You're such a strange girl I think you come from another world You're such a strange girl I really don't understand a word You're such a strange girl I'd like to shake you around and around You're such a strange girl I'd like to turn you all upside down You're such a strange girl The way you look like you do You're such a strange girl I want to be with you «The Perfect Girl» — Mareux
Над пустыней второй день подряд шёл дождь, орошая оазисы, наполняя колодцы и подземные воды. Суна праздновала с размахом, которого делегация Кири не ожидала. Люди танцевали на улицах, промокая до нитки, дети брызгались, прыгая по лужам, влюблённые целовались в потоке прохладных капель, в прилипшей к телам одежде. Возле частных домов и подъездов многоквартирных зданий стояли целые вереницы переполненных водой сосудов, от чашек и пиал до фарфоровых ванн. Всюду слышался искренний и заливистый смех. Чиё молча плакала, застав дождь в городе. И даже сказала измождённой, чуть зеленоватой Канаде: — Если смерть моего внука помогла спасти страну… то я не сожалею. Окабе хотела было автоматически извиниться перед ней, но старушка, поймав сочувствующий взгляд, только покачала головой: — Всё взаимосвязано, девочка, и за чудеса надо платить. Девять месяцев спустя родятся новые дети… и они никогда не пойдут по стопам моего внука. Вот моё утешение. А потом Пакура внаглую, то есть при всех, опрокинула Райгу в поцелуй, и бедолага так растерялся, что чуть концы в воду не отдал — и разговор закончился. И Канаде откланялась на территорию клана Сабаку восстанавливаться и… думать. Размышлять. Ей было о чём: хотя Канаде провалялась без сознания всего минут пятнадцать после конфронтации с Шукаку (и этого времени Расе хватило, чтобы биджу словесно «добить»), разговор с Беном был… основательным. И долгим. И печальным. — Никто не может поспорить с тем, что пустыня жестока, милая Канаде, — глаза её альтер-эго тускло сияли, как выцветшее от зноя небо, — но именно она способна подарить чудо, когда были выплаканы все слёзы… если ты усвоил свои уроки правильно, если боролся, если не сдавался, если сердцем чист, если заслужил. Канаде задумчиво смотрела на разложенные перед собой пустые свитки и прочие принадлежности. По бассейну клана Сабаку бежала рябь от проникавшего в помещение влажного ветра. — Коридоры, — проговорила она, потерянная в своих мыслях. — Коридоры… перекрёстки… — Самое печальное в твоей истории, что… я не могу сказать, что тебя любили. Я ведь ошибаюсь? Скажи мне, что я ошибаюсь… Кто-нибудь когда-нибудь тебя по-настоящему любил? Бен какое-то время молчал. — Да, — неохотно ответил после паузы. — Но был ли толк в этой любви, если её выражали слишком поздно? Те же Квай-Гон, Энакин… Я и сам понял, кого и как любил слишком поздно. Видишь ли… любовь, даже платоническая, требует смелости. А я был трусом. Поэтому, хотя можно сказать, что мои победы гремели громче, твои были лучше и будут лучше, пусть и сравнительно тише. Ты боролась и борешься за истину. А я боролся за иллюзии. Потому и проиграл, превратив всю мою оставшуюся жизнь в путь раскаяния. Канаде пыталась сосредоточиться на работе, но у неё не получалось. Несмотря на всю окружавшую её воду, в воздухе мерещились жар лавы, запах горелой плоти. Это произошло не с ней. Этому не было суждено произойти с ней. Но джедаи каждый раз гибли, перемолотые жестоким колесом эволюции… потому что не в Руусанском Ордене нуждалась галактика, а Энакин Скайуокер был вестником неизбежных перемен. И каждый раз, в каждой параллели совершались одни и те же ошибки. И пока магистр Йода искал истину в болотах Дагобы, Оби-Ван Кеноби расплачивался за грехи один, бродя под жаркими солнцами-близнецами, пока к его душе не дотягивался Квай-Гон Джинн. Старый Бен дал Канаде шанс прожить так, как он бы сам никогда не осмелился — эгоистично, вдали от Храма и остальных джедаев, храбро, отчаянно, со своим собственным знаменем. И Окабе была благодарна, потому что она, как и Бен, оставила своё имя, став чем-то большим. Но и чем-то новым. Её не должно было быть в мире шиноби. Однако Сила была довольна путём Канаде, а это означало, что и новые витки параллельных реальностей должны были это отразить. Но что же эта реальность? — Думаю, если подытожить, — проговорил Бен, не глядя на неё. — То ты джедай лучше меня. Как Люк. Он… мы дали ему, что могли, самое основное, самое главное — то, что есть у тебя. Во всём же остальном он двигался и движется наощупь… слушая своё доброе сердце, свою чистую душу, слушая Силу. И поэтому несёт в себе только свет… несмотря ни на что. Вы даже, — он глухо рассмеялся, — вы с ним даже не представляете моё удивление… когда я понял, что путь, по которому вы пошли, характеризуется хотя бы тем, что у вас нет ментальных щитов. Вы не прячетесь ни от мира с его злом и добром, ни от себя. Принимаете и то, и другое с достоинством… А нас учили действовать строго наоборот. Именно поэтому Люку и его ученикам предстоит биться с южань-вонгами, а не Ордену Руусанской реформации. Мы бы проиграли. А они выиграют. — Но то, что ты был одним из учителей Люка тоже не случайность, — Канаде погладила его по усталой спине, как ребёнка. — Значит, в тебе тоже это всегда было. — Я не спас Энакина, — печально покачал головой Бен. — Не предотвратил ни геноцид джедаев, ни страшную гибель планеты Альдераан… и всё потому что я никогда не был достаточно смел, чтобы отречься от навязанных парадигм Ордена. И я не жалею, что ты оказалась здесь. Твой пример, даже в смерти, в Силе, из-за грани другого мира… даёт мне надежду. Канаде дрожащими от усталости пальцами закурила. Дымок густо клубился во влажном воздухе. Но пахло ей бластерами, лавой, плотью, невинной кровью, планетой Камино. Было страшно оказаться перед лицом несовершённых ошибок. Было жутко думать об алгоритмах судьбы. Свет требует отваги, требует честности, борьбы с туманом в голове. Но откуда джедаям Руусанской реформации было знать что-то о тумане? Один только Дуку догадывался, пока в гордости своей не заблудился, не вынеся трагедии Галидраана. Пока не решил, что достаточно прозрел. Иллюзии, иллюзии… Коридоры, перекрёстки… Закостенелый Орден, управляемый стариками, оторванными от действительности, трясущимися над прошлым. — Может, и хорошо, что в Кири власть каждый раз строит свои системы заново, — выдохнув дым, подумала вслух Канаде. — В чём нас нельзя обвинить, так это в стагнации. И каждый раз мы отвечаем запросам эпохи… какой бы жестокой она ни была. Океан забирает отжившее своё могущественной рукой. А верности благородным простым принципам нам не занимать. Иначе туман поглотит, не оставив костей, не позволив последнего крика. На сенсорном радаре мелькнули дети. Два огонька вместе и один, комплексный, отдельно, впереди. Она вспомнила картину поражённого Храма, маленькие невинные бездыханные тела в реках крови, и ей стало горько. Дети не должны были расплачиваться за ошибки и грехи взрослых. Перед глазами встал, как живой, желтоглазый Энакин Скайуокер, с синим мечом наперевес и безразличием хищника на лице. Как мог будущий отец возложить детей на свой алтарь жертвоприношения, пусть и чужих? Почему Падме не нашла в себе силы жить только чтобы дать ему затрещину? Он ведь предал и её, слушая лживую патоку канцлера, предал то, за что бывшая королева Набу всю жизнь боролась… Но откуда ей было знать ярость Амеюри Ринго, упрямство и непреклонность Ширагику, непокорность Мей? С кого ей было брать пример? Пепел с сигареты упал на один из чистых свитков, и Канаде дёрнуло обратно в реальность. Погрязнув в глубоких тяжёлых мыслях, она даже не заметила, как Гаара появился в дверях помещения с бассейном. — Заходи, — вяло, но приветливо улыбнулась она. — Если хочешь окунуться, не буду тебе мешать. — Я не умею плавать, — очень серьёзно сказал мальчик. Он помялся с ноги на ногу, робко, исподлобья глядя на Канаде. — Вы меня спасли, — пробубнил под нос, совсем потупившись, скромно и очевидно стесняясь. — Я хотел… я хотел сказать «спасибо». Вот. Я теперь… никого не хочу убивать. А ещё могу спать. Спать… мне нравится. Вот. И спрятал маленькие ручки в маленькие карманы своей просторной туники. — Это не меня надо благодарить, — ласково улыбнулась ему Канаде, приглашая жестом подойти ближе, — а твоего папу. Вот кто настоящий герой истории. — Папу? — удивился мальчик, робко засеменив к Канаде. — Но это не он починил печать. — Дело в другом, — покачала головой Окабе. Щёлкнув почти дотлевшую сигарету в пепельницу, она приглашающе распахнула руки. Ребёнок послушно залез в её объятия. — Понимаешь… хм. Папа не рассказывал тебе, как мы с ним познакомились? — Не-е-ет, — озадаченно протянул Гаара, глядя на Канаде, как на сказочницу. — Тогда я расскажу, — таинственно проговорила она, заметив, как в дверном проёме показались ещё две маленькие любопытные детские головки. — Однажды… я отправилась сюда путешествовать. И вот брела я по дюнам… и увидела твоего папу. Он стоял перед пустыней с лицом человека, который очень-очень устал бороться… И как-то так само получилось, что, слово за слово, мы подружились. И вот тогда-а-а… тогда-то он и начал спасать как тебя, так и Суну, и народ страны Ветра в целом. — Как? — Гаара смотрел на Канаде с любопытством. — Решив разделить свою тяжёлую ношу со мной, как хлеб или воду, — проговорила Окабе, приподнимая уголки губ. — Знаешь, иногда всё, что нужно, когда тяжело, это попросить о помощи правильного человека. Такого, который с удовольствием поможет, потому что ему не всё равно. Но просить о помощи, когда она действительно нужна, о-о-очень трудно. Слова застревают в глотке, знаешь? — она погладила себя по горлу. — Знаю, — ответил Гаара, потупив взгляд. — А твой папа смог себя пересилить. Ради тебя, ради Темари и Канкуро, Суны и страны Ветра… он смог. Раса рассказал мне о своих бедах, и я его выслушала. И помогла, как было в моих силах. Не спасла его, — она назидательно покачала указательным пальцем перед лицом мальчика, — но подставила плечо, на которое можно было опереться, чтобы он смог немного перевести дух. И поделилась с ним тем, что у меня имелось. — А что у вас имелось? — Гаара смотрел на неё незамутнённым детским круглым взглядом. — В основном, доброта, — улыбнулась Канаде. — Иногда это всё, что нужно. — Её тоже не все дают, — тихо проговорил мальчик, и у Окабе сжалось сердце от того, что он эту истину в своём юном хрупком возрасте уже знал. — Не все, — серьёзно согласилась она. — Но всегда есть те, у кого её достаточно, чтобы поделиться. Но ты никогда этого не узнаешь, если не попросишь. А получится попросить только если будешь верить, что на свете есть хорошие люди. — Как вы, — задумался Гаара. — И как твой папа. Он тоже, на самом деле, очень добрый. Просто много лет тяжёлой работы так измотали его, что у него было мало возможностей это показывать. Мои друзья из Кири тоже добрые… Они всегда такими были, но иногда усталость мешала и им. — Все говорят, — начал мальчик, но вдруг робко запнулся. Глянул на Канаде из-под ресниц. — Все говорят, что папа теперь хороший Казекаге. И что вы тоже… очень хорошая Мизукаге. Что… что это значит? — Что твой папа — герой, — сразу ответила Канаде. — Он очень долго боролся, чтобы прийти к тому, к чему пришёл. Что же касается меня… Я правлю совсем недолго. Ещё даже год не прошёл. Хочется верить, что я буду хорошим правителем. По крайней мере, буду очень стараться. — Но что это значит? — упрямо спросил Гаара. — «Хороший правитель»? — Наверное, — задумалась Канаде, — это зависит от Скрытой Деревни или страны. Это тот правитель, который помогает своему народу жить лучше. Если ты спрашиваешь про Кири, то у меня есть ответ… Для нас сейчас хороший правитель — это тот, кто помогает делать добро. Тот, кто побуждает людей быть добрыми. — А если война? — очень серьёзно для ребёнка спросил Гаара. — Разве же захочется воевать против хороших добрых людей? — Да. — Хм… — Вы не волнуйтесь, — Гаара легонько похлопал её по плечу с самым решительным видом. — Папа вам тогда поможет. И я вам помогу. У меня демон в животе. Он учится быть добрым. И я учусь. Но мы уже убивали… И можем убить ещё и ещё… только… на этот раз плохих людей. А не всяких. — Ты очень добр ко мне, — еле выдавила из себя ошарашенная Канаде. Мальчик очень серьёзно кивнул. — Я хочу быть добрым, — проговорил. — Это не значит, что я не чудовище. Сухая выплаканная усталость в глазах Бена: — Энакин всегда был добрым… у него всегда было большое сердце… но в какой-то момент он решил поступать, как проще, а не как правильно. Я не научил его, и в этом только моя вина. — У каждого, у кого есть нож, — тихо сказала Канаде, — есть возможность стать чудовищем. А те, кто уже убивал… им намного проще, потому что опыт есть. Но быть чудовищем или быть добрым — это выбор, Гаара. И мы его совершаем каждый день. И ты, и я, и твой папа… Баки, Яшамару, мои друзья, Забуза и Райга — все шиноби, которых ты знаешь. Быть добрым намного сложнее, чем быть злым. Но злость, если нести её в себе, не только калечит и убивает других, причиняя страдания близким жертв, но и съедает тебя изнутри… пока не остаётся лишь тень, неспособная ни на надежду, ни на веру, ни на любовь. Быть добрым сложнее. Но именно доброта даёт плоды. Порой не там, где хочется, и не с теми, с кем хотелось бы, и не сразу, но всегда. Всегда. — Твой взгляд не замутнён тысячей перспектив, — печально улыбнулся ей Бен. — Вот ещё одна разница между нами. Ты говоришь простые вещи. И хотя с ними кто-то мог бы захотеть поспорить… Это хорошо. Это значит, что ты приглашаешь человека подумать своей головой, ничего ему не навязываешь… Со мной всё было наоборот. Поскольку мне навязывали, навязывал и я. И был не прав. И расплатился за каждое слово, которое не было искренним. — Но ты ведь мог говорить одно, а думать совсем другое! Мы, конечно, разные, но ведь не настолько! — Самообман, — развёл руками Бен. — Один из самых опасных видов зависимости. Самостоятельно слезть очень тяжело. Обычно жизнь заставляет… и каждый раз — очень болезненно.***
Делегация Кири покинула Суну довольно тихо, отказавшись от торжественных проводов, хотя им предлагали и даже настаивали. Самое главное было сделано — скрупулёзный договор о торговых отношениях по водному пути был подписан. Оставалось только начать приводить его в действие: реорганизовать порты, построить корабли, нацеленные на конкретный маршрут, и так далее. Торговцы уже потирали руки в предвкушении хорошего бизнеса. Раса и Канаде с аналогичным энтузиазмом подумывали о новых проектах сотрудничества. Суна категорически не собиралась идти войной на Кири. Грехи войны были прощены за возвращение тел Сасори и его жертв, регуляция же проблемы с биджу и джинчуурики репутацию нового режима Тумана на территории страны Ветра только укрепила. Суна для аналогичного жеста доброй воли собиралась отправить в Кири каменщиков и стеклодувов для приведения города в состояние «красоты, от которой перехватывает дыхание» (по словам Расы), а также кукловодов, чтобы обеспечить жертв режима Ягуры протезами, созданными по новейшим технологиям. «Когда и как» ещё обсуждалось, но намёк был на очень скорое время. Раса и его советники настаивали о бюджете даже не беспокоиться. — Хорошо попарламентёрствовали, — заявил Райга, когда делегация Кири перевалила за границу страны Ветра. — Очень, — прокомментировал Забуза, недвусмысленно проведя по шее. Куросуки, ойкнув, попытался волосами прикрыть метку очевидного происхождения на шее. — Вам-то мозги выносить не будут, — миролюбиво проворчала Канаде. — Сенсей, когда узнает… — Не узнает, — хором перебили её. — Да я про биджу, — прищурилась Канаде. — А-а-а, — протянул Райга. — Ну, он этому не удивится. — А вы что имели в виду? Мужчины обменялись взглядами. — Да так, — осторожно ответил Забуза. — Ничего. — Нет, подождите-ка… — Совсем ничего! — воскликнул Райга как будто немного нервно. — Совсем-совсем! — Эй! — гаркнула Канаде припустившим в сторону горизонта телохранителям. — Эй, вы! А ну стоять! Что вы имели в виду?! Подождите! Вы меня вообще охраняете, или кого?! Я вам за что зарплаты плачу?!