***
- Это ещё что за фокусы? - послышался чей-то хриплый голос из темноты ночи. Лера испугалась и спряталась за спиной Роберта Владимировича. Тот в свою очередь ещё не успел прийти в себя. Нашарил в кармане своей куртки телефон и быстро достал его. Неспешно повернулся к своей ученице, однако та, завидев его в свете экрана, не на шутку перепугалась и рванула было назад, однако сильная рука историка, вцепившаяся в неё, словно в спасательный круг, придержала девушку. Некоторое время они так и стояли, не в силах пошевелиться, но когда со второго этажа раздалось громыхание посуды, Роберт Владимирович вынужден был переключить свое внимание на окна, в которых то и дело мелькали чьи-то бледные лица. - Блять, Зина, всё хуйня. Света нет, етить колотить. Неси свечу скорей, - кричал какой-то полупьяный мужик. - Ты чё окно открыла? Дура, чтоль? Зима на улице, едрёна мать. В унисон слились голоса соседей. Лера чуток подуспокоилась. Роберт Владимирович, протяжно вздохнув, направился в сторону подъездной двери. - Вы куда? - вздрогнула Лера. - Домой. У меня, в отличие от вас, дел по горло, - иронично высказался об её нынешнем положении Роберт Владимирович. - С вами можно? - с досадой поинтересовалась Лера. Оставаться здесь под покровом ночи было бы не совсем разумно с её стороны, а коль представился шанс свалить отсюда, почему бы им не воспользоваться? Общество историка хоть и вызывало у неё некоторое волнение, однако иного выбора у неё более не было. - Вы ожидаете, что я впущу вас в свой дом? Закатайте губу, Ульянова. То, что вы когда-то приютили меня у себя на ночь ещё не позволяет вам помыкать мной, - продолжал он шутя. Сложившаяся ситуация разбудила в нем что-то по-детски ребяческое. Надо сказать, что ему сделалось довольно комфортно в обществе своей ученицы. То ли из-за его доминирующего над ней положения, то ли из-за того, что их окружала темень, в чьих промежутках они не могли видеть полноценные очертания лиц друг друга. - Вы так шутите, Роберт Владимирович? - непонимающе глядела на него Лера. - Это не смешно, - скривила она лицо. Из уст историка вырвался тихий смешок, который он почти сразу же подавил. Не стоило ему так говорить со своей ученицей. Прежде всего на первом месте для него стояло здравомыслие, а только потом уже непосредственность. Впервые он видел Леру такой озадаченной. Эта её растерянность навела Роберта Владимировича на нехорошие мысли. Невольно он начал вспоминать тот досадный разговор, состоявшийся между ним и Романом Глебовичем. Улыбка пропала с его лица, и он, перестав валять дурака, согласился проводить Леру до её квартиры. В подъезде темень была намного гуще нежели на улице. Лифт не работал. Света фонарика едва хватало, чтобы разглядеть во мраке бетонного массива ступеньки. Роберт Владимирович шёл впереди, а Лера - позади него. При малейшем шорохе, раздающемся в подъезде, девушка сразу же кидалась вперёд, бьясь об спину историка. Подобные действия с её стороны вновь навели его на нехорошие мысли. Слышимость здесь была отличной. От того и шуму понаприбавлялось по мере их приближения к лериной квартире. - Чего тебе дома не сиделось? - начал было Роберт Владимирович, дабы разрядить обстановку. - Я ведь тебе столько домашки назадавал. Неужели всё сделала? - с иронией поинтересовался он. - Нет, не всё, - зажмурилась Лера то ли от стыда, то ли от страха, - честно говоря, я ещё даже не начинала. - Не удивлён. С таким пренебрежением к учёбе ты ничего не сможешь добиться. Когда планируешь за голову браться? - Вас это действительно сейчас так интересует? - не скрывала свое недовольство Лера. Она искренне не понимала, чего хочет добиться от неё Роберт Владимирович. Историк остановился. Девушка врезалась в его спину. Почувствовав на себе презрительный взгляд сзади, Роберт Владимирович обернулся. На него в свете фонаря смотрела разгневанная Лера. - Да, интересует. Я твой наставник. Мне нужны результаты. В противном случае нам с тобой придётся расстаться. Лера не знала как реагировать на его слова. Неужели они вновь наступили на одни и те же грабли? Он издевался над ней. Почувствовав смятение с её стороны, он не упустил шанса воспользоваться этим столь деликатным моментом. По крайней мере, она думала именно так. Горечь обожгла её и без того пересохшее горло. Показать ему свою слабость было бы фатальной ошибкой с её стороны. Однако как же горько было ей от осознания того, что они ни на шаг не продвинулись в своих, мягко говоря, "отношениях". А может быть это она во всем виновата? Ведь можно же было усерднее готовиться к его урокам? Но на что же надеялся он? Что она за пару месяцев занятий сможет показать свои знания на практике? За пару месяцев молчания? Не передать было словами, как злилась она на него в тот момент. - Вы сами то понимаете, что говорите? Чего вы вообще ожидаете от наших занятий? Может вы не заметили, но в последнее время мы с вами никоим образом не взаимодействуем. Если вы не хотите заниматься со мной, то так и скажите. Зачем ходить вокруг да около? В конце концов, вы уже взрослый человек. Я понимаю, может быть, между нами возникло какое-то недопонимание... Но это никак не оправдывает происходящее. Нужно что-то делать. - Меня тоже не устраивает то, что сейчас происходит... Думаю, сейчас самое время во всём разобраться, - вздохнул он, приглаживая свои взлохмаченные волосы. - Сейчас? Прямо здесь? - смутилась Лера. - Да, здесь. Этому нужно положить конец. - То есть вы специально сейчас подвели меня к этому разговору, намекнув на то, что я полная дура? Чтобы я начала возмущаться и заговорила о наших с вами... - Да, - перебил он её, - всё так и есть. Глаза его забегали по её лицу, стремясь уловить каждую эмоцию, которая на нём отразиться. Однако лерино личико не выражало ничего такого, что могло бы его заинтересовать. Тогда, убедившись в том, что она готова к разговору, он начал: - Как ты уже успела заметить, большую часть времени мы проводим вместе. Пусть и без каких-либо взаимодействий друг с другом... Однако, это не отменяет того факта, что между нами могла проскочить какая-то... искра. Мне трудно об этом говорить. Я... должен быть уверен в том, что... произошедшее в тот день не вызвало у вас ничего того, что, возможно, могло бы вызвать... Лера, пожалуйста, не заставляй меня этого говорить, - молил он её. Ему было очень трудно говорить с ней об этом. Руки его дрожали, лоб принакрылся испариной, глаза не выражали ничего, кроме глубокой растерянности. Роберт Владимирович впервые предстал перед ней таким уязвимым. Буквально пару минут назад он с лёгкостью доминировал над ней, наигранно измывался, а сейчас... Сейчас его речь была расплывчатой, голос дрожал, что уж говорить о его нынешнем положении. Он был смущен, как никогда. - Признаться честно, я... Я бы хотел, чтобы мы перестали мучить друг друга. Ведь ничего страшного тогда не произошло. Вся эта ситуация... Думаю, не будь мы соседями, всё было намного проще. - Нет, все было бы в разы сложнее. Мы с самого начала с вами неполадили. В этом наша общая вина. - Виноват, мне не стоило так пренебрежительно относится к тебе. Понимаешь, я... Мне трудно доверять людям. Работа с детьми... Она оказалась не такой, какой я её себе представлял... Я не ною, нет, ни в коем случае. Профессия вынуждает меня быть жёстким человеком. Я ничего не могу с этим поделать. Мне приходится быть черствым, чтобы дети меня сторонились, чтобы никто из них не привык ко мне, как зачастую привыкают они к своим друзьям. - Вас кто-то очень сильно обидел? - начала было Лера, однако тут же замолчала, осознав то, что может наговорить лишнего. - Я тоже вела себя недостойно по отношению к вам. Просто... Мне так хотелось свободы, некой отрешенности... Вы привлекли меня как личность, не более. Я сама была в шоке, когда осознала, что питаю к вам глубокий интерес, - смущённо молвила Лера. - Это очень странно. Но я хочу уверить вас, что вы... просто полный кретин, - подняла она свой тяжёлый взгляд на историка. Губы её пронзила улыбка, а уже через пару секунд из уст её вырвался тихий, но довольно продолжительный смешок. Объяснить такие перемены в её настроении не представлялось возможным. - Я кретин? А ты? Думаешь, с тобой так легко? Бешеная, ей Богу, - дразнил её Роберт Владимирович. - Ещё целых полтора года мне с тобой возиться. Ты бы хоть домашку делала что ли... Всё тебе не так. Принцесса эдакая нашлась. - Так я же делаю, - возмущалась Лера, - всё, что вы говорите. - И это ты называешь домашкой? Нет, дорогая, мне твоя размалеванная стихами тетрадь и даром не нужна. - Мне... Просто нечего было делать, то есть... Я... Короче, такого больше не повторится. - Буду надеяться на твоё благоразумие. А что касается... - Искры? - Какой искры? Нет никакой искры. Такое бывает, когда две особи противоположного пола слишком часто находятся рядом друг с другом и при этом никак не взаимодействуют. Однако теперь же всё будет по-другому. Между нами ведь нет больше никакой недосказанности или чего-то в этом роде? - Полагаю, она будет всегда. Мы ведь не друзья, чтобы между нами не было какой-нибудь там недосказанности. Вы - мой учитель, я - ваша ученица. Это вполне нормально. Так и должно быть. - Я рад, что ты это понимаешь. Далеко не все в твоём возрасте, способны здраво рассуждать о человеке и о его социальном положении в обществе. - И далеко не все учителя способны говорить об этом со своим учеником. Да ещё и в темноте, где из угла в любой момент может выскочить какой-нибудь алкаш. - Кстати об этом. Я ведь обещал довести тебя до квартиры. Пойдём скорее. Тебе ведь ещё домашку к завтрашнему дню нужно сделать. - Роберт Владимирович, может пощадите? - Напомни ка мне, кем мы друг другу являемся? С каких это пор я должен идти на уступки? - Ну Роберт Владимирович... - Не желаю ничего слышать. Чтобы к завтрашнему дню вся домашняя работа была выполнена. Не хочешь же ты закончить полугодие с тройкой по профильному предмету? Благополучно добравшись до лериной квартиры, они распрощались. Делать было нечего. Электричества всё так же не было. Оставалось только сидеть и ждать заветного чуда. Темнота убаюкивала. За окном разыгралась метель. От дуновений ветра трещал старый стеклопакет. В дали, за горизонтом, в свете фонарей начинали прорисовываться очертания бетонных массивов. Настолько сер был город, настолько поникла краса его. А ведь когда-то всё здесь было по-другому. Неугомонная ребятня мельтешила по дворам, старушки выходили свежим воздухом дышать да с внучатами играть, мужички местные дебоши устраивали на стадионе да юнцов своими криками разгоняли. Жизнью город дышал. Кипел, игрался. Сейчас же он мертвел. Мертвел так, как мертвела когда-то Воркута. Да ни один здравый человек не подался бы в эту дыру. Что здесь могла найти молодежь? На что могли рассчитывать бедные пенсионеры? Производство упало. Один единственный химзавод время от времени спасал его бедственное положение. Дороги никто не ремонтировал, от чего попасть сюда с каждым годом становилось всё труднее и труднее. Люди, жившие в городе, до самой старости не могли отыскать здесь смысла своего существования. Как должное принимали они будничную обыденность, тонули в собственных порочных кругах, не в силах разобраться с насущными проблемами. Суть их была настолько расплывчатой, что порой и вовсе обезличивала того, частью которой она являлась.***
- Господа коллеги, - пропела Ирина Михайловна, - от всей души хочу поздравить вас всех с наступающим Новым годом. Проведите эти выходные с пользой. Порадуйте своих родных и близких. Не думайте о работе. Все мы заслужили небольшой отдых. Заранее хочу вас предупредить о том, что со следующего полугодия наша школа будет принимать активное участие в проведении городских пробников. Очень надеюсь, что зимние каникулы вы проведёте с пользой, и уже со следующего месяца мы с вами сможем с новыми силами взяться за работу. Напоминаю, что во время каникул столовая работать не будет. Дополнительные занятия для учеников выпускных классов стартуют пятого января. Классные руководители, прошу вас ответственно отнестись к заполнению документаций. Каждый ученик должен расписаться в журнале "Техники безопасности". Так же от родителей потребуется заполнить соответствующее заявление. Если будут какие-то вопросы, то прошу незамедлительно обращаться ко мне. Ирина Михайловна одарила коллег своей ласковой улыбкой. Константин Николаевич, не скрывая своей искренней радости, присвистнул и со всего своего размаха привёл в чувства уже порядком подуставшего Олега Ивановича, оповестив его о завершении педсовета. Авдотья Игнатьевна во весь свой голос принялась распевать праздничные баллады. Анастасия Владимировна быстро смекнула к чему дело идёт и отправилась за чашками ещё до того, как Татьяна Ивановна достала из сумки добротных размеров пирог. В коридоре её нагнал Алексей Викторович. Регина Алексеевна поставила чайник, а Эммануил Васильевич открыл коробку шоколадных конфет. Сёстры Черкасовы взяли на себя смелость пронести в учительскую огромную музыкальную колонку. Арина Семёновна помчалась вслед за Анастасией Владимировной, чтобы помочь им с Алексеем Викторовичем принести посуду. Роман Глебович скучающе наблюдал за суетящимися коллегами и время от времени поглядывал на часы. Эдуард Валерьевич сегодня был особенно тих. По окончанию педсовета он сразу же ушёл. Александр Николаевич примостился рядом с Робертом Владимировичем и пытался разузнать у него, что же такого случилось с Эдом, что он не с того не с сего даже в лаборантской перестал закрываться. Прямого ответа на этот вопрос Роб дать не осмелился. Лишь перекинулся с ним парочкой фраз по поводу его по-детски дебильного поведения. Вскоре подоспели Анастасия Владимировна с Алексеем Викторовичем, а за ними и Арина Семёновна с огромным подносом всякой всячины. Когда чай уже был разлит по кружкам, а пирог разрезан на множество маленьких кусочков, учителя позволили себе немножко расслабиться. Они свободно разгуливали по коридору, чтобы размять слегка отёкшие ножки. Роберт Владимирович и Александр Николаевич не стали тому исключением. - Какие планы на выходные? - невзначай поинтересовался англичанин. - Да ничего особенного. К родителям съезжу, а там как дело пойдёт, - махнул рукой историк, пытаясь привлекать как можно меньше внимания к своей персоне. Говорить о родителях ему не хотелось, вдаваться в подробности - тоже, поэтому он быстро переключил своё внимание на Саню. - У тебя? - У меня репетиторство. На эту неделю взял больше рабочих дней. Хочу под конец года чуток бабок поднакопить, чтобы потом после праздников на гречке да на воде из под крана не сидеть. А то взяли привычку - зарплату задерживать. Жить то надо на что-то, - возмущался Александр Николаевич, размахивая руками. У англичанина тоже были свои причуды. Особенно хорошо об этом было известно тем, с кем он проводил большую часть своего времени. Знакомство с ним всегда происходило постепенно. Он никогда не стремился вываливать налюди свою наружность. Неудивительно было узнать о нём что-то новое даже тем, кто знал его всю свою жизнь. День клонился к закату. Город тонул в свету фонарей, что склонялись над темнотой ночи. Пушистый белый снег ложился на землю, словно пытался уберечь её нежные покровы своей мягкой наружностью. Слои льда принакрыли тротуары, от чего ходить по ним стало практически невозможно. Сплошной полосою выстраивались на дорогах машины. Пробки теперь стали обыденностью. Завершение установки большой городской ёлки на главной площади ознаменовало конец декабря. Близился Новый Год.