Вальтер Шелленберг. По следам в лабиринте.

Мюллер снова и снова прокручивал запись на диктофоне, чутко вслушиваясь в каждое слово густого баса партайгеноссе Бормана, в преддверии надвигающегося на Германию страшного конца каждый теперь искал себе союзников для безопасного побега. За окном была уже глубокая ночь, от недосыпа гестаповец то и дело тер глаза, но упрямо продолжал слушать о грядущих планах второго человека в рушащемся государстве. Диктофон отщелкнул конец пленки. - А где разговор о водителе? Мюллера крайне волновал этот момент, по приказу Гиммлера он арестовал водителя Бормана после всей этой запутанной истории, произошедшей между ним и Штирлицем накануне. События прошедшего дня были странными и бессвязными, гестапо обнаружило отпечатки пальцев Штирлица на телефоне спецсвязи, в кабинете, вход в который категорически запрещено для всех, но Штирлиц проник туда во время налета пока сотрудники кабинета сидели в бомбоубежище неосмотрительно оставив в двери ключи. Если бы Мюллер заранее знал, что позже с Борманом встречался именно Штирлиц, он бы не стал применять к водителю третью степень устрашения, а теперь он боялся, что партайгеноссе не простит ему этой наглости. Было и еще кое-что, отпечатки Штирлица на чемодане с рацией русской радистки, но с этим моментом удалось кое как разобраться, Штирлиц умело отвел от себя подозрения, как он сам считал, на самом деле эта рация русских Мюллеру и вовсе не была интересна, в конце концов русские уже стоят под Берлином, а вот связь с Борманом – это его крайне волновало. Штирлиц поднял диктофон со стола и извлек катушку: - Разговор о водителе не уместился, я же не мог сказать: Извините, партайгеноссе, я перемотаю пленку. - Ну хорошо – он нервно дернул подбородком: Что же теперь с ним делать? - Подержите его немного у себя, группенфюрер, пусть его хорошо кормят, в конце концов, выпускать его будут уже другие. - Вы правы – Мюллер хитро прищурился: Что там затевает ваш красавчик шеф? Он вызвал Красный Крест в Берлин, неужели он верит в то, что ему позволят эвакуировать концлагеря? - Вы против этого? - Не вижу в этом ничего хорошего, а впрочем, с Шелленбергом это может сработать, он сейчас отправит пару тысяч евреев, потом похлопает перед судьями глазами, поулыбается русским и, я уверен, его отпустят. В конце концов, на его руках нет крови, он никого не расстреливал, не пытал – он раздосадовано взял бокал с коньяком, который терпеть не мог, и выпил: Чистенький мерзавец, ваш шеф! А если Гиммлер думает, что уцепиться за своего хорошенького принца и тот его вытащит, то он страшно наивный человек. Штирлиц задумчиво кивнул: - В этом я с вами согласен, думаю, что рейхсфюрер зря рассчитывает выйти сухим из воды. Телефонный звонок, раздавшийся посреди ночи, насторожил их обоих. Мюллер тревожно вгляделся в сторону стола, как будто так можно было увидеть кто звонит: - Кто бы это мог быть, так поздно? Штирлиц удивленно пожал плечами и поколебавшись секунду снят трубку: - Штирлиц слушает! - Это я. В трубке раздался мягкий голос Кэт: - Это я – повторила она. Штирлиц захолодел: «Катя?! Как это? Откуда он звонит?». Он не подал вида, только немного нахмурился, многозначительно посмотрел на прислушивающегося Мюллера и спросил: - Куда мне приехать? Сейчас? Да, партайгеноссе, я понял. Выезжаю. «Хорошая девочка, она все поняла» - порадовался Штирлиц, когда Кэт без лишних разговоров указала на станцию метро, рядом с которым ждала его. Мюллер вопросительно вглядывался в него: - Вы не говорили, что Борман будет звонить! - Группенфюрер, вы сами все слышали, это срочно. Вы подождете меня здесь? - Ну уж нет, мы встретимся с вами позже. - Безусловно! Уже давно брезжил рассвет, Штирлиц гнал машину каждую минуту проверяя нет ли за ним хвоста. «Как хорошо, машин на улицах совсем нет, никто не отважиться сейчас за мной увязаться» - он с прищуром поглядывал в маленькое зеркальце заднего вида. Как Кэт оказалась у метро? Он ничего не понимал, она осталась на квартире гестапо, не может быть что бы она сбежала оттуда. Да и зачем ей было это делать? Они взяли ее в радиоигру, гарантировали безопасность. «Ах, Катенька, не хватало мне проблем!» - качал головой Штирлиц, сворачивая на нужную улицу. Одинокую женскую фигурку в коротком пальто он увидел сразу, она сдержанно кивнула и пошла за ребенком, Штирлиц заехал в переулок и стал ждать. Кэт поднялась из метро, в котором теперь было бомбоубежище. Штирлиц опешил – детей у нее было двое! - Это девочка – объяснила Кэт, заметив его недоумение: Она сирота, нельзя ее бросить, ее отец погиб, что бы спасти меня с маленьким. Она обессиленно вздохнула и обтерла лицо беретом, Штирлиц понял, что бедняжке немало пришлось пережить за последний день, а потому не стал засыпать ее вопросами и спокойно поехал. Теперь Кэт! Нужно во что бы то ни стало ее вывозить, наверняка гестапо уже рыщут повсюду. Он ехал в особняк Шелленберга, нужно было сделать надежные документы и убраться отсюда. «Он спит! Смотрит на меня и спит» - Штирлиц с умилением и нежной улыбкой разглядывал разъехавшиеся серые зрачки на совершенно расслабленном лице Шелленберга: - Бригадефюрер, я срочно должен ехать в Берн! Кажется, гестапо вышли на пастора. - Мммм? – зрачки встали на положенное место и встревоженно блеснули из-под распахнутых ресниц: О чем вы? Как это возможно?! Вальтер прошелся по комнате туда и обратно что бы собраться с мыслями: - Этого быть не может! Штирлиц спокойно наблюдал за его беспокойством: - Тогда, по-вашему, откуда я это знаю? - Да! Откуда вы знаете? – он внимательно посмотрел в лицо подчинённому - Мне об этом сказал Мюллер. Шелленберг растерянно присел на диван, глядя в пол и показал ему взглядом сесть рядом, он ждал объяснений. Штирлиц присел и вкрадчивым голосом начал говорить: - Видимо они вышли на пастора, я поеду в Берн и стану вести его, а вы тут дезавуируете Вольфа. Шелленберг испуганно посмотрел на него, так как выдать Вольфа означало, что это непременно приведет к раскрытию всего их с Гиммлером плана, Штирлиц не знал деталей и нюансов, Вальтер смущенно облизнулся, потом откинулся на спину и закрыл глаза. Он думал недолго. Чуть подернув губками Шелленберг, придвинулся ближе к Штирлицу: - Немедленно поезжайте в Берн! - А документы? Я могу воспользоваться окном. - Нет, это глупо! Поезжайте в управление и возьмите надежные документы. Макс! – глаза его стали влажными и задрожали: Когда вы вернетесь? «Черт! Это же может быть наша последняя встреча!» - Штирлица будто по щеке хлестнули, он раскрыл глаза и замялся не зная, что ответить. Шелленберг тихонько подлез ему под руку. Обнимая худенького Вальтера, чуть подрагивающего от эмоциональности момента, он прижался щекой к его волосам, которые так любил, потом зарылся носом в взъерошенные мягкие прядки. Мальчик выворачивался, чтобы смотреть ему в глаза: - Макс – он уже чуть не плакал, а потому шептал: Я вас очень люблю! Вы самый близкий мой человек. Я не хочу думать, что больше вас не увижу. «Маленький мой!» - Штирлиц не мог проглотить ком, который поднялся из горла, он держал личико Вальтера в ладонях и смотрел на него так, как будто боялся забыть хотя бы самую мимолетную черту: - Милое дитя! Возможно, что судьба распорядиться так, что больше мы не встретимся, пообещайте мне одно – вы не будете стараться спасать в СС никого, кроме себя, они конченные, Вальтер! Бегите отсюда и не оглядывайтесь, хорошо? Слезы брызнули тут же! Шелленберг содрогаясь прижался к его груди. Штирлиц сам покрепче сжимал веки и шумно выдыхал, чтобы сдержаться. Сколько лет этот теплый комочек так доверчиво к нему прижимался! Его запахом не надышаться, не удержать этого ощущения шелковой кожи на ладонях, отпустить и все закончиться. И он отпустил. Это ему недоступно – любить врага, в его машине три беспомощных души, которых он обязан спасти. Он отпустил Вальтера, молча поцеловал в мягкий лоб и поспешно ушел.

…

«Мой милый друг! С тех пор как Вы покинули меня, в чем сам я – признаю – и виноват, я не нахожу себе места ни в чем, я напрасно скитаюсь по саду часами, пытаясь отыскать хоть намек на утешение. Мой любезный, я страстно желаю на коленях умолять Вас о прощении! Прошу Вас дать мне хоть призрачный шанс на то, что выслушаете меня и соблаговолите ко мне.

С особой нежностью к Вам, граф Ф. Бернадот»

Вальтер аккуратно сложил письмо и тихо улыбнулся про себя: «Он очень настойчив, однако такое рвение несколько подозрительно», пальцы его осторожно гладили бумагу, послание было лестным и приятным. Волнение кружило голову. «А если он меня и правда любит? Возможно такое? Но это глупо, ведь мы мужчины. Нет!» - он встал и отвернулся к окну: «Наивные мечты! Доступ к телу и только, все что я могу ему предложить. Все эти игры в любовь пустые и искусственные». Резко развернувшись на каблуках, он широким шагом подошел к камину и бросил бумагу в огонь. Он был слишком умен и хорошо научен жизнью о том, что всякие разговоры мужчин о страсти, любви, преданности к нему служили лишь тому, чтобы уложить его на спину. Снова терзать себя надеждой было бы не только наивно, но и глупо. «Я не хочу пустых слов!» - Вальтер гневно сверкнул глазами и сложил руки на груди: «Спаси меня, потом разговаривай сколько влезет». Вошел адъютант и передал ему новую бумагу, это послание унесло из его головы все мысли о графе: «Проследить за вылетом Вольфа в Берлин», он часто задышал, это могло значить только одно – их план рухнул, а Вольф в страшной опасности, а значит и он сам тоже. Шелленберг не стал паниковать, он тут же приказал подать его машину. - Что вы делаете? Вы с ума сошли? – Вольф со страхом смотрел на него пока они шли к машине мимо гестаповцев посланных на аэродром арестовать генерала: Вальтер, оставьте меня сейчас же и уезжайте! – он отказывался садиться в машину: Если приказано меня схватить, вас схватят следом, не эти дуболомы, а сам Мюллер! - Если вас схватят, то рейхсфюрер окажется в опасности, а за ним и я. У нас есть лишь маленький шанс оказаться в кабинете Гиммлера обогнув Кальтенбруннера и тогда они не посмеют на нас броситься! Вольф быстро кивнул и влез в салон. Водитель гнал как можно скорее, машина гестапо от них не отставала. Вальтер то и дело оглядывался и снова видел мчащийся за ними тяжелый «опель». Генерал устав терпеть его панику взял его за руку: - Не надо, Вальтер, уймитесь, теперь судьба распорядиться. - Я не могу так! – он старался сидеть прямо: Если нас схватят, это конец! - Вы боитесь смерти? - А вы нет?! - Хм. Уже не знаю, мне это стало безразлично. В любую минуту в нас может влететь бомба, если все время бояться, можно умом тронуться. - Я боюсь не смерти – к уголку его рта стекла слеза: Боюсь унижения, издевательств. Если бы меня просто стали бить, то пусть, но я знаю, что со мной будут делать. Вольф промокнул шерстяной перчаткой следующую слезинку, которая так же стремилась к пухлым губам главы шестого управления, он не хуже понимал, что Шелленберг сейчас рискует гораздо больше, чем он сам. Лимузин со свистом затормозил у парадного входа управления РСХА, сзади через секунду остановился «опель», из которого выскочили двое крепких молодчиков. Гестаповцам выполнить приказ Мюллера сильно мешали два генеральских мундира, Вальтер не стал ждать пока они соберутся с духом, чтобы напасть, и толкнул Вольфа ко входу. Вдвоем они почти бежали к приемной Гиммлера, коридоры теперь были похожи на какой-то бесконечный лабиринт, хотя обычно Шелленберг оказывался за минуту у кабинета рейхсфюрера.  - Куда-то торопитесь, господа? От голоса папаши гестапо у Вальтер перехватило дыхание, Мюллер ждал их на пролете третьего этажа вместе с шестью своими костоломами. Вольф шагнул вперед и закрыл собой Шелленберга: - Нас ждет рейхсфюрер, у вас что-то срочное, группенфюрер? - У меня приказ арестовать вас, генерал, вашего любезного друга я могу прихватить тоже. - Кто отдал такой приказ? - Генерал! Я не знал, что вы уже в рейхе! Это был Кальтенбруннер. Он расслабленной походкой спускался по лестнице со своей привычной хмельной улыбочкой. У Мюллера вытянулось лицо, утром глава РСХА приказал ему арестовать Вольфа, а теперь, как ни в чем не бывало приветствовал того, кто уже должен сидеть в подвале гестапо. Он бы там и сидел, недолго, ему бы принесли выпить, а потом Кальтенбруннер отвез бы его в Борману, и тогда Гиммлеру пришел бы конец. Вольф знал это. В их план не входила сумасбродная выходка Вальтера, никто не рассчитывал, что это маленькое создание вдруг проявит храбрость и побежит спасать генерала. Все переглядывались между собой, ничего не оставалось делать, кроме как пропустить Вольфа к Гиммлеру. Эрнст тяжело вздохнул и покосился на него, генерал еле заметно пожал плечами. 

…

«Этот человек болен. Он сумасшедший! Невозможно поверить то, что он все еще принимает решения. Это полное безумие» - Вальтер боялся шевелиться и даже дышать, стоя перед беснующимся Гитлером. Услышав от Гиммлера о том, что на западе велся заговор о перемирии, фюрер впал в свое обычное неистовство. И хотя его, когда-то горящий, взгляд был угасшим и с поволокой, походка тяжелой и увалистой, а рука тряслась так, что ему приходилось придерживать ее другой рукой, он говорил все тем же звучным голосом: - Повесьте всех, кто причастен к этой гнусности! Вытрясите из каждого мерзавца, как минимум, по три имени тех, кто еще замешан! Я требую возмездия за трусость и предательство! Вольф никогда не был самоубийцей, но вдруг он стал давать абсолютно невменяемому Гитлеру советы, которые могли немедленно стоить ему жизни: - Мой фюрер! Мы получили много материала от американцев, возможно, мы могли бы его использовать для сепаратных переговоров против СССР? - Вы нездоровы, генерал! Возьмите отпуск и отдохните! К всеобщему удивления, лишь гром ударил, гроза пронеслась мимо Вольфа. Гитлер, мелко тряся головой, устало завалился в кресло: - Не смейте мне впредь предлагать подобное! - Простите, господин – Вольф все же побледнел и голос его дрогнул. Сгорбившись, потирая ладони, подергивая нижней челюстью, будто пережевывая что-то, Гитлер сидел неподвижно некоторое время, его прищуренный взгляд замер в одной точке. Вдруг он поднялся и пристально уставился на Вальтера: - Я читал ваши отчеты – его голос был низким и угрожающим. Шелленберга охватил ужас, и он невольно попятился. Наступила длинная пауза, Гитлер злобно смотрел на него исподлобья, а потом сделал два шага к нему: - Запомните, Шелленберг, в войне не может быть компромиссов, есть лишь победа или поражение! Если немецкий народ не может вырвать у врага победу, то он будет уничтожен. Похоже, он подсознательно выбрал в кабинете самого слабого, чтобы вызвать в нем первобытный страх, Вальтер смотрел на него, не отрываясь пока его глаза открывались все шире. У Гиммлера уже весь воротник промок от пота, но его эмоции прятались под бликами пенсне и было неясно как на него действуют эти страшные слова. Гитлер наслаждался достигнутым эффектом, он отрешенно стал смотреть в сторону и бормотать, как будто в бреду: - Да, этот народ достоин гибели, лучшие сыны Германии пали в сражениях – он, шатаясь прохаживался по кабинету, его речь стала похожа на предсказания сумасшедшего колдуна: Конец Германии будет ужасен и немецкий народ это заслужил! Это доказательство его биологической неполноценности, и он поплатиться за это самим своим существованием! Когда они выходили из бункера Вольфу пришлось придерживать Вальтера под руку, чтобы он не упал на лестнице: - Сейчас выйдем на воздух, потерпите, дорогой. Гиммлер шагал молча, задумчиво заложив руки за спину, не прощаясь он сразу сел в машину, и Вольф, что бы он не уехал без него, поспешно подтащил Шелленберга к его машине: - Я поеду с рейхсфюрером, а вы не спешите, успокойтесь немного. Он легонько похлопал Вальтера по бледной щеке и побежал к лимузину Гиммлера, который уже вовсю ревел мотором, едва он скрылся в салоне, как машина тронулась. Шелленберг так и остался стоять, навалившись на крыло своего Майбаха, его голова почти не соображала. Водитель открыл дверь, и немного потянув начальника за мундир, усадил его в салон. В окнах поплыл разрушенный Берлин, кое где в кучах развалин, как мыши, копошились люди. Мальчишка в грязном пальто тянул за собой колесо от велосипеда, за ним шла пожилая фрау с потертым ридикюлем и толкала перед собой детскую коляску, забитую хламом. У обочины бродила растрепанная женщина, на ней была изысканная блузка, а волосы еще недавно были сложены в прическу, она выла по-звериному, задирая лицо вверх, беспорядочно мотая руками, ничего не видя перед собой. За очередным поворотом прямо перед машиной начали валиться на дорогу развалины дома, водитель резко заложил руль в сторону, машина вильнула, и Вальтер ударился головой о стекло. Водитель, услышав глухой стук из салона, беспокойно оглянулся: - Вы в порядке, господин? - В порядке – Вальтер держался за голову, но не из-за удара, а от того, что ему стало невыносимо все это видеть и осознавать, он закрыл лицо руками: Остановитесь! Он вышел из машины что бы вдохнуть свежего воздуха, но в нос ему ударила зловонная смесь мертвечины, пороха, бетона и горелой плоти. От этой вони тут же затошнило, он прижал к лицу платок пропитанный духами, и пошел вперед. Водитель хотел последовать за ним, но Вальтер приказал ему остаться. Вокруг не было ничего целого и чистого, абсолютная разруха. Перекошенные машины, выбитые рамы, дома с остатками стен, закопченные, кривые. Что-то падало, хрустело. Из подвала с глухим рычанием высунулась, худая как швейная машинка, сука веймаранера. Ее умная морда кривилась от злости, а некогда блестящая серебряная шкура была вся в черных масляных пятнах. Вальтер остановился в нерешительности, но собака тут же скрылась от него. Он шел дальше, запинаясь о валяющийся мусор, обхватив себя руками, изнутри рвалась душа. Споткнувшись в очередной раз, Шелленберг схватил воздух ртом и закричал. Он кричал пронзительно, громко. Сгибаясь пополам и размазывая по лицу и шее слезы. Кричал с надрывом, протяжно, заканчивая стоном. В стороне, на остатках очередного пожарища, какие-то люди откапывали из-под битого кирпича остов железной кровати, услышав вопли Шелленберга, они только едва обернулись и продолжили свое дело. Война позволяла это. Идешь – орешь. Сейчас разрешается. Убило ли взрывами кого-то, рухнул дом, нечего есть, негде спать, нет веревки, чтобы повеситься, сейчас любая причина уважительная. И каждый понимает, слышит эти человеческие муки, и сам страдает. Он выдохся. Едва поднимая ноги, подполз к какому-то мраморному крыльцу и сел на ступеньки, полностью опустошенный. Голова была легкой. У крыльца лежала статуя льва. Вальтер стал смотреть на нее не отрываясь, как будто она была чем-то страшно интересным. Завыли сирены, он вздохнул, но не тронулся с места. В стороне послышался звук самолета, ударили зенитки, но звук все нарастал, за ним летел следующий, зенитки захлебывались, а гул моторов не стихал. Вальтер решительно не желал вставать, он прижал локти к животу и обхватил руками шею, скрестив их в запястьях. Казалось, что ему хватит храбрости остаться на месте и встретить тут смерть, но как только ухнул первый взрыв и по земле пробежала дрожь, инстинкт подсказал ему бежать. В панике Вальтер забыл обратную дорогу к машине, да и будет ли дожидаться теперь его водитель? Повсюду стоял гул самолетов, в небо взметался огонь и столбы дыма. Вдруг посреди десятков моторов в небе послышался другой, с земли, к Вальтеру мчался его красивый Майбах. Одним прыжком оказавшись внутри, он обхватил руками водителя: - Спасибо! Боже мой, спасибо! Долговязый австриец, которого когда-то подослал к Шелленбергу Кальтенбруннер, смущенно покачал головой и потянув носом тонкий аромат с изящных запястий, нажал на газ.

…

В подземном бункере высшего руководства СС и РСХА висело напряжение, Гиммлер сидел в своем кресле, сложив ноги на подставленную банкетку и о чем-то сосредоточенно думал. Вольф стоял у книжной полки и делал вид, что изучает корешки, но беспокойные движения губ выдавали его смятение. Мюллер читал журнал про аквариумных рыб. Кальтенбруннер и Скорцени, устроившись у вытяжки, курили, молча переглядываясь. Тут были и Бэст и Олендорф, каждый из них посматривал на рейхсфюрера, отчетливо понимая, что он не в настроении. Никто не разговаривал. Где-то наверху бухали разрывы, тут же лишь тикали напольные часы, да глава гестапо шелестел страницами и удивленно хмыкал, увидев очередное диковинное достижение аквариумной селекции. Вдруг за дверью, где находились адъютанты, раздалось дружное приветствие, Гиммлер нахмурился и опершись на локоть повернулся к двери. Помощники так могли встречать только высший офицерский чин, но все руководство было здесь, а налет продолжался уже не менее получаса, никто бы не поехал сюда под бомбами. Дверь едва приоткрылась и в нее шустро, как кошка, проскользнул Шелленберг. Все присутствующие онемели и стали наблюдать как он на носочках приблизился к шефу гестапо, сел рядом с ним, и с интересом заглянул в журнал, делая вид, что ничего необычного не случилось. Мюллер смотрел на него раскрыв рот, а потом повернулся к остальным, с выражением на лице спрашивающем – я один это вижу? - Почему вы сразу не спустились в убежище, как это предписано, Вальтер? – Гиммлер слегка колебался, потому что не понимал как Шелленберг успел приехать в управление раньше него. - Я сразу спустился, рейхсфюрер. - Откуда вы взялись тогда?! – Гиммлер приподнялся в кресле от возмущения. - Я только что приехал – он произнес это полушепотом. - Что? - Я только сейчас приехал, рейхсфюрер – он повторил громче. Гиммлер поднял вверх палец указывая на все еще слышимые разрывы: - Вы … Шелленберг, вы ненормальный? Какого черта вы разъезжаете под бомбежками?! Вальтер виновато смотрел себе под ноги и молчал. Он прекрасно понимал от чего так взволнован Гиммлер, едва ли рейхсфюрер плакал бы над его могилой, он был для него ниточкой к связям на Западе, которая бы оборвалась с его гибелью. - Это невозможно! – Гиммлер снял пенсне и потер глаза: Объясните сейчас же, как расстояние в десять минут вы ехали целый час? Передвижение для вас строго ограниченно, как в это время вы оказались на улице? - Я, к сожалению, заблудился, господин. Хотел немного пройтись. Простите, это не повториться. В комнате все посмотрели друг на друга, будто услышали какое-то неизвестное слово, Вольф подозрительно склонил голову: - Что? Что вы сделали? Хотели пройтись?! - Вас что, водитель выпустил из машины в городе? – Кальтенбруннер злобно подергивал искалеченной щекой: Да это саботаж! Сегодня же его арестуют! - Нет! Обергруппенфюрер, он меня спас! - Спас? Если бы он соображал своей башкой и выполнял инструкции, его героизм бы не потребовался, нет? Гиммлер медленно кивал: - Вы правы, Эрнст. Возмутительное нарушение! Группенфюрер! – он обратился к Мюллеру: Займитесь этим делом. Шелленберг вскочил: - Прошу вас, рейхсфюрер! Водитель ведь не виноват! - Ну. А кто виноват? - Я! Все снова удивленно переглянулись, Скорцени протяжно охнул, Олендорф неестественно сильно повернул голову, чтобы видеть Вальтера, Гиммлер тряс плечами от смеха. Шелленберг недовольно оглянулся на хихикающего Мюллера, тот вытер уголок глаза и сказал: - Это действительно случилось? Шелленберг признал свою вину в чем-то? Кальтенбруннер снова достал сигарету: - Удивительно еще и то, что он вступился за человека, а не стал думать только о своей заднице – разглядывая пачку в руках, он поднял брови и взглянул на Вольфа пробормотав: Он вообще в последнее время приобрел какое-то рвение к героизму. «Да, вот я и дома» - Вальтер стал молча разглядывать свой свежий маникюр. Обычная обстановка, окружение рассказывает ему какой он глупый и никчемный, он привык. Да пусть болтают, скоро будут по углам сидеть, прячась от русских. Внутри кольнуло: «Кстати о русских, та баба с ребенком все-таки ушла от гестапо, идиоты упустили и ее, и резидента. У них два трупа в радиоточке, а Мюллер тут скалярий разглядывает». Налет закончился. Руководство начало потихоньку расходится по департаментам. Вернувшись в свой кабинет, Вальтер сразу нашел в сейфе папку под именем «Русский», на ней то ручкой, то карандашом были нарисованы им вопросительные знаки. Эта папка не давала ему покоя уже много лет с момента как была обнаружена Красная Капелла. Тогда в 42м он уже успел обрадоваться, что может сдать ее в архив, когда они схватили агента Треппера, который несколько лет имел связь с Москвой, но несмотря на то, что он согласился работать на гестапо, Вальтер ему не поверил, понял, что это не тот русский. Спустя полгода Треппер каким-то невероятным образом сбежал. Как сбежала сейчас радистка. И тоже во Францию. Вальтер достал отчет из Берна о захвате русской конспиративной квартиры, там были посажены немецкие агенты, но видимо они что-то упустили, потому что за месяц на квартиру заявился только один простофиля, которого, очевидно просто использовали. Вальтер быстро барабанил пальчиками по столу: «Он принес шифр. Где этот шифр?». Конечно, шифр был у Мюллера, это он имел дурную привычку рассовывать ключевые моменты работы по шкафам и сейфам, чтобы все держать на контроле. Шелленберг озадаченно потер щеку ладонью, он не мог просто пойти и попросить, Мюллер тут же стал бы спрашивать «что?» да «зачем?». Ему не хотелось никому показывать эту папку, внутренне чувство шептало, что это его личное дело. Вальтер подошел к зеркалу и поправил волосы: «А зачем мне ждать милостей от Мюллера? Взять их у него – вот моя задача» - он с наслаждением смотрел сам на себя: «Я разведчик, папочка, мне не нужны подвалы и крюки, чтобы выбивать информацию, люди сами мне ее дают». Достав из ящика пару шелковых перчаток, он подошел к сейфу и отыскал пожелтевший конверт с пачкой фотографий, выбрал из них нужные и переложил их в свежий конверт, остальное снова запер и направился в четвертое управление. По пути он старательно придавал себе взволнованный и возмущенный вид, часто дышал носом, перед самой дверью кабинета начальника гестапо хорошенько потер глаза. Когда он вошел, Мюллер подозрительно посмотрел на него поверх очков: - Что случилось, дружище? Что с вами? - Что со мной, группенфюрер? Вы думали, что я об этом так и не узнаю? – он потряс конвертом. - Что это? - Любуйтесь! Вальтер швырнул конверт на стол и сердито сложил руки на груди. Мюллеру сразу не понравилась ситуация, он чертыхнулся про себя: «Опять какой-то спектакль. Не может жить спокойно, гаденыш». Подобрав со стола конверт, он открыл его и достал фотографии. В животе сразу появилось неприятное чувство, как будто желудок скрутило. На фотографиях был голый, спящий Вальтер, лежащий на черной тахте, а на заднем фоне он сам с облизывающимся ртом и дико глядящий на изящной создание, как на запечённую баранью ногу. «Все-таки откопал где-то» - Мюллер промокнул платком внезапно вспотевшую шею и несмело поднял взгляд на Шелленберга: - Ну, и дальше что? Думаете я стану извиняться? Не стану. Не я это придумал, идите и смотрите такими глазами на могилу Гейдриха. - Зачем мне ваши извинения?! Я отлично знаю какой вы неотесанный, Мюллер! Я хочу понять – как вы могли? Вы же тогда были моим шефом! Вы даже не подумали меня защитить, уселись вместе с остальными! Мюллер славился ревностной заботой о своих людях и такие замечания больно его кололи, он насупился, сцепив пальцы и сжал их так, что костяшки побелели. Вальтер подметил про себя его нарастающую нервозность и продолжил свою триаду: - Очень интересно, если бы вы там остались последним, то что бы вы делали? Неужели … - Да! – Мюллер сорвал с себя очки и уставился на него: Да, да, да!! Он встал из-за стола и подошел к Вальтеру вплотную, заставив его сделать два шага назад: - Ничего сложного, красивенький мальчик, - он поигрывал связкой ключей: Только я бы вас на живот повернул, небольшая разница с девкой поди, если не приглядываться. Шелленберг ошеломленно смотрел на него: - И потом бы спокойно дальше со мной работали? Звон ключей его стал нервировать, он вырвал их из руки Мюллера и швырнул на стол. - А чего нервничать? – тот обтер пальцами нижнюю губу: У меня вон от стресса аквариум стоит. - Хммм – Вальтер надменно ухмыльнулся: А еще что ни будь у вас стоит? Перегнул. Мюллер резко позеленел, сжал кулаки и выдохнул: - Дрянь! Мягко отступая, Шелленберг неотрывно смотрел в его глаза, которые медленно наливались кровью. Он ловко играл испуганную лань, давая хищнику подойти поближе, а Мюллер просто пер напролом, расставив лапы в стороны, загоняя жертву в угол. Бросок был ожидаемым и все равно он испугался, Мюллер сгреб его в охапку и прижал к стене: - Сейчас получишь! Грубые пальцы стиснули ягодицы через тонкую ткань и стали обстоятельно разминать, Вальтер ахнул и уперся ладонями в широкую генеральскую грудь, он не сильно противился, стонал и морщился будто бы ему было очень противно. Мюллер довольно кряхтел, обжимая тяжелыми крестьянскими ладонями стройное тело и думал про себя: «Не орет. Странно это. У Кальтенбруннера аж заходился тогда» - нарастающая эрекция смещала логику: «Сейчас узнаешь, как у мужика стоит, негодник, потом неделю сидеть не сможешь!». Вдруг что-то холодное ткнулось ему в щеку, Мюллер скосил глаза книзу и увидел свой личный пистолет, приставленный к его собственному лицу. Пока он хватал Шелленберга за ляжки, тот вытащил у него из кобуры оружие. - А ну ка убери свои лапы – отчеканил Вальтер спокойным тоном. Мюллер отскочил и выставил ладони перед собой: - Спокойно, спокойно! Непонятно кого он уговаривал, Вальтер стоял перед ним с легкой улыбочкой и взведенным курком. Мюллер потихоньку крался к выходу глядя в черное, следящее за ним, дуло. - Сейчас же оставь меня! От такого крика группенфюрер сразу рванул к дверям и убежал из кабинета. Вальтер не стал терять времени, он бросил пистолет и быстро надел перчатки, потом отыскал на столе ключи. Каждый ящик он вытягивал крайне осторожно, одними ногтями. Мало не оставить своих отпечатков, полное отсутствие следом подозрительно не меньше. «Где же оно?» - он перебирал папку за папкой, опасаясь сдвинуть что-то или нарушить порядок. «Ах!» — вот она! Маленькая бумажка, исписанная стройными столбцами цифр. Он тут же спрятал ее в карман, задвинул ящик, все закрыл и положил ключи в примеченное место, куда примерно они упали, ведь Мюллер мог заметить это, и, элегантно сняв перчатки, покинул кабинет.