Weeheeheehee dee heeheeheehee weeoh aweem away Weeheeheehee dee heeheeheehee weeoh aweem away In the jungle, the mighty jungle The lion sleeps tonight In the jungle the quiet jungle The lion sleeps tonight Wee heeheehee weeoh aweem away Wee heeheehee weeoh aweem away Near the village, the peaceful village The lion sleeps tonight Near the village, the quiet village The lion sleeps tonight «The Lion Sleeps Tonight» — The Tokens
Когда Канаде была маленькой, город, ставший родным, ощущался оплотом отчаяния и невыносимой тоски. Серые башни бросали вызов серым горам и неустанно платили за свою гордость, белый гиблый туман стелился по суше густым молоком, тёмная вода шумела, набегая на бронзовый песок, — смерть ходила по пятам за людьми, и они старались лишний раз на неё не оборачиваться. Поэтому, когда Канаде однажды увидела трёх бумажных змеев из окна своего кабинета, ярких, красивых, на фоне чистого неба, на фоне почти прозрачной влажности воздуха, ей страшно захотелось выпить. И пока не смерклось, она вылезла из своего кабинета с непочатой бутылкой чего-то подарочного и крепкого и отправилась на вершину одной из гор. Задумчиво пить и смотреть на город. Её не остановили. Джузо, уставший от бюрократии, с разрешения умотал на задание по регуляции существования пиратов на северной границе; работа в офисе подействовала на него клаустрофобно. Райга готовился к командировке — Канаде поручила ему опробовать вместе со специально отобранной командой торговый маршрут со страной Ветра, чтобы посмотреть на ситуацию в водах, засечь время путешествия, оглядеть потенциальные стоянки да и предоставить отчёт о новом прототипе кораблей. Забуза что-то усердно писал, он не хотел, чтобы его отвлекали. АНБУ, приставленные к Мизукаге с лёгкой руки Кисаме, были послушными и воспитанными, поэтому своего мнения Канаде не выражали. Пить они с начальством не собирались, вот Пятая и отправилась на гору одна. А потом к ней присоединилась Мей. — Ты чего, дорогая? — спросила, опускаясь рядом с Канаде. Окабе, помолчав какое-то время, сказала: — Знаешь, отсюда осенью, если посмотреть расфокусированным взглядом, кажется, что мы живём в пенном пиве. Мей, озабоченно глянув на подругу, отобрала у неё бутылку. — Будешь? — запоздала поинтересовалась Канаде. — Не-а. Мы с Кисаме стараемся зачать ребёнка. Если буду пить, это может сказаться… наверное. — А-а. Ну тогда ладно. Больше не предлагаю. Какое-то время молчали. — Всё ещё жалеешь о том, что взяла шляпу? — спросила наконец Мей. Канаде, задумчиво прищурившись, покачала головой. — Не. Посмотри вниз. Город теперь другой… даже на пенное пиво не похож. Воздух прозрачный, как слеза. Яркие цвета появились… детский смех… воздушные змеи… Значит, всё правильно делаю. Хотя я до сих пор не уверена в моей компетентности. И вы всё правильно делаете… Мы всё правильно делаем. Тогда, получается, что и сожалеть не о чем. — Я знала, что ты будешь куда лучше меня в позиции в Мизукаге, — помолчав, проговорила Мей, уставившись на горизонт. — Я бы старалась следовать правилам… которых нет. А ты прокладываешь нам всем свою дорогу, особенную, уникальную. И потом, красота у меня не такая, за которую хочется умереть. Не поэтическая. Плотская. — Врёшь, — криво, беззлобно улыбнулась Канаде. — Ты просто между карьерой и личным счастьем выбрала второе. И в этом нет ничего страшного. — И поставила на твоём личном счастье крест, — мрачно вздохнула Мей, покачав головой. — Ну-у-у, — протянула Канаде, расплываясь в улыбке, — я бы не была так категорична. На чистом горизонте мелькнул цветной парус. — Жизнь порой… удивительна, Мей. Потому и прекрасна. — Подожди, — наконец переваривала услышанное Теруми. — Так у тебя кто-то есть? Канаде, ловким движением подхватив бутылку, спрыгнула вниз. — Эй! Стой! Так есть или нет?! Канаде!***
Главным хобби Канаде было фуиндзюцу, поэтому, несмотря на тяжёлую офисную работу, в свободное время она тоже трудилась, только куда более одухотворённо и абсолютно не сдерживая своё воображение. Например, она как-то раскопала документ, подтверждавший наличие чувства юмора и иронии у Второго Мизукаге. Он был так же скрытен, как и все остальные лидеры Кири, но ему всё-таки нравилось, когда кто-то додумывался до смысла его шуток. Хозуки Генгентсу, например, любил доводить свою охрану до нервных срывов тем, что упорно не ночевал на территории своего клана, а где ночевал — не говорил, только ухмылялся. Пускал заодно слухи, один невероятнее другого, про то, что он предпочитает отдыхать на дне морском в объятии каких-то волшебных женщин, или в борделях, или на облаке, или на луне. Иногда он доказывал охране, что его на самом деле не существует и что их не существует, и что вся жизнь — это иллюзия. Или сон, который кому-то снится. И только после его смерти выяснилось, что он жил в обычном многоквартирном доме среднего класса, владельцем которого и являлся, и периодически пугал соседей, придумывая страшные истории про привидения и потом таковых изображая. Канаде идея «жить там, где никто не догадается» очень понравилась, потому что тогда ей не могли зазря докучать в нерабочее время по глупым вопросам для несрочных решений и без чрезвычайной важности. Она рассудила, что было бы здорово иметь возможность сбегать от людского общества, чтобы просто побыть наедине со своими мыслями, потому что от неё, как от Мизукаге, требовали не только постоянного участия, но и постоянного диалога, а это утомляло. У неё тоже садилась социальная батарейка, и почему-то ни одна сволочь этого не уважала. И, как назло, в дни, когда общения хотелось меньше всего, близкие дружно и одновременно решали, что очень соскучились. Канаде незаметно купила себе землю. Немного. На земле из аксессуаров были только дикие кусты и старый, почти пересохший колодец. Вот в нём-то она и начала селиться, дав волю новым высотам фуиндзюцу. Но пока она придумывала новые печати, связанные с пространством, защитой, отводом глаз и даже с атакой, надо было на чём-то тренироваться. В конце концов, в колодце ей предстояло потом жить! Он должен был получиться надёжным, тихим и уютным — домашним. И чтобы в него никто не мог проникнуть без приглашения, и чтобы в нём было интересно проводить время, и чтобы бассейн был, и солнечный свет, и, может, водопад, а ещё электричество, вентиляция, и так далее. И она купила ещё немного земли. Если конкретнее, пещеру. Проект не подразумевал, чтобы в нём кто-то жил, но идея была такая — лабиринт из бассейнов и коридоров из кафеля, всё безопасно, нет возможности ни убийства, ни самоубийства. Человек туда заходит и, собственно, теряется. Пространства меняются в зависимости от его настроения и настроя — выйти оттуда можно, как из тумана, только осознав что-то важное, или что-то приняв. Причём спокойно и без паники, а испугаться внутри можно, вода, кафель, свет, тени, звуки — всё отражает оголодавших внутренних демонов. Получилось довольно неплохо. Канаде, когда закончила со своим проектом, даже решила передать его АНБУ и оининам для ментальных тренировок… и, собственно, пока представители обеих дивизий его проверяли, в пещеру пробрался кое-кто ещё. У Канаде тоже было чувство юмора, так что, едва «пещера» была закончена, она быстро распространила слухи о том, что спрятала там какой-то волшебный клад. Кто же мог подумать, что на её уловку первыми клюнули не «свои», а шпионы Ивы, едва доплывшие до острова? Судя по состоянию пещеры, они в ней изрядно заплутали, переваливаясь из одного экзистенциального кризиса в другой. И эту проблему опять нужно было решать Канаде. Хотелось в отпуск. — Я даже не знаю, что тебе сказать, — заявил ей Ао в пространстве кабинета, потирая переносицу. — Или ты больше так не делай, или давай ещё, хорошо работает. — М-гм, — мрачно отозвалась Канаде. — Расскажи мне об этом. Но, — она страдальчески закурила, — давай начистоту… это всё-таки немного смешно. — Смешно?! Что будем делать со шпионами, Канаде?! — Давай пошлём письмо, чтобы Ива их забрала, — беспечно отозвалась. Не дождавшись ответа, взглянула на Ао. — Что такое? — приподняла бровь. — Помнишь, — вкрадчиво заговорил сенсей, — мы отослали результаты нашей съёмки в Скрытые Деревни? — Помню, да. — Ива мало того, что не ответила, — Ао выдержал паузу, — но и единственная почтовая птица, связанная с ней, которая у нас была, тоже не вернулась. — А, — приподняла брови Канаде. — Вот как. То есть Цучикаге думает своим манёвром выманить одного из моих доверенных людей в Иву в качестве посла только чтобы убить, а потом прислать мне почтой полусгнившую голову? Самолюбие таким образом потешить? — она фыркнула. — Предсказуемо и банально. Как будто так уже сто раз не делали с другими Деревнями. — Но если мы не вернём шпионов, это может аукнуться, потому что они прибыли под видом торговцев, и сами люди из этого сословия вышли. Фамилиями, по крайней мере… — Хм-м, — Канаде задумчиво побарабанила пальцами по столу. — Дай-ка мне подумать. Она думала минуты три, а потом просияла. — Точно! Точно, я знаю, как ответить Цучикаге! И захихикала. Ао насторожился. — У нас что есть из смешных галлюциногенов? — поинтересовалась Канаде. — Всё, — опешил Ао. — А что? — Ну вот накурите, будьте любезны, вход в нашу волшебную пещеру. Их там метафизически и психологически потрепать должно было, а на выходе, — и хихикнула. — И ещё чтобы туман был. — Зачем?! — Зачем, зачем, — лукаво улыбнулась Канаде. — Играть будем на некоторых наших стереотипах. И позовите меня, когда они вылезут, — она осклабилась, — как мастера гендзюцу. Давненько я не тренировалась на «кроликах».***
Иногда Шикаку ненавидел свою работу. Он иногда вообще очень многое ненавидел. Казалось, Коноха, как Деревня, абсолютно не была предрасположена к идее мира, потому что если проблемы какое-то время отсутствовали, надо было их выдумать. Потом «раздуть из мухи слона». Потом компостировать мозги главам кланов нудными собраниями, на которых обсуждались вопросы, которые находились не только вне компетенции местной аристократии, но и вне зоны влияния верхушки правления в целом. Параллельно категорически не обращать внимания на насущные проблемы, отказываясь превращать их в простые алгоритмические задачи. Например, всё ещё оставался до конца неразрешённым вопрос о жертвах атаки Кьюби, потому что многие сироты ещё не достигли возраста сепарации от приюта. Их надо было чему-то научить и трудоустроить. Кто-нибудь этим занимался? Нет. Некоторые из тех же сирот поступили в Академию. Вопрос: на какие деньги им было покупать базовые предметы обихода профессии, такие как кунаи, сюрикены, проволоки, свитки и удобная одежда? Ответ есть? Ответа нет. Идею Чозы создать небольшой благотворительный фонд для нужд таких детей забраковали старейшины. Почему? Потому что были, якобы, куда более насущные проблемы. Допустим, таковые имелись. Не были трудоустроены, например, взрослые жертвы атаки Кьюби, потерявшие руку-ногу, мобильность, зрение, слух и так далее. Гражданские сами организовались помочь своим же. Оставались ниндзя, уже бывшие, потому что многие из-за приобретённых увечий не могли вернуться к военной службе. У большинства, не принадлежащего к кланам, не было ни работы, ни пенсии, ни, тем более, протезов. Единственным, чем их обеспечила Коноха, было бесплатное медицинское обслуживание, а скидки в магазинах им делали торговцы по доброте душевной. Эти задачи можно было бы решить раньше, но потом произошла трагедия с кланом Учиха. Разгреблись. Оставалось только разобраться с судьбой Саске. Но тут-то старейшины кинулись решать нерешаемое, насущные проблемы отодвинув до края горизонта. Они выносили мозги Третьему и главам кланов про дружбу между Кири и Суной. На последнюю катили бочку, на первую пытались скалить зубы, вспоминая прошлое, но у них не получалось, потому что лично к Пятой Мизукаге никаких претензий не было. И к её окружению тоже, за исключением Ао, который непонятным образом завладел Бьякуганом (при том, что у Хьюга никто «чистолобый» в войну не пропал). Но и эта претензия по-настоящему имелась только у Хиаши и только к самому оинину, и дело касалось скорее задетой гордости, чем национальной безопасности. Пересаженный Бьякуган не мог быть унаследован, да и Ао, по словам очевидцев, даже не пытался копировать стиль Хьюга. Он им пользовался просто так, периодически, по нужде, с уважением. Хиаши, при правильной возможности, хотел просто выменять Бьякуган обратно. Единственное, менять было не на что, но ветер ещё мог измениться. Репутацию Сабаку но Расы отстаивал перед старейшинами сам Третий. Каждый раз, когда о нём заходила речь, Сарутоби неизменно вспыхивал и становился страшен в своём гневе. — Разумеется, он подружился с Кири! Кто, я вас, сволочи, спрашиваю, мешал мне выплатить ему контрибуцию?! Разумеется, он нашёл союз выгоднее! И чего сразу же добился! Мы предали его первые, потому что не вложились вовремя в союз ни политически, ни экономически, чего здесь непонятного?! Мы против Ивы бороться будем в следующий раз с кем?! С малыми Деревнями?! Они никогда уже не восстановятся достаточно, чтобы быть помощью, а не обузой! Так и получалось, что Суна формально «дружила» с Конохой, а по-настоящему сошлась с Кири. А Кири формально «дружила» с Кумо, с которой у Конохи ничего не получилось из-за случая с покушением на дочку Хиаши. Ситуация представлялась… не очень хорошей. Было бы логично в таком случае подружиться с Кири, переманить их благосклонность от Кумо. Но старейшины, во главе с Данзо, были очень горды. И считали, что это Окабе Канаде должна была ползти до страны Огня на коленях, умоляя о сотрудничестве. Эта мысль казалась в крайней степени сомнительной. Шикаку несколько раз сталкивался с Сабаку но Расой и на фронте, и на переговорах. Четвёртый Казекаге создавал впечатление глубоко принципиального человека, так что вернуть его расположение обратно не представлялось возможным. Согласно внешней разведке, Окабе Канаде безо всяких требований вернула Суне Сасори, Третьего Казекаге, и ещё какие-то тела. Поучаствовала в церемониальных похоронах как почётный гость… А потом вообще, согласно донесениям, сделала что-то невообразимое — организовала переговоры с биджу, скорректировала печать на джинчуурики и вернула в пустыню регулярный дождь. Оазисы страны Ветра не только перестали уменьшаться, но и начали медленно расти. Казекаге никогда в жизни не стал бы её после такого предавать. Казнил бы за одну мысль. Шикаку на его месте поступил бы так же. Получалось, что Кири помогла Суне в трудную минуту, после смещения старого даймё, практически безвозмездно, опираясь только на благородство… из революционного сочувствия или личных симпатий, или интересов — это не имело значения. Самым главным был тот неоспоримый факт, что Окабе Канаде ощутимо искренне решила помочь — в политике эпохи правления Третьих это было немыслимо. И какие плоды почти сразу же начала давать её честность! Так что Шикаку считал, что это кому-нибудь из Конохи надо было идти до сухопутной границы пешком, а потом долго плыть брассом в Кири, чтобы понадеяться на шанс такого прекрасного сотрудничества. Хотя Нара понимал, что сама же Коноха этот союз бы и саботировала. Как обычно. Он сам не понимал, почему родная государственность до сих пор тяготела к географическим амбициям, хотя их эпоха уже закончилась. После очередного нудного собрания Шикаку хотел только одного — закрыться у себя в офисе, лечь на диван и поспать, пережидая жару под спасительным воздухом кондиционера. Бесперспективность развития вгоняла его в тоску, а от тоски спасала только дрёма. Он даже дверь не успел за собой закрыть, как из соседнего кабинета раздался хохот Ибики, к которому присоединились весёлые повизгивания Анко. Иноичи, остановившись у своего кабинета, в нерешительности замер, опустив ладонь на ручку. Они с Шикаку обменялись взглядами. Хохот раздался ещё раз. — Кажется, у Ибики истерика, — поделился Иноичи. — С чего бы? У Морино обычно всё было в порядке с самообладанием. — Если что-то серьёзное, придёт и поделится, — пожал плечами Шикаку. — Хочешь, зайди ко мне. У меня вода есть со льдом. — Давай… Думаю, — ещё один взрыв хохота, — он скоро подойдёт. Ждать пришлось действительно недолго — минут через десять в кабинет Шикаку ввалился Морино, раскрасневшийся от смеха, помахивая газетой. — Вы не представляете, — еле выдавил он из себя, — что сделала Кири! Это… Ему налили воды. — Потом! — отмахнулся Ибики, вытирая глаза. Он так смеялся, что у него даже слёзы выступили. — Полагаю, желание старейшин послать шпионов в Кири отменяется. Насовсем. — А что? — напрягся Шикаку. — Вот сейчас и расскажу «что». Вы садитесь. Ситуация была такая: Цучикаге, предварительно убив почтового ястреба Кири, отправил своих шпионов проведать обстановку в Скрытом Тумане. Выбирал он обычно дилетантов торгового происхождения, которых надо было или убивать, или возвращать. В случае последнего, посланная со шпионами делегация неизменно пропадала без вести, потом присылались отрубленные полусгнившие головы. Цучикаге очень любил эту тактику. С Кири она феерически не сработала. Окабе Канаде очевидно не собиралась играть по правилам старого вредного старика, и тот факт, что Кири и Ива были историческим союзниками на фронте, её никак не смутил. Она написала письмо Цучикаге через местную государственную газету страны Земли. С печатью Мизукаге, с согласием даймё страны Воды. И опубликовано письмо было с согласия даймё Земли. И всё это было напечатано перед самим текстом. — «Уважаемая редакция», — начал громко и выразительно читать Ибики, — «поскольку господин Третий Цучикаге очень любит лакомиться почтовыми ястребами, а также предаваться каннибализму через иностранные делегации»… Шикаку даже воду выплюнул. — Чего-о-о? — просипел, откровенно таращась на Ибики. — Чего-о-о? — Я уже полчаса с этого ржу, — заверил его Морино. — И ведь оба даймё тоже оценили! — Подожди, так даймё Земли действительно лично допустил до публикации?! — почти пискнул Иноичи. — Видимо, и ему надоело, что со старым Цучикаге никакой каши дипломатии не сваришь, — весело заметил Ибики. — В общем, дальше читаю? — Ну давай, — насторожился Шикаку. Последовал пассаж об обнаружении двух шпионов. — «При задержании у одного из них был обнаружен кариес на трёх зубах, а у второго — проблемы с матерью… Зубы вылечили, но, боюсь, что мать находится вне нашей компетенции», — задыхаясь от смеха, прочитал Ибики. — «Спешу»… аха-ха-ха… «спешу добавить, что комплексы личного характера второй пытался выместить на козе»… козе… «животное было госпитализировано местными ветеринарами и в настоящий момент идёт на поправку», — он, не выдержав, взвыл. — «При… при задержании также стоит отметить, что оба гражданина оказывали мелкое сопротивление с замедле… с замедленным энтузиазмом… Поскольку первый начал плакать, вспомнив вдруг про тщетность человеческого бытия, допрашивать было жалко», я-не-могу-это-дальше-читать, — почти проржал последнее Ибики, складываясь пополам от хохота. Иноичи, до этого тихо хихикавший, заботливо отобрал у него газету. И, пробежавшись глазами по тексту, прыснул. — Ты чего? — заинтересовался Шикаку. — Ща… ща, подо… подожди! — Дай сюда… — Ну, — Иноичи поперхнулся смехом, — ну извини, но это же… это же… — «При попытке сбежать сомнительные граждане Ивы неудачно наткнулись на работниц спа-салона» — старательно ровным голосом зачитал Шикаку. — «С прискорбием сообщаю, что теперь они выглядят как приличные люди, и на почве этого боятся и уважают женщин равносильно». Иноичи, давясь смехом, сполз по спинке стула. Ибики до сих пор не перестал гоготать. — «Им также были оказаны услуги восковой депиляции всего тела», — он с ужасом посмотрел на плачущую в истерике аудиторию, — «чистки кожи… стрижки, а также коррекции бровей. Поскольку работницы искали себе моделей, чеки за сеансы не прилагаются», — он отвлёкся от чтения, уставившись на хохочущих Ибики и Иноичи. — Вы чего ржёте, это же больно! — Выглядят, как… как приличные… люди, — простонал Яманака, задыхаясь от смеха. — «В общем», — прочистил горло Шикаку, — «хотя Кири пока не считается туристическим местоположением, всё для этого у нас есть — и спа-салон, и природа, и развлечения. То, что задержанные граждане подрались со стаей тунца, это, скорее, семантика, или, если угодно, изюминка. Тунцом потом и накормили, они не жаловались»… это же как надо было умудриться! «Наши местные психотерапевты смотрят на ваших заблудших душ с интересом и азартом, предвкушая разборы детских травм, кризиса среднего возраста и музыкальную терапию. За неимением делегатов от Ивы, мы пока сами интересы ваших граждан отстаиваем, но силы на исходе, потому что нам всем прожужжали уши про самобичевание через отказ от стоматологии и психотравмы, связанные с фигурой матери», — тут уже сам Шикаку, не выдержав, всхлипнул от смеха и отложил газету в сторону, не дойдя и до трети письма. — Цучикаге это прочита-а-а-ал! — откашлявшись, взвыл Ибики. — Вы… вы… вы представляете его лицо? Собственный даймё, — и опять покатился с хохота. И ещё минут пятнадцать они были абсолютно недееспособны. — Ох, — отдышавшись, откашлявшись и высморкавшись проговорил Иноичи, — ох… а Хокаге кто об этом скажет? Они переглянулись. — Давайте, — Шикаку вытер выступившие от гогота слёзы, — вот сейчас и пойдём. У него такой зуб на Цучикаге… а тут такая история… «Хоть бы никто не додумался послать от нас в Кири шпионов, — подумал Нара, когда троица вывалилась из его кабинета. — Мы это точно не переживём».