мрāзь и твāрь/самый страшный кошмар

Кайя закрывает глаза, выпускает из внезапно вспотевших рук ложку, та со звоном падает на столешницу, а понимание, что в собственном доме она больше не будет чувствовать себя комфортно и безопасно накрывает волной ужаса. Ощущение, чьего-то присутствия сзади по-прежнему пугает, а варианты отступления сводятся к простому: бежать и укрываться одеялом, как в детстве когда бежишь от монстра, которого придумал сам когда шёл ночью на кухню попить воды в полной темноте. Главное — просто начать, что Кайя и делает, вскакивая со стула, едва не роняя его на пол. Раз-два-десять: ступеньки лестницы мелькают под ногами, направо по коридору и вот её спасительная дверь, которую Кайя захлопнула за собой так сильно, что задребезжали стекла на окнах. Шаги. Не слишком тяжелые, какие-то резкие, сначала по лестнице, Кайя считает: раз-два-десять, также стучит её сердце, так быстро и громко, что кажется, его слышит весь квартал. Неожиданно шаги стихают, так же неожиданно как и раздались, Кайя немного успокаивается и открывает глаза. Перед ней нет никого, кто бы мог напугать её. Кайя думает, что если так продолжится и дальше, она сойдёт с ума быстрее чем закончит школу, или даже быстрее чем вернётся Хайд. При воспоминании о Хайде, Кайе становится легче, настолько легче, что она думает, что позвонит ему позже когда разберётся с этим дерьмом. Чтобы окончательно успокоиться она выходит из комнаты и зайдя в ванную, умывается ледяной водой, на секунду ей показалось, что в коридоре раздался ещё один шаг. Кайе нехорошо, но не сделать сегодняшнюю домашнюю работу, это значит, что на завтрашней контрольной она получит пару, а потом ещё пару неприятных слов в свой адрес получит её мать от учительницы, к огромному её недовольству. Садясь за письменный стол Кайя с миной обречённости открывает биологию и еда увидев рисунок пищеварительной системы ей становится плохо, а мысленное «я забуду это когда лягу спать» закрепилось в мозгу. Когда уже она закончила как считалочку запоминать моторно-механическую функцию, из кухни раздалось: — Кайя, солнышко, обед готов готов! Уже собравшись крикнуть матери, что она закончит и спуститься, когда Кайя резко поняла, что она дома совсем одна. Нервно сжав карандаш, словно это он виноват во всех смертных грехах, Кайя сглотнула, карандаш хрустнул в пальцах. Не успев толком осознать ситуацию она услышала из комнаты младшей сестры, Молли: — Сестрёнка, сыграй со мной в «дурака»! Это точно была не реальность, ибо Молли ненавидела играть в карты. Это была самая настоящая издёвка. Над Кайей издевался её собственный разум. В гостиной характерно скрипнул диван под чьим-то весом, и голос отчима позвал её: — Дочка, началась твоя передача! И это снова была издёвка. Отчим никогда не называл её дочерью, обращался к ней исключительно по имени. Но когда казалось, что куда уж хуже, началось то, что Кайя не сразу смогла распознать. Это был какой-то почти потусторонний шум, словно пыль, до этого бесшумно падавшая на пол стала тяжелее и падала как град, громко и отчаянно. Казалось, в доме каждый предмет обрёл способность дышать, настолько сильно Кайя слышала чьё-то тяжёлое надрывистое дыхание. И в самый пик, когда голова Кайи казалось, вот-вот взорвётся как арбуз, падающий на асфальт от удушающих мыслей о худшем, всё стихло так резко, как и началось. Кайя сидела не шелохнувшись, стараясь даже не дышать, лёгкие горели от нехватки кислорода. Тишина. Казалось, что всё, буря прошла. И под тихое поскрипывание дверью родительской спальни, у которой был характерный звук, напоминающий треск, Кайю позвал мерзкий, знакомый, юношеский чистый голос: — Иди сюда. Мы сыграем в папочку и мамочку. *