваты. Но нам нужны были люди; если южные провинции разом в панике поднимутся с места и побегут, нас сметет. Я не верил, что господин Аллури верит, что мор или любую темную заразу получится остановить. Задачей Знамени Сефи было не дать ей дойти до Сияющей раньше сбора урожая. В отделении мне передали увесистую посылку. Я надеялся, что она от того, от кого я хотел бы получать посылки, но внутри оказался сверток с лечебными травами, аккуратно разложенными по кулькам с ярлычками, и записка:       «Эти травы я сам собирал при Луне Трав, и при Луне Отражений, и в час белой вешней росы… Шутка. Купил у проверенного аптекаря.       Не болейте, командир». Судя по краткости письма, Эмиль сочинял его в редкий период просветления. Жаль, что я не сумел забрать себе вырванную страницу – я хотел бы знать, что за темная книжонка кипятит ему мозги на этот раз. Однажды, еще до Белого берега, мы с Эмилем собирали заклятую вещь, и у него сорвалась пружина и ударила меня по руке. Мелочь, не стоящая внимания. Я помнил его страх: его вину и то, как он умолял его простить. Эмиль всегда был до смешного предупредителен ко всем в отряде; часто до неловкости заботлив; и каждый верил, что он даже помыслить не мог, чтобы причинить своим друзьям вред. Может быть, он думал об этом. Может быть, боялся. Приложенный перечень имен я сразу переслал с пометкой секретности, а травы оставил на экспертизу. Не думаю, что Эмиль намеревался меня отравить, и раз так, нашим они пригодятся. Когда я вернулся, темный магистр Юлао раскладывал по полу камешки. Без видимой симметрии и системы, но с крайним сосредоточением, из чего я сделал вывод, что темный магистр Юлао совсем дуреет от скуки. Должно быть, настолько деятельному человеку было тяжело постоянно сидеть взаперти. Я бросил на столик кошель с очередной полумесячной выплатой: – Контроль на тебе разорится. Если снова не хватит – я в долг не дам. Темный аккуратно поставил камешек в стороне от группы других и замер, рассматривая полученное сочетание. Я задумался, насколько оправдано то, что я сейчас сделаю, и сказал: – Можешь выйти наружу. Он резко поднял голову, но не двинулся с места. Я напоказ стер ладонью ограничительный знак. Знак был нарисован мелом, и его было легко стереть – хотя я бы узнал об этом – но то, что темный даже не попытался что-то с ним сделать говорило в его пользу. В пользу его разумности или в пользу вбитого послушания. – Ты меня отпускаешь, – сказал темный с подчеркнутым равнодушием. Я наклонил голову в жесте согласия. – Без надзора. – А ты думал, я вечность буду караулить у твоей двери и ходить следом? Не буду. У меня полно дел. Такое ощущение, что он сейчас обиделся. – Разве я не опасен? – Опасен. Но мы с тобой сотрудничаем, – я прикинул, насколько вызывающе будет назвать его свободным человеком, – и ты не заключенный. Не причиняй людям вред. Не ходи в поселок. Иди, если хочешь. Он медленно поднялся и подошел к двери, в любой момент ожидая, что я отзову разрешение, насмехаясь над поверившим темным. Предлагал ли Эмиль такую возможность? И сколько раз обманывал? Если обманывать много раз, жертва останется в камере, даже если дверь действительно будет открыта. – И это не будет считаться попыткой побега? Надо же. Ученый. – У тебя есть мое слово. Ничего лучшего я предложить не могу. Возвращайся до заката. – Это приказ? – Иначе я буду беспокоиться. Он заглянул мне в лицо, ощупывая его взглядом как пальцами – я чувствовал, как его полуслепые глаза скользят вверх и вниз. Но даже если темный не верил, желание вырваться было сильнее. Он ступил на землю с веранды; прошел несколько шагов, ожидая окрика; обернулся. Я понял, что он предполагает, что я буду смотреть ему в спину, и вернулся в дом, закрыв за собой двери. Умом я понимал, что магистр Юлао не украдет лодку, чтобы примчаться в поселок, сея кровавую тьму среди мирных граждан и ничего не подозревающих светлых. Что едва ли будет устраивать в округе темные ловушки просто для мести. Магистр Юлао был слишком целенаправленным для мелочного зла. Я сознательно пошел на риск, но успокоиться не мог. Куратор Илени отбыл еще вчера после нашей встречи, и на берегу остались только несколько человек, разбирающих присланные из Южной столицы «предметы искусства, государственное достояние». И охрана, которая не защитит даже от банды бродяг. Сперва я решил, что здесь нет светлых, один Контроль, и не жалко, если их сожрут; а потом, что все-таки немного жалко. Я не мог найти себе места; я обошел все поместье, посмотрел их защитные обереги, ужаснулся, переделал их защитные обереги, и тут служители Контроля меня нашли и начали спрашивать, что я делаю. Вообще я считал, что обычным людям стоит объяснять про магию – хотя у меня редко было на то желание или время – чтобы знали, что опасно, а что не опасно; и ради формирования положительного образа светлого мага, как говорит наш кодекс, мы должны быть дружелюбны и идти на контакт. Не то, что темные маги, обеспечившие себе репутацию замкнутых в себе чудовищ. Я надеялся, что принцип работы амулетов покажется им скучным, и они уйдут, но они не ушли. Не ушли после того, как я дал им по очереди подержать амулет, когда под моим присмотром они собрали амулет, когда, поддавшись уговорам, я рассказал пару баек про прекрасный и мрачный город и события недавних дней, которые в описании выглядели интереснее, чем были. Потом я выдохся, и начал расспрашивать в ответ, и узнал, что эти юноши и девушки – чуть не вчерашние выпускники Школы горных вершин из Сияющей, и за прошедшие полгода я первый светлый, который на них не наорал. Все-таки это было нехорошо. Хотя, прежде всего, я понимал своих. Он долго мялись и переглядывались, и смотрели исподтишка, пока самый храбрый не попросил показать светлую магию. Первым порывом было резко отказаться – но я вовремя осознал, что они не хотели ничего плохого. Светлая магия была прекрасна: было прекрасно ее увидеть. Я использовал песни; песен я знал много, и они позволяли направить мысли, и я мысленно перебрал несколько, и произнес первые строфы. «Мой командир, господин Аллури. Много говорят о светлой магии; о том, что она отсечение лишнего и уничтожение темного, о том, что она безжалостна и безжизненна. Когда я ощущаю вашу магию, она дает мне силы; она горька и она дает мне надежду, что я пройду путь до конца. Я ощущаю светлую магию как ясность; как чистоту свободу; шанс вырваться из тенет суеты, горестей и бед. Но я не знаю, как звучит мой свет. Когда-нибудь я спрошу об этом». Когда контролеры уходили, свет сиял отпечатком на их лицах. Потом он сотрется. Но они не забудут. К закату магистр Юлао не вернулся. Я смотрел, как солнце скрывается за холмами; небо гаснет, приобретая глубину; над водой поднимается туман. Я не знал, радоваться мне или злиться. Я проявил доверие, и я был честен, но как будто я, светлый, мог ожидать иного. Приступ досады был неожиданно силен, но я преодолел первый порыв немедленно мчаться за сбежавшим темным, и прислушался к ощущениям. Вода тихо плескалась о галечный берег. В лесу ухала ночная птица. Я дошел до мыса, который приметил днем – с него должен был открываться хороший вид, и действительно, вверх вели ступени. Должно быть, темные собирались здесь в жаркие дни, слушали музыку и обмахивались веерами. Но от беседки ничего не осталось, и магистр Юлао сидел в развилке дерева. На другом берегу в тумане дрожали огоньки поселения. На нашем берегу было темно, горела только одна точка – может быть, та лампа, которую я оставил на веранде. Озеро, огромное, дышало холодом. Лицо темного было спокойным и почти одухотворенным. Огни и туман отражались в нем как в мутном стекле. – Мы сидели здесь и сочиняли песни о начале лета, но вина лилось больше, чем подходящих слов, – сказал он, только тем выдав, что заметил мое появление. – Я не могу поверить, что все это было. Как быстро все превратилось в пыль. Я бы мог ответить, что важна только конечная цель. Все остальное превратит в пыль и развеет ветер. Радость первой. Мне показалось, что темный хочет попросить меня остаться. Остаться здесь и смотреть на озеро в тумане и далекие огни и больше не думать ни о чем. Но это явно не соответствовало образу светлого, и прежде, чем он сказал бы, я заметил: – Ночь. Темно, между прочим. Я об корень споткнулся. – И какое наказание мне обещано? – с насмешкой откликнулся он. – Я обещал, что буду беспокоиться. Я беспокоюсь. Темный повернул голову, бросая на меня сразу ставший пристальным взгляд, и я демонстративно развернулся: – Завтра отправляемся. Не хочешь отдыхать перед дорогой – твое дело. – Ты поставил условие, светлый, и ты должен следить за его выполнением, – с холодком сообщил он, и у меня появилось ощущение, что сейчас меня будут учить правильности. – И что я должен сделать? Я мог представить, как он уходит из отделения Контроля, не зная, куда идти; как он приходит в место, которое помнил, и смотрит, как солнце закатывается за холмы, зная, что надо идти, но остается. Я понимал это томительное ощущение. Когда пробуешь границы, которые преодолеть не можешь. Я знал, что сейчас он скажет что-то про методы светлых, а я отвечу, что ничего с ним, темным, делать не хочу, потому что я в самом деле устал, и все это было настолько противно и бессмысленно; и я задумался над тем, что темных вокруг бегало уже много, и тыкать в темного темным уже не столь удобно, и спросил о действительно важном: – Я могу обращаться к тебе по имени? Кажется, магистр Юлао подавился всеми непроизнесенными словами и готов запросить иное наказание. – А если я завтра не вернусь? – Тогда мы не успеем на местный рейс, и сорвется пересадка на товарный поезд до Врат Юга. И я больше не буду тебя отпускать, потому что я не люблю необязательность, которая срывает планы. Или же я отчитаюсь, что задание провалено. Поиск темных – дело добровольное. Его взгляд жег спину. В своей комнате я плотно закрыл ставни, не позволяя свету взошедшей луны проникнуть внутрь, и решительно лег спать. Магистр Юлао вернулся под утро, и все это время я не сомкнул глаз. И только я начал засыпать, радуясь, что урвал несколько часов до подъема, как на галерее раздался топот и голоса. Я выглянул наружу через решетчатые ставни: служащие Контроля под руководством магистра Юлао собирали его вещи. Количество вещей у магистра Юлао после посещения южной столицы увеличилось в разы, и я даже упустил, что и откуда он набрал. Контролеры бегали вокруг него с коробками и даже не задавались вопросами, почему ими командуют. – Обращайтесь осторожно! – командовал отвратительно бодро отвратительно бодрый магистр Юлао. – Вы же не хотите разбудить светлого Маро? Светлого Маро, они, очевидно, разбудить не хотели. Я прислонился затылком к стене и прикрыл глаза. Хотелось швырнуть из окна чем-нибудь тяжелым, но темный все равно не поймет: скажет, что я отдыхал на прошлой неделе, чего мне не хватило. Темный встретил мое появление неопределенным радостным восклицанием. Сам он, естественно, ничего не делал, и только указывал, обмахиваясь цветущей веточкой. – Уже взял Контроль под контроль? – мне хотелось схватить человека, который сейчас поднимал коробку, и крикнуть, почему он считает нормальным выполнять повеления первого встречного темного мага. – О, нет, – снисходительно отозвался темный маг, переплетая лиловые цветы на ветке. – Еще нет. Человек, несущий коробку, дошёл до угла дома и развернулся; подошел к нам, застыл, и снова развернулся; пошел к дому. На его лице растерянность, как бывает, когда ходишь по дому и пытаешься что-то вспомнить, что только что забыл. Я выхватил ветку, расплетая силки пусть не так изящно, но тоже быстро. Служитель попытался пройти по кругу снова, и я коснулся его рук, мягко уговаривая отпустить, отдать коробку мне, идти к лодке, потому что все хорошо, мы благодарны, он сделал как нужно, мы позволяем ему уйти… Наконец он поддался и пошел прочь, покачиваясь на ходу, словно ему стало нехорошо. Темный отшатнулся, когда я повернулся к нему. – А я думал, Эмиль показал тебе, каково это – испытывать беспомощность. Некоторые наши предполагали, что темных магов можно научить – если заставить темного мага чувствовать боль, он поймет, что чувствуют люди, которым он причиняет боль. Магистр Юлао, попав в плен к Эмилю, понял только, что в плену Эмиля плохо и попадать туда не надо. Меня поразило даже не то, что он управлял человеком. Темные умели это. То, насколько ничтожен был повод; насколько легко и без раздумий он это сделал; так, будто в компании хохочущих приятелей приказывал марионетке прыгнуть в воду, чтобы достать кувшинку с середины пруда. И то, что он сделал это в это чистое ясное утро, когда, казалось, все иначе… Я посмотрел на коробки и с предвкушением сказал: – Я хочу осмотреть твои вещи. – Мне устраивают обыск? – темный старался показать, что его не задело, но я чувствовал, что выбил опору у него из-под ног. – Я должен быть настороже рядом с таким способным темным магом, – я сапогом пододвинул коробку и откинул крышку. Мне хотелось сгрести все в кучу и сжечь перед ним. Чтобы видеть его бессилие и злость. Я знал, что это будет ошибкой; что можно не отдавать трофеи темному, но отобрать, что он уже забрал, нельзя, и это разрушит ту связь, о которой болтал куратор Илени. Но как же мне хотелось. – Если ты хочешь видеть, что я везу с собой, ты мог просто попросить, – темный вздрагивал от каждой выброшенной на траву вещи, как будто я вырывал ее у него из рук. – Если тебе что-то нужно, тебе достаточно сказать. Я поделюсь с тобой. – Ты тоже, – я кивнул вслед ушедшему служителю. – Мог попросить. Я даже видел, что он пытается понять, но он не понимал: – Я не причинил ему вреда. Он жив и здоров. – Ты тоже жив и здоров, – я перевернул вверх дном очередную коробку. – Тебе я вреда не причинил. Неприятно, когда тот, у кого есть власть, ее проявляет? Магистр Юлао сжал губы – уверен, он считал, что это совершенно другое. Только у магистра Юлао, в отличие от нарисованных картинок, есть настоящие чувства. И я сказал прямо, надеясь, что хоть так до него дойдет: – А если я возьму под контроль твой разум? И ошибся. – Светлый Маро, если ты попытаешься, ты бросишь мне вызов, – доверительно сказал темный; в лице его появилось нечто хищное, – что ты претендуешь стать моим господином. И мне придется сломать тебе шею. Мне бы не хотелось, так что не делай ненужных попыток. На дне коробки я нашел сверток с палочками благовоний. Почти прогоревшими. Больше мне не хотелось переубеждать: я чувствовал только отвращение.

***

Стыковочный поезд не пришел. В этом не было ничего удивительного – чем дальше на юг, тем сильнее разваливался привычный порядок. Работники станции, куда нас доставил Контроль, сказали, что поезда могут задержаться на несколько дней, пока пути проверяют после крушения. Я прошел по платформе, рассматривая резные ворота, дома с красными крышами, остатки былой роскоши, договорился о ночлеге и увидел человека, бегущего прямо по шпалам. Он сильно запыхался и, отдышавшись, радостно спросил, я ли светлый Маро. Сегодня было пасмурно: небо затянуло, отмечая начало сезона, и я ощущал близкое дыхание затяжных дождей. Темный шел следом, держась на расстоянии, но я все равно замечал, что он неосознанно копирует мои движения. «Мой господин, командир Аллури». Я долго собирался с мыслями, чтобы изложить то, что меня беспокоило, и подозрения, которые становились все сильнее. «Я до сих пор не могу понять, ищет ли темный маг других темных. Но если ему нужны темные, то определенные темные. Темный маг и глава Взывающих говорили час или два. Меня не было при этом. Два темных мага разговаривали, но мы не знаем, о чем. Что глава Взывающих мог рассказать? Темный маг избавился от него так быстро. Не для того ли, чтобы глава никому не смог рассказать об их беседе?» Я спрашивал об этом – магистр Юлао отмахнулся, что глава Взывающих нес всякий бред о величии. Вряд ли я смогу узнать правду, и этот эпизод оставался самым черным пятном. Издалека послышался шум воды: железная дорога шла над небольшой речушкой, и инженерная бригада осматривала мост. Хотя инженеров там было полтора человека – пожилой мастер и светлый, которому краткие курсы не добавили уверенности ни в чем. В последние годы Знамя Сефи старалось отправлять наших учиться, но без хороших основ было непросто. Остальные рабочие присутствовали для поддержки. Зачем им нужен был инспектор со стороны, я понял сразу, как спустился. Песок вокруг одной из опор был разрыт, и оказалось, что она упиралась в камень: прямо в проломленную грудную клетку скелета, прикованного к камню. Останки сохранились даже слишком хорошо, как будто тьма до сих пор держала их вместе. Зная привычки драгоценной темной общины южной столицы, я не был уверен, что перед ритуалом жертва была мертва. Вполне возможно, опора не была закреплена, и только когда по мосту проехал первый состав, она опустилась вниз. Навсегда прибивая жертву к жертвенную камню и запечатывая мост в её страдании. – Нам следует это убрать? – спросил меня светлый недоинженер, и в его глазах я прочитал надежду. Что я скажу «да» и им не нужно было сомневаться. Все знали, как поступить правильно. Вытащить жертвенный камень, разбить оковы, захоронить останки на чистой земле, где они смогут лежать спокойно, без мучительного давящего веса, и мост станет просто мостом. Будет ли мост без жертвы стоять крепко. Рабочие смотрели на меня с надеждой. Я не знал. Я поднял голову, разглядывая мост и давая себе время на размышления. Наши поезда слишком важны. Едва ли мертвому есть разница; хотя я все еще чувствовал смерть, запечатанную в камне, боль в изгибе моста, в тяжелом весе его балок, в его мрачной давящей массе. Когда я вглядывался сильнее, меня пробивала дрожь чуть не до стучащих зубов. Мы ездили по мостам, стоящим на костях, и жили в домах, построенных на костях, и распахивали землю, удобренные костями. Этот мир выстроен темными, даже если мы не видим тьмы. Но дело было не в том, что я не хотел признавать полезность темных; и не та ситуация, когда можно вывернуться, что мы ловко ставим творения темных себе на пользу. Если перед этими людьми, видящими жертву и понявшими ее жестокое убийство, я прикажу оставить её там, где она есть – в этот момент светлые сделают огромный шаг назад. Я перечеркну один из главных наших догматов. И покажу, что на преступления темных, которые мы взяли на знамя, жертвы, против которых мы поднимали бунт – на них можно чуточку закрыть глаза, если нужно. Я могу малодушно оправдаться, что мы уберем кости, когда хаос уляжется – никогда? – и меня по-человечески поймут. Магистр Юлао стоял на мосту, опершись на перила, и смотрел сверху на нас, и я поймал себя, что оглядываюсь на него, и отвернулся. Пожилой инженер ответил, что ничего не мешает мосту стоять просто так; но он, простой человек, не разбирается в наших магических делах, и если я, светлый Маро, скажу то или иное, они сделают по моему слову… – Убираем. Мне стало легче, когда я это произнес. Инженеры разом приободрились; рабочие повеселели, освобождая кости. Все-таки они считали, что делают доброе дело. – Чужой крови нам не нужно, – я достал ножик, который берег специально для этих целей, сделал на ладони кривой росчерк и припечатал ее об опору, выводя «тысячу лет». Меня провожали с восхищением. Ноги подкашивались, когда я поднимался, а в голове не прекращался звон; я вложился в песню слишком сильно, но споткнуться и покатиться вниз помешало бы мне быть образцом светлого. – Я знаю, что ты хотел попросить у меня совета, – темный смотрел на реку, глубокую и бурную, гремящую зеленью с белой пеной на перекатах среди диких холмов и полей. Он заговорил впервые с утра. – Я бы мог сказать, что жертву нельзя убирать: ты бы никогда не смог проверить мои слова. Я бы мог сказать, что ее можно убрать – и ты никогда не узнаешь, сказал я правду или очередной поезд рухнет вместе с мостом. Но слушай мой совет: останки можно убрать. – А я могу тебе верить? – я привалился к перилам. Сердце бухало в груди, будто хотело сломать ребра. Весь мост теперь словно давил на меня, а ведь это был всего лишь жалкий мост, незначительная деталь, мелкое отступление от моей миссии. Если я ошибся, лучше бы мне самому лечь под опору. – Я не могу заставить тебя поверить. Если вы хотите обойтись без жертв – пробуйте. Но в нашей стране множество мостов. Светлый Маро не может тратить силы на них все. В итоге, с тьмой нам придется мириться. Он этого не сказал, но я это услышал. – Светлый Маро скоро наслушается твоих наставлений, станет очень умным и пойдет вверх в Знамени Сефи. И что ты тогда будешь делать? Темный прижал ладонь к груди и чуть поклонился: – Я лучший ученик господина Эмори. Господин Эмори был прекрасным наставником, и я его превзойду. Свет, да он совсем берегов не видит. Я не хотел признавать, что меня успокаивали его слова. – Я понял, почему ты решил именно так, – сказал он ровным тоном, разом отбрасывая веселость. Порыв ветра приглушил шум реки; темный протянул ко мне руку: – Дай мне то, что забрал у меня. Я напомнил себе, что свет моя опора, и отлип от перил, настороженно его разглядывая. Сверток с палочками я нес собой; Митси убили не палочки, а вполне конкретные люди, но именно палочки выжгли его жизнь, и я хотел похоронить их или уничтожить. Их использование было насмешкой над смертью светлого мага. За то, что я вернул ему сверток, я буду отвечать в докладе: я мог сказать только, что, делая шаг, мы никогда не можем быть уверены. – Чтобы ты знал, они превратились в невероятно важный амулет, – магистр Юлао сломал каждую палочку пополам, и еще пополам, даже железное основание. – Но, оценивая важность... Палочки крошились под пальцами в пыль. Ветер подхватил ее и унес.