Я ждала тебя вечность

      Существует весьма небезызвестная теория: то, что произошло один раз — случайность, два раза — совпадение, три — закономерность. Любые сведения известные современной медицине появились методом проб и ошибок. Человечеству требовались века и тысячи людей на изучение всевозможных заболеваний. В моём же распоряжении было десять часов и всего один случай. Чёрт, этого слишком мало.       — Проходи, — я вежливо открыла дверь перед Кеннеди, пропуская мужчину внутрь. — Чувствуй себя как дома.       Я прекрасно помнила об обуви, безбожно разбросанной по прихожей, и бардаке на тумбе перед зеркалом, поэтому старалась словесно сгладить неопрятность натуры. Едва включив свет, я тут же принялась разгребать беспорядок.       — Можешь так не суетиться. У тебя здесь и без того довольно уютно, — в спокойном голосе Кеннеди прослеживалась тень ехидства. Думаю, его забавляло то, какое внимание я уделяю абсолютно незначительным в данный момент вещам.       По сравнению с обшарпанными стенами корпуса С, любой притон покажется райским уголком, что уж говорить о моей обители. Небольшой дом, состоящий из гостиной, совмещённой с кухней, одной спальней и ванной комнатой, выделило правительство. Ничего примечательного в нём не было: старая дешёвая мебель абсолютно не сочеталась между собой по цветовой гамме, но сохраняла общую концепцию дешевизны. При переезде я взяла немало вещей из Сан-Франциско, однако ни один подсвечник не способен скрасить общую безвкусицу потускневших обоев в цветочек и выцветшего тёмно-зелёного дивана. Клянусь, этот дом построили грёбаные извращенцы, предварительно ограбив ни одну помойку.       — Ты голодный? — более-менее прибрав беспорядок, я вновь обратилась к Леону. Молодой человек всё это время стоял возле входной двери, не желая без меня проходить вглубь помещения.       — Нет.       — Совсем? — я скептически уставилась на знакомого. Согласно моим подсчётам он не ел больше двенадцати часов.       — Совсем.       — Тогда может сделать чай? — ничем не угостить гостя — признак плохого гостеприимства, даже заложников принято кормить. Впрочем, хорошие манеры не были единственной причиной моего желания подольше побыть наедине с Кеннеди. Нужно за ним наблюдать и, желательно, делать это ненавязчиво.       — Не откажусь.       Вымолвив незамысловатое «отлично», я принялась за дело. Через пару минут старый чайник громко запыхтел, а руки потянулись к ящику со всеми необходимыми принадлежностями. Заварю ему ромашковый. Может хоть немного успокоится.       — Это твои родители?       Застенчивость Леона в прихожей улетучилась за её порогом, уступая место любопытству. Обернувшись, я увидела мужчину, который своевольно взял рамку со старого книжного стеллажа и рассматривал фотографию. Не знаю, выходил ли его поступок за рамки приличия, но меня, как хозяйку, расслабленность гостя порадовала.       — Да, — едва взглянув на снимок, я снова отвернулась, чтобы положить чайный пакетик в кружку. — Фотография с выпускного. Папа в тот день украл мою шапку и велел называть себя моим братом.       Леон усмехнулся, а на моих губах заиграла тёплая улыбка. В тяжёлые времена счастливые воспоминания особенно ценны. Тогда я была слишком глупа, чтобы ощутить всю прелесть момента: переживала из-за неудачной стрижки и стеснялась родителей. Если бы я только знала, что через несколько лет буду раз в месяц посылать бумажные письма родителям и гадать, дошли ли они до них, ведь ответа я никогда не получала. Уже полтора года я ничего не знаю о состоянии мамы и папы. Живы ли они? Знают ли, что жива я? Пока что жива.       Так, нет. Нельзя раскисать. Залив кипяток в чашку, я достала винный бокал. Были ли у меня проблемы с алкоголем? Ни один наркоман никогда не признается в том, что он наркоман. Не хотелось потворствовать своей маленькой слабости, но и отказать в желании было невозможно. Что делают люди, живущие в захолустье? Конечно же спиваются, поэтому я двигаюсь в верном направлении.       — А мне не предложишь? — из-за спины послышался ехидный смешок. Не знаю, успел ли Кеннеди осмотреть всю гостиную, но сейчас военный сидел за столом, нахально подперев голову рукой.       — Тебе нельзя, — пусть голубые глаза и смотрели на меня с ноткой осуждения, но я знала наверняка, что их владелец мне завидует.       — Только не говори, что вы вводили спирт растениям.       — Не скажу, — я в душе не чаяла, какие опыты ставили на местных живых фонарях, но определенно не хотела подвергать своего пациента опасности, поэтому миролюбиво протянула гостю старую чашку с менее опасной жидкостью. — И тебе вводить его не стану.       Меню на ужин: Леону чай с печеньем, а мне красное полусладкое с сыром. Забираю все свои слова назад, я ужасно негостеприимна. Ну да похер, не хочу потом закапывать труп на своём заднем дворе, а если закопают мой, то ни о чём не стану жалеть.       — В Стрейнджервиле так развлекаются по вечерам? — Кеннеди, обхватив горячую кружку ладонями, внимательно наблюдал за тем, как я делаю первый глоток. — Или у тебя какой-то праздник?       — У меня был тяжёлый день, — хотелось добавить: «адски тяжёлый», но я вновь предпочла заглушить трудности жизни алкоголем. — По-моему, это даже более весомая причина выпить, чем день рождения.       Собеседник вновь усмехнулся, на несколько секунд замолкая. Леон не был особо разговорчивым или эмоциональным человеком, но по его лицу всегда можно было легко понять, когда он о чём-то размышляет. Судя по пристальному взгляду, в этот момент он думал обо мне.       — Я случайно застал вашу ссору с одним мужчиной. Кажется его звали Дэнсли, — военный заговорил довольно ласково, будто опасаясь невзначай задеть, но при этом серьёзно. Твою мать. Его осведомлённость начинает меня напрягать. — Всё хорошо?       — Нормально, — я равнодушно пожала плечами.       Когда мы интересуемся у врача своим здоровьем нередко слышим в ответ то самое слово. В контексте состояния тела оно несёт положительную окраску, ведь означает, что та или иная часть нашего организма находится в пределах нормы, то есть работает так, как должна. Моё положение, хоть и крайне ужасно, но тем не менее, такое, каким и должно быть. Я обязана исполнять приказы.       — Расскажи, — почти шёпотом произнёс Кеннеди.       Мы не были друзьями. Я даже затруднялось назвать себя достаточно расслабленной, чтобы так запросто наизнанку вывернуть душу. В мыслях не находилось ни одной причины рассказывать о произошедшем, но тем не менее…       — Утром выяснилось, что клетки растения не подвластны кислоте. Ты не единственный, чей организм подвергся мутации, вот только обычно выбирают более гуманный способ. Мне поручили провести эксперимент. Очень и очень бесчеловечный, — я на секунду умолкла, пытаясь всё переварить. Событий за день накопилось много, наверное поэтому проще было заглушать в себе негатив, чем пытаться смириться с ним. — Около недели назад я усовершенствовала печень одного парня. Организму всегда требуется время на восстановление, однако сегодня мне приказали распороть швы и добавить пару капель отбеливателя.       Отбеливателя, мать его. Мальчику, что буквально вчера закончил школу. Всё моё нутро отказывалось воспринимать данный факт всерьёз. Самые ужасные люди — это садисты и те, кто фанатично верит в невозможное. Кто же из них отдаёт приказы?       — И чем всё закончилось? — о малейшем проявлении сочувствия сообщала лишь складка на переносице собеседника. Леон явно выбрал не ту карьеру. Со способностью сохранять равнодушное выражение лица, он бы без труда смог заработать целое состояние на игре в покер.       — Пока ещё ничем, — пальцы нервно прокрутили ножку бокала, а в мыслях вновь всплыло лицо того парня. Что же я все-таки наделала?       — Какова вероятность того, что он выживет?       — Не знаю.       — А я? — интересуясь шансом выздороветь люди зачастую испытывают страх или шок, но в холодных голубых глазах не было ничего, кроме серьёзности.       Кеннеди не спроста появился в нашем захолустье — в этом я была уверена наверняка. Вечерняя суматоха, нацеленная на освобождение военного, ещё больше подтверждала мою теорию о работе военного на мэра. Строгие и властные черты лица непоколебимо ожидали моего ответа, будто рассчитывая узнать, сколько времени у их обладателя есть в запасе. Леон, согласно статистике, должен был умереть ещё до моего обеда, значит, времени у него определенно больше, чем предназначалось. Ни к чему портить новому знакомому настроение своими предположениями.       — А ты проживёшь долгую жизнь, — я ехидно усмехнулась, облокачиваясь локтями на стол. — С женой, тремя детьми и ипотекой.       — Черт, — Леон выругался, но уголки его губ поползли наверх, не смея противиться смеху. — Лучше бы сказала, что я не доживу до рассвета.       Мы оба улыбались, но наши мысли не были столь оптимистичны. Я нередко задумывалась о том, что могу умереть. Смерть непредсказуема, но группы риска существуют неспроста. Сухой воздух Стрейнджервиля отдаёт едва уловимым ароматом неминуемого конца, однако по иронии судьбы мрачный жрец иногда заглядывал к тем, кого я когда-то знала или лечила, старательно избегая меня стороной. Что если удача отвернётся от меня?       Отогнав печальные мысли, которые были моими постоянными спутниками, я вновь переключиться на гостя. Выражение лица Кеннеди казалось на редкость расслабленным, но сосредоточенный взгляд неотрывно смотрел на мою шею. Неглубокое декольте обнажало подключичную ямку, но надежно скрывало от чужих глаз более интимные участки кожи. Платье не было даже близко к понятию «вульгарность», но внимание Леона заставляло меня чувствовать себя голой. Он не отводил взгляд и даже не моргал.       — Всё в порядке?       — Да, — взор военного лишь на долю секунды встретился с моим, после чего виновато уткнулся в угол комнаты. Леон сконфужено прочистил горло не то ли из необходимости, не то ли оттягивая время на ответ. — Просто задумался.       — Эта отговорка уже была, — я не хотела пугать собеседника, но деревянные доски негромко заскрипели, а вестибулярный аппарат мгновенно сообщил о нестабильном положении пола. Кеннеди трясёт ногой. Он нервничает или больше не может сидеть на месте?       — В каком смысле?       — Когда мы ехали в машине, ты в один момент подозрительно затих. Я спросила, в чем дело, а ты ответил, что задумался, — один семестр изучения психологии не способен сделать из бедолаги со шприцем эксперта в поведенческом анализе, но я могла сказать наверняка, что сейчас настало время во всем разобраться. — Колись, рядовой, что тебя тревожит?       Прямота порой способна поставить в тупик, вот только кто из нас оказался загнанным в угол? Кеннеди упорно отказывался смотреть мне в глаза, а трясущаяся нога ускорила темп. Он был настолько серьёзен в раздумьях, будто от этого зависела жизнь, но чья именно? Где-то на подкорке сознания, я знала, в чём заключается причина странного поведения Леона, хоть и отказывалась признаваться в этом самой себе. Зачем я привезла парня к себе домой, если знала, чем это может обернуться? Почему никого не поставила в известность о деталях?       — Ладно, — мужские руки, сцепленные в замок, легли на стол, а пронзительные глаза больше не пытались спрятать от меня свой взор. — Каждое твоё движение не остаётся незамеченным. Я серьёзно, Кэтрин. Любой твой поворот шеи, шевеление губ при разговоре, даже вдох или выдох я ощущаю настолько отчётливо, будто стою в Лувре перед Моной Лизой и вижу каждый мазок.       От лёгкого прищура в височной области Кеннеди образовались складки. Внезапно воцарившаяся тишина вынуждала меня теряться в догадках: он ждёт моей реакции или мысленно хочет лишний раз убедиться в правдивости собственных слов? Сделаем ставку на первый вариант.       — Знаю, ты уже говорил.       Леон саркастично усмехнулся, вынуждая меня лишний раз испытать чувство вины. Разговаривать с идиоткой ничем не лучше, чем притворяться ей. Тихий, едва слышимый, голос разума в один момент стал с неистовым рвением трезвонить в колокол: «Ну же, Кэт, ты ведь не тупая. Ты прекрасно понимаешь, что он хочет сказать».       Тот парень, первый выживший… Его эндокринная система работала на пределе своих возможностей. Дофамин, серотонин, адреналин… Он был как переполненный сосуд, стенки которого трескались. Чувствовать все гораздо губительнее, чем не ощущать ничего. Кортизола и норадреналина, вырабатываемых естественным путём, было недостаточно, чтобы справиться со стрессом. Организм сам подсказывал, как стоит поступить. Требовался окситоцин, а как его получить? Тестостерон, естественно.       — Издеваешься? — Корпус тела военного неожиданно подался вперёд, а в голубых глазах загорелся огонёк безумия.       Леон не продолжал монолог, но его настойчивый взгляд говорил красноречивее любых слов: «Ну же, скажи, что ты всё поняла». Прохладный воздух при вдохе проник в приоткрытый рот, но ответа не находилось даже в мыслях, не то что на языке. Как выбраться, если ты загнан в тупик? Даже не другим человеком, а самим собой. Я могу не соответствовать вкусовым предпочтениям Кеннеди в девушках. Более того, я могу ему даже не нравится как человек. Но сейчас, в данный момент, он без ума от меня.       — Ясно, — горькая усмешка парня говорила сама за себя: «И о чем я только думаю?». Его тело, наклонённое ко мне, выпрямилось. Кеннеди встал. — Думаю, мне лучше уйти.       — Что? — я мгновенно подскочила со стула. — Нет! Останься.       — Не могу, — мужчина отрицательно покачал головой. По взгляду можно понять многое. Голубые глаза смотрели на меня так, будто их обладатель меньше всего хотел меня обидеть, но по-другому поступить просто не мог. — Спокойной ночи, Кэтрин.       Леон вышел из-за стола и направился в сторону коридора. Не люблю удерживать людей, которые желают уйти, но сейчас совершенно не та ситуация, когда можно молча смотреть в спину. Нет. Нельзя его отпускать. Все тело напряглось, а от прежнего расслабленного состояния, вызванного алкоголем, не осталось и следа. Пока паника сводила с ума разум, тело двигалось словно на автопилоте — быстро и без малейших колебаний. В отличие от меня, военный не спешил, поэтому обогнав его, я перегородила путь.       — Разве… — слово слетело с губ раньше, чем я успела придумать хороший повод остаться. Черт, надо было предусмотреть это заранее. — Разве ты можешь где-нибудь ещё заночевать? Нельзя же просто спать на улице.       — Всё нормально, — мужчина шагнул вперёд, вынуждая меня отступить. Я стала терять позиции вместе с остатками самообладания. Черт-черт-черт, нужно срочно что-то придумать. — Найду какой-нибудь вариант. В крайнем случае, вернусь на базу.       — Господи, мы провели целую спасательную операцию, а ты хочешь вернуться обратно?! — голос предательски сорвался. У меня больше не было никакого контроля над ситуацией.       — Не хочу, — спокойствие Леона могло бы вселить луч надежды, если бы мужчина снова не шагнул в мою сторону. Осознание неминуемого провала окончательно путало мысли. Так ведь нельзя… Почему? Почему он это делает? — Но ещё меньше я хочу навредить тебе.       Ночь меняет многое. Темнота бережно скрывает под своим покровом все оттенки жёлтого пустынного ландшафта, превращая их в серую едва различимую массу. То же самое здесь происходит и с людьми. Днём центральные улицы отнюдь нельзя назвать безлюдными: маленькие дети резвятся на площадке возле библиотеки, их мамы обсуждают последние новости сидя на лавочках, а более занятые горожане неторопливо бредут до нужного места. Даже на отшибе мира жизнь бьёт ключом. Но все меняется с приходом темноты, люди, ничуть не уступающие флоре, скрывают своё присутствие подобно удивительным пейзажам, абсолютно непроглядным во тьме. Пока Стрейнжервиль хранил свои секреты в тайне от обывателей, горожане надёжно прятали скелеты в шкафах. Непреложная истина гласила — одно не должно узнать о другом.       Насколько бы не был серьёзен и решителен в своих намерениях Леон, нельзя позволить ему их осуществить. Ведь как только он перешагнёт порог… На данный момент в приоритетах Кеннеди я стояла выше всего, но это потому, что он ещё знает, с чем может столкнуться. Как бы лестно мне не было, но сейчас именно он нуждается в защите. Речь идёт вовсе не о чувствах, а двух людях, у который спасать жизни вошло в привычку.       Точно, чувства.       Приставав на носочки, я медленно вытянула руки в сторону человека, которого требовалось уберечь от бед, давно поджидавших за углом.       Голубые глаза с нескрываемым скептицизмом смотрели на меня. Леон мог в любую секунду отойти назад, но по неизвестной причине застыл на месте. «Пожалуйста, позволь», — кричало нутро до тех пор, пока протянутые руки не легли на мужские плечи, а тонкие пальцы не сцепились в тугой замок над затылком.       — Кэт… — на выдохе произнёс Кеннеди. Его взгляд вновь опустился, а зубы невольно прикусили нижнюю губу.       Я ошибалась. Контроль над ситуацией всё время был у меня, начиная с момента пробуждения военного и заканчивая этой самой секундой. Леон всё ещё здесь. Он никуда не уйдет.       — Прошу… — взмолился мужчина. Он держался из последних сил. Леон не мог отстранить меня, но продолжал пытаться стоять неподвижно, надеясь, что рано или поздно я уступлю.       Нет.       — Останься здесь, — шёпотом ответила я и почувствовала, как корпус его тела расслабился, наклоняясь ко мне.       Бой был проигран, требовалось только поднять белый флаг. Я невольно согнула руки в локтях, ещё сильнее приближая наши лица друг к другу. Всё тело предательски затряслось от волнения, смешанного со сладостным трепетом. Он так близко. Непозволительно близко.       — Останься со мной, — ещё тише прошептала я.

Ну же, сделай последний шаг…