***
Словно не желая выбиваться из вайба Поповского настроения, погода несколько следующих дней выдается мерзопакостная. Только выпавший снег сразу тает. Под ногами на каждый шаг раздается издевательское чавканье, между швами дешевых кроссовок проникает влага. Без конца трындящий Демин под боком раздражает не меньше. — Я вчера пересматривал постановку “Мастера и Маргариты” Алдонина. До сих пор не могу понять, считаю ли я ее гениальной или полным бредом. Вот допустим… — Никит. — А. — Помолчи. Демин супится, пыхтит всю оставшуюся дорогу, но больше ни о чем не рассказывает. В итоге, ко всем прочим пилящим его чувствам добавляется канючащая совесть. Глянь, на него — такой радостный был с утра, так хотел поделиться, а ты — говна кусок — варишься в своей рефлексии и другим жить не даешь. Ведь ты ему так же нравишься, как тебе Шастун, и каждое твое слово, как прижигать ободранную кожу раскаленным железом. Что же ты за говнюк?! Попов, издерганный этим внутренним нытьем, садится в раздевалке рядом с Никитой, тихонько толкнув в плечо: — Расскажи, че там с Мастером и Маргаритой. Очень интересно. Никита, конечно, пытается допытаться, но Арсений упорно отмахивается, скидывая свое настроение на недостаток сна. На заправке происходит то же самое. — Попов, ну расскажи, — клянчат Эля с Сашей, гуськом следуя за ним и в магазине, и на поле. — Что у тебя с импровизатором? В конце концов оба делают для себя выводы, в правдивости которых оказываются поразительно уверенными. Касаткин решает, что Попов попробовал и остался разочарован, как он сам называет его, жопным сексом. А Шаповалова думает, что Антон отказал ему по причине своей непоколебимой гетеросексуальности. — Так и знала, что длинный натурал. По нему другое и не скажешь, — со вздохом цокает кассирша. — Так и знал, что невозможно получить удовольствие, засунув себе что-то в очко, — смиренно произносит заправщик. — Не зря же оно — выход. Было б входом, люди бы срали через рот. Арсений оставляет коллег с их гипотезами, не пытаясь никого переубедить. В итоге тайна эта — непроветриваемая на следующий день начинает в нем разлагаться и неприятно попахивать. Телефон с ненавистными видосами в нем как-то особо сильно оттягивает карман. По несколько раз на дню он открывает эту переписку с жухлой надеждой, что их там нет. Что это было дурным сном. Но они там. Он, застрявший во временной петле, бесконечно падающий с кровати, задирающий футболку и показывающий в экран фак. Это его персональный ад. О, да. Ад Арсения это там, где он постоянно позорится и не может этого остановить. Это он сам, такой какой есть. Получается, ему из этого ада не выбраться. Ведь, куда он от самого себя скроется. Сон о жуке уже видится освобождением. Он долго об этом думает, пытаясь соотнести образ насекомого с некоей глубоко в нем сидящей психологической травмой, вызванной слишком строгим отцом. Даже приходит к осознанию, что до безумия боится, если отец узнает, что он гей. Даже надеяться не стоит на такую же, как у Люды, спокойную реакцию. Отец часто говорил об эфемерном образе “настоящего мужика”, и вряд ли в его понимании этот образ включает в себя кончающего на вымазанных в сперме парней сыночка, когда он дорывается до заветной папки “гейский гэнгбэнг”. Эта длинная инквизиторская цепочка мыслей протаскивает его саднящее тело по острой брусчатке и кидает прямо в лапы нового трека. В голове двадцать четыре на семь крутится “Ветер меняет направление” группы “Моя Мишель”, то и дело выскакивая из него слабеньким, полным воздуха и отсутствующими нотами припевом: — Ветер меняет направление, Боюсь что потерял тебя, За краем света, За краем света. Он бурчит ее под нос в актерке, вызывая шушуканье за спиной и осуждающий взгляд Никиты. В автобусе, заставляя людей жаться от него подальше. Когда заливает кипятком доширак. Выходит на пробежку и делает дома приседы и отжимания. Поет ее на заправке, пока клиент, незаметно подошедший к нему со спины, не замирает с протянутыми в руке чаевыми и не глядит на него с грустным пониманием. Мужик достает из кошелька ещё сотку. — Могу утешить. Дашь телефончик? Арсений уныло рассматривает седину в волосах и обручальное кольцо на пальце, а заглянув в салон, замечает детское кресло, и молча уходит заправлять другую машину. Погода лучше не становится. Снег тает ещё на подлете к земле и превращается в жижу, шмякающую о куртку с глухим звуком. Сложно разглядеть что-то кроме расфокусированного света фар, будто заплывших слезами. Они заезжают на заправку, разрывая стену мороси. Звуки шин, открывающихся дверь, голоса, называющие цены и тип топлива — все звучит гулко и издалека. Арсений даже успевает закемарить наяву, вымотанный самокопанием, и уйдя в какой-то медитативное состояние. Он только залил полный бак Киа Рио когда, повесив пистолет, поворачивает голову, замечая поверх низкой машины, ещё одну, заворачивающую к дорожке. Полог мороси он не рвет, тот сам расступается, испугавшись огромного джипа. И Арсений, как и этот недоснег чувствует, что теряет форму. Ноги подгибаются в коленках, а руки немеют, безжизненно стекая с пистолета. Яркий выброс адреналина возвращает в мышцы силы, и он срывается с места, не обращая внимания на мужика, протягивающего ему мелочь, проносится мимо, внутри магазина скользит на повороте между полок, хватаясь за торец, и врывается на кухню, где, находясь в блаженном неведении, Саша пытается запихнуть двойной френч-дог в рот. — Касаткин, выйди на поле! — Я куфаю, ты не вишишь, что ли?! Арс падает на колени с такой самоотверженностью, что слышит их глухой стук, а Саша от неожиданности роняет френч дог в стакан с кофе. — Умоляю тебя, там Шастун, — он складывает молитвенно руки. Саня со вздохом ставит кофе с торчащей из него сосиской у раковины. — Ладно, господи… что же у тебя там с ним произошло? Он уходит, а Арс достает из стакана надгрызенный френч дог и сует в рот, пытаясь заесть стресс. Вкус кофе, пропитавший булку он даже не ощущает, как и боль в разбитых коленках — адреналин выставил за порог все остальные чувства. Проходит буквально минута, когда в двери появляется Саша вместе с каким-то виноватым выражением на лице. — Че? — Че-че. Шастун тебя видел, попросил позвать. Он вон у кассы стоит щас, — Саша кивает куда-то за дверь. — Не-не-не! — истошно шепчет Попов. — Не пались! Скажи, что меня нет сегодня на смене. — Бля, Попов, в уши долбишься? Я сказал, он тебя видел. Скажи честно, он тебе угрожает или что? — Нет. Просто... Попов вдруг осознает, что он делает. Натворил, а теперь сидит, обосравшись, прячется в каморке. Отец его не так воспитывал. Он учил его отвечать за свои поступки. Методы были жестковаты, и не все они вылились в положительные для его психики вещи, но они были действенны. Арсений не привык кем-то прикрываться и отчего-то бежать. Он встаёт, обходит недоумевающего Касаткина, сунув ему в руки кофейную сосиску и с видом человека, ступающего к эшафоту, выходит в зал. Антона видно над полками — черный капюшон торчащий поверх коробок с хлопьями. Когда Арс подходит, он вытаскивает из кошелька купюры. Заметив его, окидывает взглядом буквально на секунду. — Смотрел передачу про самых быстрых животных. Так вот, ты, мне кажется и серой лисице дашь просраться, — говорит он неопределенным тоном, и Арсений чувствует, как горит его лицо. Вся с таким трудом накопленная бравада покидает его. Хочется убежать обратно на кухню и сунуть голову в печку. Антон подкидывает в руках бутылку колы: — Пошли, лис. В машине поговорим. «Лис» выбивает остатки каких-то более-менее плотных мыслей, и он еле поспевает за широкой фигурой, неся свое отяжелевшее бессознательное тело. Звучит так, будто он не очень-то и зол. Может пронесет. Когда они садятся, и отъезжают на парковку, Антон принимается молча искать что-то в телефоне. Арс запоздало понимает, что именно. Шастун уже нажимает на первое видео в телеграм переписке и протягивает ему экран. — Шастун, ты, блять, придурок! — раздается в салоне его пьяный голос. Арс жмурится, вот так по-детски, не имея выхода, пытаясь хоть как-то убежать от реальности, хватает Антона у запястья, убирая его руку от себя. — Прекрати. Антон выключает. — Тебе сколько лет, напомни? Пытаюсь просто понять, ты на меня распространение детской порнографии пытаешься повесить или ещё чего, — голос у него спокойный, почти дружелюбный. Этот снисходительный тон делает только хуже. Лучше бы он на него орал. — Мне восемнадцать, — глухо отвечает Арс. — Там нет порнографии. Максимум рейтинг "R". Антон опускает капюшон и смотрит на него в упор. Это уже слишком, спокойного тона было достаточно, чтобы потеть и забывать слова. — Я же тебя просил ничего не придумывать. Стас и так тебя уже взял. — При чем здесь Стас? — При том, что он определяет, кто остается в команде, а кто нет. Если ты решил через мою постель попасть в шоу-биз, то ты перепутал. Надо было, прежде чем лезть ко мне с поцелуями и отправлять нюдсы, ещё раз поинтересоваться, точно ли я продюсер. Арсений чувствует, что у него на щеках блинчики жарить можно. — Не надо краснеть, как невинная целка. Я таких, как ты уже встречал. Думаешь, если моська симпатичная, то можно по короткому пути пойти. Только путь этот, почему-то, у вас всегда через жопу, буквально! Арсений еле наскребает крупицы воздуха в опустевших легких. — Да ты… да я… что ты подумал? — хватает только на это. — Да ты… да я… то и подумал, — он умудряется передразнить его настолько неприятно, исказив голос и состроив рожу, что у Арсения ком в горле размером с мяч застревает. Накатывает это беспомощное чувство жуткой несправедливости всего происходящего. Ему понравился парень, он об этом заявил, получил жестокий отворот-поворот, а теперь и вот это. Да, видосы были лишними, ежу понятно, но после стольких огульных намеков на его отношение к проституции от всяких средневозрастных латентно-голубых женатиков с пузом, услышать то же самое от Шастуна — уже ни в какие ворота. Его гордость трескается и осыпается на коврик дорогой тачки. — Шастун. Иди. Ты. В. Пизду, — говорит он по слову в предложении и хватается за ручку, но оборачивается, решив не изменять себе. — В вонючую такую, волосатую пизду, — кто ж, если не он, отвесит порцию кринжа к уже и без того херовой ситуации. Он успевает уловить полностью исчезнувшее с лица Антона раздражение, уступившее место чему-то, что определять уже нет времени, выскакивает на поле и шуршит проклятыми заправочными штанами к дальней колонке. Сзади раздается визг шин, и джип преграждает ему дорогу. Хорошо никого на поле нет. Голова Антона высовывается из окна. — Арс, сядь в машину! — Минет косарь, анал три штуки, если хочешь быть пассивом, я те это бесплатно устрою, пидор! — злость и обида открывают глубоко запрятанный в нем ящик Пандоры, и оказывается, что там, скрючившись, сидит его быдлятское альтер-эго. Он сам с себя обалдевает, но быстро берет в руки и обходит ещё более обалдевшего Шастуна по дуге, продолжая путь к колонке. Сзади слышится чертыхание и снова звук шин. И тут-то злость и обиду, галантно толкнув, теснит совсем иное чувство. То же что возникает, когда Никита смущается при разговоре с ним или извиняется, только в три раза сильнее. Антон осознает свой проеб и пытается это исправить. Он бегает за ним! Арсений давит улыбку, вдруг ползущую на лицо. Машина, причмокнув слякотью, снова возникает перед ним. — Сядь, сказал! — Антон выглядел бы грозно, если бы только не обладал этой котячей внешностью. — Или я сам посажу. Арсений замирает на месте. Возникает шальная мысль проверить угрозу на голословность, и от этого что-то приятно трепещет внизу живота. Но он все-таки обходит джип и садится внутрь. — Че? — из образа Арс решает пока не выходить, хотя подозревает, что может выглядеть комично. Судя по тому, как Антон со смесью непонимания и явной снисходительности на него смотрит, догадывается, что прав. — Попов, давай успокоимся и поговорим без истерик, — он разворачивается к нему корпусом, положив один локоть на руль, а другой на спинку кресла. — Не, давай лучше я отработаю свое место в медиа-пространстве. Допустим, м-м-м, — он прикладывает палец к губе, прикидывая. — Вот, если я хочу канал на триста тысяч подписчиков, ну так для начала… это сколько будет стоить? Не в рублях, конечно. Какой там курс нынче на отсос Шастуну? — Перестань. Арсений косится, уловив изменение в голосе. Антон злым не выглядит, больше обеспокоенным. — Возможно, я не прав… — Не прав, — фыркает Арсений. — Юрий Лоза со своей плоской землей сильнее прав, чем ты! — Арс, захлопнись, — голос повышается на полоктавы. — Попросил же, без истерик. Оба молчат. Наступает почти полная тишина, только Антон постукивает пальцем по рулю, так и оставшись к нему в полуобороте, но глядя в лобовое. Тук-тук-тук-тук-тук. Обдумывает наверное свои коварные шастуновские планы — злорадствует про себя Арсений. Как, например, ещё посильнее его оскорбить. — Что, прям правда нравлюсь? — Антон наконец поворачивает к нему голову. Арсений чувствует, как новый прилив жара растекается по щекам, груди и даже расходится полосами за уши, смыкаясь сзади на шее. — Попов, ты в видео хвастался своими секс-игрушками, а этот вопрос тебя в краску вогнал? Серьезно? — Тогда, раз уж ты так внимательно смотрел, мог бы и на этот вопрос ответ услышать. Антон поджимает губы. — Ну и чего ты тогда хочешь? Такого в школьной программе не было. Что он хочет? К чему вообще этот вопрос? К примеру купить последний айфон, не отдавая при этом три своих месячных зарплаты. — В смысле? — В смысле. Одноразовый перепихон, многоразовый перепихон или прям отношения? — "прям отношения" он произносит так, будто это что-то с полки "современная фантастика". Арсений к такому был не готов. Он открывает и закрывает пару раз рот, пока Антон очень внимательно за ним наблюдает и, не дождавшись ответа, делает раздраженный выдох. — Хочу, чтобы мы получше друг друга узнали, — выпаливает Арс, пока его не выкинули из салона. Выражение на лице у Шастуна опять резко меняется. Брови выгибаются домиком, будто он увидел нечто милое. — Какая прелесть, — вроде и с издевкой, но по лицу видно, что он скорее ее из себя давит. — Арс, ты правда хороший парень. Но я не по мальчикам. Скажи уже, и я перестану себя мучать. — Но я сейчас не ищу ничего серьезного. Нет на это времени. Арсений пару раз хлопает глазами, и прежде чем Антон успевает сказать что-то еще, спрашивает, потому что неопределенность эту терпеть уже невозможно: — Так ты гей или нет? — А это все еще важно? — Просто хочу знать, ты меня отшиваешь потому, что я парень или потому, что убогий? — Боже, — Антон устало откидывает голову на кресло. — Ты не убогий. Я тебе только что объяснил в чем дело. — Значит, гей? — Если тебе так надо это знать, то да. Вопросов возникает столько, что Арс мог бы устроить целое интервью, но Антон разговаривать явно не в настроении. Да и Попову еще долго все это переваривать: Шастун гей, одинок, но при этом все равно недоступен. Шансов ноль. — Давай сделаем вид, что этого ничего не было, окей? — Антон протягивает ему руку. — Увидимся на съемках. — Конечно, — бурчит Арс. Пожимает его широкую ладонь, стискивает на секунду и отпускает. Мокрядь не заканчивается, плюясь ему в лицо, и залезая слюнявыми пальцами за шиворот. Каким-то образом она проникает и вовнутрь.***
Этим же вечером к нему наведывается тетя Люда с баулом глютена и фруктозы на пару недель вперед. Она долго пытается вытрясти из него информацию о последних событиях его жизни, но Арс, в свойственной ему манере, сотрудничать отказывается, намереваясь свою тайну мумифицировать и дальше. В итоге, медовик и бургеры оказываются действенными орудиями пыток, и он раскалывается. Выдает все как на духу — про кастинг, про бар, его типа признание, видео и последний разговор с Антоном. — Я, короче, просто не в его вкусе, — делает он вывод. — Ну, знаешь, — десятая сигарета тушится в пепельнице. — Я думаю, что он просто испугался ответственности. Он человек публичный, а ты не очень-то просчитываешь последствия прежде чем что-то сделать. Слишком движим эмоциями. Я полагаю, он просто осторожничает. Ему нужен кто-то более зрелый, способный выдержать это давление, когда твоя пассия публичная личность. Я думаю, что давления там ого-го. — Ну да. Я-то уже пять раз доказал, что со мной лучше не связываться, — он падает лбом на стол и чувствует, как в его волосы мягко зарывается рука, поглаживая кожу. — Милый, чем я тебе могу помочь? — Прострели мне башку. — Башки — это то, что твои беспонтовые соседи на лестнице курят, — возмущается Люда, — а у тебя красивая голова. — Бошки, а не башки, — поправляет Арсений. — О, они сейчас на лестнице?! Это вариант! Пойду, скажу, что от них говной воняет и на тот свет. Прощай, Люд. Он вскакивает на ноги, но тетка цепляет пальцем его за пояс и рывком сажает обратно на место. — Угомонись, придурочный! Арс, почему бы тебе не сходить на пару свиданий со сверстниками? Поищи кого-нибудь на сайте знакомств. Они ещё долго обсуждают возможные варианты, но ни один из них не кажется Арсу таким же хорошим, как просто сдохнуть.***
Заветное приглашение на съемку от Стаса теперь вызывает какое-то растрепанное чувство. Арсений уговаривает себя не быть идиотом и сосредоточиться на работе. Для его пустого пока портфолио участие в проекте импры будет замечательным началом, и Шастун тут вообще не ключевой персонаж. В первую очередь надо думать об этом. Адрес в письме не мосфильмовский. Куда более современное здание у метро Дмитровская встречает серо-синими стенами, большим количеством растений, высокими окнами и приветливыми молодыми людьми в футболках с надписью «Дыммашина Крю» — творческое объединение, занимающееся всеми многочисленными передачами с импровизаторами. Один из представителей команды — милая девушка с русым хвостиком и широкой улыбкой показывает ему где налить кофе, где буфет и где туалет. Расположение туалета он запоминает в первую очередь. Мало ли что опять… Сценарий ему выдали заранее. Там только последовательность действий. У импровизаторов есть пара реплик, но в основном только закадровый голос, рассказывающий историю простого паренька Феди, который жил себе свою обычную жизнь, а потом наткнулся по телеку на «Импровизаторов» и превратился в сына маминой подруги. В съемочном павильоне та же милая девушка усаживает его на диван на фоне угловой зеленой хромакей-стеклорамы и говорит ждать иструкций. Вокруг происходит какая-то тихая суматоха. Понурые камеры, пока ещё свесившие головы со штативов, слепые софтбоксы с выключенными лампами, извивающиеся провода, стол прямо напротив него с режисерским креслом и ноутбуком. Вокруг человек десять. Стас что-то обсуждает с мужиком, который в их первую встречу назвал Арса хитрожопой малолеткой. Что ж, хитрожопый он или нет, а работу Попов получил. Периодически раздаются какие-то механические и кликающие звуки. Арсений сидит в центре всего этого с полным непониманием, что ему делать. Когда появляются импровизаторы, он скукоживается, пытаясь стать незаметнее. Но он под софитами. Главный герой этого фильма. Разве не об этом он всю жизнь мечтал? Антон коротко смотрит на него и кивает, потом поворачивается к Диме с Сережей. Раздается взрыв хохота, стук чего-то тяжелого о пол, мат, Стас хлопает в ладоши и они начинают. Камеры поднимают на него головы, загораются лампы.***
Пока он один, все идет неплохо. Посидел на диванчике, немного подвигался, потанцевал. Стас его почти не поправляет, только хвалит. — Ну, Попов, транзишен из ботана в крутого парня покруче чем у Питера Паркера с человеком-пауком! Арс расправляет плечи, ставит ноги шире, смотрит в камеру, приподняв бровь. Чувствует. То ли это, начинающие просыпаться осознание собственной сексуальности, то ли просто реакция на похвалу. Но на него смотрят. И ему это нравится. Проверить, смотрит ли он, Арсений не решается. На сцену выходят импровизаторы, и они начинают изображать мини-версии игр: Дима стучится в невидимую дверь, приходя на день рождения, Сережа жмет на кнопку на тумбе, отвечая на вопрос викторины, Антон отчитывает Арса с Димой, которые в костюме пожарных пытаются определить по Сережкиной пантомиме, где они были и что делали. — Вы можете двигаться поактивнее и поплавней, а то у вас рассинхрон с Арсом. Как будто он на сцене дольше вашего, блин! — останавливает их Шеминов. — Ну ты сравнил, Стас, пацан молодой и гибкий, — возмущается Дима. — К тому же, мы ж вроде пожарные, обычные мужики. Зачем нам быть плавными? — Вот именно, — говорит Антон со стула. — Сережа с Димоном выглядят, как пожарники. Арс, как фотомодель с календаря. Смотри на него — куртку расстегнул, вышагивает словно по подиуму. Антон журит его с беззлобной ухмылкой. Явно шутит. Но Арсений не может подавить в себе странную обиду. Он понимает, что она возникла не сейчас и не из-за этого комментария. Она загорелась ещё тогда, на заправке, и только что Антон подлил масла в эти дымящиеся угли. Приходит время «Кукол». Антон встаёт сзади. На этот раз Арс ни о чем не беспокоится. Он слишком взвинчен, чтобы его организм выдавал какие-то непристойные реакции. Когда Антон мягко касается его предплечий, Попов незаметно пихает его локтем. — Не надо тереться об меня. Неприятно, — шикает он через плечо. — Но… — раздается сзади недоуменный шепот. — Мы же сценку играем. Он все же делает шаг назад, пропуская между ними расстояние. — Шаст, подойди к нему поближе, — восклицает Стас. — Ты его боишься как будто. — Да он… Давай нажалуйся, Шастунишка. Шастун не жалуется, пытается подойти ближе и, не встретив сопротивления, расслабляется. Лишь на секунду. Арс прогибается в пояснице. Совсем чуть-чуть, незаметно для остальных, но достаточно, чтобы Антон все почувствовал. Хватка на его предплечьях становится крепче. — Что ты делаешь? — льется горячее и судорожное у уха. — Выполняю инструкции. Сказали быть ближе. — Я тебя очень прошу, если между нами остались какие-то недомолвки, решим их после съемок, — Антон пытается убрать свои бедра, при этом прижимаясь остальным телом. — Че вы там шушукаетесь? Пацаны, давайте уже доснимем! — раздается раздраженный возглас со стороны Стаса. Они доигрывают сцену с чувством поселившейся между ними неловкости. Когда все заканчивается, не одаривают друг друга даже взглядом. Точнее, Арсений не удерживается и смотрит буквально секунду Антону в спину. Он уже начинает жалеть о своей реакции, в ретроспективе понимая, что она была чрезмерной. Но уже поздно. — Арс, — подзывает его Стас. Он подходит, напрягаясь, полагая, что что-то от его этой выходки оказалось замеченным остальными. Но Стас глубоко в каких-то своих продюсерских думах. Морщины двумя жирными червяками изогнулись над его переносицей. — Если я тебе предложу поучаствовать в серии импрокомовских реклам с контрактом, ну так скажем… на год, ты согласишься? — На год?! Естественно! — не верит своим ушам Арсений. — Класс! — Стас хлопает ладонью по столу. — Ты отлично смотришься в кадре, и мне очень нравится как органично ты выглядишь рядом с парнями. Наконец, у нас есть кто-то, стабилизирующий этот дикий разлет по росту между Антоном и Матвиенко с Позом — двое высоких, двое низких, бля, да я бы тебя четвертым к ним взял! Если бы ты был комиком. Арсений снова незаметно щипает себя у запястья. Вроде он все ещё человек, а не жук. — Я хочу снять серию реклам — три, четыре — о ЧДКИ. Это наше трэвел шоу, знаешь такое? Да? Ну так вот, я хочу, чтобы наш герой Федя в своих фантазия оказался, путешествующим с импрой по разным городам. Но для этого нам надо по несколько кадров с каждой из локаций. — Мне надо будем ездить с вами по городам? — Ну да. В несколько. Ближайшая поездка через пару недель. Ты вообще сможешь? А-то я тут за тебя все решил уже. Арсений был бы на сто процентов счастлив, наблюдая как все его мечты исполняются так скоро и легко, будто летят на конвейере прям под штамп «реализовано». Но есть ещё Шастун, и эта его мечта походу оказалась бракованной и с конвейера была снята вовсе. Пообсуждав с Шеминовым всякие организационные и правовые моменты, он выходит в коридор и по закону жанра (непонятно правда какого) натыкается на Антона. — Иди-ка сюда. Тот довольно бесцеремонно дергает Попова за собой, заталкивая в какую-то каморку с реквизитом, и Арс, не удержав равновесия, падает на стену. Воздух выбивает из легких. — Ой, прости! — пугается Шастун и протягивает к нему руку, но Арс со всей силы пихает его назад. Когда Антон летит спиной к стене напротив, Арсений успевает с грустью отметить, что умудриться дойти до мордобоя со своим крашем после каких-то пары недель знакомства, может только он. Антон морщится, отлепляется от стены, ведет взглядом вниз, регистрирует Арсовы сжатые кулаки и поднимает глаза назад. — Я думал, мы можем остаться с тобой хотя бы приятелями, — говорит он спокойно. — Но, видимо, не судьба. Он уже разворачивается и хватается за ручку, когда Арс слышит свои слова. — Я не хочу быть просто приятелями. Слова выходят отчаянными. Чуть ли не просящими. Не имеющие ничего общего с его все ещё напряженной фигурой и сжатыми кулаками. Антон, видимо, подмечает этот контраст, и взгляд его смягчается. Он обдумывает что-то долю секунды. — Поехали, я тебя до дома довезу. По пути поговорим.***
Второй раз за неделю он сидит у Антона в машине в ожидании, и второй раз ожидание это заставляет его покрываться липкой коркой пота. Антона задержал на крыльце кто-то из знакомых, и он, разблокировав двери, сказал Арсу садиться внутрь, чтобы не мерзнуть. Дождь размазал картинку по лобовому, и люди, выходящие из здания, кажутся застиранными и выцветшими. Бегут к таким же застиранным авто, прикрывшись кто сумкой, кто пакетом. Барабанящий по крыше дождь действует успокаивающе. В голове всплывают пахнущие мятной камфорой воспоминания. Когда они с бабушкой сидели в ее огромном кресле у окна в дачном домике, а ливень шлепал по полиэтиленовой пленке, накрывающей теплицы и булькал в ржавой бочке прямо под окном, где целую неделю жила горячо любимая Арсением лягушка. Однажды она исчезла, и Попов оплакивал ее несколько дней, будучи уверен, что она утонула. Бабушка объяснила, что лягушка утонуть не может, и она просто ускакала путешествовать дальше. Это было еще обиднее, так как Арсений уже считал ее своим питомцем и думал, что она с ним счастлива. В основном они с бабушкой читали большие книги с маленькими кусочками текста в окружении ярких картинок. Про все на свете — животных, страны, космос. Иногда смотрели каналы ББС и Найшенал Джеографик, либо мультсериалы, вроде «Мстителей» и «Время приключений». И почему-то за окном всегда шел дождь, а мир от него бурел и становился монохромным. Но внутренний мир Арсения оставался ярким, как картинки в книгах. И он бы очень хотел поделиться им с кем-то еще. Например, с высоким парнем, огибающим машину и садящимся рядом. Даже в свой огромный джип он залезает с некоторым неудобством, будто строительный брус, который невозможно уместить так, чтобы из окна не торчал кусок. Они выезжают на шоссе. Антон выглядит уставшим, и Арсений чувствует себя надоедливой фанаткой, послать которую слишком грубо импровизатор не может в силу мягкости своего характера. — Слушай, Арс… — Какой у тебя любимый фильм? Арсений больше не хочет выяснять отношения. Он уже все понял. Ломиться в эти явно закрытые для него двери не имеет смысла. Он становится не упорным, а навязчивым, а навязчивость Антон не любит. Есть ещё шанс остаться приятелями или даже стать друзьями. Звучит и правда неплохо. А потеющие ладошки и заходящееся при виде Антона сердце Арсений переживет. Все пройдёт. Так говорят. — Э-э-э, «Зодиак» Финчера шикарный. Но так вот один сложно выбрать. А у тебя? — Антон, судя по всему, чувствует удивление наравне с облегчением. — Любимого нет. Для меня каждое кино — это набор деталей: режиссура, сценарий, актеры, свет, работа оператора, монтаж, саунд. Если положительные детали превышает определенную отметку, то кино мне нравится. — А. — Есть, конечно, фильмы, где есть что-то ещё. Можно назвать душой. Например, картины Уэса Андерсена стилистически мне вообще не заходят. Слишком театрально, а я эти два жанра четко разделяю. Не люблю ни жесткого центрирования, ни амплитудных панорам — слишком это мультяшно. Понимаешь, о чем я? — Угу, — вроде не до конца понимает, но ему интересно. Видно по тому как он отрывает любопытный взгляд от лобового, чтобы посмотреть на Арса. — Ну в его фильмах определенно есть душа. Они непривычно наивные и добрые. И он умудряется смешно говорить о серьезных вещах. Это сложно, но у него получается, будто бы играючи. Они говорят о кино всю дорогу. Наконец, они обсуждают то, в чем Арс разбирается и ему не надо юлить и придумывать ответы. Он впервые абсолютно с ним искренен и впервые перестает нервничать. — Ну, приехали, — говорит Антон, и Арсений с удивлением замечает сбоку свою серую панельку. Он не шевелится. За последние пару недель он столько раз вышел из зоны своего комфорта. Столько раз перешагнул через свои страхи. Почему бы не попробовать ещё раз. И, если нет, он успокоится, понимая, что сделал все возможное. — Антон, я тебе вообще не нравлюсь? — он поворачивается к нему корпусом. Шастун сразу не отвечает, лишь впечатывается в него своим глубоким взглядом. Затем смотрит в лобовое, опускает подбородок к груди и вытягивает руки, вцепившись ими в руль. Так долго не молчат, если ответ односложный. Там точно не краткое «нет», и Арсений задерживает дыхание. — Нравишься. Сначала Попов думает, что резко закончился дождь, но ему на самом деле просто уши заложило. — А… — Ты очень интересный парень. Мне нравится взаимодействие с тобой. — А, ты имеешь в виду, как с другом, — разочарованно мямлит он. — Я не это имел в виду. Оба снова замолкают. Только дождь все стучит. Антон поворачивается к Арсу, и теперь они сидят лицом к лицу. — Арс, что значит, узнать друг друга получше? — Что? — Ну ты сказал — хочу узнать тебя получше. Что это значит? Арсений не знает. Он думал Антон ему расскажет. Вот вы определились, что друг другу нравитесь. Что дальше? — Мы уже узнаем. Вот про фильмы поговорили. В Мобайл Ледженс вместе поиграли. — Которые ты терпеть не можешь, — хмыкает Антон. — Прости. Арсению становится сложно смотреть ему так неприкрыто в глаза. Так глубоко они проникают под кожу. Переставляют там все внутри — печень сюда, селезенку туда. И почему-то кажется, что теперь-то все наконец на своих местах. — Сложно это будет, — наконец говорит Антон. — Что именно? — он будто шел по снегу и резко провалился по колено. К концу интонация уходит в верх, словно выбитая из диафрагмы. Неужели он об этом самом?! — Отношения, — подтверждает Антон невозможную мысль. — Если ты хочешь именно их, а не секса без обязательств. Я же тебя правильно понял? — Правильно. Секса Арсений хочет до одури, и с трудом верит, что Антон сейчас вообще это с ним обсуждает. Но без обязательств он ничего не стоит. — Мы с тобой за руку по центру Москвы пройтись не сможем, — Арсений не успевает остановить фантазию. Картинка мгновенно прожигает сознание. — в ресторане там посидеть. Это отношения в съемных квартирах. Говорит так, будто уже обжигался. — Я знаю о чем говорю, — читает Антон его мысли. Арсений молчит. Боится спугнуть этот разговор. Он не до конца верит в его существование. И снова щипает себя незаметно под рукавом. — И ещё то, что тебе восемнадцать… — А это тут при чем? — этого-то он и боялся! — Я совершеннолетний. — Да, и гормоны в этом возрасте ебашат не по-детски. Сплошная драма. А ты ещё и парень эмоциональный. Да-да, Люда уже его этим лечила. Хочется спросить, не знакомы ли они. — Но не получится ни драмы, ни особой романтики. Я надеюсь, ты понимаешь. Я не хочу потом никаких обид. Слышишь? — Да, — он произносит слово максимально убедительно. Ему будто вот-вот купят долгожданного щенка, но перед этим надо принять многочисленные условия, вроде обязательных прогулок три раза вдень, дрессировки и мытья. — Можем попробовать, Арс. Но я не думаю, что все будет так, как ты видишь это у себя в голове. — Я одного не понял, Шастун? — Чего? — Я тебе нравлюсь, как парень? — Арс, ты себя в зеркало видел? Вопрос он понимает не сразу. Антон смотрит на его рот. Его куртка скрипит, когда он наклоняется к нему, касается мягко губ. Верхней, затем нижней, слегка оттягивая. Продавливает нежно кончиком языка, не пытаясь проникнуть внутрь. Арсений крепко держится за кресло, будто есть куда падать. Теплая ладонь ложится на щеку. Антон отстраняется. Очерчивает пальцем скулу. И смотрит, смотрит. Арсений такого выдержать не может. Он отцепляется от спасительного кресла, запускает руку под расстегнутую куртку, сжимая свитер (и, ведь, где-то там под ним настоящее шастуновское голое тело), другой сдавливает Антонову коленную чашечку, впивается в губы, мнет, пытается пихнуть язык. — М-м, — Антон осторожно его отталкивает. — Арс, полегче. Вот об этом я и говорю. Мы же в машине. — Можем пойти ко мне домой, — выпаливает Попов, не успевая подумать. Отпустить его сейчас? После вот этого? Невозможно. — Да? — гнет бровь Антон. — А что делать будем? Арсений теряется. Хочет сказать, что они могут кино посмотреть, но боится прозвучать инфантильно. Он взрослого мужика в дом приглашает поздно вечером. Самого настоящего гейского мужика, между прочим. С которым только что лобызался. Походу, назревает новый комплекс. Надо как-то делать вид, что он не совсем в этом деле зеленый. Хотя бы отыграть опыт и уверенность. Давай, Арс, ты же актер! Но он слишком долго думает. — Ладно, Лис, — ухмыляется. — Бывай. Я тебе напишу. Он наклоняется, клюет его в губы ещё раз и ждёт когда тот выйдет. Арсений медлит, очень хочется ещё его коснуться. За руку подержать, пожамкать за что-нибудь. Но снова боится выглядеть глупо. И навязчиво. И вообще. — Пока, — говорит он и выходит под этот непрекращающийся ливень. Пока поднимается по лестнице, понимает, что песня его отпустила. Он даже не может вспомнить слова. Расслабляться не стоит. Скоро ее место займет другая. Ложась в постель, он понимает, что вряд ли уснет. Он в таких чувствах пока плавать не умеет. Все время глотает соленой воды, давится, беспомощно барахтается, паникует. Но Антон… кажется в этом во всем безопасным и стабильным маяком. В темноте комнаты загорается телефон. Он приподнимается на локте, видит, что там сообщение от Антона, и валится обратно, пытаясь угомонить спятившее сердце. Когда он все-таки его просматривает, там оказывается короткое видео — сцена из тарантиновского фильма. Вот это амплитудная панорама? — спрашивает Антон. Арсений принимается печатать, размяв предварительно пальцы. Теперь он точно не уснет. О кино он знает очень много. И он все-все ему расскажет. Впервые за несколько последних дней Арсений не хочет превращаться в жука.