Красавица и чудовище

Он сидел в гостиной, второй час выслушивая от матери: как он не прав в том что поддерживает революцию и анархистов, о том как она переживает за него каждый день, как долго молиться. В этот-то момент князь и не выдерживает, закатывает глаза, прицокнув языком. — Матушка, я понимаю ваше волнение, но абсолютно его не поддерживаю. Тем более, Бог вас не слышит. Ни сейчас, ни потом не услышит… Ему на всех наплевать. Особенно на вампиров. Так что, нам с вами, как таковым, неугодным ему, не стоит утруждаться, запоминая длинные словесные тирады, обращая их к нему после. Его в нашей жизни не существует. — Грубо отзывается Феликс, безразлично смотря на мать. С того наказания прошло всего четыре дня, в которые и убили Столыпина, что не могло не радовать! Возможно это были самые радостные новости, после той, что его пеночка наконец-то, тоже научилась радоваться смерти… Кажется, даже лучше него. Но сейчас о другом: матушка приехала к нему несколько часов назад. Хотела повидаться с Женей, но и с ним тоже, его мать в конце концов. Юсупову до сих пор было очень плохо, сутками на пролет болела голова, затихая иногда, но чаще взрываясь жуткой болью. Он побыстрее оделся, оставив на рубашке всего одну не застегнутую пуговицу, хотя обычно либо застегивал все, когда завязывал галстук, либо расстегивал три сверху, из-за того что, периодически, было душно. В этот раз о галстуке он забыл напрочь, а дальше расстегнуть не мог, будет видно бинты. Женя меняет их два раза в день, боится что если оставить на подольше, обязательно случится что-то ужасное. Интересно, что бы это могло быть? — Милый, да разве ты не понимаешь, что может случиться, если кто-нибудь узнает? Тебя казнят! А если не казнь, то ссылка! Подумай, как ты со своей «принцессой» будешь там жить? А ведь она не вампир, да и положении, что с ней будет? Что с ребенком вашим будет? — Чуть не плача, причитала женщина. — Остановись, счастьюшко! Не губи себя! — Перестаньте, матушка! — Феликс резко встает со стула, совершенно забывая о спине и раскалывающейся, от новой мигрени, голове. Одна рука сразу тянется ко лбу, перед глазами все темнеет, к горлу подступает тошнота, становится сложно сохранять равновесие. Так что широкий шаг назад и резко зажмуренные глаза, выдают настоящее его состояние. Княгиня быстро поднимается, хотя помочь. — Милый, ты в порядке?.. — Матушка… Голова болит, а вы тут со своими нравоучениями! Так много говорите… Оставьте меня в покое. Я уже взрослый, мне не нужны ваши советы. Как-то же я выбрал себе жену? , справился без вас в брачную ночь? — Князь оттолкнул женскую руку, которая только что тянулась к его плечу, стараясь не смотреть в глаза собеседницы. Он знал, они уже давно наполнены слезами, кои сейчас польются. Но подумать о том что он неправ, говоря родной матери такие слова, он не успел. Вновь резкая боль бьет в голову, подобно молнии, равновесие теряется окончательно, все вокруг безостановочно кружиться, и Феликс обязательно упал бы, если бы княгиня не усадила его вовремя обратно: — Прости меня, милый… Что из-за меня у тебя мигрень. Я просто волнуюсь. — Она опустилась на колени около стула. Руки все-таки коснулись плеча. А потом и второй пуговицы белой рубашки, аккуратно расстегивая, а за ней третью, где решили остановиться. На мгновение… А потом снова продолжили, но уже лихорадочно быстро. — Что это?.. Сыночек. — Круглыми глазами смотря на бинты, спрашивает женщина. — Волновались бы вы дома, матушка! — Выплевывает он, никак не ожидая хлесткой пощечины, которая прилетает сразу, кажется, он даже не успел договорить. Глаза распахиваются, взирая на мать совершенно растерянно и как-то испуганно. Она никогда не била его. Никак. — Ну, вы, хоть не бейте меня. — По щекам текут слезы, а из разомкнутых, от удивления, губ, вырывается сдавленный всхлип. — Феликс… — Матушка, вы представить не можете, как мне больно. Матушка… — Качает головой князь, борясь со слезами, как же не хочется плакать и сегодня, но ему действительно нестерпимо больно. Тем более… это же мама, она всегда его жалела, почему сейчас нельзя ей этого разрешить? Первый раз в жизни подняла на него руку. Обидно. Хотя бы от этого можно закатить истерику. — Я предупреждала, милый. — Голос становиться отстраненный, она поднимается с колен и хочет направиться к выходу, но Юсупов ее останавливает, хватая за запястье, глядя жалобно и тоскливо, так будто она уходит навсегда. Он не понимает, почему она, вдруг, решила уйти? Она всегда жалела его. Абсолютно всегда! Она его мать, ей положено постоянно жалеть его! А она просто решила уйти? Никогда он не мог представить, что бывают у нее такие же сдвиги в голове, как и у него самого. Эти эмоциональные вспышки, они у князя как раз от матери. Которая сейчас смотрела на него столь холодно и отстраненно, что хотелось выть и орать, биться в истерике, чтобы только она сделала то что и всегда, просто начала успокаивать. — Матушка… Не уходите. Пожалуйста. — Ты хотел, чтобы я ушла. Поеду домой, чтобы волноваться дальше в одиночестве. Отпусти меня. — Женщина дернула руку, вырвав запястье, направляясь дальше к выходу. Но ее снова остановили, в этот раз потянув за юбку. — Матушка, пожалуйста… Не уезжайте. Простите меня за грубость. Неужели, я настолько сильно вас обидел? Я клянусь, я просто не подумал. Простите меня! — Стоя на коленях, просил князь. Слезы не переставая текли по щекам и шее, пальцы крепко сжимали мягкую ткань пышного платья. — Пожалейте меня, мама… Мама. Княгиня сдается, будто вовсе не держала обороны, садится на пол, сразу обнимая сына за плечи, стараясь не прикасаться к спине. Он плачет, так громко, что сердце сжимается от его громких всхлипываний. Его руки трясутся, голос срывается на вой и скулеж, прерываемый кашлем. *** «Доброго дня тебе, Феликс! Написала тебе множество писем, но уверена, они до тебя не дошли, твоя экономка никогда не забудет список людей, от коих тебе не интересны письма, так что я решила минуть этот отборочный пункт и прислала свою горничную с этим небольшим посланием, надеюсь она передала его тебе лично в руки. Или в руки твоей милой новой девочки… Хах! Ну, не хмурься, кто же в Петербурге не слышал о вашей свадьбе?.. Скажи, тебя ее мать заставила на ней жениться, потому что ты лишил ее чести еще до брака? Или тебя заела совесть? Она шантажировала тебя самоубийством… Или же чем-то другим? Документами? Или манипулировала тобой? В любом случае, я уважаю эту девушку, за то что она смогла женить на себе такую сволочь как ты, даже если ты ее и не любишь… Хотя… Нееет! Конечно, нет! Ты любишь ее больше жизни, это ведь так, Феликс, правда? Ты любишь ее, ты делаешь для нее все. Что бы ей ни было нужно, о чем бы она не попросила, — ты выполняешь все без исключения. Это так, Феликс, определенно я права. И я желала бы вам счастья, ей особенно, ведь твой чудовищный характер просто не вынести. Ни один здоровый человек, не смог бы с тобой общаться без закалки, но! , да есть «но». Ты должен был жениться на моей младшей сестре. Ты не знаешь, наверное (а если не знаешь, значит и «милая пеночка» тоже)… Она умерла. Суицид. Банальное вскрытие вен. Из-за тебя. Я точно знаю, ты не плачешь, и тогда бы не плакал. Ведь для тебя девочка, которая была влюблена настолько, что готова была сделать для тебя абсолютно все, — считалась лишь забавной игрушкой. Не более. Хочешь знать, зачем я написала тебе сейчас. Ты хочешь. Давай встретимся, сегодня в два часа ночи у меня дома. Я устраиваю бал, ты обязан прийти. И если ты все еще скептично смотришь на это письмо, Феликс… Я знаю одну волшебную фразу, из-за которой ты сам прибежишь ко мне. Не придешь, — никогда больше не увидишь свою любимую Караулову. Интересно? Жду с нетерпением, милый. «Привет» — жене!» Так… Что там по делам у него? Удержать власть, из-за того что твориться несусветная чертовщина, а то есть: революция, которую, кстати, он решил в начале поддержать, остановить всех анархистов, и каким-то образом всех казнить (ну, или поймать хотя бы, а потом уж решить что там с ними делать)… Защитить пеночку, сделать так, чтобы она не дай Боже, не пострадала, ну, как и мама, потом еще та документации прибавилось, которую разгребать — так в лом… И почему-то глаз дергается… К чему, действительно? Так, а что? Дел-то вообще «мало», вот делать-то нечего, кроме как по балам расхаживать, так еще и без жены. Это куда вообще годиться? Ладно, хорошо, Франциска так хочет… Зараза. Нашла способ отомстить за сестру, — молодец! Ничего не сказать больше. Имеет право. Но все равно… Это бред, в этом нет и крупицы логики, нет смысла. Хотела мстить, так делала бы это сразу или что (?), тогда не знала его слабые стороны? Да, возможно. Она не была тупой, но и особый интеллект ее никогда не тяготил. Хочет встретиться, — пусть. Он придет, и даже расскажет обо всем Карауловой… Но позже. После встречи. *** — Ты звал меня? — Постучав в дверь и сразу ее открывая, спрашивает девушка. — Да, пеночка. Проходи. — С легкой улыбкой ответил Юсупов. Он вышел из-за стола, указывая Жене на кресло. — Спасибо, что заботишься обо мне. — Она слегка смутилась, после взволнованно сказав, — Но тебе ведь все еще сложно ходить и стоять… Может сядешь обратно? Я могу стоять, мне не тяжело пока. Феликс на это только глаза закатил и фыркнув надавил ей на плечи, чтоб она наконец села. Да, ему было сложно ходить и стоять, и даже сидеть, но ничего… Ему будет удобно и на столе. Сметя с него все ненужные документы, которые повалились с грохотом на пол, заставив Караулову поджать губы, князь присел на освободившийся край и уперев руки в импровизированную скамейку, глубоко вздохнул. На лице сияла улыбка. Впервые за неделю, он улыбался вот так. И пеночке совсем не хотелось, чтобы он снова стал холодным и безразличным, но все-таки: — Ты хотел поговорить со мной о чем-то очень важном. — Да. Хотел. — Как она и думала, он поменялся в лице. Теперь взгляд стал серьезным и… взволнованным? — Понимаешь, так как мы с тобой не смогли понять, откуда Столыпин узнал о том что… Об этом. У меня появилось предположение, что про данное ему мог рассказать кто-то, кого я как раз контролирую. Ну, так было раньше. Если это так… даже скорее всего., то я хочу, чтобы ты знала кое-что важное. В моем кабинете, вон там, — Он махнул на дверь, которую было практически не видно за слоем, а может и слоями, каких-то бумаг и различных карт. — есть потайная дверь, за ней лестница, которая ведет в одну из комнат подвала, а оттуда лестница наверх к запасному выходу из дворца. — Феликс, не пугай меня… — Я не пугаю. Я просто рассказал тебе. Просто, чтобы если что-то случится, ты была в безопасности. Поняла? — Девушка похлопала ресницами, до сих пор не совсем осознавая зачем ей это. Князь вздохнул, смягчая тон. — Пойми, если об этом рассказали они, то это значит, что они хотели моей смерти, а может и твоей. Если у них не получилось убить меня так, значит получится по-другому. По крайней мере они обязательно попробуют еще раз. Я не хочу, чтобы ты пострадала… Вы. — Его рука легко провела по ее волосам, а взгляд стал совсем теплым, упав на живот любимой жены. — Поэтому… Ты должна знать. — Но они не убьют тебя. Что может произойти хуже того, что уже случилось? — Поверь, после этого вопроса, обычно, все и случается. Я люблю тебя. Ты ведь у меня единственная. Единственная и неповторимая девочка. Такая милая и добрая. Юсупов готов был защищать ее от кого бы то ни было и всегда старался оберегать ото всех, даже от того что не могло бы причинить никакого вреда. Но фантазией он обладал прекрасной, а потому разных ужасов мог придумать столько, что на сотню книг хватит. Сейчас, когда с их знакомства прошло около пяти месяцев, он с уверенностью может сказать, что любит. Только ее. И это его чувство по праву носит свое название. Его страх перед ней испарился. Он может говорить с ней обо всем, о чем пожелает. Он знает ее: все привычки, странности, причуды, настроения и как они выглядят на ее личике. Когда-то влюбленность, стала нежной, трепетной и глубокой любовью. И что самое главное взаимной. И это чудо! Ему нравится в ней все, до мелочей. Ему нравится как она читает книги, улыбаясь и шевеля губами иногда. Ему нравится как ее взгляд скользит по ночному небу, выискивая любимые созвездия, а после, пальцами по его щекам, неизменно вычерчивая дракона и гидру. Ему нравится, когда пеночка смотрит на него из-под опущенных ресниц, и как от смущения краснеет. Ему нравится, как она жмурится, поджимая губы, когда он неприлично ведет себя. Ему нравится, что она такая же живая, как и он. Ему нравится ее жесткие кудри. Ему нравится, то что она мерзнет, и ее нужно постоянно закутывать в одеяла. Нравится, что даже перестирав всю свою одежду, из нее не выстирать запах духов княгини, и то что он хочет говорить с ней всегда. Теперь всегда.