You've applied the pressure to have me crystalised And you've got the faith, that I could bring paradise I'll forgive and forget before I'm paralysed Do I have to keep up the pace to keep you satisfied? Ay, ay Things have gotten closer to the sun, and I've done things in small doses So don't think that I'm pushing you away when you're the one that I've kept closest Ay, ay, ay «Crystalised» — The xx
— А по синим волнам да по белым гребням корабль идёт, хей-хо! А куда он идёт, да кто ж разберёт, свободен, как чайка, хей-хо!.. Канаде страдальчески потёрла виски. — Что, мигрень не прошла? — поинтересовался Райга. — Не-а. Всё ещё в ухе стреляет… — Ну-у, слушай, если и завтра не пройдёт, может, отложим тогда путешествие на пару дней? Они стояли на причале и внимательно наблюдали за организацией их корабля. Погода стояла на редкость солнечная и ясная — в Кири куда чаще было или пасмурно, или туманно; матросы напевали последний «хит», придуманный на торговом маршруте; на пляже по соседству резвились дети с родителями — вода в океане всегда прогревалась только к вечеру, да и высыхать потом было приятно, припекало солнце. Исобу баловал их небольшими волнами, в которые так здорово прыгалось. А у Канаде уже второй день болела голова, и радоваться жизни получалось только стиснув зубы. — Не надо её откладывать, Райга. Нас в Суне ожидают, не нужно давать им повод для беспокойства. — Раса, когда увидит твоё позеленевшее лицо, в любом случае забеспокоится, — пожал плечами Куросуки, — да и ничего страшного не будет, если на день опоздаем. Чайкой предупредишь, и всё. — А как же они? — вяло усмехнулась Канаде, кивнув в сторону матросов. Райга фыркнул. — Они в лепешку расшибутся, чтобы тебе угодить. И уж тем более категорически не обидятся, если узнают, что ты не совсем здорова. — Я здорова, — резко обернулась на названного старшего брата Канаде. — Н-да-да, а я аристократ, — съязвил Райга. — Ты себя в зеркале-то видела в последнее время? Канаде тяжело вздохнула. Отнекиваться было, на самом деле, бесполезно, она действительно в последнее время не очень хорошо себя чувствовала. Вот только что-нибудь с этим сделать… не представлялось возможным. — Я отдохну в Суне, и мне станет лучше, — она положила ему руку на плечо. — Правда. Райга поджал губы. — Не уверен. — Больше вариантов нет, — Канаде слабо улыбнулась. — Это просто… усталость. Стресс. Надо его снять. — Меня бесит, что я никак не могу тебе помочь, — он скрестил руки на груди. — Ни сауна, ни массаж, ни рыбалка — ничего не помогло. — Боюсь, что мне надо как-то… самой себе помочь. — Вот это-то мне и не нравится! Ты сначала всем поможешь, и только потом себе. Так нельзя. Ещё вы с Забузой, конечно, много сил и времени на книгу тратите… как будто других забот больше нет. — Она должна быть закончена, — заявила Канаде. — Как будет угодно! Но факт остаётся фактом, ты совершенно выжата. — Книга меня и держит в тонусе, на самом деле… Но сейчас, — она вздохнула, — надо поискать его в себе. Ты не переживай так. Пустыня всегда на меня положительно действовала. — Но я буду за тобой следить, — надулся Райга. — И Расу подговорю! — Он сам подговорится. — Ну вот и прекрасно! Сразу было видно, надёжный и ответственный мужик, и приоритеты у него правильные. — Именно поэтому, — надавила Канаде, — плывём сегодня. — А, — Райга задумчиво почесал затылок, — ну раз такая причина, тогда ладно. На самом деле, хотя присутствие Расы успокаивало, дело было не совсем в нём. Два года пролетели в бесконечных делах, Канаде зачастую не успевала ни есть, ни спать — уровень безопасности в Кири подняли не сразу, и дипломатические разборки с торговыми союзниками тоже заняли определенное время, пока не были установлены новые международные протоколы, и на подготовку проведения экзамена ушло много сил. К тому же, сама Кири продолжала развиваться семимильными шагами, и Канаде приходилось бежать впереди всех, не сбиваясь с ног. Провели налоговую реформу: через неё сняли однозначный престиж с воинского сословия и перераспределили между остальными. Успешной оказалась образовательная реформа: уровень грамотности начал расти, и детей в Академию решили отбирать не по принципу «чем больше, тем лучше», а по поговорке «тише едешь, дальше будешь», в общем, обязали проходить проверку на профпригодность. Тех, кто не был предрасположен, строго отсеивали, чтобы не полетела система наставничества после выпуска — Канаде была решительно против доминирования количества над качеством. Вдобавок, экономика медленно, но верно пошла в гору. Северные острова, где климат был мягче и теплее, начали поставлять на рынок вино, лаванду, а также продукты, связанные с кукурузой — муку, масло, хлопья, чай и сами початки. На одном из более центральных островов развернули два крупных производства вокруг лабораторий косметики и средств ухода за кожей; в стране Воды всегда росло достаточно лекарственных трав, растений и грибов, ко всему прочему многие уникальные ингредиенты добывались из океана. В этом они заняли абсолютно пустую нишу — деньги действительно поплыли в их сторону. С другого центрального острова на материк повезли лён. Рядом с южными разместили фермы самых разных морепродуктов, рыб и водорослей — что-то себе, что-то на продажу. После экзамена на чуунина ещё и туристы появились, так что «городские» реформы, введённые заранее по наитию даймё и Мизукаге, тоже начали давать положительные результаты, их только надо было корректировать. На почве всего этого торговцы процветали, земледельцы тоже (они между собой сотрудничали, придя к взаимопониманию), некоторые ремесленники подались квалифицироваться в мануфактурных инженеров (и у них появился стабильный заработок с соцпакетом), некоторые дождались туристов и занялись прославлением эстетики и культуры страны Воды. И у клерков, в связи с вышеперечисленным, имелась работа, и у академиков, которым хотелось, уважая природу, открыть для народа что-то новое. Мир приносил плоды, и они были вкусными. Но Канаде этого не чувствовала. Вокруг неё все только и делали, что радовались тому, как Кровавый Туман с каждым месяцем становился дальше и дальше. Они с Йоко обеспечили стране Воды стабильность, проложили путь к процветанию, рискнули не обидеть никакое из полезных для прогресса сословий. Работы было так много, что иногда не хватало рук, но те, что имелись, работали за двоих или троих. Люди зажили. Но Канаде чувствовала, как гаснет. Хроническая усталость подкашивала, хотя она и делегировала, что могла. Ко всему прочему, угроза «Одноглазой маски» порой не давала ей спать. Близкие с такой уверенностью положились на свою Мизукаге, что пришлось нести груз самой. Канаде никому не сказала, что временами он был непозволительно близко, что если в посещении кладбища возникала система, это скользкое, едва заметное присутствие мелькало на периферии. Подслушивало. Подсматривало. Не сразу получилось понять его эмоциональный фон, но когда Канаде удалось, её чуть физически не передёрнуло. Этот подонок смотрел на неё с умилением. Были, конечно, и другие эмоции, но доминировала именно эта, и хотелось рвать и метать, но что можно было сделать? Нет, Канаде не подавала виду. Ничего, думала, пусть умиляется, пусть забудет, какая эпоха меня вскормила, когда-нибудь состоится справедливый суд над его душой. Она боялась, и страх толкал её к гневу, а гнев, к сожалению, утомлял. Канаде не знала, как с ним жить, сублимировала в бесконечную работу, и ответственность на плечах с каждой неделей становилась всё тяжелее. И страшно, страшно хотелось отдохнуть, но отпуск… был непозволителен.***
С попутным ветром и спокойным океаном очень быстро добрались до нужного порта; путешествие сквозь джунгли и пустыню тоже прошло гладко, с единственной лёгкой накладкой в виде осадков. — Шукаку к тебе очень хорошо относится, — заметил Раса, когда они с Канаде вышли вечером на небольшую прогулку по главной стене города, — всегда привечает дождём. Суна утопала в огнях, и длинные тени бежали по бледным зданиям. Сухой воздух, похолодевший от недавних осадков и опустившегося сумрака, пах специями и пряным дымком многочисленных кальянов — город ужинал, и из залитых светом ресторанов слышался смех, то и дело прерывавший счастливую пустую болтовню ни о чём. Пустыня благосклонно молчала, пряча в складках своего золотого шёлка последние лучи заката. «Пройдут годы, — подумала Канаде, — и будут ходить легенды о Златоруком Расе, вернувшем стране Ветра покой и надежду». Она задрала голову вверх, уставившись на первые звёзды. «Интересно, а что скажут обо мне?» — Может, ему просто совестно? — спросила, осознав, что Раса ждал какую-то реакцию на свои слова. — Ему? — он не без иронии вскинул брови. — Совестно? — Думаешь, нет? — Канаде, ты с ним лично имела дело. Где Шукаку и где совесть? — Ну, — она вяло рассмеялась, — пожалуй. Раса, остановившись, смерил её внимательным и проницательным взглядом. — Ты плохо спишь, — припечатал. — И плохо ешь. Канаде застонала. — Тебе уже Райга, что ли, пожаловался? — По тебе почти не видно, зато очень хорошо слышно, — назидательно произнёс Раса. — Когда ты здорова, твой смех звучит иначе. — Ай-й-й, — она отмахнулась, — не обращай внимания. Это просто усталость. Раса, поджав губы, скрестил руки на груди — крепость нервов Канаде очевидно решили осаждать; а поскольку Сабаку-старший мог быть катастрофически упрям, стратегически было бы выгоднее быстро сдаться. — Значит так, — провозгласил он, — я тебе завтра утром притащу камни, — его глаза блеснули, — ты их потрогаешь. Какие отзовутся, с теми браслеты свяжут. — Но Раса, — она неверяще рассмеялась. — Никаких «но», — очень категорично заявил Сабаку-старший. — У вас этой традиции нет, так что ты в этом объяснимо ничего не понимаешь. Тот же Эй разбирается, между прочим. У Молнии весьма неплохие месторождения. — Ай-й-й, да как ты поймёшь, что мне нужно? — Канаде неловко почесала затылок. — Камней же всяких много! — А я примерно знаю, что тебе нужно. Надо только выбрать, — он всё ещё выглядел крайне решительно. — Сердолик, лунный, гелиолит, аметист, гранат, малахит, тигровый, чёрный турмалин, чёрный оникс, флюорит, малахит, розовый кварц, горный хрусталь, пирит, обсидиан. Какие отзовутся, такие и возьмёшь. Сделаем из них браслеты. Канаде смерила его очень скептическим взглядом. Раса поднял на неё бровь. — Шутки шутками, — сказал он, — а в день нашей встречи я потерял в пустыне браслет с молдавитом. Это не просто так. — Почему? — Молдавит помогает радикально изменить жизнь к лучшему. Перемалывает изнутри, уносит абсолютно всё лишнее. Раз пропал, значит, его действие закончилось. И тут я встретил тебя. Вот и делай выводы. Камни, как и обереги, всегда уходят, когда их действие заканчивается. — Ну… я всё ещё верю с трудом, но допустим, ладно. Но ведь есть твоё сапфировое колье! — Оно, в первую очередь, направлено на помощь с нетривиальностью и творчеством, — покачал головой Раса. — Сейчас тебе нужны заземление, умиротворение и борьба с внутренними демонами. Каждый из камней, которые я тебе перечислил, на это в какой-то степени направлен, но по-своему. Так что выберешь те, по пути которых тебе следует пойти, и всё. Сила намекала, что Расу стоило послушаться. — Ну ладно, ладно, — проворчала Канаде, — как тебе будет угодно. Меня поставили перед фактом, стою. — Вот и стой, — довольно ухмыльнулся Раса. — Я всё организую. А потом браслеты тебе сплету и сам их на тебя повешу. — Эй! Ну с этим-то я справлюсь! — Ты не знаешь, на какую руку что надо вешать, — отмахнулся Казекаге, — а я знаю. Если ты обращала когда-нибудь внимание, твой перстень с огненным опалом я ношу на левой. И это не просто так. Канаде нахмурилась. — А что, это так важно? — Разумеется! Я правша. Ты тоже. Значит, твоя правая рука — та, что даёт. Левая — та, что получает. — И что же тебе даёт огненный опал? — А разве ты не знаешь? — он даже удивился. — Ну-у-у… я по наитию его выбрала. — И по наитию в золотую оправу попросила вставить? — Ну да. — Ха, — он посмотрел на неё с восхищённым удивлением. — И ведь угадала. — С чем? — А вот этого, — его вид стал по-доброму лукавым, — я тебе не скажу. В повисшем между ними уютном молчании Канаде остановилась, вперившись взглядом в пустыню. Оперлась локтями на стену, чтобы устало уронить голову на руки. Вздохнула. Ей очень хотелось поговорить с Беном. Он давно не проскальзывал в её сны, очень давно, а связь для разговора получалось найти только среди песчаных дюн. И всё-таки Бен был занят чем-то своим. Наверное, мысленно сопровождал Люка на его пути. Она изменилась за время своего правления. Стала взрослее, степеннее, серьёзнее — и даже не заметила поначалу; но куда-то делась взбалмошная девушка, плевавшая на правила, которых не понимала, и на смену ей пришла проницательная женщина, распробовавшая вкус обратной стороны нонконформизма — одиночество. Она переросла всё своё окружение в Кири, и единственной ровней для неё стали такие же, как она, гениальные лидеры: Раса, Эй и Йоко. Остальные никуда не исчезли, разумеется, их присутствие было моральной поддержкой, но им было не дано её по-настоящему понять, поэтому и облегчить чужое бремя они не могли, только дать немного перевести дух. Забуза, Райга и Ширагику, впрочем, видели и чувствовали больше, глубже, чем другие товарищи, каждый по-своему. Забуза — как поэт, создатель миров. Райга — как дипломат, ключ к человеческим душам. Ширагику — как женщина, не знающая, что такое зависть. И всё равно порой этого было мало. Иногда хотелось большего понимания, чтобы по-настоящему открыть душу. — Мне страшно, Раса, — с тяжёлым сердцем призналась Канаде. — Я не уверена, что смогу поймать «Одноглазую маску». Он встал рядом с ней и осторожно, чтобы случайные зеваки не побежали сплетничать о самом очевидном секрете Суны, опустил ладонь на чужое плечо. — А ты уверена, — тихо заговорил, нагнувшись к её уху, — что его надо ловить? Канаде, дёрнувшись, уставилась на него во все глаза. — Как это? — пролепетала. — Что ты имеешь в виду? Раса, — её голос окреп, — он же опасен. Он может, если захочет, перечеркнуть весь наш прогресс! — Не перечеркнёт, — хмыкнул Раса. Канаде непонимающе на него уставилась. — Сейчас объясню, — его взгляд был мягким. — Мы с Эем согласились с твоими идеями касательно ситуации, поскольку они были не только резонными, но и долгоиграющими. Необходимо укрепить державы и, за счёт этого, укрепить торговый путь, который стал нас всех выгодно кормить. «Одноглазая маска», даже по размытому психологическому профилю, это убийца-каратель. И трогать он тебя никогда не хотел и до сих пор не хочет, поскольку не за что, понимаешь? — Но ведь есть, — нахмурилась Канаде. — Помимо моей роли в революционном движении… я всё-таки воевала. Мои руки тоже по локоть в крови. — Да, — уголки его губ приподнялись в крохотной улыбке, чуть насмешливой. — Но тебе не сравниться с такими головорезами, как я или Эй, хотя наши репутации никак не назовёшь кровожадными. Если сравнить тебя с другими успешными шиноби, ты почти безгрешна. Убийце-карателю не к чему придраться, понимаешь? — Он карает систему, а не отдельных личностей, — покачала головой Канаде. — Вот что меня беспокоит. — Мы её меняем, — спокойно заметил Раса. — И лишаем его, таким образом, возможности наказать всех. Он безумен, понимаешь? Да, есть вероятность, что «Одноглазая маска» даст о себе знать, потому что ему захочется внимания. И эта вероятность очень большая. Но он также может… — Пойти вразнос? Канаде кивнула, прикусив губу. — И ты этого боишься? — спросил Раса с понимающим вздохом. — Он следит за мной, когда я в Кири, — правда сама слетела языка. Раса стиснул её плечо. — Когда хожу на кладбище. Никто не знает, потому что они захотят бороться и обязательно проиграют. Смерть или плен — оба варианта плохи. Я разрабатываю печати, которые могут помешать ему телепортироваться… Спасибо Эю, что одолжил один из трофейных ножей Намиказе Минато… Но пока ещё не получилось. — Ты также разрабатываешь систему телепортации для трёх Каге и окружения в случае неожиданного нападения, — полуутвердительно и требовательно спросил Раса. — Да, — Канаде моргнула, — вот с этим проблем меньше. На самом деле, недолго осталось. Мы даже сможем ходить друг другу в гости, — она вяло улыбнулась. — Хорошо, — от властности в голосе Расы побежали приятные мурашки по телу. — Вот когда будет готово, мы втроем и придумаем что-нибудь. Ты не одна, — отпрянув, он пристально заглянул к ней в глаза, — чувствуешь, что тонешь — пиши. И перестань, ради всего святого, ходить на кладбище! — Я же из Кири, — попыталась отмахнуться Канаде, — мне вообще не полагается тонуть. — А я из пустыни. И всё равно шесть лет тонул, — сухо парировал Раса. — Не аргумент. И не ходи больше на кладбище одна, словно какая-нибудь самонадеянная дура. Лиши этого подонка удовольствия следить за тобой. В конце концов, у тебя много дел. — Ну перестану потихоньку, ладно, — недовольно проворчала Канаде, потому что с Расы могло статься подговорить, например, Ао. — Может, отстанет… Меня просто раздражает, что пока ничего нельзя поделать, понимаешь? — Можно, — Раса вдруг улыбнулся, — подействовать «Одноглазой Маске» на нервы. У меня есть прекрасный план. Ты думаешь, я просто так попросил тебя приехать? О нет, моя милая. В отличие от тебя, я умею злиться, — его улыбка переросла в оскал, — и прекрасно умею «точить зуб». А потом вдруг отошёл от неё и, сложив руки за спиной, продефилировал дальше. Канаде с минуту ошарашенно глядела на удалявшуюся спину, потом догнала. — Ты чего это такой загадочный? — со смехом спросила, хватаясь за галантно подставленный локоть. Раса многозначительно вскинул на неё брови. — Не надо, моя дорогая, развешивать нюни, — нравоучительно заметил, — когда ты состоишь в отношениях с сыном пустыни. Мы территориальные и злобные. — Пф! А мы… а мы, — она задумалась, — мы… — и вдруг зашлась истерическим смехом. Раса, отпустив её, вытаращился. — Сама мысленно пошутила, сама вслух посмеялась? Канаде, давясь кашлем и слезами, отмахнулась. — Раса, — с трудом выдавила она, — Раса, понимаешь, аха-аха-ха, если вы… если вы… территориальные и злобные… фу-у-ух. Мы, — её голос перешёл на восторженный весёлый визг — ебанутые! Совсем! Он усмехнулся, поставив руки в боки. — По-моему, драматизируешь, — заметил. — Вы всего-то существуете по экспромту. — Ну разве не ебанутые?! — Экспромт — иллюзия отсутствия плана, — философски прокомментировал Раса. Вид у него был лукавый. — Видимость хаоса. И если мы с тобой сейчас же не закончим прогулку, то видимый «экспромтный» ужин в твоём любимом местном ресторане пронесётся мимо нас. Канаде немедленно вышла из истерики. Прокашлялась, протёрла глаза. — Как тебе моя контрастная тактика? — невинно улыбнувшись, поинтересовался Раса. — Давай мне сюда ваши фирменные говяжьи почки, — потребовала Окабе, поставив руки в боки, — а то ваша, сударь, контрастная тактика вызовет сейчас мой экспромт. С веслом. Раса приглашающим жестом поманил к себе, и они оба спрыгнули со стены в направлении ресторана. Канаде всё равно потом ему сказала: «если ты и так знаешь, что женщине надо поднять настроение едой, в первую очередь и веди есть, а то ка-а-амни, та-а-актика…» Но Раса с хулиганским видом только и сделал, что щёлкнул её по носу.