малышка на миллион

Глаза его залив сосали, Вобрав в себя кусочек стали, Он дерзостью своей дразнил, Он дерзостью своей дразнил, Людей вгоняя в ранг горилл. © Альбина Сексова — Геи

После того, как товар был отправлен на склад, а задержанные — к плотине городского водохранилища, операция была завершена. Быстро. Чисто. По девизам лучших клининговых фирм. Цю проследил за тем, как уезжают тонированные «бэхи», а Хэ Тянь, кивнув двоим «сыночкам» и полукровке, — за не очень новым, но очень незаметным минивэном, в который погрузили связанных по рукам и ногам горе-партнеров. — Ну, что? — чернота в его глазах еще пылала огоньком бесовского веселья. — Заполируем успех парочкой разноцветных шотов? Цю надеялся закончить сразу и сразу уехать восвояси, но, вспомнив о том, почему Хэ Тянь вообще подвязался на эту миссию, он вспомнил и о своей. Быть нянькой — да. Вряд ли получится переубедить этого черта не бухать сейчас: пригрозить пальчиком, ткнуть на воображаемые наручные часы и увезти в студию, чтобы там подоткнуть ему одеяло и всучить в лапы пластмассовую погремушку. Честно говоря, эмоций за вечер накопилось больше, чем за последнюю неделю… Цю бы и сам попросил что-нибудь от умирания — передозировки впечатлений. Шоты казались неплохим аналогом солевой капельницы, так что он пожал плечами. — Раз уж мы в клубе, — Цю вытащил из заднего кармана изрядно помявшиеся «Zhenlong» и, встряхнув расхристанное содержимое, выудил почти целую сигарету. — Парочку — можно. Попасть сюда еще раз не удастся — по долгу службы или так, из праздного любопытства. Посмотрит хоть, что за место. Может, теперь получится сосредоточиться на удовольствиях… и Аин Чонг… она ничего такая. Мелковата, правда, но Цю многого не надо. В смысле, если речь не о сексе. Небольшая доза алкоголя и компания милой девушки. Только компания. Вряд ли эта малютка выдержит страсть и габариты такого большого дяди. Ну а сам дядя вряд ли выдержит чуть больше положенной порции спиртного. Об этом он знает. Хэ Тянь, в силу некоторых обстоятельств, тоже. Но как же тот, после чудовищной интоксикации, может смотреть и даже думать о выпивке? Ах, да. Эта династия небожителей способна выдержать больше недели в перорально-химическом угаре… чтобы через день как ни в чем не бывало выйти на стрессовую работу, требующую мгновенного принятия нескольких решений одновременно. В общем, Цю свой вердикт вынес: что-что, а поощрение (не)маленький диди заслужил. Поэтому вернулся с ним в клуб. Быть может, это было плохой идеей. Быть может, плохой идеей было соглашаться на эту работу. А. Нет — плохой идеей было попадать под влияние неформального теневого лидера в средней школе. Присягать ему в верности. Впутываться в его дела… семейные — в том числе. И какой смысл рассуждать об этом сейчас? Цю вздыхает, выдыхает. Выпивает шот залпом. Фиолетовый какой-то — кислющий. Желудок и лицо сворачиваются в трубочку. Морщится. Жидкий огонь разливается по телу раскаленным дизельным топливом. Сумасшедший бит разрывает танцпол, пульсируя светом стробоскопов. Красно-желтые лазерные сети скользят по разгоряченным телам, помогая охотникам и жертвам выглядеть друг друга в толпе. Цю попадается — Аин Чонг тянет его на танцпол, к ребятам. Смеется, вскидывая их сцепленные руки. Ныряет в хаотично движущуюся толпу, седлая бушующие в пространстве электрические волны. У него нет выбора — нагретые мышцы поддаются общему веселому психозу, как мягкий пластилин. В этих танцах нет правил — полная свобода, зов инстинктов. Животные импульсы. Но он не напирает: Цю слишком стар для подобного дерьма. Его энергии едва хватает удержаться в этой бушующей стихии. — Дядя, — томно выдыхает Чонг-мэй ему в подбородок. — Поцелуй меня. Цю фыркает. Улыбается, обнажив чуть неровный клык. Вакханалия вокруг проникает в организм через расширенные зрачки и поры. Он подносит руку Аин Чонг к своим губам и дарит гладким костяшкам короткий, целомудренный чмок. Аин воет — то ли смеется, то ли убивается. Обмякает и драматично падает на спину. Цю держит ее за запястье, на весу: — Ты разбиваешь мне сердце, — хнычет его дама, пытаясь коснуться пола, хотя теперь едва ли достает до него пальцами. Ухмылка. Он легко перехватывает малышку за локоть и резко прижимает к себе. Даже сквозь музыкальный гул слышит, как сорвался ее вздох от этого движения. Цю примыкает губами к ее уху: — У тебя проблемы с отцом, что-ли? Она вздрагивает. Не отвечает — замирает у его груди, хлопая жирными от туши ресницами. Не переставая тянуть улыбку, Цю поднимает лицо и видит лицо Хэ Тяня напротив. На той стороне зала, в окружении компании, часть из которой не танцует, а просто болтается и болтает между собой, покачиваясь под бит. Аин Чонг оборачивается, заметив, куда обратился взгляд её кавалера. — Эй! — девушка отмирает, будто не было этой короткой заминки. — Хэ Тянь! — машет зачинщику пати энергично, перехватывая за руку Цю. Бросается к нему, как к спасительному плоту. — Хэ Тя-янь! Склонив голову набок, Хэ Тянь приветливо сощуривается. Цю кажется, лучше было бы остаться в громыхающем эпицентре синтетического урагана. Ибо этот ураган — нихуя не синтетический. Сука. — А мы тут, — пьяненько покачиваясь, Хичин закидывает руку на невозмутимого, как Будду, Фокси, — уговариваем босса накатить еще по одной. — Хватит ему, — отмахивается Аин, но ее реплика тонет в какофонии прочих голосов и звуков. Цю видит смутно знакомое лицо Луны, которое теперь и не лунное вовсе. Не кукольно-детское — без косметики. Охренеть. На что только не способен профессиональный макияж. Теперь она другая: обычная, неприметная. Взрослая. И очень по-взрослому проводит по груди Хэ Тяня кончиком указательного пальца. — Ты умничка, — он перехватывает ее руку и благодарно сжимает в своей. — Всё сделала хорошо. — Должен будешь, — вызывающе улыбается Луна, а Цю поражается такой резкой смене образа: из милашки-малышки в уверенную в себе девушку с чертами настолько бесцветными, что легко мимикрируют под любой запрос. И впрямь — актриса. Талантливая. Кто-то из компании протягивает ей шот. Кто-то — подначивает залезть на один из пилонов. — А что? — Луна оборачивается на тот, который находится прямо за их спинами. Обычно шесты в клубах привлекают внимание сразу — и не столько собой, сколько полирующими их танцовщицами. Но, то ли не день, то ли не время — все они пусты, да и сам Цю только сейчас обращает на них свое внимание. — Мальчики, готовьте мелкие купюры, — подмигивает ребятам повеселевшая Аин, следуя за накатившей «для храбрости» Луной. Задирает края оверсайз-футболки до нижнего белья и подворачивает так, чтобы обнажить мягкий живот. Мальчики реагируют оживленно: хлопают в ладоши, тянут «у-у» и «о-о» и тянутся за ними. Выражение лица Хэ Тяня не меняется — он только поворачивается в сторону намечающегося представления, закинув ладони в карманы брюк. Цю и сам не торопится в первые ряды — они переглядываются. Вот, кто заслуживает «Оскара» — со своей невозможной искусственной улыбкой. Мальчик-андроид с адом в бездонных зрачках. Идеальный лидер, идеальный убийца. А все же… Хэ Тянь сужает глаза в новой, адресованной персонально Цю, улыбке. Издевательски-светлой. Все же — он еще ребенок. Молочный свин. Щенок. — Кажется, я её обидел, — Цю отворачивается, пока это выражение лица диди не вмазалось в него со скоростью несущейся на всех парах мелкогабаритной фуры. Проходить краш-тест на пьяную голову — идея еще более идиотская, чем все припомненные им раннее. — Кого? — чтобы слышать лучше, Тянь придвигается ближе. Их плечи почти соприкасаются, а Цю, наблюдая за тем, как девчонки забираются на стол, ощущает раздражающе-соленый, фужерно-мятный парфюм Хэ Тяня. Каким-то образом, этот запах лишь усиливает запах его собственного тела — мускусно-терпкий. Странный. — Аин, — кивает он, выхватывая фрагменты обнажающегося бюста с пугающим его самого равнодушием. — Не бери в голову, — Хэ Тянь складывает руки на груди и откидывает со лба челку легким движением головы. — Малышка Чонг отходчивая. К тому же… Цю чуть оборачивается, чтобы сквозь гремящую канонаду и вспышки неона в темноте четче услышать последовавшую за паузой реплику. — Что? — Ты ей нравишься. И без того натянутая улыбка Хэ Тяня, выхваченная под резко-синим светом, становится бесцветной, как потерявшая вкус дешевая жвачка. Кажется, ему не очень весело. — Ты слишком напряжен, — замечает Цю, хлопая по карманам джинс в поисках сигаретной пачки. — Расслабься — я не по малолеткам. Брови диди удивленно взметаются вверх. Цю непроизвльно зеркалит эту внезапную перемену на его лице — наклоняет голову вопросительно. Что? — Уверен? — Тянь так искренне, почти по-детски наивно округляет глаза, что до Цю не сразу доходит: эта эмоция — очередная бутафория. Вроде есть, но. В ней что-то другое. Что-то очень нехорошее. Он осторожно пожимает плечами, выуживая, наконец, сигареты. Хэ Тянь вдруг оскаливается. Включается — раскидывает руки, хрустит шеей: — Проверим! Их взгляды задерживаются на секунду. Демонический, озорной — напротив настороженно-обескураженного. Цю так и застывает с незаженной сигаретой в зубах, когда Тянь, отпихнув столпившихся перед ними зевак, ловко запрыгивает на стол. Хватается за шест под свист подтянувшейся хмельной оравы. — Дамы, — кивает он своим подругам. Они без вопросов уступают — места для них все равно не остается. И, судя по тому, с каким энтузиазмом девушки спрыгивают к подхватившим их ребятам — это представление они не прочь узреть с другого ракурса. Хэ Тянь, какого хера? Электро-хаус вихрится интенсивным ритмом — Хэ Тянь прыгает в самый его водоворот. Ныряет, подняв пену и брызги. Толпа ликует. Цю не верит. Он крепко хватается за пилон, прокручивается на пробу — плавно и пластично. Так же плавно и пластично, словно балерина, стягивает с себя пиджак и выбрасывает в шторм. Кто-то из своих ловит, не давая перехватить трофей. Гибкости хищной кошки можно позавидовать — Хэ Тянь танцует так, будто занимался этим давно. Идеально попадает в ритм. Хватается за верхотуру и с акробатической ловкостью цепляется коленом за шест. Медленно соскальзывает под восхищенные крики. Перехватывает опору локтем, опускается на живот, подставив другую руку; перекатывается, не переставая медленно, в абсолютно блядской манере, дышать и вторить в ритм: бедрами, коленями, торсом. Волнообразно, будто занимается сексом. Хотя почему — будто? Он ебет толпу, озверевшую от зрелища настолько, что буря теснит Цю со всех сторон. Хэ Тяня такое внимание лишь раззадоривает. Цю не верит, что это происходит — не верит, что парализован. Что не способен отвести взгляд. Что отравился спорами черной, ядовитой субстанции, плескающейся в этих ебануто-глубоких зрачках. Он ускоряется — раскачивает зрителей, не отпуская шест. Прокатывает голову томно, от одного плеча до другого. Прижимается к нему спиной. Опускается вниз и разводит колени в стороны. Это не выглядит пошло… по-гейски, несуразно — Аин Чонг делала что-то похожее, но. Блядь. Не настолько охуенно. Надрывно-чувственно? Цю быстро моргает, пытаясь прийти в себя. Трет липкий от испарины лоб и выдыхает с усилием. Чтобы избавиться от ядовитого черного облака. Тумана, сквозь который перестает быть слышен голос разума. Его собственный голос… Но оправиться не дает новая волна рева, смешанного с визгом. Он вскидывает голову и видит — Хэ Тянь уже снимает с себя футболку. Швыряет возбужденно гавкающей стае, в десятки вытянутых рук, как кусок сырого мяса. Температура поднимается, ха? Его запах, дразня, едва достает до обонятельных рецепторов. Терпко-мятный… Да, диди неплохо сложен — теперь это видят все. Видят рельеф идеального, словно у мраморного изваяния, тела. Капельки пота, скользящие по упругим мышцам: груди и животу… поджатому прессу. Со снисходительной щедростью он позволяет лакать себя и свою энергию — благо, ее хватит на всю орду и еще десять таких. В Хэ Тяня — в эту охуевшую стриптизершу — летят купюры. Он задорно ловит их, скатывает пару в трубочку и закладывает за ухо. Смеется, наслаждаясь реакцией. Прибыль растет — малышке удалось заставить этих олухов раскошелиться. Без усилий — стоило лишь приподнять мизинец. Хэ Тянь спускает брюки… демонстрирует косые мышцы живота и черную бельевую резинку… Ставки поднимаются. Что же ты делаешь?.. Цю сглатывает, когда понимает — из этой чертовой толпы Тянь вылавливает именно его взгляд. С холодной улыбкой снайпера — прицельно и безжалостно. Как любой смертник, поживший на этом дымящемся полигоне и способный ощутить конец самой кожей, Цю знает — этот заложников не берет. Стреляет единожды. И не промахивается. Тянь снова хватается за шест. Яростно, будто хочет свести счеты с железякой — вжимается, потираясь блестящей от влаги грудью, бедрами. Задевает подбородком, тяжело дыша. Поводя лопатками, плечами. Не разрывая контакт глазами. Облизывает губы. Раскачивается, имитируя легкие фрикции. А затем — не очень легкие. У Цю давно заложило уши. Он не слышит рева собравшихся, не слышит музыку, щелчки затворов на айфонах с включенными камерами. Не замечает выпавшую изо рта сигарету. Не промахивается. Хэ Тянь не танцует. Нет. Хэ Тянь мастурбирует — бесстыдно и упоенно. Не трогая и не касаясь себя. Руками. Но воплями, взмокшими телами у подножья, в порожденной им истерии. Агрессивного транса. И Цю бы не вынырнул. Не вынырнул, но… — Осторожно! — кто-то налетает на него сбоку и проливает пиво. Движение спонтанное — в этой давке он как Робинзон в стране лилипутов. Цю бы не было дела ни до них, ни до собственной промокшей футболки, однако, отвлекшись, он, наконец, замечает, что не один. Что, наблюдая, забылся — и теперь полукровка с глазами, как рентген, смотрит на него прямо и не скрываясь. Это отрезвляет. Гвалт голосов вдруг обрушивается на Цю вместе с музыкой, с запахом потных тусовщиков, тесностью пространства и собственной глупостью. Попался. Будто сама совесть схватила его за руку. Будто мама обнаружила его с вставшим членом в потной руке за закрытой дверью… будто училка зашла в туалет ой как невовремя… Цю мигом просыпается — оглядывается вокруг, судорожно выдыхая отравленные черные пары. Становится трудно дышать. Внезапно. И смешно — ему требуется срочная никотиновая доза. Отпихнув плечом пару позади себя, он, неуклюже лавируя, пробирается к выходу. Из отравленного тумана, черного шума, вони возбужденных тел — к свежему воздуху. К спасительной затяжке. От впившегося в самую глотку пулевого.