Застрявший в другом измерении

      Флит-стрит была пуста, когда Суини Тодд вернулся туда во второй раз за день, задолго до ужина. После ареста Артура он понял, что не сможет обокрасть Альберта. Ловетт будет следить за ним как ястреб. Ко всему прочему, ему теперь запрещено подходить к его мясному прилавку. После увольнения, Суини скитался по гостиницам, таким как «Постель и Завтрак» в Вестмистере, побывал, в Кадмене и Саутбэнке, даже в Ист-Энде, но чаще старался избегать опасных районов. Когда найти постоянное место жительство не удалось, Суини вернулся в квартиру над мясной лавкой. Было ли это хорошо или плохо, но это то место, которое он называл домом, и ему тяжело думать о том, что это временно. Заплесневелая комната с ободранными обоями и выщербленными деревянными полами была единственным жильем, которое он и Люси могли себе позволить после свадьбы. С любовью и заботой, из мрачной комнаты они сделали для себя гнездышко, в котором появился их ребенок. И это все еще та самая комната, которую он настойчиво выпрашивал у владельца, после возвращения из Австралии. Он надеялся, что его семья осталась здесь, что его встретит Люси, такая же красивая, как всегда, а Джоанна уже не младенец, а самая настоящая леди. Но когда он вернулся, комната была пустой. Стены снова покрылись плесенью, деревянные полы были выщербленными, а единственными обитателями этого помещения стали призраки прошлого. Тогда, именно в этих четырех стенах Суини нашел новую цель, и где зарождалась его месть.       Он перерезал горло Бэмфорду и Терпину, тем самым заставив их расплатиться за разрушение его собственной жизни. В этой же комнате он проводил множество вечеров наедине со звездами, сияющими сквозь серое лондонское небо. Их блеклый свет проскальзывал в пыльное эркерное окно, и они, наверное, были единственными свидетелями его деяний.       Суини перестал думать об этом. В этой комнате произошло слишком много страшного, нельзя думать об этом с удовольствием! Именно здесь он перерезал Люси горло, ради всего святого! Он подумал о том, что должен найти другой дом, намного лучше этого. Подальше от Лондона, Нелли и Терпина. Новый дом должен быть просторным, там должно быть много окон, а на стенах они повесят цветные обои, которые будут оживлять комнату. Тогда можно будет завести еще детей... Еще он украсит дом любимыми Люси маргаритками, или все-таки она любила жаброцветы? Он забыл, и из-за этого Суини возненавидел себя. Нелли попала в паутину его воспоминаний, затмив собой все то, что было для него действительно важным. Он уверен, совсем скоро она станет для него лишь воспоминанием. Суини был готов поговорить со своей женой, наполненный решимостью спасти их брак. Точно также он понимал, что может вновь разочаровать ее, когда скажет ей, что они будут вынуждены провести ночь на улице. Потому что он не хочет унижаться перед Альбертом или, что еще хуже, вымаливать у Элеоноры извинений. Суини Тодд никогда не умолял.       Он тяжело выдохнул. В отличии от Суини, Бенджамин Баркер, несомненно, мог бы вымаливать прощения, ради своей семьи, но гордость первого была слишком велика. Бенджамин сделал бы для них все что угодно, к тому же он был хорошим отцом, верным и любящим мужем. А все, что делал Суини Тодд, было грязью. Он не заслуживал семьи. Он удивился, когда увидел, что Люси убирает тарелки после ужина. Все осталось на своих местах, а не разложенное по коробкам или на полу. Джоанна мирно спала в своей кроватке. Кажется, не все еще потеряно. Люси заметила его удивленное лицо.       — Мистер Ловетт передумал и разрешил нам остаться, — дрожащим тоном начала она. Суини выгнул бровь. — Когда у него украли все деньги, он не мог обойтись без арендной платы, которую мы платили каждую неделю. Я надеюсь, наши дни станут более продуктивными. Суини удивился еще раз, услышав, что Артуру удалось украсть деньги, но он промолчал. Пришлось сосредоточиться на том, что так расстраивало Люси.       — Люси, я... — начал он, намереваясь опять солгать, прежде чем понять, что как раз-таки ложь помогла ему вырыть глубокую яму. — Прости. Прости, что я солгал тебе. Я все еще люблю тебя, ты знаешь. Это правда.       Она покачала головой.       — Если бы ты любил меня, то не стал бы следовать по пятам за этой куклой, не стал бы следить за ней. И ты бы не... возбудился, находясь рядом с ней.       — Любовь и похоть — это не одно и то же. Я глубоко сожалею, что причинил тебе боль, Люси. Я так сильно люблю тебя... но, в конце концов, я мужчина. Я ошибся. Этого больше не повторится. — пообещал Суини, на что Люси шмыгнула носом и отвернулась. Она опять плакала.       — Все в порядке. Ты мой муж, и я должна быть с тобой, пока смерть не разлучит нас, верно? Может быть, это моя вина, — Люси сделала паузу, но потом продолжила, —Может быть, я не такая уж и хорошая жена, а просто старая и скучная Люси, но я люблю тебя, Бенни.       — Я люблю тебя такой, какая ты есть. — заверил Суини. Он не подходил к ней, поскольку не был уверен, что она захочет, чтобы он ее трогал. — И выглядишь ты не старше двадцати одного года. — игриво подластился он, и лицо Люси в миг стало серьезным.       — Обещай мне, что ты никогда не бросишь меня. Обещай мне, Бенджамин, потому что я не вынесу, если ты сделаешь это.       Суини осмелился сделать шаг вперед, расправляя руки для объятий, и Люси неуверенно пошла к нему навстречу. Сердце Суини сжалось от боли, когда он почувствовал, насколько эти объятия были для нее пыткой. Он чувствовал ее дрожь, и отнюдь не от удовольствия. Он бы никогда не причинил ей вреда; Бенджамин — нет, но Суини Тодд вполне. Он продолжал уверять себя, что это все вина Нелли Ловетт, но где-то глубоко в подсознании не верил в это.       — Я никогда не оставлю тебя. Я люблю тебя. Ты красивая, словно ангел. Ты мой луч света. Прошу, прости меня, я люблю... — его прервал женский стон, доносящийся снизу. Стон принадлежал Нелли. Суини отстранился от Люси и посмотрел ей в глаза. Она отвела взгляд и вернулась к раковине. Вскоре, стоны стали только громче.       — Они занимаются этим весь вечер. Я не думаю, что они отпраздновали свадьбу и сразу же отправились в постель, но чего еще ожидать от шлюхи? Ей, вероятно, не терпелось заняться этим. Бедный мистер Ловетт... она пользуется им с целью порочной безнравственности и своего эгоистичного удовольствия, — с горечью подытожила Люси.       Суини нахмурился. Ему не понравилось, как она выразилась, и, кроме того, он уверен, что все с точностью да наоборот. Это Альберт набросился на нее. Слушая стоны Нелли, воображение Тодда разыгралось. Он представил, как она спит с этим раздутым китом, а ныне теперь мужем, и как ее прекрасное тело покачивается на жировых складках, словно лодка, плывущая по волнам, и к горлу подкатил ком тошноты. Тем не менее он неизбежно возбудился. Проклятая Нелли! Стоит как можно скорее подыскать другое место для ночлега, потому что, если она будет подвергать его этой пытке каждую ночь, он сойдет с ума.       Однако, вскоре Суини понял, что Нелли стонет не от удовольствия, а от боли.       — Альберт, дорогой, ты давишь на меня, — крикнула она, и Суини услышал ее. Хрипотца в голосе давала понять, что на нее действительно давили. Он сглотнул, представив, что Альберт, должно быть, подходит к концу. — Ты делаешь это не с любовью, ты делаешь мне больно. Почему бы тебе... ?       — Заткнись! Здесь я мужчина, — оборвал он ее.       — Клянусь Джорджем, он собирается убить ее, — с напряжением пробормотал Суини.       — Она этого заслуживает, — высказалась Люси.       Суини уставился на нее, обескураженный ее словами. Люси, которую он знал и любил, никогда бы так не сказала. Она никогда не радовалась чужой печали. С другой стороны, сегодня она сама, вероятно, испытала столько боли, сколько не испытывала за всю свою жизнь. Собственная боль ослепляла, и не позволяла видеть неприятности других людей, и к сожалению, он хорошо об этом знал. Кроме того, она права. Нелли заслужила этого. Она вышла замуж за мистера Ловетта по собственной воле и теперь пожинала то, что посеяла. Однако, его по-прежнему было неловко.       — О, Боги, неужели она не может вести себя тише? Она же разбудит Джоанну... как ей не стыдно! Их слышит вся улица!       Невольно, это напомнило Тодду о его первой брачной ночи; Люси выглядела очень красивой, а он был с ней застенчивым и нежным. Он помнит ее первый сладкий вздох, когда прошла боль и наконец наступило блаженство. Помнит, как дрожали ее ноги, и как она кончила в его объятиях. Потом они лежали вместе в постели и говорили о будущем, которому, увы, не суждено быть.       Внезапно, его настигли темные мысли, а вместе с ними и воспоминания, о первом разе с Нелли. Он возжелал ее почти с первого взгляда. Тогда она наклонилась, обнажив перед ним свои изумительные груди. Давала понять ему, что точно также жаждет его. Однажды ночью, Суини потерял над собой контроль и, наконец, сдался. Нелли была невероятно пьяна, как от алкоголя, так и от удовольствия, и она громко стонала, когда он брал ее грубо, не оставляя на ее шее чистого места. Вокруг все исчезло и затихло, когда он заполнил ее. В тот момент Суини не думал о Люси, Джоанне или крови, нет, его переполнял оргазм, уводящий в бездну блаженства. С груди Суини вырвался грустный вздох, он знал, что ее брачная ночь с мясником не оставить после себя приятные воспоминания.       Но Нелли это заслужила.       Вскоре, за болезненными стонами последовал последний, мучительный. Они услышали ворчание Альберта, это означало, что все кончено. Суини вздохнул еще раз и повернулся к жене и хриплым голосом проговорил.       — Пойдем спать. Кто знает, какой этот секс будет счету. Нам нужно выспаться.       Люси одобрительно кивнула. Раздевались они в полной тишине, повернувшись друг к другу спинами, надели ночные сорочки и легли в постель. Суини обнял Люси, и, хотя, она не была против его объятий, но не прижалась к нему и не поцеловала, как делала это обычно.       Теперь Суини зарывался в сомнениях. Стоило ли ему менять временную шкалу? Он мог бы легко покончить с собой в прошлой шкале, где оказался обманутым. Он думал об этом, потому что теперь, он причинял боль любимой жене Бенджамина Баркера, осквернял и разбивал ей сердце. Виной этому была Нелли. Однако, Суини начинал понимать, что не наслаждается ее болью так сильно, как думал.