Pour more blood in your cup Take a sip full of sin and let your taste buds savor the buzz The flavour of an ill-mannered nature That lingers on as animals in all of us Trying to fight for the right to live a life But some will never win though, that's why they live a lie I don't think I'll ever win, all of this is anything When I die, I hope a brother's at my side There's no trap door, or get out clause The world can be your oyster or a set of jail doors You've seen mine, I think it's time I see yours I bet you that we've been scarred by the same swords So we're not so unalike «(All Along the) Watchtower» — Devlin feat. Ed Sheeran
Само слово «спарринг» было ей фактически незнакомо до Горячих Источников, пока сенсей не решил взяться за свою ученицу всерьёз. Впрочем, значение всё равно ещё какое-то время вертелось в голове в несколько искажённом состоянии. Ао со «спаррингом» имел в виду следующее: сейчас я буду всеми силами действовать Канаде на нервы, чтобы она, не приведи небо, случайно не отдала концы в воду каким-нибудь глупым образом — и он блестяще справился. Сенсей, с менталитетом опаснейшего оинина Кири, на поле боя свирепствовал методично и хладнокровно, без пафоса и напыщенности. Он не имел привычки громко провозглашать свои техники во всеуслышанье, не был предрасположен к драматическим монологам, да и вообще, согласно другим, «во время взаимной взбучки» не веселился, поэтому представлял из себя очень опасного противника, стремительного, математичного и немногословного. И занудного. Канаде сначала не могла вытащить все его сенбоны, потому что у неё к тому моменту отнимались руки-ноги; потом могла, но недостаточно быстро, поскольку сенсей перешёл к лёгкому яду — падать с наполовину вытащенной иглой, торчащей из попы, было не только неудобно, но и несолидно. Когда это перестало быть проблемой, Ао переключился на беззвучное ниндзюцу исподтишка. Потом к внезапным нападениям, круглосуточным — начал с короткой дистанции, дошёл до пятисот метров; в использование шло всё, волонтёры на роль заложников в том числе. Когда Канаде и к этому привыкла, начал подключать других джонинов, обычно Кисаме или Райгу, поскольку их долго уговаривать не приходилось. Несколько раз он что-то у названной дочери выкрадывал, оставляя записку наподобие «у тебя два часа, чтобы найти и поиметь опасную банду, иначе попрощайся со своими любимыми хлопковыми трусами, переговоры исключены» — так что опыт организации экстренной спасательной операции у Канаде тоже имелся. Как и опыт осады. Тем не менее, факт оставался фактом, стиль у неё был подвязан, в основном, на защиту, или на хитрые, если не гениальные, атаки, поскольку иначе сенсей продолжал быть абсолютно несносным и безапелляционным. Канаде могла бы догадаться, что таким образом Ао натаскивал её боевые навыки для позиции Мизукаге, но она не догадалась, потому что, помимо дел и готовившейся революции, её несколько беспокоила угроза, направленная ко внутреннему умиротворению, в лице сенсея. Уже после взятия Кири и получения симпатичной широкополой шляпы, Канаде поняла, что её интерпретация спарринга была несколько искажённой. Тренировочный бой один на один предполагал практику новых навыков и прокачку старых, то есть он должен был быть процессом рассудительным, спокойным и даже в чём-то весёлым. Канаде поначалу «укладывала» противника путём гендзюцу за первые пятнадцать минут, поскольку сенсей вбил в неё очень сильный инстинкт самосохранения. Повержен, значит, хорошо, не так ли? Выяснилось, что нет. Райга особенно громко возмущался, хотя сам же в процессе создания инстинкта регулярно участвовал. Но его можно было понять — Канаде побеждала, даже не распечатывая весло и не прибегая к ниндзюцу. Её защитные печати на юкате, регулярно обновляемые и дополняемые, отлично выполняли свою задачу. Что касалось гендзюцу, то практичные иллюзии Канаде не были направлены на создание искажённой реальности — она могла придумать качественный «трип», который поначалу легко было не заметить, но вылезти из таких особой проблемы джонинам не составляло, даже если приходилось пробивать кличем «кай!» несколько слоёв миража. Нет, её техники представляли опасность, потому что они, доведённые до полупечатей, могли, например, вызвать в противнике паническую атаку, или вертиго, или мигрень, и так далее, и тому подобное. Гендзюцу Канаде обманывали, в первую очередь, тело, а не разум, поэтому среди адептов этого искусства она считалась гением. В Кири, разумеется, потому что вне родной территории об этой способности никто не знал. Так или иначе, перед «спаррингом Каге» Канаде пришлось долго медитировать о том, как биться; соотечественники любили проводить с ней тренировочные бои, но все, как один, говорили, что метод у Окабе был «неспортивный». — Я бы посоветовала «мягкое» участие, — сказала ей Ширагику. Матриарх клана Юки вызвалась для торжественного случая помочь с макияжем; он должен был оставаться безукоризненным «во время» и «после», чтобы к красоте Канаде невозможно было придраться. — Это как? — Ты и сама знаешь, — улыбнулась Ширагику. — Покажи им и всему миру, как сражается настоящая куноичи, а не ниндзя в юбке. Будь изящна, как ты прекрасно умеешь, — она осторожно нанесла на лицо своей названной дочери лёгкие, почти эфемерные, румяна, — двигайся в такт одной тебе слышимой музыке… — Я так всегда делаю, — прикусила губу Канаде. — Не хмурься, дорогая. Так-то лучше, м-м? Всё будет хорошо, и ты покажешь себя с лучшей стороны, я более, чем уверена. Будь собой, не позволь ничему тебя смутить. — Обычно это я смущаю, между прочим. — И продолжай в том же духе, — смех Ширагику зазвенел, словно серебряные колокольчики. — Закрой глаза, я нарисую тебе стрелки. М-м. Верхние и нижние, маленькие, да. Чтобы око казалось крылом бабочки. — Научишь потом? — Ты умеешь, — в голосе Ширагику чувствовалась улыбка. — Просто по утрам у тебя не получаются верхние. — Она вздохнула. — Всему-то я тебя уже научила… чему могла. — Отнюдь, — запротестовала Канаде, стараясь не дёргать веками под лёгкими прикосновениями, — я, например, не умею быть ни женой, ни матерью. — Ах, ты подумала, что я грущу? — Ширагику легонько щёлкнула её по носу. — Дорогая, я рада, что смогла тебе многое дать… что же касается роли жены и матери, у каждого свой путь, этому не учат. Можно только, подглядывая за другими, работать над перспективой. Только и всего. И потом… ну-ка, открой глаза. Идеально. Замечательно, теперь дай-ка я тебе как следует накрашу губы, чтобы помада от пота не потекла. Помолчи немного, я заодно кое-что тебе скажу… М-гм, вот так и замри… Так вот, о чём я… Ах да. Разве ты, в позиции Мизукаге, не мать своего народа? Канаде очень хотелось воскликнуть вслух, но она сдержалась. Ширагику хихикнула. — Да-да, милая, вот тебе и пища для размышлений. А ведь всё то же самое, — она посерьёзнела, — на первом этапе те же самые вопросы, что при внезапной беременности. Хочу, не хочу. Смогу, не смогу. Справлюсь, не справлюсь… Аборт, не аборт. Канаде на неё молча вытаращилась. — Не самое благоприятное ведь было время для рождения ребёнка, — мягко заметила Ширагику. — Ты и сама так наверняка думала, пока я носила малышку Суирен под сердцем. Знаешь, как тяжело было уснуть с мыслью, в какой некрасивый и жестокий мир она придёт? — И добавила, — Моя дочь является плодом эгоизма… Я только и думала тогда, что если Ао погибнет, у меня будет хоть какое-то утешение. Тебя и Мэй мне не хватило бы, чтобы перенести тоску по нему… в худшем случае. Нет-нет, дорогая, помолчи ещё немного, дай помаде высохнуть, — она взяла в руку тушь и принялась за ресницы Канаде. — А потом, после её рождения в мире призывов, когда я увидела, с каким чудом в глазах на неё смотрит маленький Кимимаро, я поняла… На самом деле, неважно, из эгоизма я сохранила беременность, или нет… потому что в моём поступке была и смелость. Надежда. Понимаешь, о чём? Канаде осторожно кивнула. — И тогда я поняла, что с тобой всё будет хорошо, — улыбнулась Ширагику. — За несколько лет до революции… потому что ты это осознала раньше меня. У тебя всегда был талант выбирать правильные ценности, чтобы потом безукоризненно им следовать. Но, — её взгляд стал печальным, — именно поэтому ваша дружба с Мей не возобновилась. Канаде задумчиво вздохнула. — Я знала, — медленно ответила она, — что ей пришлось тяжело на ранней стадии становления революционного движения. — Она порой соблазняла рекрутов не только идеями, — кивнула Ширагику. — Есть такие женщины, которым свойственно порхать с цветка на цветок. Но Мей не из таких. Она тогда изменила самой себе… и до сих пор восстанавливается, не без помощи Кисаме, который, разумеется, знает. А ты никогда так не делала, случайно или нарочно, и за тобой пошло намного больше людей. И правишь ты лучше, чем смогла бы она. — В этом нет особой заслуги, — покачала головой Канаде, печально улыбаясь. — Я просто знаю, что такое туман. — И что же он? Канаде ответила не сразу. — Бездорожье, — наконец произнесла, — иллюзия отсутствия пути.***
Назначенный день удобно пришёлся на пасмурную погоду — небо висело тяжёлое, накрывая арену белым куполом. Ни дождя, ни грозы, впрочем, не ожидалось, и воздух был свеж. Лёгкий ветер гнал в город запах полыни с горных долин, на которых в белом молоке паслись коровы и овцы, звеня медными колокольчиками. На ровных рядах арены яблоку было негде упасть. Едва люди, в спешке разобравшие билеты, расселись, осторожно запущенные на территорию по всем соображениям безопасности, встала напряжённая, как тетива, тишина. — Нервничаешь? — спросил её Раса. Первый спарринг Эй проводил с Канаде. — Нет, — она улыбнулась, — предвкушаю. — Стиль Райкаге опирается на фантастическую скорость, — предупредил Раса. — Я знаю, поэтому и предвкушаю. Всегда приятно сразиться с кем-то непредсказуемым. — Первый матч! — прогремел голос Киллера Би. Он был за комментатора, так что ему полагался микрофон. — Четвёртый Райкаге против Пятой Мизукаге! Напоминаю: аплодировать можно, охать и ахать можно, выкрикивать непотребства нельзя, швырять что-то на арену нельзя! В противном случае, немедленное удаление отсюда за неподобающее поведение, а также штраф, — он назвал очень круглую сумму. — Ведите себя прилично! Матч товарищеский! Соревнования не было, нет и не будет! Ни победителей, ни проигравших не будет! Канаде и Эй, когда он закончил, одновременно спрыгнули в арену. Шуншином оказавшись в центре, пожали друг другу руки, и снова стремительно заняли свои позиции. — Три! Два! Один!.. Ста-а-а-а-арт! — с энтузиазмом проревел Би. Эй сорвал с себя рубашку; видимо, чтобы показать всю серьёзность боевых намерений. Канаде немедленно распустила волосы — она знала, что для отслеживания и предугадывания движений противника ей требовалось максимально открыться Силе. Среди зрителей раздалось много разных «ах». — Чакра красивая, но я тебе скидку не сделаю! — гаркнул Эй с другого конца арены. — Готовься! — Готова, — хмыкнула Канаде, уже сложив полупечать для шуншина в кармане юкаты. Секунду спустя в место, где она стояла, врезался кулак, пробивая камень, поднимая пыль. Она позволила себе мягко улыбнуться. Нинтайдзюцу Эя представлял собой мощь боевого молота со стремительностью брошенного копья. Свободные руки давали ему естественную возможность пользоваться шуншином, а стихия молнии держала тело в тонусе, позволяя превосходить рамки возможностей обычных смертных. Вступать с ним в ближний бой, представлявшим его главную специализацию, было бы в высшей степени неразумно. Среднюю дистанцию приходилось бы сохранять с большим трудом, потому что Эй мог её с лёгкостью сократить, а на длинной особо не подерёшься, разве что в догонялки поиграешь — и Канаде это знала. Ещё она предугадала, что Эй, как и его брат, был неповоротлив. Мало кто мог бы в принципе противостоять его скорости, к тому же подкреплённой мышцами и стихией молнии, но Канаде и не видела необходимости атаковать «в лоб». Достаточно было просто не дать возможность себя ударить. Ао сильно поспособствовал тому, чтобы Канаде научилась слушать Силу во время боя и не только — интуиция позволяла ей увидеть намерения противника, а логика, доведённая до автоматизма, рассчитать паттерны. Сенсей, как лучший охотник Кири, мог быть и человеком, и хищником, и мог разыгрывать из себя добычу, заманивая таким образом в ловушку разума — и Канаде этому тоже научилась. Она не лезла на рожон, не рисковала, не кичилась и не впадала в раж, её боевой стиль можно было бы даже назвать ленивым, поскольку ни лицо, ни тело не отражали усталости — этому Окабе научилась у Ширагику, оказывать лёгкое психологическое давление, телеграфируя движениями и мимикой: «я тебя пережду». Эй носился по арене разрушительными выпадами, как метко и быстро брошенные кунаи со взрывными печатями. Пол арены трясся под его мощью, и пыль стояла в воздухе, а Канаде, простоволосая, сияющая, с абсолютно умиротворённым выражением лица, почти играючи уклонялась от его атак, позволяя кулакам и ногам пролетать в каких-то нескольких сантиметрах от себя — Эя несла его сила, он не мог резко изменить направление атаки, поэтому он всякий раз сталкивался с полом или, в некоторых случаях, со стеной. Райкаге не мог просто так поменять тактику, не ущемив собственную гордость. Канаде кружилась вокруг него, не достав весла, не обнажив клинка, всем своим видом диктуя: «поймай меня, если сможешь», — она подначивала, провоцировала, безмолвно дерзила, с каждой минутой заставляя противника входить в больший раж, постепенно забывая про логику. Канаде позволяла Эю коснуться её юкаты, позволяла волосам скользнуть по его руке, когда уже было ясно, что он в очередной раз промахнулся, и Райкаге, с нетерпеливостью мальчишки, накидывался всё яростнее. «Таковы мужчины, — сказала ей когда-то давно Ширагику, — совершенно теряют голову от азарта, как от спиртного, в то время как нас он, наоборот, отрезвляет. Разные инстинкты. Научишься работать с этим — выйдешь сухой из воды». Предугадывание движений Райкаге требовало невероятной концентрации, уклонение от его атак — логики и своевременной реакции, замедления своего тела или, наоборот, резкого увеличения скорости, но Канаде, как адепт стиля Соресу, могла переждать кого угодно. Бен сам сказал ей, во время того памятного сна: «Если Макаши указывает на прямолинейность, Джем Со на горячность, Атару на эксцентричность, то мы с тобой, моя дорогая, пассивно-агрессивные упрямцы. Оно и видно». Ко всему прочему, только Шии-Чо и Ниман, не считая Соресу, добавляли своим мастерам такую черту характера, как мягкая властность; динамика доминирования в остальных стилях была куда более очевидна. Иначе говоря, Канаде водила Эя за нос, и он вёлся, как бык перед красной тряпкой, застрявший в невозможности сменить тактику из-за гордости и азарта. Его стиль чем-то напоминал ей магистра Винду (Бен показал своей альтернативной версии много самых разных спаррингов и дуэлей), но Мейс, в отличие от Райкаге, вступал со своим коллегой в бой, прекрасно понимая, что дирижировать будет отнюдь не он, создатель и адепт Ваапада. — Ты хоть когда-нибудь уже нападёшь?! — рявкнул Эй, в очередной раз проносясь мимо Канаде. Он уже покрылся испариной, и его тёмное мускулистое тело слабо блестело от пота. — Я так, блядь, похудею! Имей совесть! Канаде звонко рассмеялась. И опять увернулась. — А надо ли? — не без игривости улыбнулась. Черту характера словесно подначивать противника она тоже разделяла с Беном. Райкаге гаркнул что-то нелицеприятное про вертлявых женщин, но обидеться было невозможно, в его тоне отчётливо слышалось уважение. Канаде хихикнула, элегантно прикрыв рот рукавом. Подождав ещё несколько минут, она атаковала, но не так, как можно было бы предсказать. Эй понёсся на неё, она увернулась, вскочил на ноги, ещё раз понёсся, раззадоренный своими неудавшимися попытками, и Канаде, увернувшись, дождавшись, пока он ринется снова — в тот самый миг до начала броска — сложила полупечать. Эй очень громко чихнул, едва не споткнувшись. И встал, вытаращившись на неё. — Будь здоров, — миролюбиво пожелала Канаде, улыбнувшись. Он медленно моргнул. — Ну ты ме-е-ерзкая, — с искренним уважением и восхищением протянул. — Это ж надо! — Очень пыльно сегодня, — заметила Канаде, осклабившись. Эй расхохотался, запрокинув голову. И, сложив пальцами «козу», вытянул руку вверх. — Конец первого матча! — немедленно отреагировал Би. — Под ваши аплодисменты! Лидеры обменились уважительными рукопожатиями, потом по-товарищески обнялись и одним прыжком покинули арену. Из ниоткуда возник Даруи с бутылками воды и полотенцами. Канаде первое взяла, от второго отказалась. Эй залпом осушил свою бутылку, потом наскоро вытерся. — Жрать! — провозгласил. — Немедленно и много! — Я так и подумал, — прокомментировал Раса, появляясь в поле зрения. Вид у него был восхищённый и предвкушающий. — Почти ровно час, между прочим. — Так долго? — приподняла бровь Канаде, наскоро собирая волосы в пучок. — Незаметно время пролетело. — Незаметно пролетело, — передразнил её Эй, а потом расхохотался. — Тебе-то да! Это я там носился туда-сюда! — Ну, у вас накопилось, полагаю, — усмехнулась Канаде. Он ей миролюбиво пригрозил кулаком, и дальнейшую дискуссию перенесли в ресторан.***
После обеда и короткого периода переваривания пищи Эй бился с Расой. — Слу-ушай, — задумчиво протянула Ширагику, сидевшая рядом со своей Мизукаге, — надо отметить… у тебя прекрасный вкус. Можно я, если что, буду всем рассказывать, как ты это у меня унаследовала? — Ширагику! — Канаде покраснела. — Не… не нагнетай. Она, наблюдая за Расой, почти не мигала, и не факт, что дышала. — Дать тебе веер? — Ну… ну дай… Мужской костяк делегации Кири висел на поручнях с самым заинтересованным видом. Там же болтался Даруи. — Извините ради всего святого, — промямлил вдруг Чоджуро. Канаде еле его услышала. — А как понять, что я не гей? — Все мы иногда, — с трауром сообщил Джузо, — держимся за ориентацию, как за штаны с лопнувшей резинкой. — То есть как? — робко спросил Чоджуро. — Судорожно. На перилах тяжело вздохнули. — Жить надо так, — философски проговорил Кисаме, — чтобы твой стиль боя вызывал кризис сексуальной ориентации. — Ты женат, — напомнил Джузо. — Именно. Я Мей люблю и изменять ей не собираюсь, но, думаю, даже она бы оценила, начни кто-нибудь из мужиков пускать по мне слюнки. И обернулся на Канаде. Она не сразу поняла, что на неё смотрят. — Да тут, э-э-э, — у неё всё ещё горели щёки, — в общем-то как-то… не имеет… значения? — Ты не парься, — Кисаме немедленно решил обнадёжить, — по тебе тоже все с ума сходили. О-о-о, а когда вы с ним вместе сразитесь… О-о-о. — Отстань, — отмахнулась она от него веером. — Никаких, как их там… двое в лодке, не считая вуайериста. Этого не будет. — Это не значит, что никто не размечтается, — пожал плечами Кисаме, оборачиваясь к бою. — Если узнаю, очко порву, — елейно улыбнулась Канаде. — Да там вряд ли кто будет против, — буркнул Джузо. — Но ты не волнуйся, мы выследим. — Да я и не волнуюсь! Можно просто вернуться к созерцанию? И они вернулись к созерцанию. Даруи вздохнул. — Как вы думаете, — поинтересовался немного мечтательно, — ещё не поздно мечтать вырасти таким, как Четвёртый Казекаге? Его не без понимания похлопали по спине все три Мечника.***
Последняя дуэль состоялась после ужина. Ширагику предварительно с двойным усердием напудрила свою названную дочь, чтобы хоть как-то скрыть пробивавшийся сквозь макияж влюблённый румянец. Канаде ничего не могла с собой поделать! Когда они оба спустились на арену в темноте пасмурных вечерних сумерек, и Канаде распустила волосы, Раса посмотрел на неё таким предвкушающим взглядом, что сразу стало ясно — кто-то тоже забывал дышать во время чужой дуэли, а ещё кто-то приревновал, и кто-то собирался выложиться на полную, чтобы ни у кого не осталось сомнений, с кем Канаде «танцует» лучше. Она довольно ухмыльнулась. Когда все формальности были соблюдены, и Би провозгласил начало матча, Канаде, отпрыгнув, распечатала весло. Стиль Расы был удивительно красивым, причём даже не за счёт золотого песка, хотя искрящиеся опасные волны приятно ласкали взгляд — было что-то невероятно манящее, притягивающее в его резких, быстрых, но одновременно плавных движениях, какая-то грация колдуна-кочевника, что тысячу лет бродил по пустыне, или ловкость леопарда, или стремительность кобры, и со всем этим безапелляционность, сплошные точки, а не многоточия. От его золота можно было бы отмахиваться, но он был вездесущ, и любая поверхность могла оказаться зыбучим песком. Гениальность Расы заключалась даже не в том, что он интегрировал не только саму стихию, но и её философию в боевой стиль, хотя уже это заслуживало уважения и бурных оваций со стороны знатоков, нет, он постоянно использовал геометрию пространства, и именно поэтому был смертельно опасен. Канаде, однако, несколько лет обучалась исключительно у Ширагику, а матриарх клана Юки диктовала свои собственные правила выживания в трёхмерном мире, очень строгие и суровые во влажном воздухе Кири. От золотого песка было сложнее уворачиваться, чем от сосулек, но чуть легче, чем от снежинок. Ядовитых, разумеется. Никто не мог упрекнуть Ширагику в дилетантстве. Держать Расу на дальней дистанции было бы неразумно — расстояние давало ему возможность спрятать золотой песок в потрескавшемся камне, поставить капкан; попадаться в ловушку не хотелось категорически. Средняя дистанция позволяла им обоим манёвренность, но она же являлась его самой предпочитаемой, так что в любезности соблюсти таковую Канаде ему отказала. «Нет, — читалось в её дерзком взгляде, — ты хотел танцевать, так давай потанцуем, но это не значит, что я дамся в твои руки». Весло было и приманкой, и ловушкой. Канаде вторглась в личное пространство Расы с пылом какого-нибудь энтузиаста Джем Со, заставляя уйти в защиту, вынудив лавировать, уворачиваться и отмахиваться. Окабе давила на него, продавливала, и, конечно, он попытался оставить золотую пыль на её одежде, спрятать в длинных волосах для какой-нибудь уловки — Раса думал, что она в его руках, — но Канаде была не только куноичи, но и джедаем, и еле заметная манипуляция Силой не позволила ему установить капкан. И Раса заметил не сразу, только когда Канаде отпрыгнула от него, крутанула над собой весло и гордо ударила древком о землю. — Хм, — скрестив руки, только и сказал он. Вид у него был… по-пиратски через плечо — и в постель на шёлковые простыни. Срочно. — Отдыхаешь, Златорукий? — Канаде позволила себе осклабиться в лучшей манере туманников. — С тобой отдохнёшь, чародейка глубоких вод, — парировал он с мальчишеской усмешкой, и, разумеется, пошёл в атаку. Раса удивил её тем, что предпочёл ближний бой, и Канаде, позволив себе ловко поотбивать атаки золотым песком достаточное количество времени, чтобы Казекаге привык к этой тактике, в один момент резко запечатала весло обратно в рукав юкаты. Раса растерялся всего на миг — и Канаде переменила ритм. Танец из безудержного стал медленным и куда более опасным. Используя чакру ветра, она раскинула вокруг себя волосы куполом, несколько уподобившись белой медузе, и, используя комбинацию стихии и Силы, начала противника от себя аккуратно отталкивать, не выпуская его, впрочем, из своей орбиты. Лицо её стало светлым и эфемерным, и Канаде позволила юкате соскользнуть с плеча, ослабляя таким образом действие печатей, скрывавших женскую силу и красоту. Под действием обнажённой для мира чакры она превратилась в подобие сказки. Раса пытался схватить её, коснуться ударом, хоть одним, но Канаде с эфемерностью изысканного шёлкового платка ускользала от него. Золото отражало светлую чакру, искрилось, и со стороны они, наверное, действительно казались в том танце неземными. — Поймай меня, — шепнула Канаде, — если сможешь. Раса, сосредоточенный, вспотевший, не прерывая атаки, встретился с ней взглядом. — Значит, не пойдёшь в сети, волшебная рыбка? — Не пойду, — лукаво улыбнулась она. Он хмыкнул, чуть приподняв уголки губ. «Что-то задумал,— немедленно догадалась Канаде. — Но что?» Каге Тумана и Песка кружились друг с другом, то и дело меняя направления, смыкаясь и размыкаясь, атакуя и парируя пассами ладоней, и пространство между ними и вокруг них сияло золотом и звёздным светом, сам воздух был пропитан одновременно напряжением и мягкостью, с которыми двое из сильнейших сошлись в равном поединке. И вдруг вместо того, чтобы снова ударить золотом, Раса вывернулся, сымитировал чужой ритм и влился в него, как река в море, и песок потёк вокруг них, насытил воздух, смешавшись с потоками Силы. Он позволил себе беспомощность, и Канаде растерялась, потому что не предугадала… нежность. Раса перехватил её руку и аккуратно, осторожно закружил вокруг себя, потом прижал ближе, и Канаде, смотря на него во все глаза, опустила ладонь ему на плечо. Несколько шагов они сделали вместе, всё ещё кружась, со звёздной чакрой и золотой пылью в качестве декораций, и как будто на свете больше не было никого, кроме них. Потом Раса аккуратно направил её против себя, и Канаде отошла, и он склонился, как настоящий танцор под последние ноты оркестра, и кротко коснулся губами тыльной стороны её ладони. Би забыл прокомментировать очевидный конец дуэли, но кто-то среди зрителей начал аплодировать первым, и остальные, отойдя от шока, взорвались бурными овациями. Многие от возбуждения даже вскочили на ноги. Когда Раса выпрямился, он одними губами, так, чтобы видела только Канаде, проговорил, слегка улыбнувшись: — Я знал, моя дорогая… ты пойдёшь только в добрые руки.