Миристицин

АВАР - отказ Ноябрь 2020 Личный дневник Д.Л.Малфоя “Черт бы побрал эту Асторию. Мало мне её любовника монстра, мало остальных ублюдков в нашей постели, мало того, что наши со Скорпиусом группы крови не совпали три года назад. Мало мне этого всего, так ещё теперь, спасибо, милая женушка, я ещё и коррупционер, потому что должен покрывать её ублюдочного любовника из-за которого упала и поломалась юная девочка. Смотрел вчера её анкету и фото. Такая красивая, хрупкая, беззащитная. Бедный ребенок. Совсем еще дитя… надеюсь, что заплаченные деньги хоть немного компенсируют ущерб и вскоре она сможет танцевать, потому что врачи сказали, что если заплатить за операцию, то через год при должном упорстве, она снова станет чемпионкой. Выздоравливай, Гермиона. Стоит сказать Майлзу, чтобы послал ей цветы» Записки Джинджер “Боже. Боже мой. Боже, как же больно, как же невероятно больно. И одиноко. Мама, где же ты, когда мне больно? Папа… пап, жаль, что ты работаешь сутками, чтобы оплачивать мое пребывание в этой больнице и засыпаешь у моей постели. Из чемпионки я стала никем. Обузой. Бессмысленной обузой. Говорят, я больше не смогу танцевать. Моя карьера закончена. И я не знаю, что же больнее… то, что в спине… или то, что в сердце. Я все потеряла, всё. Жаль, нет денег на операцию. Возможно, я бы смогла еще танцевать. Не могу даже уснуть толком. Слушаю по ночам интервью Его Чести. Он такой вдохновляющий. Хоть я больше и не верю в себя. Но его голос утешает. Я так рада, что он есть в моей жизни. Пусть даже голосом. И букетом цветов. Забавно, но от него прислали цветы. Всем на этаже, конечно, прислали, в рамках какой-то социальной программы, но какой все таки великий человек….” ***       - До завтра, мисс Грейнджер, - доктор, наконец закончивший свой тяжелый, изнурительный и, увы, такой необходимый перед операцией опрос, дал напряженной девушке выдохнуть. Она подняла на него свои синие глаза, полные не страха, нет.       Одиночества.       Доктор замер. Он ощущал, что пациентка хочет спросить о чем-то, но никак не может понять, удачный ли момент.       - Что-то еще, мисс Грейнджер? – приободрил он её улыбкой. Девушка открыла было рот, а потом передумала. Устало покачала головой.       - До завтра, - она одарила мужчину, которому завтра предстояло её оперировать, одной из тех улыбок, от которых у господина мэра переворачивалось сердце. Джинджер и сама не ведала об этом своем тайном оружии. Но в этот момент она была великолепна. Настолько, что разбивала сердца.       Когда врач ушел, девушка, подобрав ноги, забралась на кровать. Отрегулировав наклон своей койки, она откинулась и попробовала почитать. Но она никак не могла проникнуть в хитросплетения языка Толкина, когда тот не писал прозу. Легенда о Сигурде и Гудрун не покоряла её сердце. Вместо того, чтобы отвлечься и прочитать толкиновскую версию Нибелунгов – под звуки музыки Вагнера, которая и защищала Джинджер от больничного шума, и от собственных страхов, и придавала храбрости – и сравнить со знакомым с детства творением, девушка постоянно спотыкалась о раннесредневековый стиль, который имитировал профессор. К тому же книга напоминала Гермионе те ночи, в которые они с Драко спорили – похожа ли вагнеровская тетралогия о нибелунгах с «Властелином Колец»? Девушка, видящая сотню параллелей, говорила да, а Его Чести приходилось защищаться, ведь он отстаивал позицию Толкина, которого всю жизнь бесили такие сравнения. Ничего общего, кроме кольца, там не было.       Потому Гермиона уже давно смотрела именно на эту Легенду. Где уже точно были Нибелунги. А ещё, увы, Фафнир, реплики которого девушка пролистывала, в результате теряя смысл всего происходящего. Не могла сосредоточиться. Потому нехотя отложила книгу и покрутила в руках телефон. Прикусила губу.       У нее правда был вопрос к доктору. Совсем детский. Наивный. Беспомощный. Можно ли ей кроме спины исправить ещё и сердце. Сшить его, разбитое на кусочки, и вложить обратно в грудную клетку, будто ничего и не было. Словно не пришлось бы проломать сначала ребра, дабы к нему добраться. Но задавать такое было глупо. Просто очень хотелось девушке, которая переживала первую в жизни любовную травму, иметь под рукой волшебное средство, которое бы избавило от моральной боли. К физической она, профессиональная спортсменка, привыкла, но от того, как болела душа, – круглосуточно и везде – хотелось кричать. И она кричала. Внутри себя.       Потому что вокруг никого не было и в этом не было смысла.       Не было, и она сама была виновата. Ведь сбежала так, чтобы найти не могли. Точнее, например, от отца она не скрывала ни планов, ни намерений, но в клинике даже не вышла, когда он приехал. Не хотела его любви и поддержки сейчас, когда, бросив Драко, снова стала удобной, правильной, послушной дочерью. Она приняла цветы, зная, что отцу они стоили денег, но на этом – всё. Гермиона понимала, что позже – возможно – обида пройдет и она будет готова общаться, однако не сегодня. Сейчас ей не нужен был тот, кто любил её, лишь когда она играла по правилам. Ей был нужен человек, готовый быть с ней против всего мира, но его она бросила. Как раз ради того, чтобы вдвоем не быть против всех, как бы это ни было иронично. Защищая Драко. От прессы, сплетен и… самой себя, ведь сейчас, готовясь к операции, кроме любви, ощущала и то, что должна была – злость на него, абсолютную злость. Не за то, что защитил любовника жены, нет. Джинджер достаточно хорошо знала свою неЧесть и понимала, что по-другому поступить он просто не мог. Драко Люциус Малфой защищал своих до конца. В этом Гермиона убедилась.Но за то, что не позаботился о ней. Тыкнул деньги и даже не изобразил эмпатию. Ведь должен был. Хотя бы когда она начала оббивать пороги его приемной в попытке добиться правды, ведь суд не хотел принимать её иск. С другой стороны, возможно, Драко принимал её просто за алчную девчонку, ведь им – матери и ей, по его мнению – заплатили, а она, выходит, нарушала условия сделки.       Гермиона вздохнула, подумав о том, что даже сейчас она все же находила аргументы в его пользу. Потому что винила, по правде, мать. Но на Драко злиться было удобней. Хотя бы за очередной раз проебанные идеалы. Казалось, что раньше он был куда менее щепетилен. Ведь она была с ним рядом. Не только в публичных моментах, но и личных, когда Фафнир писал свои речи.       Речи, в которые он верил.       И этот же человек цинично закрыл глаза на сломанную карьеру. Ради любви своей жены к другому. Которая продлилась всего ничего, ведь Астория вроде как ни с кем не встречалась.       Девушка подняла глаза. Большие окна в палатах были безжалостны, ведь сквозь них Гермиона могла видеть, как других пациентов навещают семьи. Как приносят цветы, шарики и поцелуи. У нее было пусто. Вакуум, который давил. Белые стены. Очень дорогие белые стены, ведь цена за изнасилование была высока. Обратная сторона её банковского счета выглядела отвратно, и Джинджер не ощущала удовлетворения, лишь глубочайшую тоску внутри. Тогда, когда она ставила Майлза на место, какой-то триумф шевельнулся в душе, но сейчас она ощущала лишь глубокую печаль.       И робкую, нереальную надежду, когда телефон тихо пиликал.       Иррационально мечтала о своем Фафнире. Хоть сменила номер. И лежала в больнице слишком далеко от Нью-Йорка, где конфиденциальность ей гарантировал Командор. Да, ей пришлось к нему обратиться. Новая знакомая, конечно, здорово ей помогла, но объяснить свою непростую историю любви было бы слишком сложно, потому Гермиона ограничилась благодарностью. Ведь чек загадочная блондинка принять отказалась, сказав, что у нее таких фантиков на капризы столько, что девать некуда. И глядя на ее крупные, розовые бриллианты, о которые она могла случайно порезаться при обычном рукопожатии, Гермиона поверила. На том они и расстались, а после ей пришлось попросить Снейпа замаскировать её следы.       - Думаю, ты знаешь, в чем дело, - лаконично сказала она в тот роковой день, когда написала Драко записку с третьего раза. Две отправились в урну, поскольку слезы размывали написанный от руки текст. У нее аж рука заболела прощаться, но Гермиона, и без того знающая, что трусит, хотела дать мужчине хоть это. Прощание написанное своей рукой, а не напечатанное равнодушным Calibri. Это было хоть бы уважительно. – Ведь это была та тайна Драко, которую он скрывал, да?       - Ты о своей травме, наверное? – вскинул бровь Командор, немало удивленный с виду её желанием «уехать на край света, но сначала займусь спиной». Тогда Северус чиркнул спичкой о коробок, высек последнюю искру их дружбы, и они закурили сигарету. – Да, конечно, я знал. Я знаю все грязные тайны своих клиентов, но не рассказываю о них, ведь…       - Я понимаю. Мы с тобой – лишь средства для достижения великой цели Драко. Потому нас не связывала большая дружба. Поэтому ты промолчал. Раз не друзья, не близкие – ты должен хранить секреты тех, кто тебя нанимает.       - Даже если бы мы были близки, Гермиона, я бы не сказал, - его бархатистый голос прозвучал ниже обычного, а взгляд обжег. Он протянул ей сигарету. Девушка затянулась, и пепел посыпался на пол. Северус посмотрел ей в глаза и повторил ровно половину фразы: - Если бы мы были близки…       Тогда Гермионе показалось, что он не для пущей убедительности прокрутил те слова. Нет. То было заявление. Которое бы не понравилось Драко, что все время повторял ей, что не доверяет Северусу, потому что у того – свои резоны. Впервые Джинджер подумала – а что, если его резон – она. Тогда бы Командор был не первым мужчиной из окружения Его Чести, который положил на нее глаз, чтобы трахнуть.       Потому она отвела взгляд. Невольно увеличила между ними расстояние и притворилась, что не поняла. Даже усмехнулась. Ей показалось забавным то, что Фафнир правда не верил Снейпу, но, в отличие от лучшего друга, тот его не предал. Это было ценно. Особенно если виды на нее действительно были. А они были. Были же. Потому что просто так не смотрели. И просто так не водили в бутик Оскара де ла Рента. И в винные бары не ходили дегустировать все вина, кроме Рислинга. И никто просто так не вызывался быть бойфрендом.       В тот миг Гермиона это поняла. А возможно, понимала всегда, но не хотела думать.       Как бы там ни было, кроме Снейпа ей обратиться было не к кому, ведь без него Драко бы нашел её за пару часов. А так вот уже неделю она пребывала в клинике, которую тоже посоветовал Командор, и совсем не наслаждалась тишиной. В какие-то моменты ей хотелось, чтобы Северус сделал свою работу похуже, но кажется, теперь Фафниру придется долго искать Золото Рейна. Его сильмарилл был утерян       Открыв Вайбер, Гермиона нашла контакт Драко. У него её номера не было, но у нее его – был. Наверное, немногие люди в мире могли похвастаться вот такой ситуацией, обычно же было все наоборот. Откашлявшись, она нажала рукой на микрофон.       - Привет, Драко. Сегодня я читала твое интервью и хочу сказать, что ты – потрясающий. Конечно, оно не было для меня ново, ведь вдвоем придумывали ответы. – Она хрипло рассмеялась. Сиалия, которая от горя научилась каркать. Потому что воспоминания были очень свежи.       Они вдвоем лежали в постели. Он, растянувшись по диагонали на спине, она была сверху. Откинув голову, Драко то рассматривал Нью-Йорк, который был вверх ногами, то её, такую обнаженную, смелую и дерзкую. Ночь перед концом света. Ночь перед дебатами. Ночь перед изнасилованием. Никто из них не чуял, как предостерегающе рыдали дочери Рейна, предвидя, что Золото похитят. Нет. Они лишь пытались отдышаться после близости, запах которой еще висел в воздухе. Тогда-то Драко и вспомнил об интервью, ответы на которое они давали вместе. Сначала – обдумывая каждое слово, взвешивая, а затем – уже в процессе секса. Задыхаясь от смеха и удовольствия делить её тело на двоих. Впускать его глубоко. Как в нее, так и в мысли, ведь Гермиона делилась тем, что думала, и Драко некоторые ответы даже не переделал.       Тем больнее сегодня было читать и свои мысли тоже. Без цензуры. Он правда ничего не изменил. Вроде как оставил послание, над которым Гермиона плакала, ведь могла слышать каждый вдох-выдох и помнила, между какими из своих реплик, которые были поданы ответами Драко, кончала или как Его Честь пытался не прервать свой монолог, пока она «работала спичрайтером», как он назвал минет в ту ночь.       Первое совместное интервью. Публичное и подпольней некуда. Тайна, известная лишь двоим.       Но надиктовывая голосовое, Гермиона не плакала. Голос дрожал, но сейчас Джинджер хотела дать волю только хорошим эмоциям. Знала, как важна Драко похвала. Как это ни странно. И она, девочка, которую никогда не хвалили, остро ощущала это в нем, потому не забывала говорить Драко все те замечательные слова, которые ощущала на самом деле. Это тоже в какой-то мере было их любовным фундаментом. Её умение искренне восхищаться. Не льстить. А правда восторгаться. И человек, видевший столько лжи – одну ложь, по сути – ценил это в ней.Потому ей было важно похвалить его. Ведь кто, кроме нее? Уйдя, она забрала у Драко эту привилегию. Быть высоко оцененным по заслугам.       - Твои рейтинги растут. Это тоже здорово. Еще два месяца, и ты станешь губернатором. Эгоистично сказать о себе, но знаешь, я буду самым счастливым человеком в штате. Никто, даже ты, не будет так рад и горд, как я, - из её чистой души полились слезы, запачкавшие щеки. Гермиона плакала о том, что не разделит с ним этот момент. Не обнимет за кулисой, не подарит свой поцелуй перед тем, как он с Асторией выйдет на публику. – Где бы я ни была, я проголосую за тебя. Всегда проголосую. Даже десять, двадцать лет спустя, когда ты будешь идти в Президенты. Я буду голосовать только за политика, которому поверила. – Она улыбнулась. Губы задрожали. Любить его всю жизнь. Пронести это через года. Страшное проклятие. И большой дар. – У меня все в порядке. Завтра операция. Я бы хотела, чтобы ты был рядом. Но не могу рассчитывать на это, ведь мы оба знаем, что твоя карьера не выдержит нашей любви. Мне страшно, Драко. Мне так страшно. Они задают мне вопросы. Мои аллергии. Мои предыдущие операции. А я боюсь с каждым вопросом все сильнее. Боюсь, что неправильно рассчитают анестезию и я проснусь среди операции. Или что не проснусь вовсе. Вдруг сердце разбито настолько, что не выдержит? Как думаешь, это возможно? Разбить свое сердце аж настолько? Не знаю, какая-то часть меня хотела бы не проснуться, ведь после будет самое страшное – реабилитация. Боюсь, что не справлюсь. Или что она не даст результат и я больше не смогу танцевать. Как бы мне хотелось, чтобы ты провел эту ночь рядом со мной. Чтобы успокаивал, пока не усну. Гладил по руке. Обнимал за плечи. Целовал за ухом, нашептывая, что все будет хорошо. Я так по этому скучаю.       Не выдержав, она расплакалась, пряча голову в колени. Но сначала – смахнув сообщение, которое изначально и не собиралась отправлять. Просто ей нужно было это. Разговаривать с Драко. Каждое утро, вечер, обед. Желать ему хорошего дня, сладких снов и поддерживать перед выступлениями. Хоть потом она ничего не отправляла, естественно. Но не говорить с ним вообще было бы слишком больно, потому Гермиона разговаривала.       А потом плакала взахлеб. По несколько раз на день. Иногда беззвучно, иногда поскуливая.       Просто потому что сердце было разбито, она была разбита. Вдребезги. Но продолжала любить. На издохе. К тому же Драко был её самым близким человеком. За эти месяцы мужчина стал её другом, и это тоже было немаловажно, потому она просто не знала, с кем ещё поделиться. Кто бы в самом деле захотел слушать. Кому было не плевать на нее в этом мире?       Лишь ему, по правде. Он ведь принимал её любой. Веселой, смущенной, грустной, радостной и даже злой. Вот уж правда, они были вместе и в горести, и в радости. Обрученные любовью. Хоть он был не её мужчиной. И никогда теперь таковым не станет. По её решению.       Потому что это было правильно. Драко не должен был платить за любовь карьерой. Он так много работал ради шанса сделать мир лучше, что она была не вправе забрать тот. Но Гермиона не рассчитала, что благородство - это очень тяжело. Потому и выла от одиночества за сотни миль от Драко. Стискивая телефон в глухой надежде. Не зная, боится или мечтает получить от него хоть сообщение.       Поступать правильно оказалось все равно, что надеть обувь не по размеру. Болело при каждом шаге. Вдохе. Движении. Но Гермиона, сцепив зубы, знала, что дойдет в этом испытании до конца. *** Неделю спустя       Телефон Драко разрывался, но он и бровью не повел. Сложив руки на руле, упершись в тот лбом, он просто дышал, ощущая мелкую дрожь в кончиках пальцев. Ему было плевать на то, что, по мнению Снейпа, пропускает какую-то встречу. Командор мог справиться и без него, в конце концов, Драко достаточно проработал клоуном, пусть посмотрят на аниматора помрачнее.       Он пропускал жизнь. И это его сводило с ума. Потому сейчас у него был другой приоритет.       Джинджер. Его приоритетом была Джинджер.       С её прощальной записки прошло две недели. Ебаные две недели. И его охрана не могла её отыскать. С Мет девушка уволилась, как и писала. Квартирку - ту, вторую - сдала хозяину. Судя по всему она покинула Нью-Йорк. Покинула, воспользовавшись либо карпулингом, либо автобусом. Тем транспортом, который не требовал паспорта при покупке билета. Уехала и нигде не появилась. Ни в одном аэропорту, отеле или хотя бы в публичной библиотеке. Нигде.       Уехала. И город, который накрыли осенние дожди, осиротел. Как и сам Драко, лишившийся половины сердца. Который искал её и ощущал беспомощную злость. Который часами спорил с ней в голове, доказывая, что любит её и ошибся. Который в мыслях снова и снова просил прощения, а иногда срывал свое равнодушие на крик. Который просто скучал. Скучал по своей пташке, всю память о которой, казалось, смывали сентябрьские грозы, стекающие по окнам бесформенными потоками.       По ночам он часами не спал, лежа на полу их персонального Дориата. Снова и снова прокручивал волшебные моменты той ночи, после которой Гермиона узнала правду и решила, что с нее хватит. Положа ладонь на сердце, Драко не то чтобы её не понимал, наоборот - понимал, лучше, чем кто-либо. Потому что порой сам хотел сбежать. Подальше от мира политики и самого себя.       А сбежал только из Сити Спайр. В особняк Грейси. Не в постель Астории, нет. Просто подальше от места, где ещё стояли - уже засохшие - георгины в той дорогой вазе Baccarat и солнцеловы напоминали о пташке, которая бросила его. Грехи прошлого ударили Драко под дых, и он тосковал. Побег ничего не решал, ведь в доме, в кабинете все тоже напоминало о ней. Солнцелов в виде сердца, который шатался в клетке треугольника. И… о Эру, “Скрипка Энгра”. Чертова фотография. Его неугомонная Скьяп, как всегда, была очень быстра в принятии любых решений. Будь то сбрить налысо свою шикарную белокурую шевелюру в знак протеста против сексуального насилия над женщинами - ох и смела же была она тогда, что в приобретении снимка, который теперь символизировал только боль, ведь та ночь была у них с Джинджер последней. И гипнотизируя часами чужие эфы на спине, он проворачивал те минуты счастья, как бы упиваясь ими, чтобы с первыми лучами солнца снова бороться. За кресло губернатора и их с Гермионой будущее.       Драко откинулся на сиденье. Потянулся к респимату. Щелкнул крышечкой.       Все эти две недели вспоминал свои три любви. Как он почти плакал от недоумения, когда его за деньги бросила первая сиалия, и как рычал от боли, когда Астория сказала, что любит Бена Соло. Те моменты разбили ему сердце, но его Гермиона… Гермиона его просто выдрала из груди. Заслуженно, но выдрала. Ведь в юности он знал, что полюбит ещё. И даже после Астории знал. А теперь был уверен, что нет. Невозможно было кого-то любить больше. Потому не сдавался. Ругался, злился, но не собирался отпускать, не поговорив. Она была его. Его любовью. С первого взгляда, брошенного случайно, до последнего вздоха. Драко знал это, чувствовал кожей, кровью и даже ребрами, которые безумное сердце хотело поломать - так сильно и часто стучало.       - Я верну тебя, Гермиона, верну, - он шептал не одержимо или в отчаянии. Хоть был и одержим, и отчаян. Лишь с верой в то, что найдет её и они поговорят. Он не будет готовить речи, хоть крутил их на языке все время и боялся, во время какой-то агитации те вот-вот выпадут изо рта, превратив кампанию в жалкую мелодраму. Но поговорит. Сядет у её ног, положит душу на острые колени и расскажет правду. Без надежды на прощение, но принятие. Объяснит, как хотел - безрассудно и эгоистично - спасти свою семью. Как думал о ком угодно, кроме нее, девочки, которая упала. Не будет скрывать, что был сначала слеп, затем - жалок.       Но ведь все можно ещё было восстановить. Боль исправить невозможно, но её травмы лечились, а моральные раны… Драко сглотнул… еще раз подумал о документах на развод… у него было, что ей предложить. Он хотел дать обещание. Зацеловывать каждый её шрам до конца жизни. Он ошибся, потому что был трусом. Но Джинджер же сделала его лучше. Джинджер сама была лучше.       Вздохнув, Драко вышел из машины. Кинул быстрый взгляд на небоскреб. Его детище. Семирамида 2.0. Амбиции и гордыня, что пробивали облака. Он решил достать до неба и был наказан. Но упорно строил, кирпич за кирпичом, свое место в истории. Сглотнул.       Расправил плечи. Поправил пальто.       - Я сам, - сказал Драко охране, заходя на стройку. Игнорируя каску и здравый смысл. Как игнорировал предписание, например, не садиться за руль. Или не любить больше. Все игнорировал. И был уверен в себе, как никогда, хоть ладони, спрятанные теперь в перчатки, были такими же влажными, как перед самым важным публичным выступлением.       Вхожий в свой проект на всех стадиях, Драко легко ориентировался.       Ему не нужен был поводырь или проводник. Но он нуждался в указателе. К Гермионе. И нашел тот на тридцать пятом этаже. Уже застекленном. Но еще пахнущем пылью и искрами, которые бывали, когда резали камень.       - Здравствуйте, мистер Грейнджер, - спокойно сказал он, обращаясь к мужчине, что, хмурясь, читал схемы проводок. Подумал - мельком, рефлекторно - возможно, не зря пташка увлеклась световиком. Электрика у нее была в крови. Все, что давало свет. Она и ему давала свет. И импульс. - Могли бы мы поговорить?       Отец Гермионы вскинул голову. В его темных - точь-в-точь как у его малютки - глазах мелькнуло сначала потрясение, затем ярость, которая вылилась в то, что человек, не думая ни о чем, подлетел к Его Чести и с отчаянием отца, дочь которого использовали, ударил Драко в нос. Тот, предполагая такой сценарий, не шевельнул и пальцем, чтобы защититься. Сделал шаг назад только тогда, когда удар был нанесен.       Закашлял.       Задышал ртом, поскольку кровь забила нос.       Получив в челюсть и позволив себе разбить нижнюю губу, Драко сделал шаг назад. Запрокинул голову.       - Хорошо. Я заслужил это. Ваша дочь стоит разбитого носа. Но, возможно, вы попробуете меня выслушать? Мистер Грейнджер, чтобы Вы ни думали, я люблю ее. Иначе почему я пришел сюда, если бы Джинджер была лишь очередной? Я. Её. Люблю. - Он достал платок. Все тот же красный. Который она ему сшила. И приложил к губе. Пекло. Щипало. Неприятно тянуло, но окей. Он мог это понять. В эту секунду как никогда радовался, что у него был сын, потому что сам бы убил ублюдка на полжизни старше, который бы тронул его дочь. - Давайте поговорим?       - У вас минута.       - Я справлюсь за один вопрос. Где она? Где Гермиона?       Мужчина не удивился вопросу. И хоть ответил: “Не знаю”, Драко уже понял, что ему лгут. Похоже, их расставание не было секретом, раз отец даже бровью не повел. Адреналин, как наркотик, введенный прямо в вену, забурлил в нем. И надежда. Впервые за все четырнадцать одиноких ночей. В нем всколыхнулась надежда. Потому, нарушая все границы, он сделал шаг и положил ладонь на плечо мужчины.       Тот был ниже. Какая ирония.       - Где Ваша дочь? Послушайте, если Вы любите её так же сильно, как я, то скажите мне. Посмотрите на меня. Я все сделаю, чтобы найти её. И если она сейчас одна - значит я ей нужен. Понимаете? Знаю, что Вы можете меня не любить. О Эру. Да можете даже не голосовать. Но сказать мне Вы обязаны, потому что она не просто подружка. Она - моя, понимаете? Вы любили когда-то? Вы понимаете? Понимаете? Я хочу вернуть её. Хочу сделать счастливой.       - Очень же у Вас получилось.       - Получилось! Несмотря на ошибки, получилось. Со мной она была счастлива. Посмотрите мне в глаза и скажите, что это не так. Что Вы не видели, как она счастлива. А если этого мало, подумайте о чем-то более материальном, чем слова и чувства. Подумайте, что эти полгода она жила в лучших условиях своей жизни. Перед ней были открыты все двери. Она ни разу не думала, где взять денег на платье, артишоки и уик-енд в любой точке мира.       - Какова была цена?       - Секс не был ценой. Секс был последствием. Того, что мы друг друга любим. Не унижайте её тем, что считаете её недостойной любви настолько, что ей за все приходится платить телом. Не смейте. Иначе я не буду вежлив и ударю Вас в ответ. Клянусь. - Глаза Драко загорелись очень злым огнем. Какой-то первобытной яростью, которую он, однако, контролировал. - Я просто баловал её. Что было не сложно. Такое недолюбленное, недоверчивое создание.       - Дитя, мистер Малфой.       - Хорошо. Пусть так. Я понимаю. Дитя. Для Вас, не для меня. Для меня она - женщина. Юная, прекрасная, великолепная, умная, талантливая женщина. У которой может быть блестящее будущее. Без меня. А со мной - еще лучше, ведь все мои возможности - связи, деньги, желания - помогли бы ей устроиться в жизни лучше. Вот зачем я здесь. Потому что я желаю Гермионе самого лучше. И если Вы тоже - я жду, мистер Грейнджер. Вы дали мне минуту, а сами тянете время. Я хочу знать, где она.       - Гермиона сказала, что никого не хочет видеть, - отец девушки смотрел на него устало, и Драко вдруг дошло, что папочку-то тоже наказали, кажется. За то, что не поддержал свою девочку.       Мужчина ощутил некое злорадство. Но благоразумно не озвучил.       - Я не причиню ей вреда. Но Вы знаете, что я ей нужен. А она… она нужна мне. Будет нужна каждый день до конца жизни. Даю слово. - Он не мог сказать о разводе, был слишком политиком, но знал, что мистер Грейнджер поверит, что такие слова просто так не берутся.       Человек вздохнул. Ему не нравился этот человек. Но в его словах были зерна истины. Он не знал, почему дочь сбежала от этого политика, однако плакала. Его отцовское сердце чуяло. Да и глаза у нее были красными. Решение не было очень уж добровольным. Потому он нехотя написал адрес.       - Джинджер в больнице. Ей сделали операцию. Она очень слаба еще и…       - Спасибо. Крэбб, - он достал телефон, изучая бумажку и уже не слушая, - мне нужен вертолет. Я вылетаю в Пенсильванию. Немедленно. И я убью тебя за то, что никто не проверил больницы. Мистер Грейнджер, спасибо. Сегодня Вы приняли правильное решение.       - Я все равно за Вас не проголосую.       - Зря, - не удержался Драко. И, прижимая платок к носу, уже собрался выйти. Чтобы отправиться навстречу Гермионе, думая лишь о том, что она в больнице. Одинокая, потерянная, грустная. После операции, а его не оказалось рядом. Но все же развернулся. - Хотите полететь со мной?       - Она попросила оставить её в покое.       Молчание. Воцарилось тяжелое молчание.       Драко усмехнулся.       - Теперь Вы видите, почему я ей нужен? Я - единственный, кто готов бороться за нее. И никогда не отступлюсь. Даже если она меня выгонит. Всего доброго, мистер Грейнджер. Мы еще встретимся. И кто знает, возможно, я приготовлю Вам гуакамоле. Без чего там, на что у Вас аллергия. Потому что это потешит мою Джинджер. Да, она моя. И никто с этим ничего не сделает, ясно? Не стоит махать кулаками. - И вздохнув, Драко покинул Семирамиду, чтобы побыстрее встретиться с пташкой. - Ничего, Джин, мы это исправим, мы это обязательно исправим. ***       - Ничего не получается.       - Мисс Грейнджер, мне кажется, что-то не дает вам двигаться вперед, - реабилитолог посмотрел на девушку, которая расслабила дрожащие руки и обратно опустилась на спину. Откинув голову на подушку, она смотрела только в потолок.       - Мне больно.       - Дело не в этом, - женщина изучала записи этой пациентки. Все записи. И знала, что два года назад мисс Гермиона Грейнджер проходила реабилитацию достаточно хорошо. Теперь же, спустя неделю результат был нулевым. У нее не получалось ровным счетом ничего, хоть нагрузки ей давали самые минимальные. С такими темпами ей ещё полгода нужно будет лежать в больнице.       Может, в этом была и суть. Может она не хотела двигаться дальше? Порой для пациентов мир, состоящий из боли, снотворного и графика упражнений, был лучше царящего вокруг хаоса. Она была бы не первой из тех, кто подсознательно – или осознанно – пытался сбежать. Многие спортсмены после операции застывали в нежелании. Но она, эта девчонка с копной непослушных волос и глазами странного цвета, появившись здесь, пылала решимостью вернуть себе свое здоровье. У нее были большие планы на себя и свое тело.       - Я хочу стать хореографом. В этом году мне отказали по состоянию здоровья, но в следующем я обязательно поступлю, - заявила она на первой встрече. Была уверенней врачей и реабилитологов, ведь её спина была в ужасном состоянии и операция предстояла сложная. Но теперь, казалось, Гермиона просто сдалась. У нее будто разом закончились все силы, и она погасла. Приходила на упражнения уже без сил и, лежа на спине, ничего не могла сделать. Что-то высасывало из нее энергию.       - Дело в этом, - голос Гермионы прозвучал твердо. Отрицая любые другие сценарии. – Просто мне больно. Очень больно.       Женщина-реабилитолог кивнула, и они продолжили подъем по Девяти Кругам Ада. Вниз.       Из кабинета Гермиона вышла разбитая абсолютно. И неспешно, осторожно перебирая ногами, она шла в свою одинокую палату, боясь упасть или сломаться. Такой страх – поломки, не падения – у нее был и после первой операции. Она хорошо помнила, как свое тело показалось ей ненадежным, и от каждого неловкого движения девушка до панической одышки волновалась, что правда может навсегда распасться. Как те куклы, которых дети в приступе жестокого любопытства переламывали напополам. Или как фарфоровые статуэтки балерин в музыкальных шкатулках. Одно движение – и на полу груда осколков, в то время как нежная мелодия продолжает звучать.       Джинджер думала, что уже слишком взрослая для таких страхов. В конце концов, она узнала, что сломать могли только люди, но почему-то боялась, потому не доверяла своим же ногам. Оттого казалась себе неуклюжей и медлительной. Для девушки, умеющей летать в прыжке, подобное испытание было тяжелым. Но Гермиона мужественно сражалась с тем, что творилось в её голове. Вот где проходила настоящая реабилитация. Совсем не в кабинете. Джинджер пыталась справиться только с собой. Это давалось ей нелегко.       Шаг за шагом она шла к своей палате. От усталости лоб уже покрывала испарина. Но Джинджер шла. Глядя под ноги. Чтобы не глазеть по сторонам, где люди после подобных операций шли под руку со своими близкими, которым те помогали. Она же была неправильной для отцовской любви, потому гордо проходила все сама. В душе разочарованная, что па за нее не подобрался. Это было как тогда, в детстве, когда она плакала у него по выходным, умоляя забрать её навсегда, но мужчина… Что ж, отец был прекрасным человеком, но слабохарактерным. Это стоило признать. Борьба была не его стихией. Эту черту она взяла от матери. А мать от нее – пятьдесят тысяч долларов в общем. За нее. Не от. Такой вот обмен.       Так недорого стоила дочь. Которая едва стояла на ногах. Израненная предательством. И весь её дух, казалось, держался на одном лечебном корсете, который не давал всему просто свалиться в пропасть к чертям.       Дойдя до палаты – пару раз ей приходилось останавливаться и подолгу отдыхать – Гермиона удивленно оглянулась. Все пространство вокруг, как у нее – у них с Драко… – дома, было уставлено георгинами. Желтыми, бордовыми, белыми. Такими осенними. Такими… пугающими, ведь только Фафнир заполнял все пространство вокруг нее цветами, подшучивая, что пташке нужна своя персональная оранжерея и вообще, цветы для девушки – это нечто, что по умолчанию входит в пакет под названием «отношения». Потому что это самый быстрый способ выразить восхищение.       И вот теперь восхищение было расставлено по всей палате. Его было так много, что Гермиона – отстраненно – удивилась, как здесь не стоял пчелиный гул.       Затем ей потихоньку начало доходить. Но мысль только бежала по нейронам, а голос уже ударил под дых.       - Пташка…. – тихо, нерешительно, аккуратно, чтобы не спугнуть, но она все равно дернулась, и тут же на глазах выступили слезы от боли. Быстро их стирая, Гермиона развернулась. Слишком резко, чересчур. Все внутри натянулось. Как поводья на лошади. Девушка замерла. И сделала шаг назад.       У входа в палату стоял Драко. Его пораженные гетерохромией глаза смотрели настороженно, но руки были протянуты в желании заключить её в те объятия, которые пташке были так нужны. Ноги дрожали, и девушке как никогда нужно было рухнуть. То ли в пропасть, то ли в любовь. Но она покрепче сжала спинку стула для посетителей, которых у нее до этой секунды и не было. Потому что ей нельзя было к Его Чести, она об этом знала. Нельзя.       - Как ты нашел меня? – отстранённо спросила Гермиона, фокусируясь только на блестящей, серебряной булавке, где едва заметно были выгравированы змеи. Мало кто знал, что вся его коллекция этих аксессуаров была в символах семейства Малфой, но она-то была в курсе. Когда сжимаешь такую вещичку губами во время секса, языком невольно исследуешь её на гладкость. Потому она знала.       Как и помнила, что последний раз покусывала именно эту булавку. Тогда они с Драко занимались любовью у нее в гримерке – невиданный риск, но ей так хотелось его, потому… потому сходить с ума вместе было хорошо. Он задрал ей юбку, она, чтобы меньше скулить, стащила булавку. И кусала так, что та, наверное, осталась в отпечатках зубов.       Интересно, нарочно ли именно её надел Драко? Если да, то сентиментальности Джинджер не увидела, лишь жестокое напоминание о прекрасном. Её неЧесть всегда был безжалостен.       Ей было проще думать об этом. О чертовой булавке, чем смотреть на Драко. Такого, как всегда. Безупречного. Словно сошедшего с обложки журнала или со своего плаката. Серые штаны-карго, жилетка в тон, белая рубашка, браслетик от сына и дорогие часы на запястье. Руки, сложенные в карманы. Затянутые в хвост волосы. Острые скулы. Он выглядел… круто. Вот именно круто. Дерзко. А у нее были спутанные волосы, потому что Джинджер не могла поднять руки достаточно высоко и вычесать тяжелые кудри. Пижамные штаны в клетку да футболка на пять размеров больше, под которой прятался корсет. Совсем не мужская мечта в шлепках и без маникюра. В отличие от Драко, да, чьи ногти были безупречно подпилены. Свои же она сгрызла от волнения.       Да и футболка её выдавала. Потому что принадлежала ему. Вряд ли Его Честь помнил все свои вещи. А может, и помнил. Она взяла её себе на память. Потому что ткань впитала запах Драко. Даже сейчас Джинджер – если сильно старалась – могла ощутить аромат, который ей так нравился.       Мужчина же о футболке даже не подумал. Там, где Гермиона видела свои недостатки, Малфой-младший видел только свою вину. Девочка была уязвима, нуждалась в нем, а он не был рядом. Не гладил по запястью, не поддерживал под руку, не говорил, какая она храбрая и смелая. Если верить информации, что ему предоставила клиника за два часа – ебал он их анонимность своей властью – то Джинджер сделали сложную операцию и впереди у нее была тяжелая реабилитация. Слишком много для столь нежного возраста.       - Отец подсказал.       - Милый па. Обещал же молчать. Или ему ты тоже заплатил? – Она невесело улыбнулась. - Теперь можешь хвастаться, что купил всех Грейнджеров. От главы семейства до продажной дочери. Ты - коллекционер, Драко? Признайся. Тебе нравится это? Нравится собирать людей пачками?       - Джин. Милая. Тебе нельзя нервничать. - Мужчина опустил руку, но сделал шаг поближе. Чтобы будто защитить её одной тенью. Чтобы показать: он здесь, рядом. Больше сильной быть не нужно, лишь любимой. Очень любимой.       - Тогда почему ты здесь? Ты вредишь мне. Впрочем… - косая, вымученная улыбка, - тебе не привыкать. Мы это оба знаем. Драко, пошел вон. Вон или я нажму на кнопку и охрана…       - Нажимай. - Он сказал спокойно. Даже не вернувшись. Стоял беззащитный в своей любви. Готовый заплатить по счетам, но не уйти. Вростая в эту палату. - Я никуда не уйду. Или сливай фото в прессу. Расскажи о нас. Мне все равно. Я тебе нужен. - Его нельзя было обмануть уставшим видом. Или словами. Драко видел взгляд. Голодный, голодный взгляд. Потому что видел его в зеркале целых две недели. В собственном отражении.       И это был не физический голод и даже не сексуальный.       Это был взгляд человека, которому разбили сердце. Так не смотрели те, кто принимал осознанные решения. Драко прошел сквозь жернова нелюбви, расставания и предательства. Сиалия прошлого. Астория. Любовницы. Бросая его, отказываясь от романа, так на него не смотрели. У человека, который уходил, был высокомерный взгляд того, кто оказался выше и смелее.       Джинджер привычно смотрела снизу вверх. С робостью и голодом. И он мог утолить этот голод. Просто обняв её. Прикосновения - самая древняя из магий. Она снимала боль. Не только душевную, но и физическую, но девочка не хотела объятий.       Теребя низ футболки - подозрительно знакомой, ведь на ней был вышита одна из пчелок Dior - Джинджер просто стояла. И не моргала, но глаза были красные.       - Пташка, маленькая моя, я знаю, что виновен. Я сделал столько, но…       - Что “но”? Ты же уже знаешь об операции? Знаешь, как было больно? А сейчас? Тоже больно. Болит все тело. Я спать не могу от боли. Меня тошнит. Я словно спаяна в районе хребта, не вылечена. Как… как вещь, понимаешь? Как игрушка, которую поломали, играя в другие игры. А теперь ты пришел подбирать слова? Что мне твое “но”? Ты мне жизнь перечеркнул. Мою карьеру. Мое будущее. И вынудил спать с тобой во имя места в Мет, которое я сама заслужила, - к ужасу Драко, все же синие глаза наполнились слезами. Гермиона в отчаянии оглянулась. Ноги не держали, даже несмотря на то, что она стояла. Потому что ей ещё нельзя было сидеть. Стоять и лежать - да, сидеть - пока ни в коем случае. Поэтому она не могла сейчас защитить себя даже удобной позой. Поэтому плакала. От боли защищаться от того, кого любила. Мечта сбылась, Драко приехал, но это было хуже, чем она могла себе представить. Потому что в девичьих грезах им можно было быть вместе, в реальности Майлз все ещё хотел отомстить за отпор и деньги. - Да, Драко, я знаю. Знаю, что заслужила свое место. Узнала через два месяца. Но уже любила тебя и не было смелости сказать. Да и почему-то меня не обижало это, пока весь цинизм ситуации не стал ясен. Не когда я увидела у матери дома эту расписку, - её чуть не стошнило. Она защищала и Майлза тоже. Потому что Драко не должен был влазить. Не должен был ничего узнать. Такова была договоренность. - Ты виновен в том, что я травмирована и… у тебя хватило наглости солгать мне? Выставить условие в виде твоей постели? Просто потому что великий политик, будущий президент Драко Люциус Малфой… трус, который настолько не уверен в себе и своих отношениях, что побоялся пригласить девушку на ужин. Вот кто ты. Трус. А я - сильная, сильная и потому не хочу тебя видеть!       Её голос взлетал и падал. Как когда-то взлетала и падала она, девочка, которая не могла почти ничего. И в этот раз ощущала себя в разы хуже, потому что знала правду. И слезы текли ещё и потому, что она правда думала, что этот прекрасный мужчина - трус. Которому не хватило смелости поужинать, но слепоты было достаточно, чтобы изнасиловать.       Майлз хотя бы был честнее. Майлз сразу признавал, что она - товар. Драко крутил с ней любовь. И лгал. Потому что боялся. Все проблемы сводились к тому, что он банально трусил.       - Ты можешь ненавидеть меня. И никогда не вернуться. - Мужчина ощущал боль. За нее. За девочку, которая рыдала и быстро стирала слезы ладошкой, стесняясь их. За то, что она все еще верила в него, ведь называла его будущим президентом, хоть он не оправдал ни единого обещания, данного ей. - Но ты не можешь рассчитывать, что я развернусь и уйду. Я хочу позаботиться о тебе.       - Нет, только о себе. Ты хочешь заботиться о себе. Потому что не слышишь, что тебе говорят пошел прочь. Мне никто не нужен. Майлз достаточно мне заплатил. Я взяла у него деньги в качестве отступных за молчание. Потому что заработала их. В твоей постели. Теперь дай мне позаботиться о себе одной. Нет, Драко, я сказала, не нужна помощь, нет, - он так решительно подошел и коснулся руки, что совсем неожиданно это напомнило тот эпизод в спальне господина мэра, когда тот вышел.       Майлз. Шаги. Касание.       Насилие.       Она испугалась, её сердце сорвалось, разбилось в который раз, и, поскользнувшись на осколках, Гермиона упала. Потому что ей пришлось взмахнуть рукой, вырывая ту из пальцев Драко. Упала и заскулила от боли. Удар о пол, как и о реальность, не бодрил. Закрыв лицо, она закусила губу. Чтобы не вызывать еще более сильную жалость. Но вселенная затряслась перед глазами. И её почти охватила паника. Она упала, значит сломается.       Драко, нажав на кнопку вызова медсестры, присел рядом и все же обнял. Очень бережно. Она и не знала, что он так умеет. Поскольку боль была оправданием, на миг - не больше - Гермиона прижалась к своему Фафниру. На какую-то секунду даже болеть стало меньше. Ведь ей так было нужно немного любви. Которую она и взяла, чтобы затем оттолкнуть Его Честь.       - Мне больно. Ужасно больно. Понимаешь? Я не могу жить с этой болью, и ты её усугубляешь. Прошу. Если ты считаешь, что любишь меня, если не эгоист - уйди. Я не хочу быть с тобой. Без тебя плохо - факт. Но простить невозможно. И сейчас ты делаешь только хуже. Позволь мне забыть тебя. Ведь любовь же жертвенна, - она вскинула голову. И цеплялась за него взглядом. Задыхаясь от чувств. И понимания, что это все же в последний раз. Потому что глаза Драко погасли. Он услышал. Записку не понял, а теперь осознал. И побледнел, как её обезболивающие. Стал стерильным. - Сделай мне подарок. Оставь меня в покое. Дай мне жить дальше. Покажи, что уважаешь меня. Хоть в чем-то. Я буду благодарна тебе.       Драко молчал. И держал её в руках, судорожно сжимая худенькие плечи. Вокруг них танцевал миристицин. Казалось, если щуриться, его можно даже было различить в воздухе. Миристицин, который больше не дурманил. Магия иссякла. Изольда умерла. А Джинджер еще любила, но больше не могла быть с ним.       Имел ли он право давить на то, что уже сломано его усилием?       Но он обнимал её, целуя в макушку. Без слов. Ведь лучшим поступком будет уйти. Потому Драко просто пытался снять немного боли, ожидая врачей, а потом передал её в их руки, так и оставшись сидеть на полу. Наблюдая, как её осматривают, как вводят обезболивающее, как она с тихим стоном укладывается. И когда он выходил из палаты, то услышал тихое, тяжелое: “Спасибо, Драко”.       - Я очень тебя люблю, Джинджер. И всегда буду надеяться на прощение. Всегда. - И улыбнувшись, нехотя мужчина вышел. Думал, что когда слова без бумажки и репетиции - все выходит хреново. Он почти ничего не сказал. Но хоть Гермиона выплеснула ему обиды в лицо. Это ей полезно. Ведь недосказанные, они бы её мучили.       А так ей, возможно, станет легче.       Но к выходу Драко не пошел. Он правда не был мистером Грейнджером. Наверное, поэтому в будущем дочь последнего сменит фамилию на Малфой – потому что у нее, как у Его Чести, решимость была в крови. Сдаваться малютка Джинджер не собиралась и боролась за себя. Мужчина понимал, что должен помочь ей в этом. Пусть даже на расстоянии. Поэтому встретился с врачом Гермионы, который описывал все подводные камни.       - Меня не совсем устраивает то, что Вы говорите.       - Её лечебный пакет включает только эти услуги, мистер… – доктор сделал многозначительную паузу. Их клиника славилась и именитыми спортсменами, и политиками, и любовниками сильных мира сего, потому делать вид, что не понимаешь кто перед тобой, было частью рабочих обязанностей.       - Деньги не проблема, - Драко сделал вид, что не услышал многоточие, - я доплачу, что нужно. Лучшее лечение, присмотр, лекарства. Хочу, чтобы она ощущала себя в центре всего.       - Это хорошо, я выпишу чек, но порой деньги – это еще не всё. Мисс Грейнджер не поддается реабилитации из-за своего ужасного морального состояния. Учитывая, что… - доктор запнулся. Посмотрел на записи. Драко заволновался. Учитывая что?       - Почему бы мне не выписать чек отдельно Вам? За то, что Вы очень внимательны? – тихо поинтересовался он. Знал, что это немного гнусно – покупать за деньги тайну Джинджер, но… учитывая что? Драко знал, что делает это не из праздного любопытства, а лишь потому что встревожен. Было ли это оправданием для пересечением морального Рубикона – конечно, нет! Но все же учитывая что? Возможно, доктор прольет свет на то, отчего она настолько растеряна?       Врач написал на краю бумажки сумму. Драко кивнул. Подумал, что дешевле было покупать вазы Baccarat и быть честным. В будущем он ничего не будет скрывать от пташки. Никогда. Чтобы потом не пришлось платить докторам за правду.       - Учитывая, что она, как я вижу по записям психолога, пережила изнасилование. – Было видно, что ему неловко. Драко выдержал этот удар. Он знал, что Джинджер думает об этом. Никогда не произносила вслух, но считала, что он её изнасиловал в ту ночь. И в несколько следующих. Да что Гермиона. Его Честь тоже понимал это. Что вынудил к сексу – еще и обманом – девушку, которую не позвал на свидание. Не потому что не осмелился, как думала его бедная сиалия. Лишь потому, что гордыня была так велика, что ему не хотелось в тот день признаться: он влюбился в проститутку.       Драко злился на себя. На то, что посчитал её таковой, решив, что если на девушке короткая юбка и она в стрип-клубе – значит шлюшка. И пошел самым простым путем. Купил её себе. Уверяя, что ему наскучит пустоголовое создание. За каждую из тех мыслей ему было стыдно. До стиснутых кулаков. Потому что судил, как тупой хозяин жизни. Ничем не отличался от всех тех мужчин, что снимали девочек в клубе Кьяры, считая, что можно.       Потому он не понял, что пташка – иэль.       Не ждал невинности от проститутки.       А в результате он травмировал её. Настолько, что Гермиона снова и снова переживала ещё и эту травму. Хоть, возможно, ему стоило порадоваться, что она обсуждает это с психологом? Терапия должна была помочь.       - В таком состоянии ей нельзя быть одной. Ей нужна поддержка. А её до Вас только раз навещал отец, но она запретила пускать его. И, боюсь, Вы тоже будете внесены в список.       - Да. Уверен, - Драко было плевать, как человек смотрел на него. И думал, что перед ним насильник юных девочек. С репутацией семьянина. Важно было только состояние Джинджер. – Как и понимаю то, что все психологи мира, сколько ни оплачивай, не заменят ей человеческих отношений. Хорошо, я найду человека, которого мисс Грейнджер захочет видеть. Остальное – за Вами. Вылечите её, пожалуйста.       Это все, что ему было нужно. А о её счастье Драко знал, что позаботиться. В будущем. Пока насущной проблемой было лишь спокойствие Джинджер.       Поднявшись, он выписал два чека. Врач сообщил, что мисс Грейнджер уснула под действием транквилизаторов. Мужчина едва сдержался от комментария «пустите к ней насильника?». Испытывать судьбу и дерзить не стоило, раз ему дали шанс зайти к ней.       И он зашел.       Сел на кровать. Она казалось ещё младше. Забавно, как антураж менял восприятие. Когда Гермиона спала на их шикарной, огромной постели под зеленым шелком, то казалась ему уснувшей от страсти Венерой, а здесь, на больничной койке, даже в той же позе, она казалась ему беззащитным ребенком, к которому мир был жесток. И сколько бы георгинов ни стояло в палате, это ничего не меняло. Ощущение больницы не выветривалось.       Мужчина осторожно погладил пташку по волосам. Те оказались спутанными. Видимо, она не могла достать до затылка, потому прекрасные, миристициновые кудри сбились в комки. Зная, как пташка любит свои волосы, Драко наклонился к тумбе и вытащил из той расческу. Улыбнулся. Её привычки не менялись. Дома она так же хранила её в аналогичном месте.       - Все будет хорошо, Гермиона, - осторожно вычесывая ей волосы, обещал Драко. У него в юности волосы были длиннее, чем сейчас. И путались так, что одному Саурону известно, какая сила удержала его от экспресс-стрижки. Потому что что, а распутывать те Его Честь умел. Скил, который не укажешь в предвыборной кампании, но все же он был у него.       Драко все путался, к чему это относится.       Hard? Soft?       Только HR разберет, но у него таких, к счастью, не было. Ему никогда не нравились люди этой профессии. Которые обычно на дух всех не переносили. И анализировали не по поступкам, а каким-то компетенциям.       Он бы не прошел. Не прошел бы и первого собеседование на звание хорошего человека.       - Я позабочусь о тебе. Я буду рядом, хоть ты не заметишь. Ты не будешь одинока. Ты пройдешь это все с поддержкой. Снова затанцуешь. Потом мы найдем тебе лучшую школу для хореографов. В любой точке мира. И я буду прилетать к тебе по выходным. Все будет хорошо. Как ты захочешь. – Он наклонился. Поцеловал в плечо. Улыбнулся. Сам себе не верил. Точнее тому, что все же ему найдется место в ее будущем. Но очень хотел в это верить. Что заслужит шанс. – Я уже занимаюсь разводом. Скоро скажу Астории, и мы вступим в стадию переговоров. Нам никто не помешает быть вместе. Если ты не захочешь публично – значит тайно, но это будет нашим решением, а не обстоятельствами. Которые нельзя изменить. Захочешь публично – будет публично. Я все сделаю, чтобы ты была счастлива. Мы. Вдвоем. Ты и я. Ведь я вижу, что ты тоже скучаешь. Ну вот и все. Твои прекрасные волосы в порядке.       Отложив расческу, Драко зарылся в кудри.       Потом поднялся. Оставил Гермионе подарок. Потом, передумав, забрал тот назад. Понял, что она не примет и ему стоит быть умнее, потому он понял, как действовать. Поэтому, удерживая коробку подмышкой, мужчина направился к вертолету.       Достал телефон. Ему нужно было дать по шапке Майлзу за то, что выписывал чеки, не сообщая ему. Но сначала. Сначала ему нужно было связаться с человеком, который должен был помочь Гермионе. И с тяжелым сердцем Драко набрал один из номеров ***       - Я думаю, что завтра утром можно отменить встречу, - заявил Северус, чем удивил Драко, который с любопытством осматривал квартиру, которую Командор снял на период губернаторской гонки. Жилье не было оформлено в мрачных тонах, как предполагал Драко. Скорее наоборот. Это было место, полное света, который щедро лился сквозь огромные окна. Но вокруг все было мертвым, поскольку почти весь интерьер сверкал хромом. Мало было впустить солнце. Стоило сообщить Снейпу, что немного жизни бы не помешало. Если бы Малфой-младший знал, то принес бы с собой какое-то алое. Немного свежести здесь бы не помешало.       Или Северус предпочел бы базилик в горшке?       - Кофе? - спросил мужчина, отвлекая Драко от мыслей.       - Покрепче бы, - кивнул Его Честь, думая, что в какой-то мере, Снейп - удивительный человек. Он ввалился к нему в воскресенье в шесть утра, а тот даже бровью не повел. Кутаясь в халат - халат! он носил дома халат! - тот стал заваривать кофе.       Драко едва не закатил глаза.       Естественно, он делал фильтр. А как иначе?       - Плохо спалось? - вкрадчиво полюбопытствовал Северус. Драко потер глаза, в которые с утра закапывал. Он вообще не спал. Не мог уснуть. Впервые вернулся в Сити Спайр и крутился на простынях, где они с Джинджер были бескомпромиссно счастливы. Его не мучали воспоминания, все же он был слишком взрослым для того, чтобы страдать. Он просто вспоминал свою пташку на больничной койке и думал, что сделает все, дабы побыстрее увидеть её в их постели.       Не ради того, чтобы выебать. Хоть он и не прочь был.       Просто чтобы спать вместе. Возвращаться и видеть её в постели - это ведь было лучшим моментом дня. Если он приходил за полночь, Джин все равно не спала. Лежа под одеялом, она читала, подпирая голову ладонью, хоть Драко всегда ворчал, что не стоит себе закрывать свет.       - Испортишь себе зрение, пташка, - обычно говорил мужчина, расстегивая пиджак и забираясь на покрывало. Она смеялась с него с беззаботностью двадцатилетнего создания, которое ещё спокойно могло съесть пачку чипсов, запить их Mountain Dew - не диетической - и после забраться на него сверху, занимаясь любовью. Пока её глаза ночь напролет могли смотреть какой-то подростковый сериал, Джинджер его не понимала. И с улыбкой стаскивала с него рубашку, зубами зажимая булавку. А после того, как он засыпал, смотрела какие-то ролики.       Их разница была даже в этом. Джин была полна энергии своих лет. Он держался на кофе, адреналине и дисциплине. Ему приходилось порой надевать наушники, чтобы послушать подкаст, так как глаза болели для чтения, пташка же могла даже не моргать сутками. Драко умел контролировать эмоции, она была все еще их заложником. Джинджер завтракала солнечным светом, ему нужно было обязательно поесть существенней. Он любил неспешные пробежки, девушка же бежала впереди, соблазняя его качающимся хвостом и бедрами. Сиалия сияла, даже поспав два часа, ему приходилось ворчать, пытаясь слезть в постели. Она накладывала розовые патчи под глаза чисто ради снимка в инстаграме, а он улыбался, когда девушка прилепливала их ему, потому что правда чуть-чуть отбеливало мешки под глазами. Он ценил тишину, она любила пошуметь. Пока Драко отдавал предпочтение натуральным вкусам, Джинджер обожала специи всех видов, хоть те заставляли её смешно чихать. Распив две бутылки лимончелло, он по утрам принимал ацетилсалициловую кислоту и полдня мучался мигренью, пташка же, фыркнув, чирикала в ванной, умываясь.       Они были разные. Абсолютно разные. Вот даже в способе, стиле жизни. В мышлении. В восприятии ситуации. Джин еще была в том возрасте, когда рыдала, увидев нефтяное пятно в океане, Драко же, доставая телефон, переводил деньги в нужные благотворительные фонды. От её имени. Чтобы она не ощущала себя беспомощной. Девочка вытирала слезы и без грамма макияжа была великолепна. А без капли фальши - еще сильнее.       Такой она была, его Гермиона все полгода. Честной, искренней, сопереживающей, энергичной, и это пронизывало каждую минутку их краткого быта, который обоим был очень дорог. Драко впитывал её энергию, она от него - мудрость. Они были в идеальном симбиозе, хоть все девичьи журналы - Джин иногда их листала, хихикая - говорили, что отношения на расстоянии в двадцать лет - это провал. Вместе, любя друг друга, они доказывали обратное.       Потому мужчина желал все вернуть. Затеяв развод, он не собирался быть тем, кто собирался на все махнуть рукой. Нужно было что-то большее, чем крики Джинджер. Драко видел, что она все еще его любит. Пока это так - у него был шанс. Нужно было дать ей немного времени и… компаньона. Потому он с тяжелым сердцем пришел утром в дом Командора.       И сидел, глядя, как проклятые капли кофе сквозь фильтр падают в чашку. Ему казалось, что Джинджер тоже пропустила всего его через какой-то фильтр, и теперь на дно, разбиваясь о стекло, падала его душа. Лучшее, что можно было выжать из циничного, прожженного жизнью политика. Эмпатия. Желание помочь. Любовь. Которая, как правильно отметила наивная идеалистка, была не эгоистичной.       Потому Драко был здесь. Чтобы, запихнув гордынь, просить о помощи.       - В жопу кампанию. У меня другой запрос. О политике поговорим сегодня на собрании в одиннадцать. После моей тренировки. - Драко поморщился, когда Снейп, поставив перед ним чашку, - тонкий фарфор, Его Честь оценил - заговорил снова об агитационных встречах. - Я хочу поговорить о Гермионе. Не пытайся сделать удивленное лицо. Ты знаешь, где она, Северус. Не трать энергию на то, чтобы попробовать сделать удивленное лицо. Мы оба знаем, что ты в курсе. Иначе бы я нашел её в первый час.       - Я всегда храню секреты моих клиентов, - пожал плечами Командор, ни капли не смущенный. Он поморщился, когда Драко потянулся к сигаретам, показывая, что в его доме не курят.       Его Честь упрямо чиркнул зажигалкой. Этот ублюдок в его доме трахал его жену. В его квартире часами болтал с его пташкой, оставляя после себя недопитый виски и скуренную на двоих сигарету. Не Северусу было диктовать ему правила этикета, потому Драко упрямо закурил. И проглотил ехидный вопрос, когда это девочка успела того нанять. Ведь это была ложь.       - О ней нужно позаботиться. Я могу оплатить клинику, но не её желание общаться со мной.       - А говорят за деньги счастье не купить.       - Счастье, может, и нет, но тебя-то можно, - спокойно, почти равнодушно парировал Драко. Снейп вскинул бровь. - Да, я действительно сделаю Джинджер твоей клиенткой. Куплю твое время. Урежу его с моей кампании.       - Желаешь переквалифицировать меня в сиделку? - хмыкнул Северус, щуря свои темные глаза. Отпил кофе. Демонстративно поморщился от дыма.       - В друга. Её нужен друг - ты станешь им. Ты неплохо справлялся до этого и без моих просьб, - Драко стряхнул пепел в пустую чашку. Ему доставило это какое-то извращенное удовольствие. Внести немного хаоса не по правилам. - Ты делал из нее прекрасную, гордую девушку, придавая уверенность за счет сшитых под заказ вещей от Оскара де ла Рента. Ты ей будешь нужен сейчас. Пока она пройдет реабилитацию.       Ему было больно. Больно отдавать самое любимое и прекрасное Снейпу. Драко не знал, какими будут последствия. Его до сих пор мучали подозрения, что Командор не ровно дышит на Джин, ведь так даже Скьяп говорила, а её фиолетовые глаза видели больше. Но сейчас его съедала до костей тревога за одинокое создание, которое плакало от боли. Девушка, которая не могла расчесать волосы и скулила даже под снотворным, переживая насилие во сне - он слышал и понимал это. Жаль, раньше не дошло, что у таких поступков будут последствия и за полгода залюбить их невозможно.       Потому он готов был пойти на сделку. Даже с Дьяволом.       Лишь бы Джинджер была не одна. Лишь бы кто-то приносил ей любимую еду, читал книгу, расчесывал волосы, покупал зеленый фреш и дискутировал о Вагнере. Ей нужен был умный, взрослый собеседник и, увы, Снейп подходил на эту роль.       Хоть на сердце у Драко было неспокойно.       - Мое время стоит дорого.       - Она не имеет цены для меня, - у Его Чести не было времени на торги, зато деньги, к счастью, были на такую услугу. Даже если бы она стоила как целая губернаторская кампания. Ничто в этом мире не было дороже слез, которые проливала Джинджер.       Девочка не должна была ощущать себя брошенной.       А он не имел права сдаваться. Но и рядом быть не мог, раз ей было так плохо.       - У моего дяди есть дом в тридцати милях от Нью-Йорка. Он пустует. Я договорюсь, чтобы он его отдал тебе на время, пока пташка проходит реабилитацию. Я хочу, чтобы она была поближе. Но не в Нью-Йорке, этот город её угнетает. Да и твоя квартирка сведет её с ума. Посели её в том доме. Я найму после курса в клинике лучших сиделок. Поваров. Реабилитологов. Всех. И тебя найму. Чтобы ты беседовал с ней. Гулял по лесу.       - И, наверное, приводил в какое-то определенное место, чтобы ты мог её видеть.       - Не без этого. Я должен видеть, что у нее все в порядке. Но подходить не буду. Для меня сейчас приоритет - её здоровье. Северус, я буду в неоплачиваемом долгу, если ты мне поможешь, - Драко знал, что шел на худший из рисков. Нельзя было заключать сделки, не обсудив цену.       Нельзя было давать таких обещаний, ведь в мире политики это означало одно - с тебя придут и стребуют в пять раз больше. Но сейчас все не имело значения. Он был готов пойти на любую коррупционную схему в будущем, лоббировать чьи угодно интересы, лишь бы сейчас Снейп согласился быть другом пташке.       - Если я соглашусь, то должок запрошу обязательно. И что тогда? Допустим, ты её вернёшь. А потом через три года я захочу, чтобы ты протолкнул нужный какому-то моему клиенту законопроект, который не будет соответствовать идеалам Гермионы. Ты перестанешь быть великим политиком в её глазах.       - Я и так уже не тот политик. Северус. Да или нет?       Командор усмехнулся. Эта удача была так неожиданно. Глупец был слеп от любви настолько, что готов был пойти на риск. Ещё и заплатить ему за это. За то, чтобы он наконец забрал эту экзотическую птицу себе. От ничтожества, которое её не заслужило и тянуло с разводом.       - Ты знаешь, что мы подружились с этой девочкой. Я помогу, - кивнул Снейп, допивая кофе. И указывая Драко на дверь. - Что? Ты дал мне задание. Я не могу тратить время, распивая с тобой напитки. Время ведь дорого? Значит мне пора в клинику. Как раз, - Командор глянул на часы, - если возьму вертолет, успею к завтраку. Привезу ей… что она любит, Драко?       - Гуакамоле на бриоше. Еще теплом. Обязательно со съедобными цветами. И георгины. Их всегда доставляли к завтраку. И смузи. - Ему казалось, что он делает что-то неправильное. Будто предает их с Джинджер ритуалы. С другой стороны, Драко понимал, что поступает правильнее некуда. Потому выдавал информацию, которую Снейп заносил в заметки.       Равнодушно.       В контраст ему, человеку, у которого глаза горели.       Он бы сам мог сделать ей гуакамоле.       - Принято. Хорошего дня, Драко. Я позабочусь о ней.       - И ещё. Я хочу, чтобы ты передал ей это. Подарок. Не говори, что от меня. - Он протянул ту коробку, что не оставил в больнице. Спросив разрешение, Северус поднял коробку. Косая, скупая усмешка коснулась его поджатых губ, потому что там лежали Джорданы.       Такие же желтые, как на девушке были чаще всего.       Те, первые и любимые, имели определенную историю. Командор, как и Драко, знал её. Отец подарил Джинджер Джорданы после операции. Девушка рассказывала, что сначала ненавидела эту обувь, ведь они были слишком практичны. Как бы показывали - ты должна стоять обеими ногами на земле. Больше не пуанты. Кроссовки. Но со временем она оценила их и полюбила. В них Гермиона делала первые шаги, как человек земной, в них ей было не больно, в них она не отличалась от тысячи девчонок в Нью-Йорке, которые пережили какую-то свою трагедию. Не важно было, сломали тебе карьеру, потеряла ты ребенка, была ночью любима или изнасилована - Джорданы уравнивались всех. В них она ощущала себя частью поп-культуры. Не хуже других. Просто. Часть. Мозаики.       Потому очень часто, став любовницей Драко, Гермиона носила именно Джорданы. После приемов или агитаций. Она надевала баскетбольные кроссовки и заземлялась. И потому мужчина купил ей такие же. Вместо сношенных.       Тот же цвет. Та же модель. Те же путающиеся шнурки.       Только одна надпись все меняла.       “Джинджер”.       Под логотипом было вышито её имя. Что как бы говорило - ты можешь быть частью толпы, но ты всегда в ней будешь собой. Драко хотел, чтобы она перешла на новый уровень. Тот, где кто-то подчеркивал, что даже среди миллиарда людей в ней было что-то, что отличало её от всех других. Она была Джинджер. Синеглазой. Миристициновой. Невероятной.       И теперь эти кроссовки подарит ей кто-то другой. Кто-то другой скажет все то, что вложил Драко, заказывая желтую пару для своей пташки. Кто-то другой. Но важно ли было чьи слова? Главное - заложенный в них смысл. Если это поможет - да какая разница, кто ей помог?       Лишь бы она снова была счастлива. Лишь бы снова сверкала ярче солнцелова. Лишь бы снова стала его Джинджер. *** А вот так, да. Драко и с отцом встретился, и с малюткою Джинджер. А толку-то? Грустно за них. И за историю как-то в целом грустно с активностью последнюю неделю. Не вдохновляет. Извините. Давайте уж как-то активней, а? Кнопку "жду продолжения" и коменты доступны. Вы в курсе, что делать)