I got summer on my mind Nowhere else though Lord take me downtown or to you People show me love but I can't take it What I said was true real pain, can't fake it Still they wanna be with me Still they wanna live with me Still they wanna feel like me Still I can't believe it's me «I Got Summer On My Mind» — Ellie Elie
Всю ночь ей что-то снилось, но когда солнечный луч, проникший из-под тёмных занавесок, скользнул по лицу, и глаза раскрылись, она не могла вспомнить абсолютно ничего, кроме ощущения чего-то знакомого, пусть и ускользающего от сознания. Канаде, ко всему прочему, проснулась почему-то невероятно уставшей и разбитой. Болела голова, тело казалось тяжёлым, хотелось пить, окунуться в холодную воду, чтобы смыть с себя неприятное состояние, и поспать ещё — как будто это она накануне пила джин, не закусывая. Дотянувшись рукой до юкаты, повешенной на стуле у кровати, она, притянув её к себе, нашарила во внутреннем кармане тонкий свиток. Там, помимо воды, был ещё и изотоник. Тонкий всплеск чакры заставил боль в голове взвыть с новой силой. — Это что, — слабо пробормотала Канаде, — у меня чакра истощена? Какого… какого чёрта, я же вчера почти её не использовала… Состояние нехватки чакры имело похожую на похмелье и сотрясение мозга симптоматику. Вчера она головой ни обо что не билась и ничего алкогольного не пила. — Странно, — вслух прокомментировала Канаде, осторожно пересыпая в бутылку холодной воды порошок изотоника. — Очень странно… из меня как будто все силы выкачали. Провести весь день в постели, восстанавливаясь, она, впрочем, не могла. Потратив минут сорок на приведение измождённого лица в порядок и одевшись, Канаде высунулась из окна. По идее, Раса обитал где-то на том же этаже. Утренняя свежесть ещё не успела смениться духотой, значит, он пока или просыпался, или уже ждал внизу. Вчера было что-то сказано про завтрак. Спустившись вниз Канаде интуитивно нашла сначала кухню, в которой уже стоял запах кофе, и только потом уже гостиную. Прохлада цокольного этажа приятно влияла на болевшую голову, но от резких запахов еды и напитков немного мутило. — Как спалось? — поинтересовался Раса, не поднимая взгляда от бумаг, разложенных перед ним на столе. В одной руке он держал карандаш, а в другой — стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. Канаде, пробормотав что-то нечленораздельное, плюхнулась на один из свободных стульев подальше от хозяина дома, чтобы случайно ничего не подглядеть. Раса, подняв на неё взгляд, нахмурился. — Акклиматизация? Ты по утрам обычно бодрая. — Не, — вяло отмахнулась она. — У меня истощение чакры. — Из-за вчерашнего? — Не-а. Готовые печати не истощают. Загадка какая-то, — она многострадальчески потёрла виски. — Будь другом, я тебе сейчас дам свиток, распечатаешь мне оттуда обезболивающее? — Но ты вчера чакрой почти не пользовалась, получается, — нахмурился Раса. — Или до прибытия в страну Ветра что-то случилось? — Тоже нет, — тяжело вздохнула Канаде, протягивая ему свиток. Ей передали таблетки. — Понятия не имею, что случилось. Сюда никто не приходил ночью? — Нет, — медленно и настороженно ответил Раса. — АНБУ мне не доложили. — Эх, — Канаде запила таблетку. — Тогда вдвойне странно. Но ты спроси, а то Райга и Забуза могут это интерпретировать как что-то нехорошее. — А ты разве нет? — его брови полезли на лоб. — Канаде, это вообще-то серьёзно. Я наведу справки. Кто-то из моих вполне мог пойти на саботаж. — Не, — отмахнулась она, — намёка на него в аурах не было. Да и не переживай. У меня странная чакра. Пока я спала, пучок немного растрепался, так что кто-то любопытный мог приблизиться поглазеть. Хотя, — если бы ей не было так плохо, она бы помрачнела, — на мою чакру в открытом состоянии всегда облизывались. Но «есть» её может очень ограниченное количество индивидуумов. — Не понял, — Раса, отставив стакан с соком и отложив бумаги, уставился на неё очень внимательно. — Ну ча-акра моя, понимаешь? Она красивая. Немного как твоя, но по-другому. И у неё есть свойство такое, привлекать внимание… всяких опасных личностей. Поэтому я её запечатываю заколками. Но из пучка периодически выпадают прядки, и тогда чакра становится чуть заметнее на сенсорном радаре. Не значительно заметнее, самую малость. Вероятнее всего, кто-то почувствовал. Опять же… другое дело, что очень ограниченное количество… индивидуумов может её… «есть». — В Суне нет кеккей генкая, паразитирующего на чужой жизненной энергии, — он задумчиво уронил голову на сложенные руки. — А дело и не в них, — отмахнулась Канаде. — Эти-то… откусят и им достаточно. Знаю, плавали. Та же Самехада никогда не ест слишком много. Не, меня ночью, извини за прямолинейную вульгарность, просто конкретно пожрали. Спасибо, что не сожрали. — У тебя, я полагаю, имеются предположения. — Ну имеются. Но какова вероятность, что ночью в доме находился джинчуурики с оголодавшим биджу внутри? Раса побледнел, но Канаде не обратила на это никакого внимания, зависнув в раздумьях касательно кофе: желудок потянет или нет? — Причём здесь джинчуурики? — напряжённо спросил Казекаге. — Биджу нравится моя чакра, — она, пожав плечами, потянулась за чайником. — Я их за время жизни встретила штук… Секунду, налью… А молоко есть? А-а-а, всё, спасибо. Так, сахар вижу, — размешав содержимое чашки, она осторожно пригубила. Желудок, к счастью, желание к революции не выразил. Сделав ещё пару глотков, продолжила, — я их встретила, сейчас, сколько? Извини, думать немного сложно… Так, Узумаки Кушина с её Кьюби, Киллер Би и Хачиби… Ещё Санби и Рокуби. Ну да, четыре штуки из девяти. Так вот, они мне все так в своё время и сказали: «очень вкусная чакра». Располагающая, так сказать. Обычно им, видимо, невкусно. На Расе не было лица, когда Канаде наконец подняла на него взгляд. — Ты чего? — недоумевающе спросила. — Как видишь, меня никто из них не обглодал. Вообще, они довольно воспитанные, если проявлять к ним уважение. Раса молча таращился в никуда. Канаде не знала, что в ту ночь дома находился Гаара, и что он заходил к отцу, чтобы пожелать ему спокойной ночи. И что, когда ребёнок, собираясь в сторону своей спальни, находившейся в другом крыле особняка, проходил мимо комнаты иностранной гостьи, Шукаку заставил его остановиться… и простоять под дверью несколько часов. Что Раса, от чего-то проснувшись ночью, почувствовал на сенсорном радаре как близкое присутствие младшего сына, так и привкус демонической чакры, но решил, что ему просто показалось, и провалился обратно в сон. Раса понял, что ему не померещилось. — Такого больше не повторится, — сдержанно проговорил он. — А? — сонно моргнула Канаде. — Да нормально… просто предупреждать надо. Отсутствие продуктивности, — она зевнула, прикрыв рот рукой, — непродуктивно. И потом, мало ли, вдруг кто нападёт. У нас ещё, после революции, лоялисты предыдущего режима не проклюнулись. Выжидают, наверное. Хотя, справедливости ради, вряд ли бы они решили напасть на меня здесь. — Это был биджу, — с тяжёлым вздохом, Раса устало потёр переносицу. — Если бы я знал, что они на тебя реагируют… — Странный биджу. Мог бы и поздороваться, — буркнула Канаде, оценивающе разглядывая красивую стеклянную миску со свежими фруктами. — Мне чакры не жалко, можно поделиться, но надо, чтобы всё было вежливо. — То есть тебя не смущает, что в этом доме живёт джинчуурики? — У меня тоже в Башне регулярно один ошивается, — закатила она глаза. — Нормальный подросток, страдает мальчишеским идеализмом, в плохую погоду много ноет и вслух цитирует очень грустные стихи. Затеял тут недавно открыть сеть магазинчиков, где будут продавать холодный чай с шариками из тапиоки. И что? Я вложилась, прикольная идея, вкусно получается. Неплохой парень, между прочим. Постоянно пачкает рукава юкаты, когда ест суп. — Я… не об этом. — А я об этом, — и Канаде вгрызлась в сочный персик.***
Весь оставшийся день соображалось туго и неохотно; всё-таки истощение чакры пагубно сказывалось на продуктивном мировосприятии. Раса после завтрака показал Канаде основную часть дома, а ещё проводил в специальное здание на территории клана, где находился небольшой, но глубокий бассейн с прозрачной холодной водой. С его разрешения она там и зависла, а потом к ней присоединились такие же ошалевшие от жизни Райга и Забуза, неспособные ни к сложным мыслям, ни к расспросам. Мало того, что мечники мучились похмельем, они ещё и страдали от обезвоживания, потому что накануне было выкурено слишком много кальяна — Баки, показав гостям их временное пристанище, задержался допоздна. Молчали и отмокали очень долго. Раса и его доверенное лицо занимались какими-то неотложными делами, пока делегация Кири приходила в себя. Вообще, по идее, их не стоило оставлять одних, но за территорией клана и так ощутимо следили, да и троица вела себя законопослушно. Всё равно в Кири не любили шпионаж; шиноби Скрытого Тумана давно для себя осознали и приняли тот факт, что истина всегда оказывалась на виду, на неё стоило только учиться правильно смотреть, чтобы вовремя распознать. В какой-то момент Канаде уснула. Очнулась уже ближе к закату, лёжа одетой, но без обуви, на расстеленной кровати. Разум, к счастью, после долгого отдыха достаточно прояснился, чтобы начать задаваться вопросами. Расу она на своём сенсорном радаре нашла сразу — Казекаге, судя по ауре, корпел где-то в доме над бумагами. Райга и Забуза, куда более бодрые, всё ещё проводили время рядом с бассейном, и рядом с ними мелькала чакра Баки. И Канаде, решив не мешать новой цветущей дружбе, так внезапно возникнувшей, пошла искать Расу. Ей было неловко за неожиданную непродуктивность дня. — Я пришла в себя, — сказала она, войдя после вежливого стука в просторную комнату, которую можно было считать кабинетом. — Вижу, — приподнял уголки губ Раса, приглашая жестом опуститься в кресло напротив стола. И сразу же посерьёзнел. — Того, что произошло ночью, больше не повторится. Обещаю. — Не стоит так переживать, — покачала головой Канаде, устраиваясь поудобнее. — Я всё понимаю. У каждого биджу свой характер, с кем-то договориться проще. — С этим — невозможно. — А ты пробовал? Раса промолчал, устало потирая переносицу. Вид у него был, как у человека, державшего за день слишком много серьёзных разговоров. — Я в долгу не останусь, если ты окажешь мне одну дружескую услугу, — вдруг заговорил он после затянувшейся паузы. Судя по ауре, ему было очень неловко, и некомфортно, и даже немного страшно просить Канаде об одолжении, поэтому она сразу же с готовностью спросила: — Какую? Раса долго молчал, собираясь с мыслями. — Посмотреть завтра, — наконец произнёс, встречаясь с ней взглядами, — одну печать. И напомнил ей о разговоре во время отпуска про искусство фуиндзюцу.***
Вообще, её касательно Шyкаку предупреждали, но Канаде об этом забыла. В последнее время приходилось слишком много думать о слишком многих комплексных вещах, чтобы вовремя вспомнить о характере биджу, с которым, как ей казалось, встречи можно было бы избежать. Но Исобу ей про него рассказывал. И ещё, перед отправлением в Суну, поделился способом резко выйти на связь с океаном, даже находясь в пустыне — на всякий случай. У биджу был способ общаться между собой, при желании, несмотря на запечатанное состояние, так что у Исобу имелся план вытащить в лиминальное пространство своего младшего брата, если того требовали обстоятельства. Когда мальчика, Гаару, ввели в залитую ласковым светом утренней зари залу, Канаде, опустив пальцы в заранее подготовленную миску с водой, набранной из океана, послала мысленное: «пожалуйста, Исобу-сан». И едва в глазах ребёнка мелькнул демонический огонёк, он рухнул — Раса, с квадратными от ужаса глазами, успел его подхватить. — Он спит, — спокойно сказала Канаде. — Демон на какое-то время … занят. «Спасибо, Исобу-сан!» «Продержу его, сколько смогу, милая дева. Мне терпения не занимать». — Канаде, Гаара не может спать, — с ноткой отцовского страха сказал Раса, тем не менее, укладывая ребёнка на подушки. Руки у него не дрожали. — Ну, я и это попробую исправить. Но пока демон, честное слово, занят своими делами. Так что времени лучше не терять. В несколько длинных решительных шагов оказавшись у мальчика, Канаде опустилась на колени и осторожно приподняла детскую тунику до груди. Провела ладонью по тихо и ровно вздымавшемуся маленькому животу. — Посмотрим, — сосредоточенно проговорила. От лёгкого прикосновения пальцем по бледной детской коже поползла чёрная печать. Раса опустился рядом с ней на колени. Его доверенные лица, Баки и какой-то блондин, встали за спиной своего Каге, Райга и Забуза на том же расстоянии прикрыли Канаде. В зале, не считая мальчика-джинчуурики, было всего шесть человек. — Странно, — задумчиво проговорила она. — Делал действительно дилетант… но, — опасный прищур, — дилетант, ко всему прочему, амбициозный… — Что это значит? — напряжённо спросил Раса, не отводя взгляда от печати. — А вот сейчас и узнаем наверняка. Мне придётся распустить волосы, чтобы посмотреть получше, так что… не пугайтесь моей чакры, ладно? — она дёрнула уголком губ. И сорвала заколку с пучка. В конце концов, в волосах она прятала не только своё лакомое «присутствие» от чужих глаз — вторая, не менее важная, функция аксессуара скрывала более глубокое видение мира через Силу от самой хозяйки, потому что постоянно созерцать суть вещей тоже утомляло. Канаде и с пучком видела и чувствовала намного больше, чем кто-либо другой. Раса даже не дёрнулся от неизбежного чужого сияния на своём сенсорном радаре. Его советники вздрогнули, вытаращившись, Райга чуть подался вперёд, а Забуза… пожал плечами. — Так-так-так, — задумчиво выдохнула Канаде, сосредотачиваясь на печати. Было очевидно, почему ребёнок не мог с ней нормально жить. Окабе уже видела похожую манипуляцию с чакрой, и, хотя принцип, как и метод, как и цель, заключались в другом, сама база… — Раса, обрати внимание вот на эти маленькие символы, — она аккуратно провела по ним пальцем. — Ты их однозначно видел, как и все бодрствующие в этой комнате. На что похоже? — На… запечатывающий свиток? — нахмурился он. — Верно. Здесь, как раз, «дилетантство», потому что живые люди — это не бездушные вещи. — И что это значит? Канаде проигнорировала его вопрос. — Это легко скорректировать, — продолжила, — надо только добавить несколько новых символов по кругу. Но только когда разберёмся с основной проблемой. — С какой? — он впился в неё напряжённым сосредоточенным взглядом. В его ауре страх за сына боролся со страхом за всех присутствующих в случае внезапного пробуждения демона и со страхом за народ Суны, но весь холод, всё напряжение затаптывалось бесконечным доверием к белым рукам девы тумана — и Канаде безумно уважала его за смелость. — С амбициями, — с горечью вздохнула она. — Видишь вот это? И провела пальцами по надписям, составлявшим геометрический рисунок в окружности основных элементов. — Акасуна но Сасори научился базовым принципам фуиндзюцу у своей бабушки, или кем там она ему приходится, — мрачно продолжила Канаде. — Это ведь её работа, я права? Уж что-что, а почерк в комплексной печати я узнать могу. Хотя дело здесь не столько в нём, сколько, опять же, в проклятых амбициях. — Саботаж? — опасно замер Раса. — Нет, не думаю. Скорее, проект. В моём понимании, бесчеловечный, а для кого-то… впрочем, нравственный вопрос потом обсудим. Так или иначе, похожий принцип использовал на своих «живых» марионетках Сасори, по чакре видно. Ты говорил, что биджу в него запечатали, пока твоя жена была беременна, насколько помню? — Да, — медленно ответил Раса. — Старейшины не оставили выбора. — Ну… паскуды они, твои старейшины, — честно прокомментировала Канаде. Кто-то за спиной Казекаге театрально кашлянул, подавляя смешок. Окабе не стала обращать внимания. — Они хотели, чтобы из чрева матери родился не человек, а биджу под человеческой кожей. Иначе говоря, хотели стереть новую душу, дав демону «куклу» из плоти и крови. У них не получилось. Раса молчал. Золото его ауры переливалось с опасностью кобры. — А не получилось из-за этого, — Канаде осторожно коснулась самого центра печати. — Здесь вообще ни слов, ни элементов не разобрать, — хмуро и растерянно одновременно подал голос блондин, заглядывавший, как и все, через плечи своих Каге на объяснения. — Разумеется, — кивнула Канаде, — потому что это мутация. Комплексные печати, неправильно написанные, всё равно иногда срабатывают, вопреки поганому исполнению. Обычно из-за вмешательства постороннего элемента. Или потустороннего. Мать скончалась при родах, да? Ей кивнули. — Оно и видно. Вот здесь, — Канаде обвела пальцем маленькую составляющую центра. — Могла бы выжить, но тогда, в любом случае, она потеряла бы ребёнка. Чувства и самочувствие мастера фуиндзюцу — очень важный элемент в процессе создания комплексной печати. На мать повесили страшное бремя во время беременности, так что… скорее всего, пока она носила Гаару под сердцем, её чакра подсознательно создала коррозию печати, из-за этого и произошла мутация. Но такой подвиг не остался безнаказанным. Видимо, она все свои жизненные силы на это отдала… поэтому и погибла. Я вам больше скажу, отголоски её чакры все ещё чувствуются в ауре мальчика. Они работают как защитный механизм, видите? — она обвела пальцем другую составляющую центра. — Конечно, здесь не разобрать слов, работа ведь была проделана подсознательно… какой-нибудь специалист разведёт руками, но мастер фуиндзюцу увидит. Однако, поскольку, основной геометрический узор был выполнен по принципу Сасори, — она вздохнула, — бедная женщина до конца не упокоилась. Это тоже можно исправить. Ей, как и бедным куклам Акасуны, должно быть очень неприятно и даже больно не иметь возможности уйти в вечность. Ай, какой, всё-таки, ужас… И, пока остальные задумчиво молчали, собрала обратно волосы в пучок. — Так печать можно откорректировать? — Раса взял её за руку. — Можно, — слабо улыбнулась Канаде. — Но для этого, — она тяжело вздохнула, — мне сначала надо будет… придумать, как откалибровать внешнюю базу и переписать элемент кукловодческой печати. А потом, — пауза. — Предстоит… договориться с Ичиби. — Зачем? — нахмурился Раса. — Ты потусторонний элемент как хочешь менять? Грамотно или наобум? — Канаде устало потёрла лицо. — Я без его коллаборации этой женщине… — Каруре, — подсказал блондин. — Каруре, спасибо. В общем, иначе я ни ей помочь не смогу, ни Гааре, ни самому биджу. Ему, должно быть, очень некомфортно находиться под такой печатью. Скорее всего, поэтому он такой агрессивный. Ему-то каково! Почти запихнули в человеческое тело, забыв про личную физическую составляющую, так ещё и мутация. Но это мы с ним потом поговорим. Сначала надо будет помедитировать над коррекцией, которая зависит лично от меня. Она, осторожно опустив тунику мальчика, поднялась со своего места. Раса поднялся вместе с ней. — Сколько времени тебе понадобится? Тебя не заждутся в Кири? — напряжённо спросил. — Я же на дипломатической миссии, — отмахнулась Канаде. — Можем пребывать здесь хоть две недели. День-два дай мне. Состояние печати запомнила. Потом, как всё необходимое придумаю, надо будет организовать, собственно, самое важное… и лучше у океана, честно говоря.***
Пока Канаде корпела над чертежами у бассейна, периодически окунаясь в него, чтобы остыть, Райга и Забуза откланялись бродить по базару, решив, что их Мизукаге и так никто не тронет. Вид у обоих был почему-то доброжелательно-хулиганский. Канаде решила не обращать на это внимания. Мало ли, может, они пошли пробовать местные деликатесы странного характера, по типу скорпионов во фритюре. Раса и его советники тоже отсутствовали; возможно, держали разговор с Гаарой. Канаде малыша-джинчуурики было искренне жаль, причём настолько, что хотелось учинить какое-нибудь насилие над личностями старейшин. Впрочем, насколько она поняла, туда уже собралась очередь, так что можно было не спешить и дипломатический инцидент не учинять. Когда солнце поднялось достаточно высоко, чтобы разум потихоньку начал туманиться от жары и духоты, Канаде заметила на сенсорном радаре появление очевидно детских аур. Двух. Они, старшие дети Расы, видимо, возвращались из Академии на тихий час. С уверенностью родившихся и выросших в этом месте, маленькие ауры наперегонки пересекли границу территории клана. В густом от жары воздухе зазвенел детский смех. — Не догонишь, не догонишь, не догонишь! — весело и нараспев протянул один голосок. — Ты жу-ульничаешь! — с обидой воскликнул другой. — Нельзя так, Темари! Это нече-е-естно! — Бе-бе-бе! Кто последний, тот жук навозный! — Эй! Эй, подожди! Ты опять жульничаешь! Я дяде Яшамару скажу! Канаде, тихо вздохнув, прикрыла глаза, наслаждаясь чистым, ничем не омрачённым, светом детских душ. Конечно, была в них и какая-то печаль, но из неё произрастало сочувствие, а не горечь. В их возрасте Канаде не смеялась, потому что тяжёлое военное время не располагало к беззаботности. Не задавала вопросов, потому что ни у кого не было на них ответов. Не играла ни с кем, потому что дети боролись за шанс дотянуться до звёзд. Порой она возвращалась к мысли, что её эксцентричная манера жить, разговаривать, думать… что всё это было связано с тем самым начальном этапом пребывания в новом мире, когда радость и непосредственность, казалось, запретили, поскольку ни то, ни другое не приветствовалось. Воспоминания раннего детства в Храме были счастливыми, спокойными, но размытыми, и с каждым годом становилось всё сложнее вспоминать Корускант — мрак эпохи Третьего Мизукаге, а потом и режима Ягуры, вытеснял далёкие пастельные образы. Канаде, устав от атмосферы тяжёлой безнадёжности, давно отучила себя грустить, потому что было упущено много возможностей радоваться. От неё слишком рано начали требовать взрослого отношения к жизни, хотя само слово «отношение», как понятие, было субъективным. Не раз и не два она, заслышав детский смех, выглядывала на улицу из окна своего кабинета и потом долго, с восхищением и лёгкой тоской, смотрела на детей, не завидуя им, но понимая, что всю оставшуюся жизнь ей предстояло навёрстывать упущенное. Она хотела сохранить в себе незамутненность детского взгляда, простого и мудрого одновременно, ощущение полёта, веру в добро и в чудо, прямолинейную искренность… как бы её за это ни осуждали, открыто или за спиной . Раззадорив себя рефлексией, Канаде поймала себя на мысли, что захотелось сочувствия, ободрения, утешения и понимания. От этого стало ещё грустнее. Обычно именно она поддерживала всех вокруг себя, безвозмездно делясь своим светом; ей самой оказывали такую доброту… редко. И по-настоящему получалось только у Расы. Ему не нужно было ничего объяснять, взгляд тёмных глаз проходил сквозь все барьеры и щиты, которые Канаде осторожно выстроила вокруг себя, чтобы никто не усомнился в её сильном образе — и он, увидев чужие слабости, был с ними удивительно бережен, даже ласков, как с ростком, бутоном или котёнком. То, что Канаде отвечала ему тем же, было для неё чем-то самим собой разумеющимся — человеческие души так хрупки. Однако Раса, в отличие от других, никогда не злоупотреблял чужой добротой, наоборот, он всегда показывал, что подаренная возможность «выдохнуть» была не напрасной. Как будто Канаде не зря сияла, отпугивая тьму. Как будто она заслужила отдых, доброту и любовь просто так, а не только потому что очень старалась. Как будто она была не только «звездокрылой», но и человеком, молодой женщиной. Потерявшись в раздумьях, Канаде не заметила, что дети, наигравшись, разошлись, и что один из них в какой-то момент приблизился к бассейну, причём не с намерением окунуться в холодную воду. — Вы — новая женщина моего папы? — в детском голове звучала нотка странного презрения. — Я? — Канаде растерянно взглянула на маленькую светловолосую девочку, стоявшую в дверном проёме с руками на поясе. — Э-э… нет. Я — Пятая Мизукаге. Вообще-то. — Не может быть, — поджала губы девочка. — Все знают, что женщины не могут становиться правителями! — Ну, а я смогла, — ещё больше растерялась Окабе. — Что с того? — А с того, что это всё выдумка! — сердито топнул ногой ребёнок. — Никакая вы не Мизукаге! Это просто папа наконец нашёл новую женщину! Чтобы заменить маму в наших сердцах! — Это он вам такое сказал? — Неважно, что он сказал, — насупилась девочка, скрестив руки на груди. — Все так говорят! — Кто «все»? — деликатно поинтересовалась Канаде. — Все! Учителя в Академии и бабушки на базаре! — А-а-а, — со знанием дела протянула Канаде, расплываясь в улыбке. — Так это не «все», если ваш папа и его советники не считаются. — Но они говорят другое! То, что вы говорите. Значит, они не правы! — Это значит, что или одна сторона ошибается, или другая, — мягко покачала головой Канаде. — В таком случае, надо прислушаться к тем, кто умнее, потому что неправильное мнение, искажающее истину, — это иллюзия. Девочка растерянно моргнула. — Как гендзюцу? — спросила с недоверием. — Именно, — улыбнулась Канаде. — Будучи мастером этого искусства, по секрету тебе скажу, что самые мощные иллюзии и самые страшные — это не техники. — А что тогда? — вытаращилась девочка. — Головы людей, — Канаде, с намёком, легонько постучала себя кулаком по макушке. — Вот ты в Академии учишься, да? — Ага. — Представь, что … хм. Представь, что ты на днях помогла однокласснику с домашним заданием. Что-то ему объяснила. А какая-то девочка из твоего класса подумала, что ты это сделала, не потому что тебе хотелось помочь, а потому что тебе этот мальчик нравится. И она начала всем рассказывать и доказывать, что ты и он созданы друг для друга, и так далее. И что бы ты ни говорила одноклассникам и учителям, никто тебе не верит, хотя история одноклассницы была неправдой. А если бы ей самой нравился этот мальчик, она могла бы придумать историю похуже, чтобы с тобой не захотели дружить… могла бы соврать, что ты нехорошая и вредная, или что ты однажды описалась при виде крысы, и так далее. Понимаешь, о чём я? Вроде как на героях этой истории нет никакого гендзюцу, только правде всё равно не верят, и истину никто не хочет видеть. — Потому что… иллюзию создали словами, — медленно и задумчиво проговорила девочка. — Верно, — улыбнулась Канаде. — Так вот, с твоим папой и со мной похожая история. Я прибыла сюда… помочь ему, а заодно договориться, чтобы наши страны дружили. Но почему-то люди восприняли это иначе и начали сеять иллюзии в чужих головах. — А снять это гендзюцу никак нельзя? Оно ввело меня в заблуждение! — недовольно нахмурилась девочка. — Ну, — Канаде подмигнула ей, — я же рассеяла иллюзию, что женщины не могут править. Значит, и здесь может получиться. — Так вы правда-правда Мизукаге? — округлила глаза девочка. — Правда-правда, — заверила её Канаде. — О. И ребёнок, покраснев, выбежал из комнаты. Канаде, усмехнувшись, покачала головой. Дети порой были такими смешными.***
Раса вернулся домой ближе к вечеру, когда Канаде уже успела перекусить личным провиантом, подремать и существенно продвинуться в чертежах коррекции печати. Зашёл проведать её он не сразу, впрочем — его задержали дети. В частности, девочка. Маленькая аура переливалась смущением и беспокойством на сенсорном радаре, в то время как привычное золото Расы тихо веселилось. Только когда Канаде, запечатав свои труды, покинула дом с бассейном, Четвёртый Казекаге, почувствовав её, отправил детей восвояси по их маленьким детским делам и принёсся к своей гостье шуншином. — Темари очень сожалеет о сказанном, — сообщил Раса, еле пряча улыбку. — Просит прощения. Сама пока стесняется подойти. — Она не виновата в том, что поверила слухам, — с лёгкой улыбкой покачала головой Канаде. — Дети. — Конечно, не виновата, — невозмутимо прокомментировал Раса, пряча ладони в карманы. В его глазах плясали весёлые огоньки. — Это ведь я их распустил. Слухи. Канаде поперхнулась воздухом. — Че… чего? — еле выдавила из себя, откашлявшись. Раса, судя по виду, откровенно наслаждался её ошарашенностью. — Позволяя себе вашу «туманную» прямолинейность, заявлю, — спокойно заговорил, приподнимая уголок губ, — что государственный переворот в дворце даймё страны Ветра прошёл так быстро, чтобы у нас с тобой была возможность чаще видеться. Я посадил на трон самого адекватного наследника, которому очень понравилась перспектива морского торгового пути между нашими землями. Канаде очень выразительно и молча смотрела на него во все глаза с уроненной челюстью. Раса выглядел донельзя довольным. — Подожди, — помотав головой, пришла в себя Канаде. — Минуточку. Про слухи я понять могу. Если распустить ложные, все начнут искать истинные. Или, по крайней мере, захотят, чтобы они были истинными. И наоборот. Но ты прям с самого начала знал, что я могу стать Мизукаге?! То есть, пока мы по стране Ветра бродили?! До того, как разошлись?! — Конечно, — растерянно моргнул Раса. — Я же позавчера тебе так и сказал, ты меня, видимо, не поняла... Как этого можно было не знать? — В смысле «как этого можно было не знать»?! — А чему ты так удивляешься? — не понял он. — Всё было очевидно! Я посмотрел на твои навыки, прощупал уровень народной и международной поддержки, выяснил степень незаменимости… За кого ты меня принимаешь? Я же всё-таки Казекаге. Уж кого-кого, а будущую коллегу распознать могу. — А-а-а-а, — Канаде, драматично застонав, спрятала в лицо в ладонях. Хотелось то ли плакать, то ли смеяться, то ли и то, и другое. — Анекдот какой-то… Чего хихикаешь?! Трагикомедии нравятся, да?! — Не… нет, — выдавил из себя Раса между смехом. Она смотрела на него, раскрасневшегося, с рукой на животе, и наигранное недовольство сползало с её лица. Думалось только одно: «чёрт, а если я сейчас притяну его к себе и поцелую, то узнаю на вкус его улыбку?» — Почему ты так смотришь на меня? — спросил Раса, отдышавшись, когда между ними легла тишина. Канаде молчала, чувствуя тихую робость и в то же время странную смелость своего дыхания. Он отвернулся первый, с едва скрытой судорожностью, от которой кровь пела в венах. — Слушай, — сказал, нервно облизнув губы. Едва заметная дрожь в пальцах, когда зажёг сигарету. — Я старше тебя, — продолжил, глядя в сторону, прячась от пронзительности её глаз. — Если не брать в расчёт равные должности, есть варианты лучше. — Их нет, — категорично и честно заявила Канаде. — И быть не может. — Есть, — нервная затяжка. Тяжёлый выдох. — Вдовец. Трое детей, один из которых джинчуурики с отвратительной печатью. Я могу понять самого себя. Несколько раз сжёг дотла список логических объяснений, почему ты, почему сейчас, почему я не смог бы этого избежать, почему я не хочу этого избегать… почему считаю невозможной и недопустимой мысль тебя потерять. Но тебе я зачем? Что, что я могу предложить из чего-то по-настоящему важного? Плодотворную дружбу между нашими странами — да. Но больше мне дать нечего, — он стрельнул на неё взглядом и сразу же отвернулся. — Ты молода, Канаде. Моложе, чем я. Подумай ещё раз. Она откашлялась. — Раса. Из мужской руки бесцеремонно выбили сигарету. Казекаге прижали к стене собственного дома. — Или ты меня сейчас поцелуешь, — очень серьёзно произнесла Канаде. — Или я сама тебя поцелую. — И добавила, глядя в вытаращенные глаза Расы. — Будешь отбиваться… укушу. И зубы об твоё хвалёное золото не сломаю. Как тебе такое? — А… э-э. Ну, — сначала у него покраснели уши, потом уже щёки. Он выглядел растерянным, застанным врасплох, но заинтересованным. Отбиваться, видимо, не собирался. Впрочем, с Канаде в своё время беседы о соблазнении вели Ширагику и Джузо, так что она знала две противоположные тактики, которые никогда не давали осечки. Одна уже использовалась, вторая оставалась «про запас». — А как же?.. Но… мысли? Но доводы? Но логика? — А я тебе как писательница из Кири заявляю, что мысли, доводы и логику периодически можно послать… куда подальше. — Канаде. — Да? — Я мужчина, — деликатно кашлянул Раса. — Потрясающее наблюдение. Спасибо, заметила. — А… — Штаны тоже заметила. — А. — Чем ещё попытаешься напугать? — осведомилась Канаде, приподняв бровь. Улыбка на её лице с каждой секундой становилась хитрее. С аурой Расы происходили любопытные трансформации: казалось, ему очень хотелось упасть в обморок или провалиться сквозь землю, а ещё закрепиться в реальности, преображавшейся во всё больший парадокс. — Канаде, — кашлянул он, розовощёкий, старательно глядя в сторону, хотя Окабе почти дышала ему в лицо, — это… страсть. А я мужчина. Могу… наброситься. А потом буду вести себя так, как будто имею на что-то право. Я упрям и несносен. Тебе оно надо? — М-гм. Раса. Может, не надо ставить самому себе палки в колёса? — её взгляд смягчился, и она, отпустив его, отступила назад. Раса привалился к стене, глядя на Канаде тёмными, тёмными глазами. — Если ты ничего такого со мной не хочешь, можно просто намекнуть. Развернувшись, она медленно направилась в сторону границы территории клана, мысленно считая секунды. И, остановившись шагов через десять, тихо сказала, стоя к нему прямой спиной: — Если бы любовь работала по принципу торговли, она мало бы чем отличалась от проституции. Подумай об этом… Меня ничем не приручишь, кроме как искренностью, благородством и красотой души. Я тебе ровня, Раса. Мой выбор тоже сделан. И ушла, оставив его замершим на месте, заколдованным, очарованным, прекрасно зная, что хотя бы на полпути к базару к ней присоединятся и что ставшие родными глаза всё ещё будут тёмными, настолько тёмными, что она разглядит в них звездный свет.