мрāзь и твāрь/самый страшный кошмар

Кайе казалось, что её сердце оборвалось и упало куда-то вниз, её трясло в лихорадке, руки вспотели. Она резко встала и почти бегом кинулась к комнате родителей, но издевательство действительно продолжалось, и в комнате никого не было. «Я просто схожу с ума, я реально схожу с ума», — вот что билось в её сознании набатом как церковные колокола. В стороне где находилась комната Кайи послышался звук скрипа её кровати, словно кто-то лёг на неё. Кайя бросилась в свою комнату, где тоже никого не оказалось, скрипы половиц усилились, непонятный шум по всему дому снова включился как резко щёлкнули кнопкой пульта и прерванная передача возобновилась. Кайя боялась двигаться и даже дышать, пытаясь расслышать любые передвижения по дому. В какой-то комнате, то ли в ванной, то ли в комнате Молли, те находились рядом, что-то мягкое упало на пол. Большой плюшевый мишка, лежащий на кровати Молли у стены. Он был в комнате её младшей сестрёнки. Кайю обуяла злость, это мерзкое существо выглядевшее как симпатичный молодой парень, ходило по её дому, казалось, с него капала грязная болотная стухшая слизь, марающая весь дом, окутывая Кайю в плотный кокон, сдавливая в своих «объятиях» как питон. Он был рядом. Он пропал, наверное даже умер как те сотни детей, пропавших без вести, но Кайя понимала каким-то третьим чувством, что он не исчезнет из её жизни никогда. Тихий шёпот, больше похожий на шум ветра за окном переходит в более громкий, при том непонятные слова, Кайя не хочет выпускать из виду пространство которое видит, но медленно моргает когда глаза уже начинают болеть. Ей казалось, что если снова откроет глаза перед ней предстанет самое мерзкое, что она могла бы только представить. И тут Кайя всё же понимает, что шепчут вокруг тихие голоса, подобные шуршанию листьев по асфальту. Иди ко мне. — доносится из комнаты отчима и матери, находящейся у неё за спиной. Она не хочет повиноваться этим словам, поэтому подходит к лестнице, уходя от двери в спальню, но неповиновение наказуемо, голоса становятся громче и чётче. Иди. Ко. Мне. — уже не зовут, а приказывают. И Кайя решает идти, набравшись смелости она почти вбегает в спальню, задыхаясь в ужасных мыслях о том, что она может там увидеть. Открытое настежь окно рядом с письменным столом отчима не даёт надежды на отмазку «тут никого не было, мне всё показалось». Плед накрытый на кровать смят, на нём точно лежали, совсем чуть-чуть, но отодвинута напольная большая лампа на ножке. В воздухе парит чужой запах, он нагло вмешивается в остальные привычные запахи дома: одеколон отчима, которым покрыта его подушка, в цветы в комнате Молли. — Если так всё продолжиться, я сойду с ума, — вслух говорит Кайя и подходит к окну чтобы закрыть его. И почти сразу же порыв ветра доносит красный шарик на белой ниточке. И почему-то этот шарик пугает Кайю до усрачки и седых волос, она чувствует, если сейчас этот шарик залетит в её дом, случиться что-то очень плохое. Рама окна громко хлопает, с такой силой Кайя закрывает окно, стараясь не смотреть на него. Голоса смолкают, но неожиданно раздаётся звук открытой двери, под скрипит под шагами и голос матери зовёт: — Кайя, солнышко, ты дома? Как утопающий бросается к спасательному кругу, так же Кайя кидается вниз к матери. — О, ты так рада меня видеть? — улыбка матери успокаивает, но не до конца. Кайя чувствует лёгкое дуновение ветерка, поднимает голову и видит, что мать не закрыла входную дверь. Она проходит чтобы закрыть её, поднимает глаза. И сердце, если бы могло говорить, сказало бы «я всё». Явственно, чётко, в малейших деталях вплоть до ресниц обрамляющих серо-зелёные глаза, Кайя видит его. Её ставший самым страшным кошмаром. Патрика Хокстеттера. — Кайя?! Дочка, что с тобой? Голова больно ударяется о порог.