Красавица и чудовище

Экономка из княжны Карауловой вышла не плохая. Строгая, требовательная, четко знающая что и где не так. Ее педантичности можно было завидовать даже мизофобы, которые сдувают несуществующие пылинки с протертых, уже десятый раз, предметов. Нет! Вопрос так волнующий всех горничных: «Зачем убирать там где прибирались вчера?» или «Зачем прибирать в гостевых комнатах, на этаже, куда гостям не разрешается заходить?». Надо, так! А если не нравиться что-то, двери всегда открыты, выметайтесь к черту! Держать, Евгения, здесь кого-то насильно, точно не собиралась. Но и выгонять нерадивых слуг не спешила, часами отчитывая добрую половину молодых девушек, что вновь разбили тарелку на кухне или же забыли протереть один из дорогих витиеватых подсвечников. Всего лишь хотела показать, что платят им не за их пребывание в этом месте, а за работу, которую они должны делать каждый день. Просыпалась, конечно, не раньше всех, но все равно, для аристократки, это время считалось глубокой ночью, даже в будние дни. В пять с понедельника до субботы, и в семь в воскресенье. Дел на день было немерено. Раздать всем поручения на весь день, следить за исправным их выполнением, знать в котором часу приедут гости… А если это была спонтанный или же срочный приезд, что было чаще всего, встретить. Если нужно ответить самой на все вопросы, если Феликса нет дома. Передать ему письма или до ужаса длинные словесные тирады. Да, сложно. И что же теперь? Никто не говорил, что будет легко быть хозяйкой в доме, где живет одинокий, часто пьяный, князь, которому вся система работающая сейчас во дворце не понятна, да и по правде говоря, он ее никогда не понимал, не отслеживал… Да и когда бы он мог этим заниматься, если дел других навалом? Горы документов, раскиданы по всему дворцу. В кабинете, стол завален макулатурой, пара тяжелых архивных книг в разных шкафах библиотеки, три-четыре папки с договорами каких-то лохматых годов, лежат даже на столе в гостиной. И это только то, что она нашла и притащила к нему в кабинет. Как оказалось он не мог найти их неделю. А ведь существовали еще и горы документов экономки, которые тоже должны были им просматриваться, но она их ему не показывала, боялась что застрелиться. Ведь бумаг с отчетами по типу: куда пошли деньги в этом месяце? , на что? , какие налоги? , почему сумма за продукты в полтора раза меньше, чем была в прошлом? , тоже должны были представляется хозяину дома, на случай если экономка ненадежная или просто на просто просчиталась где-то… Но, девушка жалела князя, скрывая все бумаги в своей комнате, если он попросит, она все ему покажет, но пока к ней не было никаких претензий, кажется он проверил ее всего лишь два раза в начале работы, а теперь… Она сама по себе. Закроются оба, каждый у себя, и сидят разгребая тонны бумаг, у кого что! *** Стук в дверь, по правилам этикета, конечно должен был быть, но узнав некоторые новости, она забыла все правила, так что дверь буквально открыла с ноги: — Феликс! — Она вбежала, точнее ввалилась, тут же натыкаясь на его, на удивление, скептичный взгляд… И два незнакомых, но очень заинтересованных. Немного помолчав и отдышавшись, ей стало неловко, они что-то обсуждали, а она отвлекла их, тем более вдруг кто-нибудь подумает о ней что-то… — Извините… Наверное я попозже зайду. — Голос обрел серьезность, огрубев и став ниже, девушка присела в реверансе и поспешила уйти из его хоро́м. — А что вы хотели? — Крикнул он ей, спокойно выйдя в коридор. — Всего лишь задать пару незначительных вопросов, это не горит… — Кто это? — Стремительно завернув за угол, она остановилась, чтобы выровнять дыхание и услышала вкрадчивый, абсолютно незнакомый голос, вероятно он был обращен к Феликсу. — С каких это пор вы интересуетесь женщинами в моем доме, Дашков? — Недовольно спросил Юсупов, глядя в глаза напротив с вызовом. — Не все женщины в вашем доме могут с ноги открывать дверь в ваш кабинет и называть вас просто по имени… У вас что же, получилось? — Усмехнулся в ответ мужчина. — Дашков! Займитесь работой. Неужели вы настолько любопытны, что вскоре начнете копать и под меня? — Раздраженно перебил Юсупов. — Уходите. — Но Дашков стоял на месте… А девушка боясь услышать что-то не то, возобновила шаг. — Вон! Убирайтесь к черту! Видеть вас не хочу! — …но все равно чуть не оглохла. Он когда голодный, всегда очень злой… Нужно крови налить ему, чтобы успокоился немного, понятно, что еда не решит все его проблемы, но по крайней мере, с голодухи не сдохнет. А с проблемами можно разобраться и если нужна помощь, конечно помочь. У нее может дел и много, но точно не больше чем у него, так что выделить хотя бы час на его документы, она может. И еще надо валерьянки накапать ему, ну, налить в смысле. — Феликс? — Девушка тихо постучала в дверь. Никто не ответил, но шорох листов был отчетливо слышен, так что выдохнув, она неуверенно потянула за ручку. Петли скрипнули, значит здесь смазать надо… Юсупов сидел за столом, и выглядело это так, будто он просто зарылся в бумаге, стопки которой, росли с каждым часом, что ли? Нет, в самом деле, откуда столько? Она ведь помнит, было во много раз меньше! Левая рука подпирала голову, глаза были закрыты, а лицо, казалось, никогда не выглядело более умиротворенно, чем сейчас. Он спал. Просто спал. Князь действительно мог заснуть сидя? Вот так? Да… Ему определенно требовалась хоть какая-то помощь. Но что ей сделать? Будить не хотелось точно. Жалко его, он ведь ничего кроме документов этих уже несколько недель не видит. Света белого не видит! Ни солнышка, ни улицы вообще. Только, когда едет куда-то, одевается, выходит во двор, садиться в карету, доезжает до куда-то, выходит из кареты, заходит в помещение. Все. Это же невыносимо… Девушка медленно развернулась и вышла, прикрыв за собой дверь. Ладно, пусть поспит часок, она разбудит его в пять. А сейчас нужно заняться своими делами. *** Князь проснулся сам, минут через сорок. Проснулся от того что, чуть не ударился головой об стол. Так себе пробуждение, конечно. Чтобы не убить кого-нибудь, надо было выпить. Чего-нибудь горячего, а то еще и холодно в кабинете, в камине давно догорело последнее полено, одни угли остались, тлеют не принося никакого тепла. Юсупов застегнул единственную пуговицу пиджака и засунув ладони в карманы брюк, медленно поплелся по коридору. Дойдя до комнаты Евгении, постоял немного, не решаясь постучать, но все-таки ударил раза три костяшками по твердой доске, сразу открывая. Оказалось, ее нет. Очень жаль. А он хотел позвать ее вместе выпить чай или кофе. Надеясь, что все же встретит девушку внизу, князь быстро спустился по лестнице, направляясь в зал, проходя мимо кухни, дверь в которую обычно всегда закрыта, остановился, услышав звон бьющейся посуды. Должно быть нерадивая служанка снова грохнула несколько тарелок… Ему не было слишком жалко посуду, скорее просто скучно, так что он решил немного себя развлечь и указать ей место, так что Юсупов без долгих раздумий, аккуратно открыл дверь. И совершенно не ожидал увидеть как Евгения Александровна отвешивает хлесткую пощечину девушке, что была ей едва ли не ровесницей. — Простите меня, госпожа! — Вскрикивает посудомойка, она работает здесь, во дворце, всего четыре месяца, и за это время разбила столько посуды, что, возникал вопрос: действительно ли у нее есть руки? — Я все уберу! — …конечно уберешь, Мира. И вечером жду тебя в кладовке. — Холодно ответила экономка, а у служанки уже слезы полились: — Простите меня, госпожа, — Девушка низко наклонила голову, схватив Караулову за руку. — …я буду осторожнее. Я больше ничего не разобью, обещаю вам. Только, пожалейте меня. — И не подумаю. — Вывернулась Евгения, обрушив на бедную, такую ледяную безразличность, что та просто кричать хотела. — Не нравиться, можешь быть свободна после того как уберешься. И хватит рыдать! — Ударила по столешнице девушка. Вдруг заметив в дверном проеме князя, что смотрел с такой заинтересованностью, от которой складывалось впечатление, что она там фокусы показывает, а не за порядком следит. Сам же князь лишь спустя несколько секунд понял, что она на него смотрит, поэтому быстро отвел взгляд и вышел за дверь. — А вы что стоите, Мария Прокофьевна? Работы у вас будто нет. А если мало, добавить могу. — Она уже хотела уйти с кухни, но вдруг вспомнила о князе и попросила, — Светик, свари пожалуйста кофе, две-три чашки. И бокал крови налей. Заранее спасибо. Евгения вышла, сразу замечая, в нескольких метрах от двери, князя, который лукаво улыбался от чего-то, наклонив голову на бок. — Чем удостоена чести, видеть вас на кухне? — Уголки губ потянулись вверх, еще в начале вопроса. — Хотелось выпить кофе… Вместе с вами. Пойдемте в гостиную, Светик вроде мыслит здраво, так что догадается. — Пойдемте. Гостиная для гостей, была слишком пустой, в ней стояло достаточное количество мебели, но так или иначе, там было холодно, неуютно, как-то неудобно, пространство будто тяготило, сдавливало тебя. Поэтому в ней действительно принимались лишь гости. А по соседству, была другая комната. В ней было уютнее и в разы теплее, потому как помещение было раза в два меньше. Там уже пол месяца, по вечерам встречаются Юсупов с Карауловой. Разговаривают. Пьют чай. Играют в шахматы. Как оказалось — князь не такой уж и эксцентричный, как говорят многие. А княжна — не такая уж и святая и добрая, как раньше думал Юсупов, но это ему нравится. Всегда интересно встретить того, кто может выстраивать такие теории, что с первого раза, даже не до конца понимаешь возможно ли то, о чем она говорит. Хотя все равно она была для него очень правильной, да не святой, но очень правильной! И понимающей. Все его внезапные вспышки ярости, девушка старалась унимать в кротчайшие сроки, конечно немного боялась князя… До сих пор. Но думала что и это пройдет, не оставив и легкого тумана. Выслушивала его, поддерживала, иногда даже высказывая свое мнение, которое почти никогда не принималось им во внимание, но это «почти» ей жутко льстило, распаляя внутреннее тщеславие. По сравнению с Юсуповым, Караулова была спокойной, обходительной гибкой, вежливой и аккуратной, возможно даже слегка скучной для кого-то другого. Но не для него. Они как идеально дополняющие друг друга Инь и Янь. Она строгая, а он как есть — дурной. Иногда как скажет чего, так она под землю провалиться хочет со стыда, невыносимо слышать так много пошлости из его уст. Но…иногда, она хочет слышать их. Не каждый день, но периодически. — Вы прекрасны сегодня, княжна… Как и всегда. — Ложка медленно размешивает сахар в чашке, чудом, совершенно не задевая стенок. — Благодарю, князь. Хотели поговорить о чем-то конкретном или же это будет случайная тема? — Я бы с удовольствием поговорил с вами на любую тему, но очень взволнован тем, что же вы хотели мне поведать, вбежав в мой кабинет час назад? Что-то случилось? До того веселая Евгения, стала предельно серьезной во всех отношениях. Брови нахмурились, а губы стали тонкой линией: — Да… Совсем забыла… Вам Щербатов передал письмо, секунду… — Девушка совсем позабыла об этом и том что, письмо положила она собственное декольте, развернувшись всем корпусом Евгения быстро достала запечатанный конверт и быстро отдала его князю, который сейчас был в секунде от неостановимого хохота. — Он сказал, там что-то очень важное… — Я понял. Настолько важное, что увидеть его могут только я и ваша шикарная грудь… Ну вот опять! Пошутил… Шутник, е мое… Юсупов вскрыл конверт, вынув письмо, его развернул, и внимательно пробежался глазами по строчкам. «Архивные документы будут у вас через два дня, Феликс Феликсович. Полагаю, это именно то что вы просили найти, и пара вырванных странниц из книги одна тысяча шестьсот пятьдесят пятого года… О новостях революции, могу сказать, все еще контролируемо. И в вашей власти. По поводу дел Священной Дружины: просили явиться всех без исключения, дела государственной важности. Через неделю, в четверг, пятого ноября, в семнадцать часов.

С уважением князь Щербатов.»

— Чудесно! — Хлопнув в ладоши воскликнул князь, а лицо озарила счастливая улыбка сумасшедшего. — Хорошие новости? — Да. Революция скоро закончиться. И ничего страшного точно не произойдет. Это совершенно не на долго. Еще пара месяцев и все аристократы вновь смогут спокойно ходить по улицам страны… — Умиротворенно огласил князь. Девушка тепло улыбнулась. Она переживала за это все время, и раз Юсупов так решительно об этом говорил, она не собиралась сомневаться в его словах. — Это действительно чудесная новость, князь! Теперь надеюсь мы можем поговорить с вами немного на какие-то… абстрактные темы? — Мм… Хотелось бы, но нет… Есть еще кое-что. Я должен вам сказать… — Слушаю… — Понимаете, я как-то от нечего делать, прочел в одной статье, что когда влюбляешься: мало спишь, плохо питаешься и постоянно в тревожности… — Да, — Она улыбнулась, — А еще по странному стечению обстоятельств, похожие симптомы у алкоголизма. Но это так… Извините, что перебила… Продолжайте. Феликс немного замялся. Он никогда, никогда в жизни не делал никому предложения. Он даже смутно представлял как конкретно нужно это делать и что говорить. Забывая уже про то что, князь, по сути, никогда не задумывался о браке. Как-то был в его жизни момент, хотели его женить родители, но не смогли. Он ведь упрямый. Всегда хотел, чтоб было так как он хотел. А другие мнения не учитывались, может лишь маменькино и то мельком. Когда совсем скучно, может и послушает, что она говорит, а так… Никогда почти. Юсупов не терпел никаких запретов и рамок, а брак — просто на просто целая свора и того и другого! Они злили и раздражали до слез и настоящих истерик, с разбитой посудой, криками, ревом и чуть ли не конвульсиями. Невеста у него была тогда хоть и хорошая, но абсолютно глупая. Да, умела играть на скрипке и фортепьяно, знала несколько иностранных языков, читала всю классику и имела познания в высшей математике, но говорить с ней было вообще не о чем. Какой бы образованной она не была, не интересно было Феликсу с девушкой, не имеющей собственного мнения. Конечно сначала, князю льстило, что она во всем с ним соглашается и буквально может сделать все что он ей скажет, что бы ни было! Но потом это стало так раздражать… Однажды он даже проверил это, попросил ее, в шутку, в самом людном месте Питера, раздеться до гола и стоя на одной ноге кричать как петух. Так она ж решила воплотить это в жизнь, не сказав ни слова дурного, ни посмотрев даже на него с претензией! Он остановил ее, когда она разделась уже почти по пояс. Глупая была — и это неоспоримый факт! Не женился в общем, закатив родителям такую истерику, что по всему дворцу лежали осколки ваз и цветочных горшков, аргументы тогда не помогли… Но и истерика эта, по правде, могла не помочь. Они работали лишь на матушку, в то время как отцу, действовали на нервы, да так сильно, что та истерика из-за свадьбы закончилась для Феликса весьма болезненным наказанием. Отец выпорол его до крови. Но извинений от сына так и не дождался. Матушка остановила все, вбежав в комнату и закрыв любимого ребенка собой. Про нее как раз эта фраза: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось!» Она не переносила слез единственного сыночка, которому разрешала все. А что не разрешала, на то закрывала глаза. Порой даже зажмуривала. Даже сережку в ухо вставила, лишь бы обозначить, что он у нее — один. Любимый. От самой мысли о предложении его потряхивало, так же как и от слов про свадьбы. Он их на дух не переносил, презирал и люто ненавидел с того дня… В тот день он решил поклясться себе, что ему не нужен брак никогда и ни с кем. И на похороны отца он не придет… так сильно его оскорбило то наказание. Теперь же когда он все-таки решился взять на себя такую ответственность, он совершенно не представлял как себя надо вести… Все слова что он выдумал, он забыл. Но что такое? Казалось бы, забыл, так возьми и придумай новые, но нет. Он не помнит ни единого слова, красивая речь сразу же превращается в бредовую фантазию. Да… А ведь из-за того что он так волнуется, он даже ездил к Руневскому, спрашивал и просил помощи, чтобы тот подсказал хоть что-то, Саша ведь уже был в браке, значит и предложение делал как-то. Значит он может сказать Феликсу хоть что-то, хоть десятую часть того, что о любви знает сам…? И граф помог ему. С горем пополам объяснив, что сказать… Так что Руневский, по сути, первый стал осведомлен о том, что Юсупов по уши влюбился. «Вы, князь хоть и долго на свете белом живете, а все равно — до сих пор как мальчишка.» — Женечка… — Он называл ее так, только в самые редкие моменты, когда говорил о чувствах или когда же они с ней были абсолютно одни в его кабинете. — Вы знаете, я люблю вас… И, поэтому… — Сердце стучало с бешеной скоростью, где-то в горле, от чего сложно было дышать. Волнение полностью охватило Юсупова, который в жизни своей никогда так не переживал. — Решил сделать вам предложение. — Вы предлагаете мне… — Руку и сердце… И все остальные органы. — Хихикнул он, шумно выдохнув. На центр стола легло золотое колечко, украшенное двумя маленькими рубинами. Помолвочное. — …вы предлагаете мне это спустя месяц нашего знакомства, вы уверены, князь? — Да. Вы самая чудесная девушка из всех, которых я видел, и с какими был знаком когда-либо. Вы как лучик света, нет! просто как солнечный свет, если не само солнце… Близкая и между тем далекая звезда. Вы чудо… — Полно князь. Конечно, я согласна стать вашей. Наденете? — Протягивая руку и лукаво улыбаясь, спрашивает девушка. Феликс берет со стола кольцо и аккуратно надевает ей на пальчик. Она поднялась со стула, подойдя к мужчине, сидевшему напротив нее: — И если говорить о солнце и свете, то это вы. Ваша улыбка, россыпь забавных веснушек, что значит поцелуй солнышка, рыжие кудри… И самое важное, ваши глаза. Янтарь. Огненного цвета янтарь! — Княжна несмело положила руку ему на голову, с предельной осторожностью и легкой улыбкой, начала перебирать мягкие кудряшки, вновь растрепавшиеся к вечеру. Он распахнул глаза, и поднял голову вверх, взглянул на милую девушку, а она улыбалась ему так тепло, что это выглядело неправдой. Сложно было князю поверить, что его кто-то так сильно любит…ни за что. Просто так. Потому что он есть. Потому что дышит, потому что существует, потому что разговаривает и смеется. Потому что он один единственный для нее, идеально подходящий… Князь целует ее часто. Часто, когда они остаются одни, никогда не рискуя положением друг друга, никогда в тех местах, где хоть одна живая душа может просто мимо пройти. Но сейчас ему все равно, он хочет этого, так хочет, что губы пересохли. Он встает, и впивается в ее губы. Девушка от неожиданности, вначале стоит в растерянности, после смелея, обнимает его, отвечая на поцелуй, а мужчина до сих пор ни разу, кроме того вальса, не делавший подобного, опускает руку ей на поясницу, хотя понимает как, на самом деле, это не правильно! Но она не против. Ей стыдно признаться, с недавних пор, когда Юсупов целует ее… Все внутри горячеет. Низ живота стягивает, но не болью, чем-то приятным, можно сказать это приводит ее мысли в абсолютный хаос. Горячо! Слишком горячо! И стыдно… Но…ей хочется, до слез хочется, чтобы он трогал ее. Везде где он хочет! И там…тоже. Девушка очень хотела присутствие его теплых рук везде. Рук…губ… — Я знаю, что это прозвучит как ужас для тебя, но… — Он разорвал поцелуй, тяжело дыша, прижав любимую к себе. — Не хочешь…? — Хочу… Очень хочу. — Поняв о чем он говорит, запыхавшись отвечает Женя, и не давая сказать хоть что-то еще, возобновляет поцелуй. Она снова горела и плавилась, вскоре просто висела на нем, не в силах стоять. Ноги подкашивались. Феликс был не против, она совершенно ничего не весила для него. Хрупкая, маленькая птичка. На пеночку похожа… Милая, добрая, миниатюрная. Девочка совсем, для него. А так-то, конечно, она взрослая и образованная! Целых девятнадцать лет! Своим мыслям он усмехнулся. Но все-таки он любит ее. Честно говоря, он хочет… Нет! Он желает! желает ее. И это чувство было с самого первого их поцелуя. Но это неприлично. До свадьбы, не может о таком идти и речи! Это пошло. Грязно. Слишком не правильно для девушки, ни разу до этого не целовавшейся! Он понимает это. Поэтому до сегодняшнего вечера, он не показывает ей этого никак, однако, вряд ли желает этого меньше, чем сама княжна. Он собственные руки держит в узде, ведь каждый раз хочет опустить их ниже плеч, ниже талии, и еще, и еще ниже. Но контроль! Как хорошо, что она согласилась. Правда, неудобно как-то, все-таки еще не жена… А вдруг его убьют завтра и останется бедная девушка и без чести и без жениха… Да, ну, какого?! Правильно мать ее говорила, мыслит он прямо-таки по-женски.