Бремя страстей человеческих

      Кораллин оттолкнула его.       Оттолкнула практически сразу, со всей силы давя ладонями на чужую грудь.       Она ощущала себя полностью разбитой, словно в мире никогда и не существовало той улыбчивой, слегка неловкой девушки.       Небо снаружи постепенно темнело. Серые облака кучковались в тучи, затягивая собой, кажется, весь мир и вместе с ним забирая всю его яркость.       Двое взрослых людей стояли посреди выцветшей палаты, глядя друг на друга, как на последнюю надежду. Вот только во взгляде одно читалась надежда на воссоединение, а в глазах другой — на скорейшее отступление.       Дазай чувствовал себя провинившимся ребёнком. На губах всё ещё оставался приятный вкус недавнего поцелуя, но он совершенно не понимал, что произошло после. Голова казалась перегруженной, а мозг упрямо выдавал пищащее «нет сигнала».       — Для чего тебе это? — спросила Кораллин.       В её голосе не было ни намёка на прежний задор, а глаза выглядели лишёнными всяких бликов, словно их нарисовал ребёнок, ляпнув один сплошной цвет.       Дазай хотел ответить. Но слова отчего-то застряли в горле тяжким комом, который никак не получалось сглотнуть.       Ему было страшно. А Кораллин стояла напротив, спокойно наблюдая за его глазами, что не осмеливались встретиться с её собственными.       Дазаю на мгновение вспомнился момент их встречи, которая, если ему не изменяет память, произошла где-то за мусорными баками. Тогда напуганна была Корри, а теперь они неожиданно поменялись местами.       — Я имею в виду всё это, — продолжила девушка, переводя взгляд на окно, будто поняла, что по-другому не будет пользы. — Ты так и не объяснил, зачем пришёл в больницу. Что, неужели Елена оказалась более интересной, чем казалась с самого начала? За такую работёнку можно и взяться, правда? Она стоит за таким крупным оборотом товара, что теперь всем вам интересно это дело… А что Кораллин? Кораллин на испытательном сроке, ей нельзя доверить ничего существенного. Искать мужа-алкоголика — это всё, чего я заслуживаю, да?       — Ты знаешь, что это не так.       Дазай находил в её речи совсем немного смысла, потому что та была крайне нелинейной и прерывистой. Он знал, что Кораллин просто хотела сказать обо всём, что накипело за долгое время, поэтому и изрекала то, что первым пришло в голову.       — Это так, Дазай, — безрадостно произнесла Кораллин, сделав несколько шагов назад. — Я знаю, что никто из вас не доверяет мне по-настоящему. Я чувствую себя лишней и сблизилась с тобой, потому что думала, что ты ощущаешь себя точно так же. Но сейчас я понимаю, что всё это просто иллюзия, которую я сама себе внушила. Агентство дорого тебе, а ты, уверена, дорог им. А знаешь, что самое страшное? Мне кажется, что к этим людям я совершенно не прониклась. Я уважаю их силу и способность распутывать самые тяжёлые дела, но больше ничего. Я не готова жертвовать жизнью. Ни ради них, ни ради этого города. Мне просто…всё равно. Моя жизнь никак не изменится, если все они вдруг исчезнут и я вряд-ли буду убиваться до конца своих дней.       Кораллин никогда не говорила так много. И никогда не говорила о таких серьёзных вещах. Однако Дазая не покидало странное ощущение, что теплилось где-то в районе рёбер, поэтому он спросил:       — Что я могу сделать?       В иной ситуации этот вопрос мог бы прозучать безразлично, но в данный момент Осаму совершенно искренне желал узнать, было ли до сих пор что-то, способное помочь Кораллин хотя-бы немного.       — Ты можешь забыть про план и про жучок в своём кармане, — резко ответила девушка. — Я просто хочу кое-что узнать. Ответь мне на один вопрос.       Тёмная сторона милой и достаточно скромной девушки неудержимо рвалась наружу. Она показала свой ум и только что, сама того не понимая, доказала, что является детективом до глубины души. В кармане Дазая и правда покоилось крохотное устройство, вот только он собирался использовать его немного в других целях.       — Хорошо, — покорно согласился Осаму. — Спрашивай.       — Ты… — на мгновение её голос дрогнул, сорвавшись. — Только что ты…использовал меня?       Между бровей сама собой залегла морщинка. Дазай хмурился, силясь понять, в какой момент их разговор так ощутимо свернул не туда. Неужели жучок натолкнул Кораллин на подобные мысли? Он лежал в кармане с самого утра, когда Осаму брёл по больничному коридору, насвистывая себе под нос. Тогда он не знал о том, что с Корри случилось нечто ужасное. Тогда он собирался попросить её сходить к Елене, прикрепив к своей одежде устройство, чтобы записать разговор. Тогда он не собирался целовать её. А сейчас всё в самом деле выглядело так, словно Дазай думал лишь о выгоде, которую принесёт выполненное задание.       Осаму молчал, но Кораллин, похоже, не ждала от него настоящего ответа. Она продолжила говорить.       — Меня долго держали в больнице, — она на мгновение прикрыла глаза. — Мне не разрешали звонить, давали неизвестные лекарства и кормили в разы хуже, чем всех остальных. Здесь было полно людей, но ни один из них не посчитал, что что-то не так. Я была одна. Я была одна даже в дни, когда появилась Аки. И всем было плевать. Плевать, хорошо мне или плохо, больно или приятно. Я почти отвыкла от общения, но потом из неоткуда появился ты. Ты вытащил меня из этой клетки, ты был тем, кто показал мне красочный мир снаружи. И тогда мне стало легче. Я решила, что всему пришёл конец, поверила, что ты пришёл за мной. А теперь оказалось, что пришёл ты за раскрытием дела. И я…       Она не договорила, но «снова осталась одна» и без лишних слов читалось в глазах.       — Ты поняла всё неправильно, — произнёс Дазай, надеясь хоть как-то спасти ситуацию.       — Пусть так, — Кораллин вновь прервала его. — Но после того, как я подумала об этом, я больше не могу делать вид, что всё в порядке.       Щекочущее чувство поднималось в груди, выжигая её изнутри. Монолог Кораллин слышался как конец всего, что есть и всего, что было.       — Я… — её голос снова дрогнул, а уголки рта опустились вниз. — Ничего к тебе не чувствую. Разбирайся со своим планом в одиночку.       Сказав это, Кораллин развернулась, быстрым шагом покидая палату. Дазай так и остался стоять в самом центре, оглушённый её словами.