Под смогом и дымом

Они сидели в уютно обставленном кабинете, больше напоминавшем простую гостиную, на софе, стоявшей напротив внушительного соснового стола, за которым расположился крупный мужчина с добрыми, но отчего-то печальными теплыми глазами. Чара, взявшая себя в руки еще на подъезде к имению, стоявшему как будто особняком ото всех других домов и окруженному ухоженным садом, сидела, стиснув зубы и сжав руки в кулаки от нервного напряжения, готового вот-вот вырваться наружу в какой-нибудь совершенно непредсказуемой реакции. Фриск держалась чуть более спокойно, если это слово могло быть применимо в данной ситуации. Сама не понимая причины, она уже доверяла сидевшему напротив человеку, словно в его взгляде и мимике прочитав доброту и мягкость. Что-то было в самом мужчине, да и в комнате, такого, что внушало неясное и необъяснимое спокойствие. Молчание между ними казалось неловким, однако можно было понять, что стороны просто изучают друг друга в этой тишине, пытаясь прочитать обстановку и язык тела. Это напоминало поединок по договоренности, что никому из его участников не будет нанесен вред. Первым молчание нарушил мужчина, со вздохом огладив свою бороду: -- Может быть, чаю, дети? Нам предстоит долгий разговор, -- задумчиво произнес он, отведя глаза в сторону камина и глубоко вздохнув, -- Давайте начнем со знакомства... меня зовут Азгор Дриммур, -- мужчина встал из-за стола и, подойдя к софе, протянул руку Фриск. Та мгновенно ответила на предложенное рукопожатие. Рука мистера Дриммура была не только крупной, но и очень жесткой на ощупь. -- Фриск Ганиметия, -- отчеканила девочка, еще не решив, следует ли ей улыбнуться или сохранять серьезность. И тот, и другой варианты ей не очень нравились. -- Очень приятно познакомиться, Фриск, -- кивнул мужчина, выпрямившись во весь рост, -- Надеюсь, ты не слишком испугалась, когда тебя увезли из приюта? Прости, что это произошло так внезапно, но из-за обстоятельств тебе какое-то время придется пожить здесь. Надеюсь, ты понимаешь. Девочка поджала губы. Она не понимала, что происходит, и не знала, как это объяснить так, чтобы не прозвучать грубо. Однако, похожа, выглядела Фриск настолько растерянно, что Азгор ласково улыбнулся и по-отечески опустил руку ей на плечо, мягко улыбнувшись, от чего в уголках его глаз образовались складочки. -- Я вижу, ты напугана, не так ли? Но я клянусь, -- он сделал особый акцент на последнем слове, -- что здесь ты будешь в безопасности. Ты и твои друзья. Хорошо? Фриск кивнула и ответила мужчине улыбкой, пусть и слегка смущенной, но все же твердой и уверенной. Отчего-то этот человек напоминал ей Кэнди, как будто от них обоих исходило едва ощутимое органами чувств душевное тепло. Фриск всегда считала себя довольно наивной, понимая, что слепое доверие к малознакомым людям однажды может ее подвести, однако по сей день Фриск удавалось определять, каким людям можно доверять, а каких стоит опасаться, как-то подсознательно, она не могла объяснить или хотя бы изложить словами, она скорее просто чувствовала. Но это чутье еще ни разу не подводило. Так что в этот раз Фриск решила довериться собственной интуиции, позволив себе расслабиться в незнакомой обстановке, которая, между тем, ощущалась такой безопасной и спокойной. Мужчина кивнул и вновь заговорил: -- Фриск Ганиметия, прости, пожалуйста, но я должен буду поговорить с Чарой наедине. Ты не могла бы подождать в соседней комнате? Твои вещи уже ждут тебя там. Девочка на мгновение захотела возразить, однако, взглянув в глаза подруги, тут же передумала. Что-то ей подсказывало, что сейчас с ними говорил если не Храбрый Герой, то, например, какой-нибудь его знакомый или друг. Кто-то дорогой Чаре, кого она не видела последние восемь лет. Фриск чуть нахмурилась, всем видом выражая свою серьезность, кивнула и встала. Мужчина проводил ее к двери, у которой ее уже ждала одна из тех девушек, что помогала им с "переездом". На вид ей было не больше двадцати, на шее болталась ярко-красная бандана -- их носили не-маги, выступавшие за социальное равенство, так называемое движение красношейников было особенно популярно среди молодежи. Сейчас, уже постфактум, Фриск подметила, что среди людей, которые забирали их, почти все были красношейниками, а еще двое -- магами. -- Привет! -- девушка широко улыбнулась, поманив Фриск рукой поближе, -- добро пожаловать... меня зовут Джуди, а ты Фриск, да? -- она протянула девочке руку для знакомства, как равной, как взрослой, и Фриск с уважением пожала ее. Девушка, представившаяся Джуди, была весьма высокой и худощавой, жилистой, отчего казалась довольно сильной, ее золотые волосы были заплетены в две косы, казавшиеся довольно короткими, даже детскими, да и само лицо ее, веснушчатое и лишенное любых морщин, казалось, принадлежало еще совсем девочке, -- Ну, будем знакомы, пулю мне в глотку! -- радостно заключила она, и Фриск от неожиданности чуть не выдернула свою ладонь из рукопожатия, -- Ой! -- тут же спохватилась девушка, врезав себе свободной рукой по лбу и отпустив наконец Фриск, -- Извини! У меня брат из полиции, нахваталась... -- она смущенно пожала плечами и повела Фриск за собой по коридору. Дом, в котором они оказались, был удивительно большим, богатым и обставленным со вкусом чьей-то заботливой рукой. Роскошный особняк был окружен ухоженным садом, в котором тут и там встречались многочисленные хозяйственные постройки, создававшие своим переплетением настоящий маленький город. Все поместье казалось ухоженным, а улицы "городка" напоминали парк, в котором было так уютно и спокойно. Само же центральное здание, где жили хозяева, возвышалось над парком на три этажа, кажется, новое, оно напоминало очень большой деревенский дом, куда с радостью приезжаешь к родственникам и друзьям. Внутри дома было много вещей, самых разных, что-то старое, даже древнее, хранящееся явно для украшения или из-за старой памяти, а что-то было куплено недавно и еще как будто не прижилось в доме. Однако все эти вещи не образовывали свалку, как могло показаться, а наоборот, очень стройно сочетались, совмещая глубокую старину, хранившую покрытые пылью воспоминания, и совсем новые, яркие впечатления. Комната, выделенная Фриск, находилась на втором этаже. Из-за больших окон с легкими кружевными шторками и окрашенных в кремовый стен она казалась очень светлой, хотя и была довольно небольшой, да и обставлена была просто: кровать, явно рассчитанная на ребенка или на невысокого человека, аккуратно убранная, стояла у стены, возле окна находился письменный стол, больше похожий на школьную парту, к кровати прибилась маленькая тумба, а у противоположной стены стоял высокий шкаф и несколько сундуков и этажерок, на письменном столе стояла довольно простая лампа, а на подоконнике -- горшки с цветами, придавая комнатке еще больше уюта. Чемодан, в который Фриск все быстро упихала перед отъездом в странном подобии транса, стоял посреди комнаты, дожидаясь свою хозяйку. Джуди коротко кивнула, невнятно распрощалась и, сказав, чтобы Фриск звала ее в случае необходимости, скрылась. Девочка осталась совершенно одна в незнакомом места, наполненном цветами, запахами, звуками. Сам дом казался живым. Чара не проронила ни слова за все то время, что провела в особняке. Ей было так страшно обознаться, так что замереть в нерешительности оказалось для нее единственным вариантом. Но когда она увидела его... совсем не изменился за эти восемь лет, все взрослые такие? Разве что борода стала чуть пышнее, а в глазах появилась невиданная прежде усталость, но теперь ошибка была невозможна. И девочка сидела в его кабинете, напротив, буквально в двух метрах, не зная, что ей сказать или сделать, ведь казалось, что одно неверное движение -- и все разрушится, окажется простым сном, которых было немало. Сколько раз она видела улыбку матери во сне, сколько раз слышала отцовский голос, сколько раз гуляла в саду с братом... и каждый, каждый раз надеялась, что это не сон, и каждый раз ошибалась. Но теперь все казалось таким реальным. Чара подумала, что если и это ей снится, то она, проснувшись, точно сойдет с ума. Однако сидевшая рядом Фриск была слышима и осязаема, софа под Чарой прогибалась и была мягкой, а школьное платье -- все таким же слегка неудобным, как будто вечно недостаточно большим. Фриск ушла, и Чара осталась одна в своем безумном сне-реальности. Азгор -- это точно, точно был он, это не могло ей присниться! -- глубоко вздохнул, присев на софу рядом с девочкой, и диван ощутимо прогнулся под весом крупного мужчины. Чара ощутила, как софа прогнулась. Чара почувствовала, как ее руки случайно коснулся отцовский фрак. Услышала, как он еще раз вздохнул, перед тем как начал говорить: -- Дочка... -- тихо пробасил он и замолчал. Тишина начинала давить, но Чара больше не могла сдерживаться -- потеряв всякий контроль над собой, она бросилась отцу на шею, пытаясь не заплакать. Она не могла ошибаться, теперь уж точно, а значит, это чувство облегчения, словно лавина, спустившаяся с ее плеч... все это происходило здесь и сейчас. Чара наконец позволила себе расплакаться. -- Папа, -- прогнусавила она в грудь мужчине, стараясь охватить его своими еще слишком короткими для этого руками. Азгор осторожно, словно сам тоже не верил, погладил девочку по спине, пытаясь успокоить. Сколько им еще предстояло обсудить... Холодный свет электрической лампы бил по глазам, не давая спасения. Хотелось отвернуться, но голову на одном месте удерживали металлические скрепы, не позволявшие дергаться. Чертовски холодные, чертовски твердые. Все тело зафиксировано, однако в этом нет необходимости, ведь сил на хоть какие-нибудь движения просто не существует. Ни сейчас, ни когда-нибудь после, он в этом уверен. Чьи-то руки в жестких резиновых перчатках раскрывают его веко, и перед открытым глазом мелькает чужое лицо, закрытое марлевой повязкой. К лицу поднесли фонарь и тут же отвели. -- Зрачок реагирует на свет! Живой! -- грубый мужской голос резанул по ушам. Нет сил ни притерпеться, ни прекратить. Невозможно заставить их уйти, ка бы он не пытался. Еще один незнакомый голос, тоже мужской, но мягкий и спокойный, произнес: -- Замечательно! Значит, нужно будет проверить действенность инъекции после пробуждения объекта... очень, очень славно. Полагаю, если результат будет положительным, можно будет даже отпраздновать... Гартий, почему вы такой хмурый? Ну же, улыбнитесь! Все тело ломило от боли. Шприц и бутылочка с зеленой жидкостью лежали на инструментальном столе рядом с перепачканной кровью марлей. В нос бил жуткий запах металла, мыла и чего-то химического. Доктора в белых халатах и стоящие поодаль наблюдатели в роскошных фраках переговаривались между собой. Очередной эксперимент удался? Или еще нет? Хотелось заснуть и никогда не просыпаться. В очередной раз накатила слабость, он закрыл глаза и позволил течению унести себя, надеясь, что в этот раз умрет. И проснулся. Покрытый побелкой потолок и мягкая кровать, в которой хочется утонуть. Пение птиц за окном. Слабый аромат цветов. Отдаленные людские голоса, мужчины, женщины и дети... что это за место? Это рай? Санс безразлично всматривался в потолок, прокручивая в голове события последних дней. Он явно находится в помещении, на нем ночная рубашка, явно новая. Возможно, его снова поймали и упекли обратно в лабораторию? Тогда почему он в кровати, а не на кушетке? С каких пор ему полагается одеяло? Бред какой-то. Может, девчонки притащили его к себе..? Тоже бредово, но они могли сделать все что угодно, не особо рассуждая о правильности и логичности своих действий. Если он правильно понял, основным поставщиком идей в их дуэте выступала Чара, однако было совершенно очевидно, что она всегда руководствовалась первым порывом и не умела планировать дальше следующей минуты, то есть поставляла краткие идеи, продиктованные как правило эмоциями. Другое дело -- Фриск. Она, хотя и не показывала особых стратегических способностей, все же была способна сначала обдумать ситуацию, а потом уже предпринимать какие-то меры или совершать необдуманные действия. Фриск выступала в этой компании в роли тормоза или по крайней мере могла остудить свою вспыльчивую подругу, заставив ее прогнать собственные идеи перед мысленным взором еще раз, дабы увидеть все их неточности и угловатости. Она не была из тех, кто продумывает наперед, эта Фриск, она скорее отлично предчувствовала последствия своих и чужих действий, понимала других людей скорее чувством, чем мыслью, и с этим ее чутьем нужно было считаться. На самом деле, казалось удивительным, как эти двое слаженно работали, словно идеально подходящие друг для друга детали более сложного механизма: где не могла сработать одна -- ей тут же подставляла плечо другая, и наоборот. Вероятно, их образы мышления не только идеально подходили друг другу по природе, но и, скорее всего, девочки всю жизнь или ее большую часть провели вместе, успев привыкнуть друг к другу и окончательно сработаться, став в некоторых моментах единым целым. Нужно думать о ситуации в целом: он вел себя крайне глупо последние несколько дней, из-за чего во всю эту историю оказались втянуты две невинные девочки, но заняться самобичеванием можно будет и после (хотя куда уж позже, зашипел недовольный внутренний голос). Пока что стоит попытаться понять, где он сам, как тут оказался и что с девчонками. Мало ли, вдруг они тоже здесь. Это явно была не лаборатория: слишком мягкая кровать, чтобы на нее позволили лечь подопытному, отсутствие сильного химического запаха повсюду, кроме того, женские (но то ещё можно понять) и детские голоса. Кто-то пел песню, кто-то счастливо визжал, многие очень громко разговаривали, видимо, слишком занятые, чтобы подойти друг к другу, и вынужденные перекрикиваться. Сбежать отсюда? Вполне возможно, на окнах нет решеток, иначе бы светлое пятно на полу было бы словно разрезано на части, однако сил на то, чтобы хотя бы сесть не было. Ладно, можно полежать ещё... пару... минут? Если это, конечно, сможет кардинально поменять ситуацию. Сама комната напоминала жилую, то есть она была обставлена подобным образом, хотя и явно не имела хозяина: несмотря на наличие мебели, в ней не было ни книг, ни игрушек, ни каких-то маленьких личных вещей, которыми рано или поздно обрастает любая комната, покрываясь им словно мхом, и походя на лес, полный живых обитателей. Здесь всего этого не было. Пустая жилая комната? Значит, комната для гостей. Но какой хозяин в здравом уме положил бы его сюда? Скорее всего, это друг, хотя нельзя исключать, что это просто часть жестокого эксперимента: они ждут, когда он расслабиться, чтобы потом опять схватить, выкрутить руки, привязать к холодному столу и колоть, резать, ломать... В дверь коротко постучали и, не дождавшись ответа, с легким скрипом открыли.