537/39. Битва при Камлане, в которой пали Артур и Медраут; и была моровая язва в Эмайн Аблахе Анналы Эйриу
Погружаться в чужие воспоминания — все равно что нырять. Блодвин помнила, как ворох разноцветных картинок захватил ее в первый раз, когда она коснулась гладкой кости. Теперь она была готова. Она не позволила бы бурному течению унести ее… Открывать глаза под водой всегда больно. Ее слепило многообразие красок, но Блодвин с разочарованием поняла, что не видит точных очертаний. Только общие фигуры, расплывчатые пятна, блуждавшие в слепящей яркости воспоминаний. Столько цветных брызг, будто кто-то расплескал радугу. Голоса отдавались многократно, сливаясь в гул, как в пещере. Ей нужно было присмотреться, узнать! Не слишком задумываясь, чего это может ей стоить, Блодвин уставилась на одну из теней. Ну же, выйди на свет! В глазах заболело, но она смотрела неотрывно, пока варево чужих воспоминаний не стало приобретать четкость. Теперь Блодвин казалось, что она смотрит на пестрое ярмарочное представление, только вместо разукрашенных лицедеев перед ней мелькали настоящие люди… рождались и умирали. Вечный оборот колеса. Нет, это были не кости Мор’реин. Мимо несся мальчишка, размахивал мечом. Босые ноги. Бьющая по ним высокая влажная трава. Деревянный, грубо сделанный меч, почти что палка. Вокруг поднимались гордые горы, зеленые, неизведанные, и Блодвин сразу узнала родину Роны, о которой та с таким удовольствием рассказывала. Мальчишка, светловолосый, голубоглазый, что-то кричал, и эхо разносило его слова. Блодвин знала эти глаза. Чистые, как небо. Она вдохнула запах пожара вместе с мальчишкой, почувствовала тяжесть уже настоящего меча в руках — не сподручного ребенку, слишком длинного. Но и за такой схватишься, когда хочешь любой ценой защитить свой дом. Его толкнули, отшвырнув, как заигравшегося кутенка, презрительно усмехнулись. Крыша обрушилась вниз с грохотом, с которым должна разверзаться земля. Он кричал и лез драться, укусить, как звереныш, но их было много. Ярость стерла их лица. Зато запомнилось, как кнут рвал спину, полосовал, широко гуляя. Девчонка, тонкая, черноволосая, но такая же ясноглазая, смазывала ему ноющие раны и что-то шептала под нос, затворяла кровь. Кровь. Общая, сильная. Девочка подняла голову, и Блодвин узнала ее черты, еще мягкие, по-детски нежные. Обманчиво неопасное лицо. Ни за что Блодвин не забыла бы глаза женщины, севшей на черный божественный трон. Моргана, прочитала Блодвин по губам мальчишки. Мор’реин. Говорили, истинные имена обладали силой, что с их помощью можно было заклясть человека, и Воронья Богиня попыталась свое спрятать. Так далеко, как только могла. Только в памяти ее брата оно и осталось, а брат… спал вечным сном в усыпальнице, там, где его никто не мог бы потревожить. С детства Блодвин слышала рассказы о вечном короле, рыцаре, который однажды вернется, чтобы защитить Эйриу в самый темный час. Такие сказки не очень-то одобряли: верили же, что все души принадлежат Мор’реин и ее бесконечным чертогам, но старая нянька с косматыми седыми волосами, похожая на ведьму, верила, что душа Артура Пендрагона принадлежит его народу. Но от него остались лишь кости. Сон оказался вечным. Никто их не спасет. Воспоминания Артура текли дальше порожистой рекой, что Блодвин не успевала за них схватиться. Слишком много всего: крови, отчаяния, блужданий по северу. Лишенные всего сироты, сбитые ноги, вечный голод, царапающий нутро. Она видела, как Артур размозжил какому-то бедняку голову камнем, чтобы забрать его худой кошель. Она видела, как Моргана пришептывала заклинание над ухом богача, с которым легла ради горстки медяков. Что-то изменилось, преломилось, когда они повстречали третьего. Тогда Артур был уже старше, напоил клинок кровью сполна. Клинок, выкованный древними мастерами Ушедших — они сами отдали ему меч, он обыграл их в загадки, он нахально смеялся в их бледные нелюдские лица. Заслужил, прошел испытание, и о разбойничьем предводителе, вооруженном зачарованным клинком, заговорили по ту и эту сторону гор. Моргана была с ним, и даже свора убийц уважала тихую ведьму с ясными глазами. Тот, третий, появившийся будто из ниоткуда… что-то знакомое было в нем, в его речах, движениях, ужимках. Он повернулся к ней лицом, и Блодвин до крови прикусила язык — во сне или наяву? — лишь бы не закричать. Лицо Сола. Она вспомнила его рассказ. Отчетливо, будто это было вчера. Он убил и сожрал его. И забрал его лицо. Легенда пахла кровью — всегда кровью. Однако Артур умел не быть, но казаться. Казаться героем, которого так ждали люди, защитником, в котором нуждались крестьяне, притесняемые лордами. Крестьяне всегда страдают, а лорды всегда не прочь прибрать себе побольше налога, это естественный закон, такой же, как обороты колеса. Артур хотел изменить это; в блеске битв Блодвин так и не поняла, искренне он желал обездоленным справедливости или просто искал власти, идя по головам. Жестокость к врагам в нем осталась прежней: и когда он нападал на купцов, зажав их на кряжистом северном перевале, и когда оделся в сияющие доспехи и возглавил армию. Моргана следовала за ним, как неслышная тень. Она редко появлялась в видениях, Артур предпочитал не оглядываться на сестру, но его успокаивало то, что она всегда рядом. У Блодвин тревожно заныли лопатки. Догадывалась, что поворачиваться спиной к Моргане не стоило. Что за заговоры она ткала, пока Артур ликовал на поле боя? Она зналась с Ушедшими, она не склонилась перед Даной, их богиней… Проблеск золота мелькнул где-то рядом. На кого же была похожа последняя из сидских богов?.. А вот Мирддин, тот странный чародей, был подле Артура часто. В каждом бою он оказывался рядом, подсказывал что-то, вкладывал в уста Артура свои слова — тот умел драться, но красноречием был обделен, а потому послушно повторял, что ему говорили. Солдаты любили его, носить на руках готовы были. Солдатам нужен был герой. Красивый, молодой, с поющим от магии клинком. А кто не склонится перед ним и не признает законным королем — тут же лишится головы. Будто сквозь толщу воды, Блодвин различила глухие голоса. — Может быть, я не понимаю твой тайный замысел, Мир, но ради чего мы врем, что Горлойс — мой дядя? — спросил Артур. Тени складывались в походный шатер, похожий на те, что Блодвин видела в роще. Скромное, бедное убранство. Рычащий, тревожный разговор. — Считаешь, народ больше полюбит человека, который хочет жестоко зарубить своего ближайшего родственника? Они решат, что я чудовище. — Тебе не нужна любовь, чтобы править, мой наивный друг, — отрывисто рассмеялся чародей. — Только сила и страх. И право крови. Я тебе их дам — что тебе еще нужно? Если много людей во что-то верят, это становится истиной. Он очаровывал, этот его звенящий надменный голос. Даже Блодвин на мгновение поверила. И люди верили, верили, когда Артур приказал выстроить белый дворец, когда он воздвиг целый город в свою честь. Слава кружила ему голову, несмотря на мелькавшие сомнения — их успокаивал ядовитый шепот Мирддина. Город вырос вокруг древней вечноцветущей рощи, у которой жили друиды. Благословенная земля, говорили верные Артуру. Эмайн Аблах, Земля Яблок. В круговерти лиц, окружавших Артура, Блодвин пыталась рассмотреть бледный лик Морганы, такой чуждой этому миру славы и стали. Вокруг Артура собирались рыцари с горящими глазами, вчерашние мальчишки, они искренне верили ему, каждому его обману. Они почти все погибли, чтобы Артур смог вонзить меч в шею уже издыхающего, старого дракона, но им на смену пришло еще больше новых, прослышавших о подвиге ныне названного Пендрагона. Люди наивны, говорил чародей. Покажи им легенду, и они поверят. Они так отчаянно хотели верить! Но легенды редко бывают со счастливым концом. Блодвин видела, как льется кровь. Не жертвы — павшие в войне солдаты. Тут воспоминания спутывались змеиным клубком, и Блодвин впервые почувствовала свое хрупкое тело. Кости ныли, будто готовые лопнуть под тяжестью магии. Она не могла задержаться здесь надолго, но чувствовала, что жизнь Артура подходила к концу. Он тоже, казалось, знал. Видел, что солдаты волнуются. Кого-то влечет яркое солнце, а кого-то — ласковая темень. Моргана умела очаровывать, да и многих она исцелила за прошедшие обороты, чтобы ее начали уважать и даже любить. Рядом с ней меркли все остальные, и даже Гвенуфайр, тихая скромница, верная жена. Моргана сказала, что не будет ничьей женой. Моргана… Блодвин видела знакомую библиотеку, Моргану, склонившуюся над столом. В то время над ней еще возвышалась статуя женщины, облаченной в свободное одеяние, женщины с острыми ушами… Моргана снесла ее, вымела всякие упоминания о ней. О том, что были другие боги. О том, что бога можно сменить. Раскол, расплата. Блодвин едва сознавала, что она видит, потому что теперь воспоминания превратились из хорошо разыгранного представления в безумную круговерть. Кто шел войной? Кто защищался? Артур, поднявший меч на сестру, сестра, безумно улыбавшаяся, объятая какой-то нелюдской силой, от которой трескалась сталь — но только не закаленный Ушедшими клинок? Моргана не была воительницей, как завещала своим наследницам в Эйриу, она не умела сражаться, но был рыцарь… Блодвин видела строгое лицо, коротко обрезанные волосы. Может быть, если бы не встреча с Роной, она могла обмануться, но теперь была уверена: это девушка. Медраут. Голоса бесновались, шипели, как змеи. Имя, которое Блодвин никогда не слышала, имя, которое постарались спрятать еще надежнее. Что-то застилало глаза: слезы, кровь? Копье вонзилось под ребра, ломая кости. Яркое, яркое пламя… Небо потухло, а потом загорелось, и было что-то еще. Для Артура была только смерть. Он думал, что битва будет последним, что он запомнит. Для битвы он и родился. Говорили, на Камлане погибнет весь цвет рыцарства Эйриу… Никто и не мог подумать, что они лишатся короля. Последним, что Артур увидел, были ледяные глаза Морганы.***
Блодвин едва дышала, как будто пловец, едва не захлебнувшийся на глубине. Слезы катились по лицу, крупные, как жемчуг. Кровь билась в висках. Жертва! Жертва, отданная за силу!.. Пальцы отчаянно вцарапались в каменное ложе короля, втиснулись в трещины. Ей нужно было увидеть больше, понять! Воспоминания ускользнули от нее, и она чувствовала себя иссушенной, как пересохший источник. Глаза покалывало. Оглянувшись, пытаясь вспомнить, где она очутилась, Блодвин увидела далекий блеск факела, брезживший свет. Тошнота подкатила к горлу, но она только закашлялась, почуяв странный запах: густая пыль, застоявшаяся кровь… Рывком подняв голову, Блодвин увидела Рону прямо над собой. Та как будто защищала ее от чего-то, готовая к драке. А перед ней… Сол. Он спокойно рассматривал изготовившегося к схватке рыцаря, почти скучающе. Блодвин почему-то не сомневалась, что Сол мог бы растерзать Рону, чтобы та и не поняла, но он просто стоял и с любопытством поглядывал на нее. «Посмотрим, как ты будешь выкручиваться теперь», — прошелестел в ее мыслях насмешливый голос. — Все… все в порядке, — откашлявшись, проговорила Блодвин, едва совладала со своим голосом. — Рона, это… — Это демон, — прошипела Рона, резко повернувшись. — Я видела его в лесу! Он прошел за нами! — Нет, все не совсем так… — Он сожрал Сидмона! — Сидмон уже был мертв! — выкрикнула Блодвин. Стало тихо. Рона, прежде заслонявшая ее от Сола, медленно отступила, опустила меч. Его кончик едва не коснулся пола, задрожал. Все как-то замерло, только зеленые глаза Роны полыхали незнакомой обидой, когда она уставилась на Блодвин. Захотелось возмутиться: как она смеет требовать объяснений от принцессы? Но вместо гордых слов Блодвин только всхлипнула, вдруг почувствовав себя маленькой и беспомощной. Рона обладала над ней какой-то силой, чем-то… не колдовским, нет, гораздо хуже! Ее как будто ледяной водой окатили. — Ты знала, — негромко сказала Рона. — Это ты привела его в лес? Позволила?.. — Я хотела… испытать силы, — кусая губы, призналась Блодвин. Прятаться было некуда, и честность прорывалась наружу, больно раня. — Хотела попробовать вернуть его. Но не смогла. Теперь я знаю, что некромантия — не мой дар. Все записи, которые я находила у матери, относились к костям, а не к плоти, но тогда я этого не понимала, я даже не подозревала, что певицы костей существуют!.. — Ты хотела его поднять, — медленно повторила Рона, как будто желая удостовериться. Как будто, если она сама скажет, это покажется ей менее ужасным. — Просто чтобы испытать силы? Привязать его душу к гниющему телу. Сделать своим рабом. Так? Блодвин замолкла. Тяжелая неотвратимость этих слов ударила ее прямо в грудь. Нет, гораздо хуже — отвращение, промелькнувшее на лице Роны. Не обычное, суеверное презрение людей к некромантам, как к тем, кто оскверняет тела, нет, что-то другое. Особенное, больное. Блодвин хотелось извиняться, прижаться к ней, вымаливая прощение за свое вранье, за все недомолвки, но почему-то она превратилась в ледяную глыбу. Просто стояла и смотрела. Наверное, Роне она показалась безумной, но Блодвин… не могла ничего сказать. На ресницах застыли крупные слезы. Тяготили ее. — Если бы не я, вас бы растерзал этот дантер, — снисходительно сказал Сол. — Бедная тварь… Она целые века провела здесь, изнывая от злости. Но сторожевой пес из нее получился славный. Рона мимолетно оглянулась на него и неприятно оскалилась, будто приняла слова о собаках на свой счет. Демон рассматривал ее с интересом, насмешничал, нарочно выбирая такие фразы, хотел, чтобы Рона вызверилась и набросилась на него с мечом. Но она стояла, как мрачная статуя Артура в крипте, прямая, безмолвная, суровая. — Как ты сговорилась с Ушедшим? — спросила Рона, вздохнув. Хотя говорила она отстраненно, Блодвин угадала в этом искреннее любопытство. Сол казался ожившей сказкой, хотя и недоброй, жуткой. — Это лишь одна из личин, — ответил тот небрежно. — Я могу выбрать другую, но эта… она мне нравится. Быть тенью для меня гораздо естественнее. Жизнь — только тень, она — актер на сцене. Сыграл свой час, побегал, пошумел — и был таков. Жизнь — сказка в пересказе глупца, — улыбнулся Сол, и улыбку его можно было назвать обворожительной, если бы не частокол острых зубов. Рона изумленно уставилась на него, не ожидала услышать от него стихи, похожие на те, что исполнялись о героических рыцарях. Таких отчаянных, отрывистых строк Блодвин тоже прежде слышать не доводилось. — Он обещал научить меня чародейству, — негромко сказала Блодвин. — И Сол не тронет меня, таков уговор, так что не волнуйся. Тебе он тоже не навредит, — заявила она, стараясь, чтобы в голос не закралось сомнение. Сол направлял ее, когда она была только девчонкой, ничего не смыслящей в колдовстве. Он помогал истолковывать древние тексты, рассказал ей про ядовитые травы. Подтолкнул пойти той ночью в лес, без чего они с Роной ни за что не встретились бы. Она была многим ему обязана. Если Сол знал Мирддина, то знал и Артура? И Моргану? Блодвин уставилась на него. Незачем было пускать Сола в свои мысли, потому как он должен был знать, чьи кости покоятся в подземелье. Медленно, текуче Сол приблизился к алтарю, вздохнул, коснувшись плеча древнего скелета. Он не умел читать по костям, это уж точно, но глухую тоску Блодвин увидела на его нелюдском лице. Принадлежала эта грусть демону или Мирддину, все еще живущему в нем? — Я слышу твои вопросы, — проскрипел Сол, поскреб когтем висок. — Они раздражают, как укусы комаров. Нет, не знал я Артура, я помню себя уже позже, когда Мирддин был дряхлым стариком. Но я помню, как Мор’реин правила. Рона обратилась к нему, навострив уши. — Богам нужна сила, — певуче, как легенду, рассказывал Сол. — Она захватила ее всю, ту, что раньше делили много богов. Только жертва ее оказалась… слаба. Слаба? Как это — слаба? Блодвин настороженно нахмурилась. Да, она не видела между Артуром и Морганой той нежной привязанности, присущей брату и сестре. Даже по сравнению с Роной и Скеррисом они казались почти чужими, но держались вместе, потому что иначе остались бы совсем одиноки, а это для некоторых хуже смерти. Но жертва… родная кровь, человек, с которым они столько претерпели! Что же придется отдать Блодвин, чтобы заслужить трон? — Ей нужна была сила. Оборот колеса неумолим, и чтобы удержаться, надо набрать больше силы! — рассмеялся Сол. — Она не хотела убивать своих верных последователей, а потому устроила охоту на сидов. У них в крови было столько магии — не вычерпать! Кровь лилась рекой… — он мечтательно прикрыл свои невыносимые глаза. — У Мор’реин были свои охотники. Знаешь, как называли твой род встарь, маленький рыцарь? — Я… гончие сидов… Нет, охотники на сидов? — пробормотала Рона. Упрямо потрясла головой, глаза распахнулись широко. Она поняла скорее, чем Сол с удовольствием припечатал: — Да Дерга, Красный дом, дом крови! Все эти белые руины, о которых Рона с поистине мальчишеским азартом рассказывала. Руины, оставшиеся после набегов ее предков. Шумно вздохнув, Рона отвернулась. Хотелось сказать ей, что они не в ответе за дела своих предшественников; Блодвин понимала это отчетливо, не зная толком, течет в ней кровь Артура или кровь Морганы. Но говорить она не смогла. Просто убить всех Ушедших, истребить их ради силы? Ради крови? Они могли научить ее древней магии, открыть секреты своих заклинаний, сделать самой могущественной колдуньей в Эйриу, но Мор’реин всего было мало. Она хотела править вечно. Смогла бы Блодвин помиловать их?.. — Сиды, к сожалению, оказались… конечны, — хихикнул Сол. Дребезжащий, старческий смех. — И тогда Мор’реин пришлось вспомнить о славной традиции. Люди устраивали Турниры и сами шли на заклание, чтобы доказать, что кто-то из них — самый сильный рыцарь Эйриу. Им нужно было только предложить. Жертвы годами питали Мор’реин, но теперь и их оказалось недостаточно. А может, нынешняя кровь была слишком слаба, разжижилась с веками, в них почти не осталось магии, которой можно напоить жестокую Воронью Госпожу. Она требовала все больше и больше, пока в Эйриу ничего не останется. Сол никогда не был с ней столь разговорчив, но и Блодвин не задавала такие странные вопросы. Как она могла подумать, что Сол жил в то же время, когда Пендрагоны воцарились в Эйриу? Что он мог их знать? Теперь демон не обращал внимания на нее, все смотрел на скелет Артура. Всего лишь кости. Они могли рассказать историю, но не помогли бы в борьбе против Служителей. Разочарование царапалось в клетке из ребер. Блодвин не была настолько наивна, чтобы верить, что найдет оружие против богов в забытом подземелье. И все же… Она была оружием. Она должна была занять место Морганы, пока земля Эйриу не сгнила. — Осторожнее, детка. Артур тоже верил, что сможет править. — Артур? — услышала Блодвин. Рона подошла к Солу, посмотрела на скелет. — Это — Урс Пендрагон? — Все вы, люди, неважно выглядите после смерти. Даже короли. С растерянной, какой-то загнанной улыбкой Рона приблизилась к последнему пристанищу Артура, как будто не могла поверить, что легендарного короля спрятали здесь. Тела и впрямь стоило сжигать. Это честнее — отпускать умерших навсегда. Для чего же Моргана оставила его здесь, если она не была певицей костей? Ничто в видениях Блодвин не намекало на этот дар… Неужели правда верила, что он может вернуться? Или просто не хотела расставаться с братом? — Ты узнала, что хотела? — спросила Рона сухо, как-то безжизненно, отвернулась от первого короля Эйриу. Блодвин уставилась на кости. Нет. Она не посмеет взять их с собой. Он должен оставаться здесь. — Вот и прекрасно. Идем. Нам нужно выбираться отсюда, пока еще какое-нибудь чудовище не явилось на шум. Их тут и так предостаточно, — проворчала Рона, косо взглянув на Сола. Тот даже приосанился. Блодвин кивнула, ничего не сказав. В оцепенении она возвращалась, ступая след в след за Роной. Пришли они явно скорее и легче, хотя пришлось немного взбираться в горку, но Блодвин не чувствовала той железной тяжести, как при спуске. Даже застоявшийся влажный воздух подземелья не так давил на грудь. В библиотеке все было по-прежнему, вот только… Внезапно Блодвин подумала, что ведь не мать устроила ее, нет, у нее целой жизни не хватило бы. Она, как и Блодвин, была здесь лишь гостьей, пришедшей за старыми знаниями. Общая кровь отомкнула замок. А собирала книги она. Моргана. Это был ее дом, ее тайные покои. И брат рядом спит — Блодвин даже передернуло от такого соседства. Вечное напоминание о принесенной жертве? Дожидавшаяся ее Рона молчала. — Рона, я… — она хотела взять ее за руку, но не осмелилась. Да и пристальный взгляд совиных янтарных глаз сбивал Блодвин. — Я собиралась все рассказать. Про демона. Прости, что раньше не решилась. Не хотела напугать, отвратить. Потому что Рона была ей дороже всех — как она не понимала? Взгляд Роны немного потеплел, оттаял. Может, поняла, что демон не так уж плох? Он помалкивал, не лез к Блодвин, не насмехался над Роной — тоже почуял, как это все серьезно и важно? Или просто устал после того, как спас их от призрака? — Не знала, что ты тоже чего-то боишься, принцесса, — хмыкнула Рона. — Еще как! — неожиданно для себя созналась Блодвин. Она боялась всегда. Боялась остаться тихой тенью, блуждающей во дворце, никому не нужной. Она боялась, что ее обвинят в убийстве тетки, боялась, что прибывшая на коронацию Исельт явилась, чтобы свергнуть ее… Столько страха, заставлявшего Блодвин двигаться дальше. — Я виновата перед Сидмоном, я… — она запнулась. — Не знаю, — помотала головой Рона. — Я ничего не понимаю в душах, если на то пошло. Вот только умер он не из-за демона и не из-за тебя, а потому что кто-то пырнул его мечом в спину. И тот, кто это сделал… Мог бы спрятаться, как мы с Кером, но сам выбрал убить… — Она уставилась в темноту леса, как будто не могла поверить, что у кого-то хватило подлости на это. — Если я что и поняла, так это то, что нет благородных рыцарей. — И прекрасных принцесс, — тускло улыбнулась Блодвин. — Наверное. Есть только мы. И с этим придется как-то сражаться дальше. — Может быть, мы… — Извини, я что-то… плохо себя чувствую, — сказала Рона, вновь отвернувшись. — Это место… оно как будто вытягивает из тебя всю жизнь. И те жертвы, которых убили вместе с Урсом. Ужасно. Просто, блядь, ужасно. Мне надо отдохнуть. Подумать о всяком… Встретимся на пиру, — пообещала Рона. Хотя бы это обещание оставалось у Блодвин, когда она пробиралась ко дворцу, замерзая в теневых объятиях демона.***
С утра у Блодвин было скверное настроение, и не только потому что она поспала от силы несколько часов. Это уже было привычно: многие обороты колеса она провела над книгами, сидя в библиотеке или в своих покоях, пока не падала лицом в старые страницы. Да и изнуренность прогулками и колдовством тут была ни при чем. Она все вспомнила лицо Роны, холодное и отстраненное, когда они распрощались в лесу. Рона отправилась в рощу, даже не обернулась. Рона была разочарована. В ней. Это было ужаснее всего. Слова тетки Мерерид, костерящей ее за некрасивость, за нелюдимость, даже за глупость — что бы она понимала! — никак не задевали Блодвин, она привыкла к ним, как к постороннему шуму. Лай дворовой собаки, звяканье рыцарских доспехов, скрип колес телеги, проезжающей под окнами… И голос тетки. Все это было ей одинаково безразлично. Но вот суровое лицо Роны, сделавшееся чужим, — это было неправильно. Это… Блодвин не находила ни слов, ни чувств. Она ощущала себя вычерпанной до дна, хотя магия звенела внутри, она не могла перестать думать о Роне. Леди Лавена, Дивона и еще несколько придворных дам суетились, подготавливаясь к пиру. Блодвин сочла нужным соглашаться со всем, что ей предложат, и не жалела денег ни на музыкантов, ни на украшение дворца, ни на изысканные блюда. Когда Лавена посмотрела на Блодвин, как бы стыдясь своего вопроса, Блодвин лишь пожала плечами: — Ну, нам ведь не нужно будет тратиться на королевскую свадьбу. Мы можем устроить праздник вместо нее. — Конечно, принцесса! Какая прелестная идея! — тотчас же согласилась Лавена, хотя взгляд ее в ужасе метнулся на разинувшую рот Дивону. Вскоре всем при дворе станет известно, что принцесса не собирается выходить замуж… в ближайшее время. И к ней выстроится целая толпа юнцов и их надоедливых матерей, желающих доказать, что они достойная замена погибшему Тарину. Блодвин даже радовалась, что Камрин стыдилась показываться при дворе после позорного проигрыша Скерриса, иначе бы Блодвин и шагу не могла ступить, не столкнувшись с Дейном. Впрочем, он еще не был так плох… Готовившийся пир напоминал Блодвин о том, что она читала о загробных пирах. В прежние времена верили, что погибшие достойной смертью попадают на вечное пиршество, где льются реки из вина, где всегда есть вкусное горячее мясо. Кажется, там была весьма занятная идея о свиньях, которых каждый день готовят и которые снова воскресают ночью. Она бы не отказалась от такого скота, заметно сберегло бы казну. В старые времена пиры устраивали по умершим. Не сочтет ли кто-то, что это намек на будущую резню? Приглашенные рыцари поучаствуют, вероятно, в последнем празднике в своей жизни. Блодвин готова была спорить, что Мор’реин не слишком-то жалует пиры и развлечения. Отдав все самые важные распоряжения, Блодвин удалилась от занятых придворных дам. Они как раз спорили о музыке, которую пристало играть на пиру в честь рыцарей: что-то вдохновляющее, героическое… Блодвин согласна была на что угодно, лишь бы звуки музыки заглушили ее тревожные мысли. Спустившись в сад, где она любила отдыхать, Блодвин услышала заливистый смех Исельт. В этот раз она прогуливалась не в сопровождении мрачного Моргольта, а рядом с Ингфридом. Вардаари увлеченно рассказывал ей что-то, а леди вела его под локоть, нежно прихватив под руку — но так, чтобы не сумел вывернуться и сбежать. Чтобы разминуться с ними, Блодвин свернула вбок, к аптекарскому садику, разбитому ее матерью. Когда-то здесь пышно росли лекарственные травы, но после смерти Аоибхинн все пришло в запустение, садовники толком не знали, как ухаживать за травами королевы, и многие из них погибли. Блодвин несколько оборотов колеса назад решила, что хочет заняться восстановлением садика в память о матери, и Мерерид легко это дозволила. Ей тоже мозолил глаза клочок мертвой земли у сада, благоухающего розами, и она наверняка хотела дать племяннице какое-то дело, лишь бы та не лезла в государственные проблемы… Травы, что росли в садике, были безвредны. Если их не смешивать в нужных пропорциях. Она прошла в деревянную беседку, взяла легкую плетеную корзину и ножницы. Что-то успокаивающее было в этих мерных движениях. Она покосилась на Сола; тот сидел, изредка моргая янтарными глазами, будто и впрямь был обычным филином, которого в дневное время клонило в сон. Блодвин усмехнулась. Ну конечно. Так она ему и поверила. «Значит, Мирддин», — подумала она, принимаясь за растрепанный кустик с крупными белесыми соцветиями. «Не вполне он. Иногда — вовсе не он». Кем был демон, рожденный только для убийства? Блодвин многого не знала и о древнем чародее, о нем мало писали в книгах. Потому ли, что они с Мор’реин, как ей казалось, соперничали?.. Но и вообще — никому не нравилось то, что лучшим чародеем Эйриу оказался мужчина. Это было искусство женщин, передававшееся от матери к дочери многие обороты колеса. Мужчинам стоило проливать кровь. Умирать. Мирддин умер — совсем не как чародей. «Он им не был, — проскрипел Сол. — Он был шарлатаном. Он… не знаю, откуда он пришел, но он принес оттуда все эти слова, которые раздирают мою голову. Все песни, все стихи, все странные легенды. Там этого добра навалом. Иногда я и сам не знаю, что именно я помню». Он прервался, будто погрузившись в чужие воспоминания. Блодвин не спешила поторапливать Сола, надеясь, что он раскопает что-то полезное в этих видениях, однако он лишь сидел на раскидистой голой ветке, покачиваясь, как на мерных волнах. «Ты не помнишь, как умер Артур? — спросила Блодвин. — Мор’реин отдала его в жертву, да?» Собственного брата. Кровь за кровь. Она помнила, как кровь лилась из раны — он был не жилец, Блодвин, столь мало зная о врачевании, понимала это. Понимал наверняка и Артур, побывавший во многих боях. Может, он лег на алтарь Мор’реин добровольно, зная: это последнее, что он может сделать для своей страны? А Мор’реин схоронила его под дворцом, подальше от певиц костей, которые могли прочесть правду, подальше ото всех, кто мог бы осквернить память Артура… Он остался в вечности — она сгинула. Так было безопаснее для новорожденной богини. И все же… как она взошла на престол? Блодвин отчаянно хотелось это знать. «Я не знаю. Не видел Мирддин этого. А может, не захотел помнить. Есть разные способы лишиться памяти — о некоторых из них ты прекрасно знаешь», — добавил Сол. Она хотела расспросить о большем… Сол ухнул, предупреждая Блодвин о том, что к ней кто-то подкрадывается. Хотя таким острым чутьем она не обладала, все равно догадывалась, что за ней следуют. Благодаря предупреждению Сола она успела выпрямиться и повернуться, улыбнувшись приветливо. Насколько хватило сил. — Я знаю, что это вы вардаари подговорили, — прошептал Моргольт, когда Блодвин снова нагнулась к цветам. — Для чего? — Не понимаю, о чем вы, сир, — продолжала улыбаться Блодвин. Она резко распрямилась, отчасти желая, чтобы Моргольт напугался. Вручила ему корзину, которую тот безропотно принял; каких сил Блодвин стоило не уколоть его замечанием о покорности… Но она понимала, что хочет выместить досаду, причинить боль другому. А потому просто сказала: — Кажется, леди верх Килвинед и посланник вардаари разговорились в ложе во время поединков. Исельт ведь торгует с этими дикарями, так? У них найдется, что обсудить. Моргольт не казался хоть сколько-то убежденным. — Я не вправе осуждать придворных за дружбу с кем-либо… или за нечто большее, — добавила Блодвин. — Я думал, мы будем союзниками!.. — Мы и есть союзники, — негромко сказала Блодвин, хотя знала, что Исельт их не подслушает. Уж Ингфрид с его яркой улыбкой и интересными историями об этом позаботится. — Верьте мне, Моргольт. Исельт ловила в капкан многих достойных рыцарей, теперь я хочу напомнить ей смотреть под ноги. — Вряд ли она купится на это. Исельт не увлечена, только притворяется, — проворчал Моргольт. Он неплохо изучил ее. — Я и не хочу, чтобы она затащила бедного вардаари в постель, мне его слишком жаль, — хмыкнула Блодвин. — Подождите — и вы все увидите. Главное, двор шепчется о том, что леди Исельт и Арнве проводят много времени вместе. А если люди верят во что-то, это становится истиной. Он медленно покачал головой. Люди верили, что Исельт добра и прекрасна, что из нее получилась бы хорошая правительница… Что ж, Блодвин покажет им кое-то другое. Кое-то свое. — Я не знаю, где мне быть. Исельт… не знаю, подозревает ли она о чем-нибудь, но я ей не нужен, — признался Моргольт. «Бедный мальчик! — рассмеялся Сол, явно издеваясь. — Ему так нравилось быть цепным псом, нравилось выполнять ее приказы! Может, ты попробуешь что-нибудь ему приказать?..» Это была скверная мысль. Возможно, Блодвин и захотелось бы поиграть с расстроенным рыцарем, но сейчас она вполне понимала его. Ужас одиночества, когда ты вдруг перестаешь быть частью чего-то большего. Даже если их с Исельт отношения больше напоминали паутину, в которой он запутался. Блодвин долгие годы радовалась своему одиночеству, считая, что так никто не сумеет ее ранить, а теперь она была такой же растерянной и никчемной внутри, как Моргольт. — Не берите в голову, принцесса. Я просто… устал. Я еще кое-что вспомнил, — сказал Моргольт. — Все довольно расплывчато, я… мне не все удается уловить. — Неудивительно, — пробормотала Блодвин. Она до сих пор хранила золотые гвозди в укромном месте. — Люди, которые заказали мне убийство Исельт. Думаю, они знали о ее делах со Служителями. Блодвин нахмурилась: — Я думала, это были местные, недовольные тем, что Исельт правит землей верх Килвинедов, а не Мархе. — Да, недовольства всегда были… Она не родила наследницу, а просто заявилась и стала править. И все же… Мне кажется, это нечто большее. Они все носили медальоны со странными знаками. Моргольт решительно опустил корзину с цветами, несмотря на недовольный взгляд Блодвин, подхватил какую-то веточку и нарисовал на грядке обычный круг. Блодвин вскинула бровь; Моргольт не стал продолжать рисунок. Круглый медальон? Может, колесо? Котел? Затмение, предсказанное друидами? Столько вариантов, которые смутили и заставили задуматься даже Сола, который крутил головой, явно ничего не понимая. Знания демона оказались не безграничны; а может, это что-то новое, еще неизведанное? В библиотеке Ушедших Блодвин вроде бы не видела похожих символов. — Что ж, ладно… Возможно, им просто хотелось придать заказному убийству немного таинственности? — предположила Блодвин. Нет, это все не то. Она нахмурилась, пытаясь уловить что-то знакомое в этом образе. В воспоминаниях Артура не было ли чего-то такого? Слишком многозначный, расплывчатый символ, который можно было приписать даже друидам — скажем, первому кругу, который возглавлял Ангус. Но Блодвин никогда не слышала, чтобы друиды вредили кому-то, кроме мелких животных. Они не осмелились бы роптать на леди Великой крови, слишком полагаясь на расположение тех, кто нуждался в их предсказаниях. Моргольт задумчиво ковырялся прутиком в земле. Странные засечки. Как будто… Моргольт делал это, не осознавая, но все же он обозначил что-то вроде треугольника. Змея, кусающая себя за хвост! Блодвин остановилась, моргнула. Уроборос! Она видела этот символ в лекарских и магических справочниках Ушедших, только там пожирающий собственный хвост змий был нарисован со всей художественной детальностью, а не столь… упрощенно. Вечность, вселенная, самый мир. Цикл смерти и перерождения. Что-то подсказывало ей, странные заговорщики хотели бы напомнить Служителям: ничто — и никто — не длится вечно. Воронья Богиня должна была умереть; ей на смену должна была прийти другая. Если бы только Блодвин могла добраться до этих людей и договориться с ними о помощи!.. Но Моргольт лишь покачал головой: у него не осталось никаких способов связаться с ними, ведь его, пропавшего в замке верх Килвинедов, наверняка сочли мертвым и оставили. Жизнь одного наемника, пусть и талантливого мечника, не слишком-то ценилась. Следов у него тоже никаких не было. Верх Килвинеды владели большим портом, а потому оказаться там мог кто угодно. Хотя ее мучили эти загадки, Блодвин холодно попросила Моргольта донести корзину до беседки и долго раскладывала цветы просушиться на старом деревянном столе. Он почти рассохся от времени. Моргольт исчез, сказав, что может понадобиться Исельт. Блодвин старалась думать только о том, как бы воспользоваться последним осенним теплом, чтобы заготовить на зиму травы. Скоро ударят морозы; рассвет был багровым, как будто по небу разлили кровь. «Старая сказка, — проскрипел Сол, когда Блодвин снова подумала об уроборосе. — Не слышал я о таком существе, а я кое-кого повидал… Скорее всего — просто красивый символ, который эти люди сочли подходящим. Не помню, чтобы заговорщики действовали так смело прежде, но, может, их уже сожгли. Откуда нам знать…» Блодвин надеялась, что еще нет. Хотя бы потому, что ее обнадеживала мысль: не она одна хочет бороться ради власти Служителей. Но это и настораживало: власть не отнимают просто так, ее свергают, чтобы забрать себе. Она будущая, вот-вот уже королева, эта власть по праву принадлежит ей, а вот неизвестные заговорщики?.. Не окажутся ли они еще хуже Служителей, если позволить им разгуляться? Какому богу они верят? Вернувшись во дворец, Блодвин заглянула в свои покои и решила заняться бумагами. С утра она никак не могла остановиться на письмах, мысли разбегались в разные стороны, как испуганные мыши, снова возвращая ее к Роне, Роне, Роне… Она вздохнула и развернула очередное прошение. Мелкие дворяне опять перегрызлись из-за лишнего — ничейного — клочка земли, который каждый хотел присвоить себе. Ссора настолько незначительная, что не требовала королевского указа… Они хотя бы не явились к ней лично, а написали длинное письмо. Больше всего Блодвин не нравилось то, что выбирать приходится из двоих — значит, кто-то окажется обижен. Подумав, она решительно начеркала: «Пусть в один оборот возделывает землю правый, а в другой — левый владелец». И невольно задумалась, что Рона сказала бы о таком решении. — Принцесса, к вам посол вардаари… — заглянув к ней, сказал Галлад. Теперь он смотрел куда-то в пол, совсем растерялся. Удивительно, как он вообще увидел Ингфрида. Блодвин злило, что ее стражник сделался таким рассеянным, потому ответила она резче, чем рассчитывала: — Так велите ему войти! Когда Ингфрид появился, привычно довольный, как кот, словивший особенно вкусную пташку, Блодвин снова закопалась в бумаги. Кинув деланно сердитый взгляд на вардаари, она заметила: — Тебе стоит быть с Исельт. Если поймут, что ты на моей стороне… — По пути мне никого не встретилось, я был осторожен, — честно ответствовал Ингфрид. — А ваши придворные уверены, что я увлечен леди Исельт. Она такая славная, как ей можно не увлечься? — заявил он, явно передразнивая визгливый голосок леди Дивоны. Блодвин хихикнула: вышло похоже. — К тому же, всегда можно сказать, что мы еще не обсудили торговые дела. И к слову об этом… Нейдрвены дали ответ? — О, конечно, — ласково улыбнулась Блодвин. Ответ этот затерялся где-то у нее на столе, поэтому она не стала отыскивать его прямо сейчас — знала, что Ингфрид ей верит. Они ведь были друзьями. — Теперь леди Камрин нужно укрепить свое положение, потому торговое поручительство от лица короны… оно вернет ей вес при дворе. Наша сделка совершена. Надеюсь, скоро корабли будут спокойно ходить между нашими островами. Ингфрид просиял, радостно улыбнувшись. Такая открытость и искренность всегда поражала Блодвин, но и притягивала. Вспомнилась вдруг белая змея, свившаяся на гербе Нейдрвенов. Нет, всего лишь совпадение, не больше… Вряд ли Камрин настолько глупа, чтобы оставлять улики, которые приведут к ее семье, даже если она участвовала в некоем заговоре. Камрин опаснее. И она играет только ради выгоды. Ради золота и власти. — Я тут кое на что наткнулась во время… исследования библиотеки. Может, видел этот символ? — наудачу спросила Блодвин. На обороте подвернувшегося под руку письма она изобразила уроборос, уж насколько получилось. Ингфрид повертел его в руках, будто не сразу признал в рисунке змия, и пожал плечами: — Только сказка… — Сол встрепенулся на своей жердочке в темном углу, куда не проникал свет. Ингфрид был кладезем старых сказок. — Йормунганд, великий змей. Он тоже нечто вроде божества, но ему никто не молится, больше боятся. Он такой огромный, что обернулся вокруг мира и впился зубами в собственный хвост! — Трудно было бы не заметить такое чудовище. — Конечно. Но он же под водой! — добавил Ингфрид. — Мне кажется, нашим предкам нравилось выдумывать чудовищ. Их жизнь была трудной, и проще было поверить, что страшный змий сожрал несколько кораблей, отправившихся в долгое плавание, чем смириться с тем, что обыкновенная случайность отобрала их родных. — И что же, весь смысл этого змия в том, чтобы лежать на морском дне и изредка проглатывать корабли? — несколько разочарованно спросила Блодвин. Вряд ли тот, кто избирал для своего заговора этот символ, рассчитывал на столь простецкое объяснение. — Нет, еще в Рагнарек Йормунганд должен пожрать богов, — пожав плечами, улыбнулся Ингфрид. Его лицо все так же сияло. Он не знал, что боги так же реальны, как они с Блодвин, что за небесный трон ведется битва еще хуже, чем за земной. Чтобы новые боги смогли воцариться, кто-то должен сожрать старых. Хищная улыбка тронула губы Блодвин. Ингфрид явно не понимал, для чего эти расспросы, однако готов был поболтать с Блодвин, о чем бы та ни спросила. Неужели настолько отчаялся, проведя последнее время подле Исельт и ее маленькой свиты из пестрых придворных леди? Судя по рассказам Ингфрида, к таким женщинам он не привык. Девушки ваардари были суровыми и стойкими, как и их мужчины. Блодвин вновь подумала о Роне… — Вы когда-нибудь с Риккой ссорились? — внезапно спросила она. Призадумавшись, Ингфрид покачал головой: — Обычно нет, она — моя форинг, а это не дело, чтобы кто-то из дружины спорил со своим ярлом. Если ей что-то не нравится, Рикка высказывает это наедине. И она умеет донести свои размышления очень четко, — хмыкнул он, усмехнулся. — И ты прислушиваешься к ней? Даже если считаешь, что она волнуется из-за пустяков? Возможно, Ингфрид догадывался, что у Блодвин что-то не ладится с ее возлюбленной — возлюбленным, как наверняка решил он, — однако виду не подал. За что ей Ингфрид нравился, так за умение сохранять столь независимый и уверенный вид, о чем бы его ни спрашивали: — Иногда мне, конечно, это не по душе. Но я стараюсь узнать причины ее слов. Если этого хочет дружина… Только глупый ярл пойдет наперекор воинам, которые проливают за него кровь, — разъяснил Ингфрид. — Я знаю Рикку с детства, она росла подле меня. Дочь отцовского воеводы. Потому она не боится спорить, даже подзатыльниками меня награждает, если что-то сделали по-моему и все из-за этого провалилось, — с теплотой улыбнулся он. Со внезапно накатившей горечью Блодвин пожалела, что не знает Рону дольше, с самого детства. Тогда она точно не обидела бы ее случайными словами или поступками, знала бы ее лучше. Да и самой Блодвин хотелось иметь при себе кого-то, с кем можно всем поделиться… а не уходить с головой в одни только книги. Она не удержалась — вздохнула. С Ингфридом легко было откровенничать. А с Роной… Так мало времени у них было! — Я обидела дорогого мне человека, — призналась Блодвин. — Заигралась, не рассказывала правду. Хотя он… — Ей казалось неправильным так говорить про Рону, но все же она должна была оберегать ее тайну. — Он проливал кровь за меня. — Сделанного уже не воротишь. Иногда достаточно простых извинений, — рассудил Ингфрид. — Вы любите его? — Да. Больше жизни. Признаваться было легко, ведь здесь не было Роны. Рядом с ней Блодвин иногда и слова вымолвить не могла, настолько все речи казались ей спутанными, лишними. Ингфрид же довольно кивнул, как будто гордился Блодвин. Ингфрид, который отправился в Эйриу, зная, что может договориться о союзе… разными способами. И он, и Рикка понимали, что многим придется жертвовать. Блодвин же хотела всего: и власть, и Рону. Она могла сыграть по своим правилам, могла оспорить старые законы, но для этого ей нужно было стать кем-то значимым. Артуром. Морганой. Кем-то, значимее их обоих. А для этого ей нужно было остаться единственной.