И зимой расцветает вербена

Два года до дня «Икс» Виктор открыл глаза в Индиан Хилл. Сначала он долго не мог понять, что произошло. Почему вокруг снег и белые стены, почему на нём больничная одежда и почему он вообще жив? Последнее, что врезалось в память, — лицо его покойной жены и прожигающее до костей обморожение, которым он и планировал себя убить. Остальные воспоминания рассыпались мелкими осколками в архивах памяти, и требовалось время, чтобы собрать их вновь. Но он смог. Вспомнил Нору, свою любимую жену, их первое знакомство ещё в колледже, долгие прогулки на пляже в Сан-Франциско, свадьбу, первую годовщину. Тогда он был самым счастливым человеком на свете. Затем Нора заболела, а лекарство было не найти. Уэйн Интерпрайзес прикрыли отдел криогеники, где Виктор работал долгие годы, и проводить эксперименты, чтобы спасти жену стало невозможно. Начались самостоятельные исследования. Первые жертвы, первые успехи, погоня полиции. А потом Нора умерла. Покончила с собой, поменяв колбу на другую, с неудачной формулой. Виктор отчётливо запомнил, как её кожа под толщей льда начала трескаться и рассыпаться, уничтожая последние надежды на их совместную и счастливую жизнь. Виктор тоже попытался покончить с собой, отправиться вслед за женщиной, которую он любил больше жизни, но Стрейндж вытащил его с того света. Вернул в этот паршивый мир, где больше не было Норы, и обратил в чудовище, что может жить только при низких температурах. И он возненавидел всё: Стрейнджа, голубоватое свечение ламп, прозрачные стены камеры, саму жизнь. Но сильнее всего Виктор возненавидел её. — Ну и вот, Гордон скормил Нигме наводку и тот сам привёл его и с дюжину копов к месту, где закопал тела. Уверена, на деле это всё было куда интереснее, но… — девушка пожала плечами. — Что услышала, то и рассказываю. Она приходила почти каждый день. Приходила, присаживалась на полу возле стекла и начинала трепаться, трепаться, трепаться… Иногда она делилась какими-то сплетнями, временами рассказывала о жизни в Индиан Хилл, но чаще всего её мысли пускались в вольное плавание и она говорила обо всём, что взбредёт в её безмозглую голову. Виктор ненавидел её всей душой. Каждый раз, как копна русых волос показывалась из-за угла, всё внутри сворачивалось и перекручивалось, как в приступе тошноты. И ведь, что самое досадное, он ничего не мог поделать с этим. Он узник своей клетки, что обернулась камерой пыток. Первое время Виктор держался куда более уверенно и прекрасно держал маску равнодушия, попросту игнорируя существование кареглазой девчонки. Однако вскоре молчать стало практически невыносимо. — Мне плевать на твои рассказы, — холодно отрезал Виктор, даже не повернув головы в её сторону. Он сидел за столом и отчаянно делал вид, что занят формулой, хотя на самом деле просто водил карандашом туда-сюда, оставляя на бумаге глубокие и тёмные следы, граничащие с дырой в тетради. — Мне плевать на Гордона, на весь полицейский участок и тем более плевать на тебя, — Виктор не сдержался и, отбросив карандаш, всё-таки обернулся к девушке. — Зачем ты вообще сюда приходишь? А она как обычно сидела на полу. На ней была точно такая же белая хлопковая рубашка с коротким рукавом, широкие штаны и белые кроссовки — типичная униформа заключённых Индиан Хилл. Девушка устроилась неподалёку от стекла и, обхватив колени руками, с нескрываемым интересом наблюдала за Виктором, рассматривала обстановку в камере и временами выводила на прозрачных стенах незамысловатые узоры. — В основном потому, что поговорить тут больше не с кем, — совершенно спокойно отозвалась она. — Санитары не слишком приветливы, а большинство местных жителей вообще не обладают человеческой речью. — Внезапно её глаза блеснули огоньком азарта, девушка чуть улыбнулась. — Ох, видел бы ты Крока! Реально жуткое зрелище. Виктор ничего не ответил, лишь продолжал испепелять её своим холодным взглядом. Он надеялся, от всей души надеялся, что рано или поздно его безучастие в разговорах и отстранённые реплики отвадят девчонку, и она перестанет ему досаждать, но она, кажется, была абсолютно непробиваема. Если бы он только мог просунуть руки сквозь стекло, схватиться за её тонкую шею… Он бы прикончил её без тени сомнений. Но пока мечты оставались лишь мечтами. Виктор отвернулся и вновь схватился за карандаш. Он сам не знал, чем именно вызвана это жгучее чувство в груди, но оно буквально сжигало его изнутри. Хотелось разломить карандаш напополам, смахнуть все книги и всё оборудование со стола, взять треклятый стул и раскрошить им всё на своём пути. Его ещё никогда не обуревали настолько сильные эмоции, как здесь, в Индиан Хилл. Стрейндж сказал, что виной всему какие-то токсины в хладогенераторе, что поддерживает низкую температуру в камере. Однако Виктор предполагал, что виной тому нежеланное воскрешение, жизнь в лаборатории под прожекторами ламп и настойчивая девчонка, чьи бестолковые речи отзываются сверлением бор-машины в его мозгу. Девушка выудила из кармана больничных штанов красное яблоко и протёрла его об рукав. Заметив, что Виктор вновь сидит вполоборота, она неуверенно улыбнулась. — Хочешь яблоко? Могу и тебе принести. Или чего другого. В столовой всегда можно что-нибудь найти. — Единственное, чего я хочу, так это чтобы ты оставила меня в покое, — сквозь стиснутые зубы ответил Виктор. — Меня раздражает одно твоё присутствие. Девушка снова улыбнулась чуть понимающе. — Это нормально. Поначалу все так себя чувствуют, но со временем привыкаешь. Без общения тут можно окончательно с ума сойти. Виктор отвёл взгляд, но отворачиваться полностью не спешил. — Я бы предпочёл умереть, чем разговаривать с тобой. Послышался смешок. — Правда? Но ты почему-то продолжаешь мне отвечать. Вспомни, первые недели ты даже не оборачивался в мою сторону. Прогресс, — пожала она плечами и снова улыбнулась. Виктор отложил свои записи и поднялся с места. С него хватит. Сжав кулаки, Виктор направился к дальнему стеклу камеры, туда, где и сидела несносная девчонка. Та испуганно вскочила и отшагнула назад. Виктор остановился у самой стены. — Я убью тебя при первой возможности. Это будет первым, что я сделаю, как только выберусь отсюда. Он говорил вкрадчиво, пристально глядя в эти карие глаза, в которых впервые за всё время их знакомства пропала задорная улыбка. Виктор надеялся, что хоть это сработает, что девчонка напугается и наконец оставит его в покое, но… Не прошло и пары секунд после его слов, как плечи её вновь расслабленно опустились, а уголки губ дрогнули в усмешке. — Значит, Стрейндж ещё не говорил тебе про костюм? — Какой ещё костюм? — нахмурился Виктор. Он ей угрожает смертью, а она опять тянется трепаться? Девушка улыбнулась и скрестила руки на груди. — Хьюго Стрейндж разработал кое-что, что поможет тебе выбираться наружу. Скорее всего, он поручит тебе какое-нибудь задание в ближайшее время. Костюмчик, кстати, пуленепробиваемый, — с ноткой гордости добавила девушка, явно довольная такой информацией. А Виктор по-прежнему хмурился. Навряд ли можно доверять этой сумасшедшей. — Серьёзно? Откуда ты это узнала? Девушка пожала плечами. Улыбка не сходила с её лица. — Подслушала их разговор с мисс Пибоди. А потом проникла на склад и убедилась. Хмурая морщинка на лбу Виктора разгладилась, но он всё равно не спешил радоваться. Конечно, возможность наконец выбраться из своего заточения и не умереть через полчаса грела душу, но не стоит забывать о том, что владеет такой возможностью именно Хьюго Стрейндж. Этот мерзавец ни за что не позволит просто так уйти «своему творению», как он часто называл Виктора. В этом явно таится какой-то подвох. Чуть подумав, Виктор зацепился за другую мысль в её словах. Этот вопрос давно не давал ему покоя. — И как тебе позволяют так свободно перемещаться по лаборатории? Девушка улыбнулась и слегка сощурилась. — А кто сказал, что мне это позволяют? Виктор лишь презрительно фыркнул в ответ. «Глупая, своевольная девица. Как Стрейндж только не прикончил её за подобные выходки» — подумал Виктор, возвращаясь за рабочее место. Взгляд уткнулся в исписанную тетрадь. Где-то там, за пару страниц до карандашного хаоса, и правда кипела работа. Он всё искал, пытался вывести новую формулу, которая могла бы помочь вернуться в нормальное состояние. Виктор перепробовал множество вариантов и гипотез, но стоило их хоть чуть-чуть развернуть на бумаге, как надежды вновь и вновь разбивались о глухую стену провала. Девчонка за спиной притихла. Она больше не болтала, не пыталась рисовать на покрытом инеем стекле. Такая тишина даже насторожила Виктора. Он обернулся. Просто чтобы убедиться, что девчонка не вытворяет очередную глупость, поспешил он заверить себя. Прислонившись боком к холодному стеклу, девушка крутила в руках спелое яблоко и о чём-то размышляла. — Почему тебя держат здесь? — неожиданно даже для себя самого спросил Виктор. Девушка подняла на него чуть удивлённый взгляд, и он пояснил: — Насколько я знаю, в Индиан Хилл держат только монстров и уродцев, а ты… выглядишь нормальной. Отчасти, — поспешно добавил Виктор. Девушка усмехнулась, но проскользнула в этом смешке какая-то печаль. — Сочту за комплимент. Меня зовут Мера, сокращение от Химеры. Дальше думай сам, подсказок не даю, — сказала она и слабо улыбнулась. На секунду Виктор задумался. И что это значит? Химера. Это же существо из греческих мифов. Огнедышащее чудище с головой льва, телом козы и змеиным хвостом. И как это понимать? Виктор отогнал от себя бесполезные мысли и принял единственно верное решение. — Да мне всё равно, — бросил он через плечо и вернулся к работе.

***

Мера мчалась со всех ног. Её шаги отзывались гулким эхом в пустующем коридоре. Мягкий свет ламп сменился на тревожный красный. Они всё гудели и мигали, точно демоническое око, что засекло преступника. Не спасала даже хорошая физическая подготовка. Не успела она оправиться от драки, как перед лёгкими появилась новая задача в виде марафона. И всё же сдаваться Мера не собиралась. Ноги подкосило, и на повороте Мера чуть поскользнулась. Щиколотку свело острой болью. Но времени на передышку нет. «Чёрта с два я вернусь в эту камеру пыток!» Перед глазами отчётливо стояли картины испытательного цеха, адского стула электрошоковой терапии и змеиной улыбки Хьюго Стрейнджа. К чёрту их всех и это место в целом. В этот раз нужно сбежать с концами, не возвращаться больше ни под каким предлогом. Сжимая в руке окровавленный карандаш, обломанный кончик которого так и остался в глазу у санитара, Мера продолжала бежать. Лёгкие жгло огнём, будто она на ходу глотала раскалённый песок из глубин Сахары. Мера свернула на очередной развилке. Бежать к лифту, который ведёт в Аркхэм, совсем не вариант, её там уже наверняка поджидают, но Мера знала и другие пути отступления. — Скорее, перехватим её здесь! — послышались крики где-то впереди. Мера резко затормозила, покачнувшись. Взгляд судорожно забегал. Поблизости был другой коридор, вот только вёл он в тупик. Мера поколебалась с секунду и решила, что лучше попытать удачу и спрятаться, чем просто выходить с поднятыми руками. Девушка юркнула в коридор и с удивлением наткнулась на пристальный взгляд неестественно ярко-голубых глаз. Виктор слегка нахмурился. — Что ты там устроила? Мера осторожно выглянула из-за угла и, убедившись, что никто не гонится следом, подошла поближе к покрытой инеем камере. Её грудь тяжело вздымалась от долгого бега, но на лице сияла абсолютно счастливая улыбка. — Побег. Я уложила двоих санитаров вот этим, — радостно произнесла Мера и продемонстрировала окровавленный обломок карандаша. Виктор удивлённо вскинул брови. И хоть он стоял со скрещенными на груди руками, взгляд его впервые не излучал презрения. — Если останешься здесь, они скоро тебя поймают. Мера кивнула чуть раздражённо. — Знаю. Значит, буду драться до победного. Вдалеке уже слышались крики санитаров, торопливые шаги и непрекращающийся вой сирен. Мера судорожно прокручивала варианты в голове. Можно броситься бежать обратно, добраться до какой-нибудь пустующей камеры и попытаться удрать через вентиляционную шахту. Шанс быть пойманной всё равно высок, но всё лучше, чем покорное бездействие. Мера уже собралась сделать очередной марш-бросок, как вдруг её остановил приглушённый из-за стекла голос: — Можешь зайти, я помогу тебе спрятаться. Если не боишься холода, конечно, — добавил Виктор и насмешливо улыбнулся. Мера на секунду замерла. Идея провести даже пять минут при морозе под минус двадцать не внушала доверия, но, с другой стороны, там её точно искать не станут. Шаги санитаров стали отчётливее. Они приближались. Мера метнула взгляд на Виктора, и он понял её без слов. — Замок не заперт. Какой в этом смысл, если мне всё равно не выйти? Мера кивнула и, собравшись с духом, схватилась за дверную ручку. С первых секунд её обдало таким холодом, что на ресницах замерли снежинки. Ледяной воздух, казалось, сковал лёгкие, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть. Мера так и замерла на пороге, уже жалея о своём решении, как вдруг Виктор схватил её за руку и с силой дёрнул за собой. Мера не успела ничего понять, только больно стукнулась затылком, когда сильные мужские руки впечатали её в стену. Мера попыталась воспротивиться, но ей тут же закрыли рот ладонью. Виктор поднёс палец к своим губам и шикнул. Мера притихла. Виктор спрятал их в небольшом углублении колонны, где со стороны коридора их не могли заметить. Совсем рядом раздались голоса и торопливые шаги, но Мера не могла сосредоточиться ни на чём другом, кроме синевы этих пронзительных глаз. Они с Виктором виделись и общались уже больше месяца, однако Мера никогда не замечала как же он красив. Крепкая подтянутая фигура, высокие скулы, вдоль которых застыла дорожка из снежинок, острая линия подбородка, чуть взлохмаченные волосы цвета первого снега и яркие голубые глаза, каких Мера в жизни своей не видела. Наконец всё затихло. Сирена перестала истошно вопить, а голоса санитаров потонули где-то вдалеке. Тело потряхивало мелкой дрожью от жгучего холода, горели щёки. Казалось, даже все мышцы покрылись ледяной коркой и больше никогда не смогут двигаться. Виктор отнял ладонь от её лица, но не успела Мера вздохнуть полной грудью, как его рука тут же сжалась на горле. — Я же говорил, что убью тебя, — прошептал Виктор и наклонился чуть ближе. Его пальцы сильнее вцепились в шею. Мера инстинктивно схватилась за чужие руки, в слабой попытке отцепить, но Виктор усилил давление. Его голубые глаза смотрели прямо в душу, выворачивая её наизнанку своей решительной ненавистью. — Стой, подожди… — с трудом прохрипела Мера, не отпуская ледяных пальцев. Виктор перестал надавливать на горло, но руку не убрал. — Назови хоть одну причину, почему мне не стоит этого делать, — процедил он сквозь сжатые зубы. На лбу его вновь пролегла хмурая морщинка, губы поджались от едва сдерживаемой ярости, но даже так он определённо был хорош собой. И всё же задерживаться рядом с ним точно не стоило. Пальцы постепенно начинали неметь, и Мера чувствовала, как сводит челюсть от холода. План возник сам собой. Глупо, рискованно, но… Мера мягко взялась за чужие пальцы и попыталась отвести руку от своей шеи. Виктор поддался. Он не стал совсем её убирать, но позволил свободно вдохнуть. Мера протянула руку и схватила его за ворот хлопчатой рубашки, поспешно подавшись вперёд. Виктор не успел ничего понять, как девушка прислонилась своими губами к его. Виктор отскочил. Он озадаченно смотрел на Меру, не понимая до конца, какого чёрта только что произошло, и медленно поднёс руку к губам. А Мера оказалась не менее растеряна, чем Виктор. Она никогда не делала такого прежде. Это было какое-то новое и даже странное чувство. Однако подумает она об этом позже. — Пока, — несколько нервно улыбнулась Мера и бросилась к выходу. После жгучего, цепенящего холода обычная температура коридора показалась невыносимо жаркой, но в то же время такой желанной. Всё тело тут же обдало теплом. В него хотелось укутаться с головой, найти свитер или одеяло и до скончания веков не покидать своего укрытия. Уже оказавшись на свободе, Мера обернулась и взглянула на Виктора. Он тоже на неё смотрел. Однако в этих ледяных глазах Мера так и не смогла прочитать — он просто в замешательстве или поцелуй оказался ему противен. Щёки вспыхнули краской, и не только от длительного пребывания на холоде. Бросив последний взгляд на Виктора, Мера поспешила покинуть злосчастный коридор. «Надо было бежать назад» — подумала Мера, а пальцы сами коснулись губ, унося мысли совсем в ненужную сейчас степь. Мера тряхнула головой и поразмяла замёрзшие мышцы. Настало время снова их разогреть. Сирены и правда стихли. Перестали слышаться шаги и голоса санитаров. Вся лаборатория притаилась точно хищник в засаде. И Мера ощущала эту опасность на кончиках пальцев. Убедившись, что впереди никого нет, Мера двинулась дальше. Следующий коридор был так же чист. Ещё пару поворотов, всего одна развилка и она окажется у заветной двери чёрного хода. Мера перешла на бег. Кто знает, сколько продлится это затишье. Она мчалась со всех ног, то и дело оборачиваясь назад, но никто не гнался за ней. Коридор. Развилка. Поворот. Оставался лишь последний… Мера уже чувствовала, как холодный готэмский ветер затеряется в её волосах, как будет шуршать под ногами гравий, а лёгкие вдохнут пропитанный выхлопными газами промозглый воздух. Мера завернула за угол, но тут же вскрикнула. Чей-то увесистый кулак с размаху ударил в живот. Мера не удержалась на ногах и упала на пол. Перекатилась. Перед глазами немного плыло, сильный пришёлся удар. Не успела Мера встать на ноги, как последовал удар в лицо. Нос пронзила острая боль. Горячая струйка стекла до подбородка. Мера вскрикнула и попыталась встать, но все её потуги утонули в череде хаотичных ударов, которые наносили двое санитаров.

***

— Сказать честно, я в тебе разочарован, Химера, — произнёс Хьюго Стрейндж, сцепив руки за спиной. Всё вокруг было почти что идеальным. Идеально белые стены коридора, идеально белые полы, отдраенные до блеска, холодный свет ламп, даже форма санитаров была идеально белого цвета и открахмалена до совершенства. И только одно пятно выбивалось из общей картины безупречности. Девушка практически повисла на двух санитарах, что крепко держали её под руки. Под левым глазом распухал иссиня-фиолетовый синяк, струйка крови запеклась под разбитым носом, из рассечённой скулы по-прежнему сочилась багряная жидкость. А белоснежная форма девушки перестала быть таковой. Тут и там её теперь украшали фейерверки алых брызг, которые прачка ещё долгое время будет выводить с отбеливателем. Девушка, казалось, и не слышала, что ей говорят, но Стрейндж продолжал: — Ты убила двух моих людей, ты дошла почти до конца пути, ни разу не попавшись. Ты могла бы сбежать, если бы только применила свою силу, но делать этого ты не стала, — с долей сожаления добавил Стрейндж. — Что ж, это твой выбор, и ты знала, какие последствия он за собой влечёт. На какое-то время Стрейндж замолчал. Он наблюдал за своей подопечной, за своим лучшим экспериментом. Он прекрасно видел, что девушка ещё не в отключке, хоть и близка к этому. Её плечи чуть подрагивали, растрёпанные волосы закрывали лицо, но Хьюго видел, как она отчаянно хватает воздух ртом. Однако Химера продолжала упрямо молчать. А может, боль от воспитательных мер была так сильна. Стрейндж уже почти отчаялся вытащить из неё хоть слово, как девушка вдруг произнесла из последних сил: — К чёрту тебя и твои эксперименты! — процедила она сквозь стиснутые зубы, но тут же закашлялась. Капельки крови рассыпались брызгами на белоснежном полу. Стрейндж брезгливо отошёл и задумчиво хмыкнул. — Отведите её к медсестре, ну а после — в карцер. Пусть отдохнёт пару дней. В конце концов, для борьбы всегда нужны силы, — добавил Стрейндж и расплылся в улыбке. Химера метнула в него прищуренный взгляд, но санитары уже сжали покрепче её руки и повели прочь от профессора. А Хьюго Стрейндж продолжал улыбаться, провожая взглядом своё творение. И пусть она своевольна и недисциплинированна, нельзя не отдать должное силе её духа. Даже спустя столько лет, она не оставляет попыток сопротивления. «Ну ничего, на каждого найдётся своя управа» — подумал Стрейндж и направился в свой кабинет.