Waiting as I'm wanting to Speaking as I'm spoken to Changing to your point of view Fading as I follow you A boyish notion of false emotion These words are spoken despite my love A fool's devotion was set in motion My eyes are open now «Looking Glass» — The Birthday Massacre
Скрытая Деревня, коронованная горами, всё так же куталась в свою тяжёлую шаль из густого тумана, когда Канаде вернулась. Всё те же серые башни бросали вызов небесам. Всё те же сады на крыше Академии заманивали в свою ловушку отчаянных от голода детей. Всё те же течения уносили тела неудачливых рыбаков. И вешаться люди продолжали на одних и тех же деревьях. Война затянулась. Очень затянулась. Перед битвой, которую потом назвали «Горячей» из-за её местоположения, когда Канаде ещё не знала, что её ждёт, Ао-сенсей сказал, что большие сражения — знак постепенного окончания войны. Он забыл тогда добавить, что они не столько прогноз будущего, предзнаменование, обещание следующего дня, сколько, всего-навсего, кульминация. Долгая и мучительная, совсем не как в кино. Три года провела Канаде на фронте. Один — как генин при отряде, защищавшем границу, в безопасности лагеря и монотонной рутины. И ещё два — на восточном фронте, почти сразу получив синий жилет чуунина за то, что смогла пережить атаку Узумаки Кушины. Канаде не помнила, скольких убила. Потеряла счёт ночам, в которых надо было держать за руку Ао-сенсея, беспокойно мечущегося в кошмарах. Сколько слёз потеряла Мей, сколько раз Ширагику-сан пролила чай, потому что раны вынудили дрогнуть её изящные руки. Они держались вчетвером, как семья, и девочек больше не упускали из вида на поле боя. Канаде иногда снились звуки труб и развевающиеся знамёна на ветру. И она потом не могла уснуть, не дождавшись рассвета. Каждый день страх сковывал её, и чувство страшной вины сдавливало горло, но жить она хотела куда больше, чем вымаливать прощение; тем более, что она не знала, перед кем падать на колени и склонять голову. Убивала Канаде себе подобных, представителей «нового поколения ниндзя», за которых некому было, в общем-то, мстить. Но война постепенно заканчивалась. Как солнце неумолимо выходит из зенита, так и международный конфликт начал медленно клониться к закату. Нет, не из-за количества убитых. Силы Кумо потеряли Третьего Райкаге. Вражеская разведка сумела обвести вокруг пальца даймё страны Молнии, и отряд самых выдающихся воинов высокогорной земли столкнулся с десятитысячной армией. Райкаге остался, пожертвовав собой. Гамбит, не более: Четвёртый уже какое-то время был готов сменить своего предшественника, но альянс Конохи, Суны, Кусы и Таки потерял очень много воинов — малочисленные страны официально вышли из игры, потому что им стало крайне невыгодно нести ещё большие потери. Так Канаде, Мей и их учителя оказались дома. Восточный фронт был официально распущен из-за тяжёлой ничьи — Четвёртому Райкаге требовалось время, чтобы успешно принять бразды правления, а у противников не осталось ни свежего мяса, ни пыла по-настоящему вести военные действия на двух горизонтах. Стычки на границах остались, но для них нашлись кандидатуры поскромнее. Никаких разговоров о возвращении туда ни Канаде, ни Мей. Ещё бы, они уже доказали свою полезность. Кири почти не изменилась за время их отсутствия. Разве что дом Амеюри Ринго сгорел. На старом пепелище серел её могильный камень, а ещё маленькое дерево красной камелии, посаженное или во время похорон, или сразу после. Его молодые бутоны готовились робко раскрыться, когда возле места упокоения матери Канаде встретила старого знакомого. — Ты не могла присутствовать на похоронах, но я сделал всё, как полагается, — сказал Райга, неловко помявшись с ноги на ногу. Настоящие битвы, очевидно, сбили с него спесь. — Спасибо, — тихо ответила Канаде, не зная, что ещё сказать. — Она так и завещала, знаешь. Ну, положить её в доме, а дом сжечь, как будто он лодка. Третий запретил наши традиционные похоронные ритуалы на воде… Можно было бы, ну, благороднее всё устроить. А красную камелию я уже сам посадил. Ты… ты же не против, а? А то вдруг, — он замялся, — ну, вдруг, с годами её забудут. А так хотя бы красивое дерево. И вроде бы память живёт. — Её дух упокоился, — тихо сказала Канаде, — уже ушёл. Так что, думаю, вы хорошо поступили, Райга-сан. Значит, она была довольна. — Жаль только, что тебя не было, когда я её хоронил. Ринго не хотела, чтобы ты видела её такой. Она совсем стала плоха, когда мы вернулись… — Я понимаю. — И, ну, она тебя тоже, ну, любила. — Да, — слабо улыбнулась Канаде. — И вас любила, раз уж терпела ваши стихи. — Не нужно на меня «выкать», — неловко отмахнулся Райга. Потом спрятал руки в карманах. — А со стихами я завязал. То ли век такой, то ли ещё что, но у меня намного лучше получаются эпитафии. Я хоть нужным себя чувствую, когда хороню. — Можно открыть ритуальное агентство, когда война закончится, — пожала плечами Канаде. — Мама осталась довольна, поэтому её душа и пошла дальше. Кому-то твой талант пригодится. — Думаешь? — с любопытством взглянул на неё Райга. — Не у всех к этому есть предрасположенность, — пожала плечами Канаде. — Талант есть талант. — Хм. Какое-то время они молча смотрели на дерево. Канаде, глядя на бутоны, думала о волосах своей приёмной матери. Были ли они когда-то такими же яркими, как эти цветы, до болезни? Потом Куросуки снова заговорил: — Слушай, а тебе есть где жить-то вообще? Чунины нередко в общежитии обитают, если что, только там проблемы с мышами и тараканами. Если нужна помощь, могу дёрнуть связями, и тебя поселят с АНБУ. — Спасибо, я уже разобралась. Живу не одна, тыл защищён. — А-а, ну ладно, — он неловко почесал затылок. — Я, так, знаешь. На всякий случай спросил. Ринго мне на том свете голову отгрызёт, если я, ну, не прослежу. Канаде слабо улыбнулась. — Раз не отгрызла, пока мы были в одном лагере, беспокоиться нечего. — Да блин! Ну, — он нервно облизнул губы. — Тяжело, знаешь, не завидовать малолетней выскочке, которая по щелчку пальца обрела мать в лице твоего кумира. — Мама мне с самого начала сказала, что я не подхожу для наследования никакого из Семи Мечей, и это правда, — покачала головой Канаде. — Неужели ты не понял? — Эмоции иррациональны, — буркнул Райга насупившись и скрестив руки на груди. — Кто же знал, что ты в первую очередь по фуиндзюцу, и что у тебя вообще свой путь меча, не связанный с традициями? Может, кто опытный и знал, а я не знал. Ну, блин, извини. Джузо мне до сих пор мой подростковый идеализм припоминает при каждом удобном случае. — Кстати, он всё-таки взял ученика? — поинтересовалась Канаде. — А куда ему было деться? Но Забуза не так плох. Мы семеро, плюс компания учеников, на западном фронте сидели, в стране Травы. Сейчас Фугуки на ноги поставят, а то он совсем дрянную чакру съел, пока сливался с Самехадой, и обратно выдвинемся. Мы завалили джинчуурики Семихвостого, между прочим. Правда, и своих двух джинчуурики потеряли, ну да ладно. Я тебе этого, кстати, не говорил, если что… А на восточном как обстановка? Говорят, расформировали? Канаде кивнула: — Третий Райкаге вышел из игры и забрал с собой десять тысяч жизней. Райга даже присвистнул. — Так это что, свет в конце туннеля, а? — Кто знает, — уклончиво ответила Канаде. — М-м, тоже верно. И они разошлись, не попрощавшись, потому что им больше нечего было друг другу сказать. Райга с первого дня знакомства показался ей странным человеком, эдакой белой вороной. Таким он и остался, разве что осознание колоссального одиночества и жажда внимания перестали разрывать его в противоположные стороны. Видимо, за два года он успел смириться со своим «я», или, по крайней мере, примириться. «Мы с ним даже в чём-то похожи», — подумала Канаде, возвращаясь в свой новый дом. Оба баюкали души, покинувшие своих владельцев, и на обоих косились. Вот только Окабе всегда молилась искренне. У неё был бессмертный долг перед живыми и мёртвыми, и она не могла от него отказаться. Райга, возможно, искренне молился только один раз, за Ринго, остальное же было спектаклем. Может, он тоже хотел нести свет, но не мог, и потому раньше ненавидел приёмную дочь своей наставницы. Может, в череде больших сражений он узнал о тяжести такой ноши и отказался имитировать неподвластное ему. Канаде с нежностью опустила ладонь на рукоять катаны, которую ей завещала мама. До лазурной юкаты с чайками предстояло ещё дорасти.***
Ао-сенсей обитал в одной из башен в большой четырёхкомнатной квартире, которую, как выяснилось, он купил по возвращении с фронта за первые два часа пребывания в Киригакуре. А где до этого жил учитель, Канаде не знала. Им с Мей довольно безапелляционно выделили по комнате; Ао-сенсей и Ширагику-сан многозначительно заселились в одну и ту же спальню — и начался ремонт. Пол, стены и потолок предстояло покрыть всевозможными печатями защиты, а ещё нужна была мебель. Ванная комната была в прекрасном состоянии, её не нужно было дополнительно благоустраивать — имелись раковина, туалет и душ, а ещё слив в полу, чтобы небольшое помещение можно было разом помыть, не устроив потоп. Плита на кухне была сравнительно новой, а вот холодильник отсутствовал. Мей и Ширагику как будто специально решили не возвращаться жить на территории своих кланов. Может, чтобы дать понять, с кем они. Может, потому что им двоим нравилось слушать путешествующие по сарафанному радио слухи о Ягуре. Он много чего обещал. Ао-сенсей только кривился, отвернувшись, чтобы Ширагику-сан не видела его лица, когда о возможном Четвёртом Мизукаге говорили в его присутствии. А Канаде не могла объяснить, почему от одного только имени «Ягура» её бросало в дрожь, ведь он, по идее, отстаивал права бесфамильных и бесклановых, то есть таких, как она и Ао-сенсей. Но почему-то Сила не позволяла Канаде верить его взглядам. Что-то важное было связано с Ягурой. Что-то очень страшное в грядущем будущем, хотя, казалось, хуже быть уже не могло. Канаде, ночью исступленно медитируя в своей комнате, пыталась нашарить в Силе ответы, но то ли вопросы были неправильно сформированы, то ли вездесущий туман мешал отыскать правду. — Я видела много смертей, — произнесла она как-то перед сном, глядя в окно. — И почти все они были… напрасными. Что мне делать? Что бы на моём месте сделал магистр Йода? Или кто-нибудь ещё из Совета? Великая Сила, мне неисповедимы твои пути, но… не лучше было бы отправить сюда того, кто знает все нужные слова утешения, кто может усмирить это страшное колесо, переменить ход маятника, чтобы круг превратился в спираль? Кого-то, кто может во всём этом разобраться? Сила ничего не ответила. Канаде уже знала уникальность и опасность своего положения. Она была джедаем вне времени и контекста в мире, где только настоящие демоны откуда-то знали, что на далёких звёздах есть порода людей, несущая свет. Скорее всего, она была единственным джедаем на всей планете — не к кому идти за советом, тыл зиждется на любви, а не на догмах, будущее не несёт в себе надежды. С той самой памятной первой битвы, Канаде прятала свою чакру не только под кожей, но и под печатями, потому что её пытались искать, пытались выискивать, поскольку спрос на свет в тёмные времена очень велик, но многие пары рук разучились нести добро и были способны только на разрушение. К счастью, никто не удивился бумажкам на сенбонах в её пучках — ученица идёт по стопам своего учителя, всего-то. Но в Канаде появилась чуть ли не параноидальная осторожность, что так взрослит детские лица. Она научилась лучше понимать Амеюри Ринго, поэтому, едва вытянувшись в росте и увеличив резервуар личной чакры, принялась остервенело изучать техники, придумывать новые печати и тренироваться с унаследованной катаной. Вокруг дома незаметно нёс дозор её призыв. — Это когда-нибудь кончится, — периодически пыталась ободрить её Мей, цветущая в свои пятнадцать, как истинная куноичи клана Теруми. Канаде только качала головой. Она откуда-то знала, что для неё, для них, всё только начиналось.***
Двенадцать лет, как объяснила ей Ширагику-сан, это роковой возраст для девочек, большое начало пути, длинною в жизнь. Пока Мей носилась по Кири, выискивая интересных товарищей по духу, алкоголь повкуснее и платья понаряднее, Канаде училась ходить и бегать на каблуках, заваривать чай для облегчения месячных, ухаживать за кожей, наносить макияж, заигрывать, и так далее — в общем, быть девочкой и наслаждаться этим. — Я могу понять смысл стратегического виляния бёдрами по часовой стрелке, но не это, — нахмурилась она, рассматривая потрёпанный сборник анекдотов, который ей пришлось заучить и разыграть перед Ширагику. — Зачем мне грамотно пестрить шутками? — Ирония помогает лучше справляться с жизнью, — расплылась в ласковой улыбке куноичи клана Юки, — не говоря уже о чувстве юмора и способности грамотно материться. — А мне ещё не рано ругаться? — скептически приподняла бровь Канаде. — Жилет чуунина есть? Есть. Месячные начались? Начались. Значит, пора. — Да что там можно знать, — скрестила девочка руки на едва начавшей расти груди. — Блять, пиздец и хуй. — Не-е-ет, дорогая, ну что ты, — рассмеялась Ширагику, изящно прикрыв рот длинным рукавом. — Во-первых: правильно использованные литературные ругательства выбивают из колеи куда сильнее, чем мат. Например… мерзавец, подлец… хабалка, чучело, м-м? Мерзавец, это подлец, который поставил тебя в невыгодное положение… с этим словом надо быть осторожнее, чтобы не дать противнику власть над тобой. А подлец — это подлый человек, да, но тот, которого куда легче заставить поплатиться за… скажем, дерзость. И предугадать его злые намерения тоже легче… Хабалкой худенькую, тихую и элегантную девочку никак не назовёшь — это… это обычно грузные, или мощные женщины «с широкой костью», с громким, как на базаре, голосом, и с такой же базарной наглостью. Молодая девушка, неопрятная и неухоженная, растрёпанная, безвкусно одетая, без округлых форм — чучело. Или швабра. Но лучше «чучело», так обиднее. — А… а «шлюха»? — Кто тебя так назвал? — резко напряглась Ширагику. — Никто, честно, — растерялась Канаде. — Просто на фронте услышала… Мужчины так о какой-то куноичи говорили. — А, — моментально расслабилась Юки. — Если в сторону красивой молодой женщины или девушки, то эти сволочи просто… очень хотят её трахнуть. Но у них нет никаких шансов, вот и бесятся. — А если в сторону, ну, меня? — Кастрация, если взрослый мужчина, — сказала, как отрезала, Ширагику. — Если малолетний придурок, поставь ему фингал, просто пытается привлечь внимание. Н-да, — вздохнула она, — принеси, что ли, записную книжку… Пора тебя уму-разуму научить. — Женщиной быть очень сложно, — со вздохом пожаловалась Канаде, поднимаясь на ноги. — Успешной куноичи быть тяжело, — поправила её Ширагику. — Но потом станет легче и веселее, просто поверь мне, — и подмигнула. — Нам ещё надо тебе духи подобрать, летние и зимние, между прочим. А ещё до конца разобраться с тенями; не понимаю пока, тебе подходят больше весенние или летние оттенки… С одеждой всё и так понятно, к счастью. — Ох, — потёрла лоб Канаде. — Ох… — Не бойся, Мей-чан научилась, и ты научишься! А я тебе помогу! — тёмные глаза Ширагику засияли. — Ао будет тобой ещё больше гордиться! И поспокойнее станет, — печальная тень скользнула по её прекрасному лицу. Ао чуть с ума не сошёл за те незначительные минуты, когда судьба Канаде, на поле «Горячей» битвы, была ему неизвестна; впервые за долгие годы его испугала смерть, перспектива потерять по-настоящему близкого человека, и он перенёс этот опыт достойно, но тяжело. О своём решении спасти Мей и остальных ниндзя, встав перед Узумаки Кушиной, Канаде не жалела, но ради спокойствия Ао-сенсея была готова на всё, даже на восковую депиляцию интимной зоны. — Ну ладно, ладно, — проворчала Канаде после паузы. — Иду я за записной книжкой, уже иду. А то, что придумывать остроумные выражения оказалось действительно весело, Канаде никому не сказала.***
Когда срок пребывания в Кири перевалил за три недели, Канаде почувствовала знакомую чакру на периферии, приглашающе мигающую в секретном коде оининов, на очень низкой частоте. К счастью, благовония на могиле Ринго она уже зажгла, так что задерживаться у надгробия не было смысла. Нежный цветок красной камелии принёс порыв ветра на её голову. Канаде рассеянно пристроила его в один из пучков. Держа спокойный, расслабленный шаг на своих небольших каблуках, она вышла на людную улицу. Присутствие обозначилось чётче на сенсорном радаре, но не приблизилось. Задумчиво хмыкнув, Канаде, не меняя темпа походки, позволила улице вывести себя к пляжу. — Таинственное рандеву, как загадочно, — не без иронии протянула, уставившись на волны, стремящиеся лизнуть её новые сандалии. — Повод тоже, — возник совсем рядом голос. Полуобернувшись, она уставилась на Кушимару. Мечник за четыре года не изменился абсолютно, и ей всё ещё приходилось задирать голову, чтобы лучше видеть прорези глаз на чужой маске. Как там его мама дразнила? «Столб фонарный»? — Куриаре-сан, — с почтением произнесла она, не кланяясь. — Как поживаете? Владелец Нуибари отмахнулся от её подчёркнутой вежливости, одновременно накрывая их куполом иллюзии повитиеватее. — Нет времени языками молоть, Канаде-чан, — сказал он сдержанно и серьёзно, без нотки елейности, вынимая из-за пазухи свиток. — У тебя задание. Завтра ты выдвигаешься с нами. — Хм, вот как, — Канаде не позволила ни тону, ни лицу отразить её растерянность. — Куда? — Западный фронт, но ты до него не дойдёшь. Тебя вызвал наш общий знакомый. Иширо. — Откуда вы знаете, что он меня вызвал? — нахмурилась Канаде. — Мне сказал бы мой сенсей. — У нас, оининов, общие каналы связи, но личные лазейки, — фыркнул Кушимару, скрещивая руки. — И Ао, думаю, тебе ещё скажет. Но ты имей в виду, деточка, что тебе придётся от нас отпочковаться, чтобы дойти до Иширо. — Разве он не в лагере? — Был, но переместился. — Иширо-сан не может быть в плену! — Пф, естественно. Нет, он на спецзадании. Тебе туда пропуск, как будущему специалисту по фуиндзюцу. Канаде сначала не поняла намёка, но потом осознание опустилось на неё, как тяжёлое зимнее одеяло. Она невольно прижала ладонь ко рту. — Неужели? — выдохнула очень тихо. — Да-да, и не распространяйся об этом, — нетерпеливо предупредил Кушимару. — Говорят, Ягура собирался воспользоваться возможностью… Не нравится он мне. Чёрт знает, почему. Хотя оининам, пусть и бывшим, не полагается быть предвзятыми. — Вы напряжены, — заметила Канаде, наклонив голову в бок, — раз до сих пор не пошутили про трупы. — Пошучу завтра, когда встретимся, чтобы выдвинуться, — мрачно пообещал он. — Да и подкалывать без Ринго, — Кушимару тяжело вздохнул, — стало некого. Неважно. В общем, держи ухо востро, деточка. Кумо уже вышла из игры, уведя за собой большую часть малых Деревень. Если что-то пойдёт не так, выйдем и мы. Для нас война уже почти закончилась, но конец должен произойти так, как хотим мы, ниндзя Кири, чтобы сорвать побольше выгоды. И вообще, заруби себе на носу, самое главное в любом глобальном конфликте — это не официальное начало, а последнее глобальное событие. Обратный отсчёт уже пошёл, никто не хочет встать перед точкой, нам нужна запятая, или хотя бы точка с запятой. — Спасибо за предупреждение и за вашу мудрость, — вежливо поклонилась Канаде. — Детали завтрашнего рандеву и твоя миссия в свитке, — Кушимару передал его. — Готовься, прощайся. И, — он замялся, будто думая, сказать ей что-то, или нет. Долгую паузу спустя, всё-таки решился. — Знаешь, она… Ринго… она очень любила запах пачули. Ну, чтобы ты знала, — и добавил, — поставь ей от меня палочку с ароматом лимонов. Пусть вспомнит обо мне там… А то как-то, — он неловко пожал плечами, — шутки кончились. И исчез в шуншине.