как прежде, песни прогнали грусть
тот мир — он верил лишь только мне,
а я ушел, но теперь вернусь
пусть голос сорван в чужих краях,
я слишком долго себя искал
♫ Тэм Гринхилл — Молитва
Завтра Леголас уезжал в Лихолесье — готовиться к коронации. Тянуть время дольше было невозможно даже под предлогом восстановления Минас Тирита; заняться этим могла и одна Тауриэль, и кто угодно из лесной стражи. Эльфам не была необходима твердая рука, получая указания, где и что нужно сделать, они просто спокойно это делали, а после работы, если заходили в трактиры, никогда не пьянели настолько, чтобы устроить дебош — ввиду полнейшего неумения Первых Детей Эру пьянеть. Лес — нет, сад, это сад, здесь нет лесов, — грустил вместе с ним. Ветер пах осенью. Полная луна насмешливо скалилась с неба. Леголас остановился, вынул стрелу из колчана, наложил на лук. Прицелился в трепещущий одинокий лист, загадал: если попадет, то сделает Эсси подарок. Не скажет о своих чувствах ни слова, просто подарит ей красивую вещицу, что будет напоминать о нем. — Suilad, — прошелестело за спиной. Рука дрогнула. Стрела просвистела в воздухе и… попала в цель. Леголас мысленно вздохнул в облегчением, обернувшись к Эсси — не ждал никого, погрузился в раздумья, принял ее тихие шаги за поступь лани. — Suilad, brennil. Что заставило вас прийти сюда в столь поздний час? — Не спится, — Эсси посмотрела на сбитый листок. — Вы хорошо стреляете. — Спасибо, — Леголас убрал лук — не мог находиться перед ней с оружием. Она не боялась ни стрел, ни мечей, наоборот, они ей нравились, но Эсси была такой хрупкой, что ему казалось — один вид клинка или лука мог ее ранить. — Вам тоже не спится, brannon? — Нет, — коротко ответил Леголас. Эсси ощутила ту же неловкость, что несколько дней назад с Боромиром, и это ее рассердило — что происходит? Что-то не так с ней или с этим миром? — Знаете, от бессонницы помогает травяной чай. Или горячее молоко, — не сдалась она, продолжая разговор. — Или колыбельная. — Или прогулка на свежем воздухе, — продолжил Леголас. — Именно этим я и занимаюсь. Но я был бы счастлив услышать вашу колыбельную, — осмелев, добавил он. Лютня была при ней, в том же заплечном мешке. Эсси везде носила ее за собой. Не угадав или не желая угадывать подтекст, потянулась к инструменту. Ночью, в саду, одна… А Боромир где? Он должен быть с ней. Она должна петь для него — Леголаса стрелой пронзила вина. — Нет, не нужно, brennil, — попросил он. Почти взмолился. — Не нужно. — Нет? — удивилась Эсси. Впервые ее просили не петь. Впервые — таким голосом, словно ее пение было опасным. — Почему?.. «Леголас стал грустным, — говорила Тауриэль, — возможно, из-за женщины». В Минас Тирите было мало девушек даже среди слуг — именно молодых девушек, а не старух или пожилых. Воюющая крепость — не самое подходящее для них место, наверное, эвакуировали, а назад те пока не вернулись. В восстановлении также участвовали исключительно мужчины. Кроме Эсси, юной красивой женщиной здесь была только Тауриэль, и она была почти уверена, что грустит Леголас из-за Тауриэли, но он смотрел на нее так, как герой баллады на деву, похитившую его сердце. — Потому что… — Avo, — прервала его Эсси. — Не нужно, Леголас. Я пойду. Спою тебе на коронации, — улыбнулась она, хотела уйти — но на запястье сомкнулись чужие пальцы. Почему все они решили, что ее можно трогать? Но Леголас сразу же отпустил и выглядел так виновато, что Эсси расхотелось ругаться. — Aranno enni, — сказал он. — Я хотел… Протяните руку, brennil, и закройте глаза, — звучало это по-детски, и могло напугать ее, поэтому Леголас объяснил, — у меня есть для вас подарок. Послушно Эсси зажмурилась и протянула руку — о том, чтобы бояться Леголаса, она и помыслить не могла. В ее ладонь вложили что-то холодное — не кольцо. К счастью, не кольцо. Кулон из очень легкого металла со сверкающим сапфиром. — Он похож на твои глаза, — произнес Леголас. — А глаза твои, brennil, похожи на звезды. И никогда я не видел звезд прекраснее. «Только валар создать могли тебя». — Леголас… Эсси коснулась его щеки, и он вздрогнул, будто она его обожгла. Покачал головой, сделав шаг назад. — Нет, brennil, не надо. Пожалуйста. Ты жена моего друга. Мы были Братством. С ним не так долго, — он печально поджал губы, — но были. — Как он погиб? — сам собой вырвался у нее давно тревожащий вопрос. — Прости, что говорю об этом сейчас, но мне никто не рассказывает. Будто это запретная тема. — Это… — Леголас потер переносицу. Он мог понять, почему Боромир не хочет, чтобы Эсси знала, но никто не просил его не говорить, а она имела право знать. И… если бы она сочла Боромира предателем… что бы это изменило? Они женаты. Не бывает второй жены и второго мужа ни у квенди, ни у атани. — Это?.. — настойчиво повторила Эсси. — Ты знаешь о Едином Кольце, brennil? Эсси кивнула — знала. О нем говорили очень много, не скрывая. Кольцо Всевластья, темный артефакт Черного Владыки, уничтоженное в лаве Ородруина, Роковой горы. — И Одно — Властелину на черном престоле, чтобы всех отыскать, воедино созвать и единою черною волей сковать в Мордоре, где вековечная Тьма, — процитировала она. — Все думали, что Кольцо было утеряно, но оно вернулось. Теперь его нет. — Да, его нет, но оно было. Для того, чтобы уничтожить его, и существовало Братство. Фродо Бэггинс, Носитель Кольца. Сэмуайз Гемджи. Мериадок Брендибак. Перегрин Тук. Арагорн, сын Араторна. Гимли, сын Глоина. Я, Леголас. И Боромир, сын Денетора. Нас сопровождал Гэндальф Серый, но погиб, когда мы проходили через Мориа, — увидев удивление Эсси, Леголас поднял руку, прося не прерывать его. — Мы остались без его поддержки, и, возможно, это повлияло на нас. Особенно на людей. Из всего Братства Боромир был самым уязвимым, ибо в Арагорне много эльфийской крови. — Уязвимым? — не выдержала Эсси. Меньше всего Боромир казался уязвимым, особенно в сравнении с Леголасом. — Для Кольца. У Единого есть… была собственная воля. У всех Колец была, кроме Трех. Девять когда-то обратили во мрак девятерых людских королей, и тех не спасло даже владение магией. Они утратили человечность, утратили тела, став призраками — назгул, рабами Колец. И Единое, чувствуя хозяина… повлияло на Боромира. Он пытался отнять Кольцо у Фродо, — жестко произнес Леголас. — Забрать его себе, чтобы владеть им. Он вынудил Фродо надеть Кольцо, чтобы убежать от него, и поэтому Братство разделилось. После Боромир осознал, что сделал, жестоко раскаялся, ценой своей жизни защищал хоббитов от орков, и — не защитил. Он погиб от орочьих стрел. Мы положили его тело в ладью и пустили по течению Андуина… прости, brennil, меня не было рядом с ним в его последние минуты. Я знаю все со слов Арагорна, Фродо, Мерри и Пиппина. И я видел убитых им орков — их было не менее двадцати. — Кольцо, — повторила Эсси. Подняв руку, осмотрела свое обручальное. Представила, что чувствовал Боромир, одержимый жаждой отнять чужое. — Единое… — Он был героем, — тихо сказал Леголас. — И до сих пор является им, brennil. Но сам он считает себя предателем. Его простили все, но он не может простить себя… так я думаю. Может, ошибаюсь. Вас проводить домой? — Нет, hannad, — улыбнулась Эсси. — Сама дойду. Quel kaima. — Quel kaima, — шепнул ей вслед Леголас, и, когда она скрылась среди листвы, застонал, накрыв лицо рукой.***
Боромир был в спальне, когда Эсси вернулась — лежал на полу, на своем привычном месте, и делал вид, что спит, даже всхрапнул для убедительности. Как назло, сон не шел — то ли по вине полнолуния, то ли потому, что сегодня было не так много работы. Он приоткрыл глаза, заметив блеск украшения в руке Эсси, и сел, уже не притворяясь. Учить ее синдарину Леголас мог, сколько угодно, но дарить ей подарки? Что он о себе возомнил? — Где ты была? — Гуляла, — Эсси удивленно вскинула брови на его тон, но вспомнила о подарке. Леголас вел себя так, будто это значит намного больше, чем обычный дружеский жест, надо было спрятать… нет, зачем? Для нее это был именно обычный дружеский жест. — С Леголасом? — Боромир поднялся. В который раз Эсси пожалела, что все здесь такие высокие, а она ниже даже Тауриэли. — Да, — с вызовом ответила она. — Случайно встретились. — Случайно, — повторил Боромир. — Кулон из мифрила он тоже подарил тебе случайно? — Кулон из чего? — непритворно удивилась Эсси. — Мифрила? А я думала, что за металл, не серебро, не золото, не железо… — Он прочнее железа, но намного легче, — объяснил Боромир. — Его блеск не тускнеет с годами. — Дорогой? — Эсси ужаснулась. Принимать подарки — одно, принимать дорогие подарки — совсем другое. — Прости, я не знала. Не стоило брать. — Дорогой, — сказал Боромир. — Но не дороже сердца, которое тебе вручили вместе с ним. — Нет, все совсем не… — она осеклась, вспомнив взгляд Леголаса. Все было так, как выглядело. Но Боромира это не касалось. — Все так, госпожа, и ты это знаешь. — Даже если так, — Эсси вспыхнула. — Это все равно ничего не значит. Леголас скоро уедет в Лихолесье и станет королем. — Хочешь уехать с ним? — бросил Боромир. — Если хочешь, то все равно останешься моей женой. Ему сможешь быть только… — он прикусил язык. — Кем? — угрожающе спросила Эсси. — Как ты только что хотел меня назвать? — Ты сама говорила, что в твоем мире у тебя было много мужчин! — запальчиво воскликнул Боромир. — Хотя среди них нет того, кого ты бы любила! — Но я менестрель, а не шлюха! — Эсси выплюнула это слово, как яд. — Шлюхи берут за любовь деньги! А я… я не обязана перед тобой оправдываться! Пусть ты считаешь, что я шлюха, но я никогда… — она посмотрела ему прямо в глаза, — …никогда не была предательницей! Никогда не хотела присвоить чужое! Никогда не подставляла друзей! Ясно? — Леголас рассказал тебе, — Боромир побледнел, глядя на нее так, будто она его ударила. — Потому что ты не рассказал, — Эсси не жалела, ее слова стреляли ядовитыми дротиками, резали, убивали. — Потому что ты ничего не рассказал, кроме пары общих слов. И если ты думаешь, что я хочу уехать с Леголасом — нет, не хочу. Я не хочу быть ничьей женой! Ни эльфийского принца, ни эльфийского короля… ни твоей! — бросив в руки Боромира кулон, она выскочила за дверь спальни, глотая злые слезы. Кто тянул ее за язык? Зачем сказала про своих мужчин? Хотела развод? А зачем ей развод?.. Чтобы остаться одной в огромном чужом мире? Поначалу было бы намного удобнее находиться в браке, но даже если не думать о выгоде… Эсси остановила бег, упираясь ладонью в ствол дуба. Сад, успевший стать родным, успокаивающе шумел листвой. Она сползла спиной на траву, вынимая лютню — свою главную утешительницу. Погладила струны и чуть не разрыдалась вслух, так остро захотелось домой, туда, где была война, где она платила осколками дара по тавернам, где на стенах чернели омерзительные надписи «эльфов в резервацию», а с Юга неумолимо надвигалась угроза нильфов. Там Эсси, по крайней мере, была свободна, а здесь… иллюзия, видимость, самообман. Она не могла просто взять и уйти из Минас Тирита, и не только потому, что не изучила географию. Потому, что… потому, что она не могла самой себе признаться, почему. Гэндальф говорил, что Эсси должна найти ответ, какой Путь выбрать, Эльфов или Людей, что не должна спешить… будто чувствовал, что ей придется выбирать между эльфом и человеком. Но был ли у нее выбор — у замужней? И как выбрать кого-то из мужчин, если по-настоящему не любит ни одного? Песня пришла сама собой, сорвалась с губ плачем. — Придя в ночи к открывшему дверь, молил, как Бога или дитя…***
— Стой! Эсси уже не слышала — быстро, как лань, метнулась прочь. И не стала бы слушать. Зачем, ну зачем он опять обидел ее? Но она тоже его обидела… но она не знала. Ни о значимости подарков, ни даже о его чувствах — осенило Боромира. Она не знала. Он не сказал, что любит ее. Он сказал только, что сам не в восторге от их брака. Зачем тогда ей скрывать от него количество бывших мужчин? Зачем скрывать, что ею интересуется другой? Он поклялся быть ей братом, но ревнует, и эта ревность доводит до безумия, совсем как… нет. Не так. Но тоже — больно. Нужно вернуть ее. Догнать, объяснить, сказать, что любит — вряд ли это что-то изменит, но Леголас сказал, а Боромир, нет, хотя назвал ее своей женой… Он скрипнул зубами, давя стон. Проклятые эльфы. Проклятые чувства. Было гораздо проще жить в битвах и умереть от стрелы, чем биться лбом в закрытые двери, вымаливая горстку взаимности. Грудь дернуло фантомной болью, но Боромир не обратил внимания, переходя с бега на шаг. Он не знал точно, здесь ли Эсси, интуитивно чувствовал, что здесь — и понял, что не ошибся, услышав мелодию. Застыл, затаив дыхание, прячась за ветвями плакучей ивы. Эсси в свете полной луны, окруженная зеленью сада, была похожа на саму Лутиэнь… или нет, скорее на саму Йаванну Кементари… Вану… Нессу… Красивая до боли в глазах, неземная и далекая. — Я поздно вырвалась в мир людей — ты можешь все, верни время вспять, — пела Эсси. Боромира обдал холод — показалось, что она не поет, а взывает к тем высшим силам, которые привели ее сюда, что сейчас она растает в мареве, когда они ее услышат. — Там без меня менестрели молчат, поблекли краски, и мир, как уснул… По ее щекам текли слезы. Слезы. Он не видел, чтобы она плакала. Ни разу. Она не плакала ни разу. Боялась, сердилась, ругалась — но не плакала. А теперь плачет. Из-за него? Из-за Леголаса? Из-за тоски по родине? — Застыла ржавчина на мечах и нет надежды вернуть весну… Нет надежды. Нет. Нет-нет-нет — зазвенело в ушах. Захотелось обнажить меч, проверить, не застыла ли и вправду на нем ржавчина. Сердце затрепетало: вдруг все же не песня, а призыв туда, домой, где по дорогам растет бурьян, где герои убиты или пьяны, где седая ведьма, кляня тоску, пишет руны вином на клинке? — Тот мир — он верил лишь только мне, а я ушла, но теперь вернусь… Боромир дернулся — прекратить это, остановить, удержать — но не смог. Прервать песню — как убить человека. Он замер, сжимая кулак так сильно, что ногти впились в ладонь. Сейчас Эсси исчезнет. Но затихла мелодия лютни, тая в лунном свете, а Эсси осталась, роняя слезы. Можно было — необходимо было! — подойти к ней, сесть рядом, сказать обо всем… — Боромир? С глухим рычанием он обернулся к Леголасу. Прижал палец к губам — чертов эльф, почему так не вовремя, неужели он специально выдает его? Лицо Леголаса осталось непроницаемым, но голос он понизил до шепота. — Нужно обсудить будущие посадки деревьев. — Ночью? — с каким трудом Боромир сдерживался, чтобы не схватить его за воротник, знал один Эру. — Я уезжаю на рассвете, — ответил Леголас. — Поэтому было бы неплохо сейчас. Прости за беспокойство. Кивком приказав эльфу следовать за ним, Боромир зашагал в сторону кабинета — подальше от сада, где была Эсси.***
— Я думаю, справа… — начал Леголас, но Боромир не дал закончить — как только за ними закрылась дверь, сгреб эльфа за воротник, хотя ужасно хотелось ударить. Врезать кулаком по лицу, впечатать спиной в стену, не используя меч, по-звериному, дико. То, что они были в одном Братстве, уже не имело никакого значения. — Плевать на деревья! Ты соблазняешь мою жену за моей спиной! — Я… — Леголас растерялся. Он слышал мелодию лютни, но не слышал слез. Подошел к Боромиру, думая, что тот любуется играющей Эсси, не подозревал, что друг узнал о кулоне, и что сказать теперь — не знал. Что сказать, что сделать, как оправдать себя, если оправдываться было нечем. — Ты! — Боромир встряхнул его. Отпустил, тяжело выдохнув. — Она не говорила, — уточнил он. — Ничего не говорила. Я сам увидел кулон. Она его не прятала. Не посчитала нужным, — не преминул добавить, указывая, что Эсси не ценила дар должным образом. Леголас покраснел. — Я не соблазнял ее, — твердо ответил он. — Да, я подарил ей кулон из мифрила. Но я не говорил ей ничего. — Кроме того, что я предатель, — хмыкнул Боромир. — Она спросила, от чего ты погиб, и я рассказал, — с вызовом бросил Леголас. — Ты не рассказывал, а ей наверняка было интересно, как умер тот, кого она воскресила. Это прозвучало пощечиной. Боромир потер щеку, покачал головой, цепляясь пальцами за край стола. — Когда-то Келебримбор подарил Галадриэли копию Элессара, сказав, что любит ее, хотя она и предпочла ему Келеборна Лесного, — Леголас упрямо сдвинул брови. — Неужели я не могу молча преподнести красивую вещь деве, которую полюбил, пусть она выбрала другого? — Она меня не выбрала, — горько усмехнулся Боромир. — И тебя тоже. Она не стала бы твоей женой, Леголас. Она убежала бы от тебя в страхе, как лань от охотника. Эта дева боится замужества, как огня — не знаю, по какой причине. — Не знаешь, — со значением выговорил Леголас. — До сих пор. — А ты знаешь? — Я не имею права говорить о таком с чужой женой, — выкрутился эльф. — Но я знаю другое. Знаю, что она любит. Что ненавидит. Какие у нее любимые цветы и сладости. Когда у нее день рождения, пусть такого месяца нет в нашем календаре. Где она выросла. Кто был ее лучшим другом. Даже то, что она видела во сне. Brennil любит поговорить и умеет интересно рассказывать о самых обычных вещах — рассказывать так, что те перестают быть обычными. — И что она любит, а что ненавидит? — спросил Боромир без надежды на ответ. Правильно не надеялся — Леголас усмехнулся, качнув головой. — Сам узнай. Она же твоя жена.***
Эсси мирно спала на траве, по-детски сложив руки под щекой. Лютня лежала в заплечном мешке, заботливо возвращенная на место. Пение соловьев баюкало ее, ночь несла на своих ладонях в неизведанные миры, слезы высыхали на ресницах, и так сладко-сладко было спать под усыпанным звездами небом, вдыхая ароматы цветов. Она не проснулась, когда рядом остановился Боромир. Не проснулась, когда он поднял ее на руки, бережно неся домой. Не проснулась, когда уложил в постель, накрыв одеялом — переодевать не решился. Сидя рядом, он смотрел на нее, любовался спокойным, умиротворенным лицом. Губы Эсси чуть приоткрылись, волосы струились на плечо, платье немного сползло, открыв ключицу — на ключице была родинка. Мучительно захотелось поцеловать эту родинку, поцеловать губы, ощутить их сладость, собрать с них песни, как капли меда. Обнять, лечь рядом, не позволяя себе ничего больше, только грея ее теплом и греясь самому. Баюкать ее в кольце рук, шептать на ухо что-то, от чего она бы мило и забавно возмущалась… Подарить ей что-то, от чего ее глаза-звезды сияли бы счастьем, а не сверкали жемчугом слез. Сделать ее не только своей женой, но своей женщиной. Только она не захочет, а силой… силой не захочет он сам. Скорее умрет второй раз, чем причинит вред этому хрупкому созданию. Какая разница, сколько мужчин у нее было до, если они были даже не в этом мире? Какая разница, кто был первым, если он мог бы стать последним? Единственным? Боромир наклонился, прижавшись лбом к ее лбу. Не поцеловал, сдержался — просто слушал размеренное умиротворенное дыхание, впитывал в себя ее аромат, ее образ — пенный образ — перебирал в памяти все их немногочисленные разговоры, тысячу раз мысленно убивал себя за обидные фразы, слетевшие с его губ в ее адрес, понимал разумом, что это глупо, но сердце понимать отказывалось — оно хотело любить. Кого любила она, Эсси Давен, нездешняя полуэльфийка, рифмующая чужие жизни с той же легкостью, с какой говорила? Кого она могла бы полюбить? Была ли вообще способна на это? Если он ее поцелует — она не проснется. Она спит крепко, уставшая, убаюканная музыкой собственных слов. Она не вспомнит. Боромир потянулся к губам, почти коснулся… в ушах прозвучало сказанное им «gweston». Нет. — Только валар создать могли тебя, — прошептал Боромир ей в губы вместо поцелуя. — Только валар создать могли тебя, любимая. Оставив Эсси, он вышел — не смог бы ночевать здесь же. Не сегодня. Может, не завтра. И не через три дня. Но потом — обязательно… когда-нибудь.***
Утром Леголас и Тауриэль уезжали в Лихолесье. Уезжали, на час опережая рассвет. Не дождались Эсси — Тауриэль не спросила, почему — наскоро попрощались с Боромиром, пригласили его на коронацию и получили согласие приехать вместе с женой. На слове «жена» Боромир сделал ударение, а Леголас стыдливо отвел глаза. Тауриэль первой пустила коня вперед. У нее было ощущение, что они убегают — что Леголас убегает. И ей было жаль его, но вместе с тем… Тауриэль не хотела, чтобы он полюбил Эсси. Чтобы он вообще кого-то полюбил. Он был ее другом детства, ее названным братом, ее Леголасом… он был ее. Он всегда был ее. — Что случилось между тобой и Эсси? — прямо спросила Тауриэль, когда конь Леголаса поравнялся с ее. Тот коротко вздохнул, прикрыл глаза — и сдался. Скрывать что-либо от Тауриэли было невозможно, он проверял это сотни раз. — Я почти что признался ей в любви. — Что-о? — протянула Тауриэль. — Я не сказал прямо, — обреченно продолжил Леголас. — Но, думаю, она догадалась. — И Боромир догадался? — Он увидел мой ей подарок. — Если ты подарил ей кинжал, который я подарила тебе, я тебя убью, — пообещала Тауриэль. Леголас вымученно улыбнулся. — Не кинжал. Кулон… матери. Тауриэль посмотрела на него долгим внимательным взглядом. — Кулон матери? — Она оставила его мне, — Леголас выпрямился в седле. — И я могу сам решать, что с ним делать. — Идеальное решение — подарить его чужой жене, — фыркнула Тауриэль. — Тот же эффект, что бросить в Ородруин… нет, хуже! Ты просто сошел с ума! — Да, — не стал спорить Леголас. — Сошел. Но что мне делать, Тау? Я увидел ее. Я услышал ее. Я узнал ее. Я не имею права любить ее, но разве могу вырвать любовь из души? Замолчав, Тауриэль отвернулась. — А ты почему злишься? — примирительно сказал Леголас. — Я признаю, что дурак, но мы не поссорились с Гондором. И с Боромиром не поссорились. Я приеду домой, стану королем и буду, как отец, хранить разбитое сердце — наверное, это судьба всех правителей Лихолесья. Все хорошо, Тау, правда. — Превосходно, — процедила она. — Превосходно, Леголас! Но что делать мне, если я тоже не могу вырвать из души любовь? Не дожидаясь его ответа, Тауриэль пришпорила коня и поскакала вперед.