War on Love (Royaul AU)

Стоя снаружи покоев своего гарема, Кросс делает глубокий вдох и крепче сжимает тонкие коробочки, в которых лежали их ошейники. В зимние месяцы ночь все еще опускалась рано, даже если они заканчивали холодный сезон и приближались к весне, и оставалось совсем немного, пока дни не растянутся и не потеплеет. Тем не менее, как бы то ни было, было уже темно, и в замке было тихо, несмотря на утреннее волнение. Что ж, этот период стал волнением за Кросса и его братьев, поскольку они очень усердно боролись, чтобы занять своего отца. И для Эпика тоже, который должен был выяснить, в чем заключалась ложь, и занять своих советников, и притвориться, что сотрясение замка было пустяком. Его ближайшее окружение выполнило свою работу безукоризненно, и к середине дня о странном землетрясении все забыли. Однако, в конце концов, это не помогло Дасту. Сейчас он был в безопасности, да, Кросс и его люди обеспечили это, но как насчет следующего раза? А как насчет его беспокойства и страха причинить вред другим без ошейника? Что, если в следующий раз Даст навредит кому-нибудь или самому себе? Что тогда? Кросс не хотел думать об этом, не стал бы, и посвятил свой день решению именно этой проблемы и обеспечению того, чтобы не произошел наихудший сценарий. Он уже сделал самую трудную часть, у него были ошейники, и ему просто нужно было, чтобы волшебник запечатал их должным образом, как его корону. Он заплатил тому же Гено, чтобы тот вложил его специфическую магию в один из ошейников, так что он вроде действовал как подавитель, прямо как его корона. Гено знал правила игры, он был частью их двора столько, сколько Кросс себя помнил, а его напарник был придворным гробовщиком и палачом. Они знали, как ведется игра, и знали, что нужно быть осторожным, точно так же, как он это сделал с короной Кросса, и Кросс щедро вознаградил его за молчание. Чара не стал бы расспрашивать о пропавшем золоте и исправил бы отчеты, чтобы никто никогда не узнал. У Кросса было решение проблемы, которого он не ожидал, что было бы глупо с его стороны, если бы он полностью его обдумал. Казалось, самым трудным было приобрести все, что ему было нужно для этого, чтобы решить проблему как можно быстрее. Теперь, однако, самое сложное, казалось, было рассказать своему гарему, что он сделал для них, и Дасту в частности. Он бы скорее лизнул свой меч, чем сделал это, но Кросс не уклонялся от тяжелых обязанностей, и, расправив плечи, он поднял одну большую руку к тонкой двери, которая отделяла от него комнаты его гарема, и вежливо постучал. Он может слышать тихое бормотание и... Гарем внезапно замолкает, и он чувствует их горячие взгляды сквозь тонкую древесину. Он практически чувствует их страх и трепет и делает еще один успокаивающий вдох. Он слышит легкие шаги, приближающиеся к двери, легкое волочение ноги из-за хромоты, и Кросс понимает, что это Найтмер идет открывать дверь. Он расслабляется, когда знает, что это он пришел впустить его, и, по крайней мере, маленький принц не откусит ему голову за то, что он их потревожил. Он слышит, как отпирается засов, медленно выдыхает и крепче сжимает маленькие коробочки. Он цепляется за предыдущие слова Эпика и знает, что все будет в порядке. Он надеется. Дверь открывается, и в узком проеме появляется милое личико Найтмера, и на него смотрит светящийся бирюзовый глаз. Выражение его лица тщательно замкнутое, настороженное, плечи напряжены, когда он смотрит на Кросса. Кросс знает, что это необычно, он оставляет их одних по вечерам, дает им очень простой распорядок дня, которого они все, казалось, жаждали и ценили, и Кросс не отступал от этого. Им нужна была рутина, связанная с ней стабильность, а Кросс нарушает эту рутину, приходя сюда так поздно, и это уже вызывает у них дополнительный стресс. Найтмер вежливо кивнул головой, и он все еще выглядит измученным: “Мой принц”. Он хватается за коробки и дарит Найтмеру нежную усмешку: “Ты можешь называть меня Кросс”. — Он сказал мягко, и от этого глазницы Найтмера приподнялись: “Пока мы в наших покоях, ты можешь называть меня Кросс”. Поколебавшись, Найтмер медленно поднимает глаза, чтобы посмотреть на Кросса, его лицо напряжено: “Что я могу для тебя сделать, Кросс?” Смена распорядка дня уже действует на них разрушительно, и Найтмер не был таким напряженным с ним с момента их прибытия. Кросс знает, что он ожидает худшего, и подозревает, что есть только одна причина, по которой Найтмер думает, что он здесь. “Я надеялся проверить, как там Даст”. — Он мягко сказал. — “У меня есть подарок для него”. — Кросс говорит гораздо увереннее, чем чувствует. — “Для всех вас. Это поможет вам всем быть в безопасности”. — Он обещает. — “На то время, когда меня не будет рядом”. Взглянув на свои руки, Найтмер хмуро смотрит на коробки, прежде чем снова поднять глазницу к лицу Кросса: “Это очень любезно с твоей стороны, Кросс”. — И его предательское сердце трепещет, когда Найтмер называет его по имени. — “Но в этом нет необходимости”. Кросс бросает на него нежный взгляд, который он позволяет видеть только за выборочно закрытыми дверями, и старается быть как можно мягче: “Я знаю”. — Он говорит. — “Но я думаю, что это было важно”. — Он делает паузу и чувствует вес ошейников в своих руках. — “Это поможет вам всем быть в безопасности”. — Он успокаивает, поднимая тонкие коробки немного выше. Бирюзовый огонек в глазу Найтмера падает на коробки, он хмурится еще сильнее, как будто он уже знал, что это такое. — “Что это, Кросс?” — Тихо спрашивает он. Он тяжело сглатывает и пытается сохранить выражение своего лица мягким и нейтральным: “Могу я подойти и поговорить со всеми вами?” — Он делает паузу. — “Пожалуйста?” Сделав глубокий вдох, словно для того, чтобы успокоиться, Найтмер кивает и отходит обратно в их комнаты, давая Кроссу пространство, чтобы зайти внутрь. Он медленно следует за ним, готовясь к гневу Киллера и Дрима, напряжению, исходящему от Найтмера, и он ожидает враждебности от Хоррора и Даста, и удивляется, когда не находит... Ничего из этого. Скорее, когда они смотрят на него, измученное принятие Даста в свое пространство после захода солнца смягчает беспокойство Кросса, как и легкость Хоррора видеть его. Остальные трое, похоже, готовы отшвырнуть его обратно к его стороне двери, но тот, кого ему нужно видеть больше всего, кажется менее склонным к этому. Тем не менее, он оставляет дверь открытой, когда заходит внутрь, и может только надеяться, что они не чувствуют себя здесь с ним в ловушке. Одарив Найтмера еще одной, как он надеется, очаровательной улыбкой, он входит с ними в комнату и пытается игнорировать напряжение и страх, которые сгустились в пространстве. Даст лежит на диване, между Дримом и Хоррором, прислонившись к толстым костям Хоррора, его маленькая голова прижата к боку Дрима, а между Хоррором и Дримом именно Дрим смотрит на него с откровенной враждебностью. Он выглядит сердитым, лицо скисает, и Кроссу знакомо чувство яростного намерения узнать, что Дрим пронзил бы его, если бы ему дали хотя бы половину шанса. Киллер внезапно оказывается рядом с Найтмером, обходя его сбоку, прикрывая его слепую сторону, и готовится принять удар, который никогда бы не последовал, если бы Кросс отреагировал яростно. Вместо этого Кросс тихонько сделал большие шаги в другой конец комнаты, чтобы сесть на край низкого столика рядом с троицей на диване. Воздух густеет от напряжения и страха, и чем глубже проникает в их пространство Кросс, тем больше они нервничают. За исключением Даста, который с любопытством смотрит на Кросса, его тусклые огоньки в глазах отслеживают его движения, когда он садится на край стола. Дерево скрипит под его тяжелым весом, а поперечные скобы позволяют ему выходить из-под него, и вряд ли это был бы первый стол или стул, который он сломал, просто сев на него. Стол выдерживает, и Кросс криво улыбается Дасту: “Как ты себя чувствуешь?” — Спрашивает он, заставляя свой грубый голос смягчиться. Даст смотрит на него в ответ широкими глазницами, его маленький рот слегка нахмурен, он внимательно изучает Кросса. Его взгляд нервирует, как будто он заглядывал в самую суть души Кросса, сурово осуждая его, и Кросс надеется, что он не смотрит слишком пристально. Ему не нравится заглядывать в собственную душу, он не может представить, что там может найти кто-то другой. Внезапно пожимая плечами, странное напряжение спадает с Даста, и он наклоняется к Хоррору: “Устал”. — Он тихо признался, его голос был тихим. — “Мне холодно”. — Прошептал он, его глаза тускло светились из-за отсутствия магии. Кросс бросает на него сочувственный взгляд и откладывает тонкие коробочки в сторону: “Да, я представляю, что ты чувствуешь. Ты израсходовал сегодня много магии, тебе будет холодно некоторое время, пока ты не восстановишь ее”. — Даст не мигает, и это самое спокойное и ясное выражение, которое он видел у самого маленького члена своего гарема с момента их прибытия. “Если тебе что-нибудь понадобится, больше мехов или огонь погорячее, просто попроси, и я прослежу, чтобы ты получил то, что тебе нужно”. — Кросс успокаивает, все еще обращаясь мягко к Дасту, однако лицо любовника морщится, когда он изучает Кросса. Кросс изучает его в ответ, его собственные несовпадающие огоньки падают на обугленное горло Даста и кремовые бинты, обмотанные вокруг кости, пропитанные намерением целительницы, Нэнси. — “Как чувствует себя твоя шея? Не болит?” Качая головой, Даст «говоря» “нет”, он еще больше расслабляется рядом с Хоррором, и это самый спокойный момент, который Кросс когда-либо видел у Даста, и он может только надеяться, что ошейники не испортят то, ради чего они так усердно работали. — "Нет." — Даст снова пожимает плечами: “Я не чувствую многого из этого сейчас. Нэнси дала мне что-то, чтобы унять боль.” Он звучит немного пьяным или, возможно, под кайфом, и Кроссу остается только надеяться, что это смягчит удар. “Я рад, что тебе совсем не больно”. — Внезапно говорит он, и грубая честность в его словах заставляет Даста странно на него посмотреть. Он издает смешок, и Кросс клянется, что его сердце тает, когда Даст слегка криво улыбается ему: “Ты странный”. Дрим напрягается рядом с ним, перемещаясь, как Киллер перед Найтмером, как будто он думал, что Кросс был злобным зверем, готовым растерзать их всех по словам Даста. Вместо этого Кросс хихикает, что вызывает более яркую вспышку огней в глазах Даста. “Я действительно рад, что тебе не больно”. “Моему последнему владельцу было все равно, причиню ли я боль”. — Дерзко говорит Даст, и по этим словам Кросс понимает, что он под кайфом от обезболивающих. “Ну да, твой последний владелец был придурком”. — Кросс говорит ему, и ухмылка Даста становится немного шире, а Хоррор расслабляется еще немного. “Да, был.” — Даст шепчет, как будто это был тщательно охраняемый секрет. — “Я думаю, ты мне нравишься намного больше. Ты не так уж плох для заносчивой особы королевской крови.” Остальные дружно ахают, и напряжение возвращается в тело Хоррора, но Кросс просто смеется. Он прижимает руку к своей душе и со всей присущей ему искренностью говорит Дасту: “Ну, по крайней мере, я не так уж плох для заносчивого члена королевской семьи”. Коллективный вдох выдыхается медленно, и Кросс не думает, что остальные знали, что они его задерживают. Разговор идет хорошо, слишком хорошо, если Кросс честен, лучше, чем он когда-либо смел надеяться, и он ненавидит то, что ему приходится делать дальше. Ненавидит то, что он собирается разрушить этот кусочек счастья для себя, но он не уклонится от того, что должно быть сделано. “Я эм. У меня есть для тебя подарок, который, возможно, поможет тебе почувствовать себя немного лучше”. — Он начинает: “Что-то, что поможет защитить тебя”. Даст не в состоянии ненавидеть Кросса за его слова или смотреть на него с подозрением из-за обезболивающих, поэтому он тупо моргает, ожидая, что Кросс подарит ему то, что он принес для них. Хоррор и Дрим не так податливы, и оба напряжены по обе стороны от него, и Кросс не сомневается, что если бы он хотя бы повысил голос на Даста, они бы бросились между Кроссом и ним, чтобы защитить Даста. Это преданность, которую Кросс уважает и старается не позволять этому отвлекать его от того, что должно быть сделано. Он тихо тянется к тонкой коробке на самом верху стопки, той самой, которую Гено видел сам, и без всякой помпы открывает коробку. На другом конце комнаты Киллер шипит на толстую, маслянисто-мягкую кожу и блестящий ошейник с пряжкой, но в глазах Даста загораются огоньки интереса, и Кросс пытается зацепиться за это, а не за гнев Киллера. — “Это не подавитель”. — Он говорит, осторожно вытаскивая ошейник из коробки, чтобы показать Дасту: “Это больше похоже на мою корону, она не подавит твою магию полностью, но поможет тебе управлять ею. Подавители не безопасны, они просто позволяют магии накапливаться, пока ты не воспользуешься ею. Это не приведет к этому. Это инструмент, он поможет тебе безопасно выпустить магию во время припадка низкого уровня и сделает его более терпимым”. Даст моргает, глядя на ошейник, и хмурится: “Итак. Я все еще могу получить доступ к своей магии?” Кивнув, Кросс переводит дыхание и надеется, что он понимает: “Да. Но вместо неконтролируемого потока он поможет сузить тебе фокус, так что ты сможешь извлекать небольшие количества за раз и безопасно избавиться от лишней магии. Это не шокирует тебя и не будет обжигать, как это могут сделать некоторые подавители, и ты можешь снимать его, когда заблагорассудится. Это поможет управлять твоей магией, особенно в те дни, когда это труднее сделать”. Даст моргает, глядя на него сверху вниз, пристально вглядываясь в ошейник, прежде чем тихо спросить: “Это остановит голоса?” Кросс чувствует его сердечную боль, и он медленно качает головой, его голос такой же тихий в понимании: "Ничто не остановит голоса”. — Даст резко смотрит на него, но он не спрашивает, а Кросс не вдается в подробности. Вместо этого он прочищает горло и медленно протягивает ему ошейник: “Тебе не обязательно носить ошейник в своих комнатах, здесь ты в безопасности, но, пожалуйста. Носи его за пределами этого места. У нас часто бывают высокопоставленные гости, а члены внешнего двора постоянно приходят и уходят, слишком много новых лиц, которые не будут знать, кто ты такой.” “Ты имеешь в виду,” — усмехается Киллер с другого конца комнаты, — “кому мы принадлежим?” Кросс не морщится от горького тона Киллера, он не может позволить себе выглядеть слабым, не перед Киллером, и его голос тверд, когда он говорит: “Кто присматривает за тобой”. — Он говорит с бесконечным терпением, все еще глядя на Даста, пытаясь оценить его реакцию: “Ошейники имеют мои цвета. Черно-белый, и мой знак отличия в виде пряжки. Я также влил в них защитную магию, так что любой, кто приблизится, почувствует мою магию и будет знать, что если они причинят кому-либо из вас боль, то ответят мне.” Моргая, Даст смотрит на ошейник, осторожно берет его из больших рук Кросса, прежде чем почти отчаянно надевает на шею, снова нуждаясь в каком-либо чувстве контроля над своей жизнью. Кросс морщится, когда он туго затягивает его вокруг своего горла, вдавливая во все еще заживающее тело, и Кросс неловко ерзает, когда Даст выжидающе смотрит на него. “Эм.” — Начинает Кросс, неловко и неуверенно, и он чувствует, как глаза собеседника сверлят его. —“Почему бы нам не ослабить его? Просто пока твоя шея заживет, а потом ты сможешь подтянуть ее по своему усмотрению, когда почувствуешь себя лучше”. — Медленно произносит он, потянувшись к ошейнику. Даст не двигается, просто смотрит на Кросса широко раскрытыми и неуверенными глазницами, и это кажется странно интимным, когда его большие руки тянутся к шее Даста. Он выглядит таким маленьким в руках Кросса, странно хрупким для человека с таким высоким уровнем развития, и у него перехватывает дыхание, когда Кросс расстегивает ошейник. Установив его на самую большую петлю, Кросс откидывается на спинку стула и одаривает Даста нежной улыбкой: “Как ощущения?” Ему не нравится, как Даст смотрит на него с удивлением, как будто он не мог понять, почему Кросс так сильно заботится о его комфорте, но он тихо хрипит: “Лучше”. — Он делает паузу и смотрит на Хоррора, прежде чем спросить: “А как насчет остальных? Ты сказал, что это обеспечит нам безопасность, у них тоже есть ошейники?” Та часть, которой Кросс боялся больше всего, вот наступила и она. Он не позволяет страху отразиться на его лице, и он кивает. — “Да”, — тихо говорит он, — “каждый получит по одному, но у других не будет дополнительной магии в своих. Но у них будет моя магия, так что все будут знать, что я тоже забочусь о них ”. “Ох”. — Даст тихо говорит, пристально глядя на коробки, прежде чем снова поворачивается к Кроссу: “Ну, тогда отдай их им”. Его желудок сжимается от ровных, нейтральных слов Даста, но он заставляет себя улыбнуться и тянется за следующей коробкой и открывает ее, прежде чем вручить Хоррору. — “Он немного толще, чем у Даста.” — Тихо сказал он, протягивая ему ошейник. — “Но выглядит точно так же”. Ярко-красный свет из глаз пронзает душу Кросса, но он держится стойко, когда Хоррор снимает с него ошейник. Он держит его в своих больших руках, как будто измеряет, проводит большим пальцем с острыми когтями по краю, прежде чем тихо произнести: “В нем есть... Хм? Хороший вес.” Это немного напрягает душу Кросса, и он слегка кивает, наблюдая, как Хоррор надевает его на шею и застегивает пряжку. “Да, я позаботился о том, чтобы их было легко узнать и удобно носить”. “Я тоже получу такой же?” — Внезапно мило спрашивает Дрим, наклоняясь вперед, чтобы ухмыльнуться Кроссу, его ухмылка становится шире, когда Кросс кивает, потянувшись за ошейником, который он пометил для Дрима: “Я всегда хотел, чтобы меня держали в ошейнике, как собаку”. — Добавляет он таким же сладким голосом, но от этого у Кросса опускается душа. Началось. Они собирались возненавидеть его, презирать, и он этого заслуживал. Их не должны были держать в ошейнике и заставлять жить здесь, и Кросс на самом деле не хотел владеть ими, он просто пытался извлечь максимум пользы из ситуации, в которую они все были вынуждены попасть. Улыбка Дрима сияющая и острая, и Кросс старается не обижаться, когда Даст внезапно толкает его в плечо: “Не будь таким злым”. — Он слегка ругается, и Дрим смотрит на него в шоке и обиде, когда Кросс открывает коробку, в которой лежал его ошейник. “Я не злой!” — Он фыркнул в ответ, раздуваясь, чтобы начать ругаться с Дастом. “Ты... Ведешь себя колко”. — Добавил Хоррор, возясь с посадкой собственного ошейника, пока не нашел тот размер, который ему больше нравился, прежде чем устроиться рядом с Дастом. “Согласен, действительно колко”. — Даст соглашается с его мягким, невозмутимым голосом, но в нем присутствует нотка самодовольства, которая только усиливает недовольство Дрима. Обратив на него свои прекрасные золотистые глаза, Дрим смягчает взгляд и наклоняет голову в покорном, манящем жесте, чтобы спросить: “Ты находишь меня колким, мой принц?” — Сладко спрашивает он. “Я думаю, это ловушка”. — Кросс говорит ему вместо ответа, принимая короткую ухмылку Дрима как победу, прежде чем она снова превращается в хитрую, приглашающую улыбку. Тем не менее, он берет ошейник и надевает его на шею, а Кросс делает все возможное, чтобы не обращать внимания на то, как замечательно он выглядит со своим символом на горле или в своих цветах. “Цвета какие-то скучные”. — Дрим вздыхает, бросая на Кросса косой взгляд, когда он поправляет тонкий ошейник, более свободный, чем носил Хоррор, больше похожий на массивное ожерелье. “Колкий”. — Снова говорит Даст, одаривая Дрима более мягким взглядом, чем Кросс когда-либо помнил, что видел от него, и снова надувает губы. “Это просто означает, что он будет сочетаться со всем”. — Кросс быстро успокаивается, и Дрим бросает на него любопытный взгляд, что-то среднее между удивлением и раздражением. “Что ты думаешь, брат? Как ты думаешь, это подойдет ко всему?” — Дрим удивляется вслух, поднимая подбородок, чтобы обнажить горло Найтмеру, и Кросс обнаруживает, что он снова напрягается. У него были такие не крепкие отношения с Найтмером, что он не хотел, чтобы они исчезли из-за его собственной беспечности. Тем не менее, Найтмер одаривает его, а затем Кросса задумчивым взглядом, прежде чем он снова поворачивается к Дриму: “Я думаю, ты ведешь себя колко”. — Говорит он, и Кросс не может описать восторг, который он испытывает от смелых слов Найтмера, пока Дрим начинает сдуваться. “И вовсе нет”. — Дрим фыркает, показывая язык своему брату, зарабатывая закатывание глаза, прежде чем снова повернуться к Кроссу с раздражением: “Я полагаю, это соответствует моим стандартам”. — Он вздохнул, прежде чем откинуться на спинку дивана с надутыми губами: “Оно могло бы быть по крайней мере золотым, тогда бы оно подходило к более красивым нарядам, которые нам сшил Эррор”. Кросс одаривает его улыбкой, к которой Дрим не привык, когда он мягко говорит: “Что ж, если хочешь, я могу заказать тебе такой же, украшенный драгоценными камнями”. — Он предлагает с лукавой улыбкой, на что Дрим только фыркает. “Тогда это было бы безвкусно”. — Он тяжело вздыхает, качая головой Кроссу, как будто тот был недалеким ребенком: “Было бы лучше, если бы ты позволил мне создать свой собственный ошейник, если ты хочешь, чтобы я его носил”. При этом у Кросса сияет почти искренняя теплая улыбка, и он так старался, чтобы они были в безопасности и комфорте. “Однако, если таково твое желание, то безвкусный ошейник наверняка привлечет внимание”. Дрим снова вздыхает: “Ты не знаешь, о чем просишь, мой принц. Если ты хочешь, чтобы я заказал безвкусный, я буду заказывать безвкусный. Я не приму ничего меньшего, чем бриллианты, вделанные в кожу”. Дрим никогда не был так близок к тому, чтобы пошутить с ним, он так непринужденно чем когда-либо вел себя с Кроссом. Когда Дрим не издевается над принцем, с ним легко разговаривать. “Бриллианты — это классика, если ты хочешь выглядеть безвкусно, он должен быть украшен рубинами”. — Прошептал Кросс, будто это был секрет. Ухмылка Дрима становится немного более искренней, но она только уменьшается, когда Киллер приближается к ним, странным образом оставляя Найтмера на виду у Кросса. Выражение его лица холодное и неумолимое, достаточно суровое, и Кросс уверен, что мог бы порезаться об остроту его взгляда. Он не помнит случая, когда кто-то осмеливался смотреть на него с таким презрением. Периодически он тоскует по мягкости той первой ночи, но он быстро подавляет эту мысль, прежде чем она сможет по-настоящему укорениться. Он напоминает себе, что именно огонь Киллера привлек Кросса к нему, как мотылька к пламени, и Кросс поклялся защищать этот огонь всем, что у него было. Даже если бы это означало, что время от времени он будет обжигаться. Не говоря ни слова, он протянул руку, молча прося то, что принадлежит ему, и Кросс вручает ему коробку с тем же неловким молчанием. Черная смола стекает по лицу Киллера, капая на пол с его подбородка, и он с ненавистью смотрит сначала на Кросса, затем на коробку, а затем снова на Кросса. Выражение его лица еще больше мрачнеет, и Киллер одаривает его самым мрачным взглядом, на который только способен, прежде чем молча развернуться на носках и потопать обратно в их комнаты. Они все вздрагивают, когда за ним захлопывается дверь, плечи Найтмера немного опускаются. “Теперь смотри, — говорит Дрим в слишком оглушающей тишине, — это называется колко”. “Нет, это называется просто быть придурком”. — Даст зашипел, свирепо глядя вслед Киллеру, и он не отвел взгляда, когда Хоррор подтолкнул его. “Достаточно”. — Найтмер срывается как раз в тот момент, когда Дрим открывает рот, он медленно пересекает комнату, нога все еще беспокоит его, пока заживает. Остановившись рядом с ним, Найтмер осторожно сел за стол, чтобы оказаться рядом с Кроссом, и принц знает, что Найтмер находится так близко только из-за каких-то обязательств, которые, как первый чувствует, у него есть. Кросс не будет настаивать на этом слишком сильно и отказывается заставлять Найтмера чувствовать, что он должен что-то здесь сделать. “Спасибо тебе, Кросс”. — Осторожно говорит он, дотягиваясь до коробки, в которой лежал его собственный ошейник, и потирая большим пальцем ее крышку после того, как он открыл ее. Он может чувствовать защитную магию Кросса, впитавшуюся в кожу, его желание сохранить их в безопасности, и он останавливается, когда находит только это, и никакого собственничества, которое он ожидал найти. Это странным образом согревает душу Найтмера и немного смягчает его по отношению к принцу. “Они хорошо сделаны и просто сногсшибательны”. — Он продолжает, игнорируя Дрима, закатившего глаза: “И магия послужит своей цели как предупреждение тем, кто причинит нам вред”. Осторожно он достает его из коробки, и его длинные, тонкие пальцы расстегивают пряжку и надевают его себе на горло. Его движения гипнотичны и грациозны, и он сногсшибателен в цветах Кросса, и что-то сердитое и собственническое мурлычет при мысли о том, что Найтмер обнажит что-нибудь в нем. Кросс придерживает язык, и любой комплимент, который он мог бы сделать Найтмеру, он проглатывает, и он не поставит другого принца в неловкое положение своими нежелательными словами. В глубине души Кросс считает, что он сногсшибателен в своих цветах. Совершенный и красивый, кремово-белый воротничок прекрасно выделяется на фоне полуночного бирюзового цвета разложения на его костях. Кросс обнаруживает, что хочет чего-то, в чем он всегда будет себе отказывать. “Я рад, что он тебе нравится”, — говорит Кросс вместо чего-либо, что указывало бы на то, как прекрасно, по его мнению, выглядел в ошейнике Найтмер, что все они так выглядели в его цветах. — “И что более важно, они будут держать вас всех в безопасности”. Кивнув, Найтмер поднимает на него глаза, и это первый раз, когда он выглядит таким уверенным, и Кросс задается вопросом, может быть, это немного больше того, из кого раньше видел Найтмер. “Я поговорю с Киллером, я заставлю его надеть его.” Кросс кивает и старается оторвать взгляд от тонкой шеи Найтмера. “Спасибо Кросс”. Эти слова сказаны с такой искренностью, с такой добротой, что это успокаивает душу Кросса. Даже его всегда бурлящий желудок успокоился от этих честных слов, и поскольку Кросс всегда сталкивается с Найтмером, он чувствует себя в некотором роде смягченным . Он улыбается ему в ответ, честно и неподдельно: “Не за что, Найтмер”. Улыбка Найтмера появляется и исчезает в мгновение ока, но Кросс все равно видел ее, и если Дрим был солнцем, Найтмер был луной, и эта мимолетная улыбка была подобна серебристому свету набухшей луны, выглядывающей из-за грозовых туч, проверяя, безопасно ли уже выходить. Это наполняет Кросса надеждой, и, может быть, только может быть, они ненавидели его не так сильно, как он думал. ~ Просыпаясь с дрожью в теле, глазницы Даста раскрываются, и волна изнеможения заставляет его со стоном зажмуриться. Его охватывает тошнота, и он чувствует, что ему ужасно холодно, несмотря на то, что он зажат между Хоррором и Дримом. Найтмер лежит за спиной Дрима, цепляясь за Киллера, но все они крепко спят и тихо дышат. Необычно, что все они так хорошо спят по ночам, обычно по крайней мере один из них просыпается от ночных кошмаров. Даст тоже, и есть что-то ужасное в том, чтобы просыпаться с ужасными воспоминаниями о последних трех годах и криком в горле. Первые несколько недель пребывания здесь Даст был уверен, что, когда кто-нибудь из них просыпался с криком и рыданиями, принц врывался в дверь, чтобы избить их за то, что потревожили его сон. Тем не менее, верный своему слову, Кросс твердо стоял по свою сторону двери и никогда не беспокоил их, предоставив им возможность самим заботиться о себе. Однако сейчас Даст холодный и, похоже, не может согреться. Именно это разбудило его на этот раз, и странно просыпаться без крика. Он просто холодный. Ему холодно, но принцу тепло. Это бредовая мысль, вызванная магическим развратом, и у него кружится голова, и он отключен, но это единственная истина, за которую держится Даст. Выползая из кровати, в которой они все спали, Даст выбрался из объятий Хоррора и Дрима, не разбудив никого из них, что само по себе было огромной проблемой, и тихо выбрался из кровати. Ему удалось переползти через Хоррора и бесшумно, подняться на ноги, однако все ещё дрожа. Он не помнит, чтобы в их комнате было так холодно, и он обхватывает руками свое худое тело. Вставая, он испытывает головокружение и тошноту, и ему кажется, что его сейчас вырвет, но он сглатывает скопившуюся слюну и на нетвердых ногах покидает их комнату. Общая комната устлана ковром, и его босые ноги тонут в теплой шерсти, но даже тогда Даст не согревается и неуверенно продолжает пробираться к двери, которая отделяет их от принца. Он с громким стуком отодвигает засов и распахивает тяжелую дверь. Часть его, которая все еще может ясно мыслить, считает, что засов, это веселая трата времени, поскольку принц достаточно велик, чтобы просто вышибить дверь, если ему когда-нибудь захочется этого. Тем не менее, он остался, и Кросс никогда не приходил в их комнаты, если его не приглашали войти или он не наблюдал за чем-то. Последние связные мысли Даста тонут в волне бреда, и все, о чем он может думать, это о том, как ему холодно. Он открывает тяжелую дверь, его измученный разум говорит ему оставить все как есть, на случай, если кто-то из остальных придет искать его, и он, спотыкаясь, входит в покои принца. Его комнаты почти зеркально повторяют их, и он входит в аккуратную общую комнату, обставленную дорогой мебелью, каждая из которых запросто может стоить больше, чем его собственная жизнь. Тем не менее, принц, казалось, никогда не заботился о таких тривиальных вещах. Он заботился о них, об их непосредственном содержании и выживании, заботился об их желаниях и нуждах, и в своем туманном состоянии Даст уверен, что Кросс не будет возражать против вторжения. Дрожа, он шаркает к спальне принца, его руки все еще крепко обхватывают его тело, и он использует плечо, чтобы распахнуть дверь. Замок в хорошем состоянии, и дверь открывается без шума. В комнате принца прохладно, холоднее, чем в их спальне, на полах нет ковра, и камень пронизывает его ледяные кости. Даст тихо стонет, когда холод проникает в кости его ступней, и загибает пальцы внутрь. Кросс спит в своей постели, толстое одеяло сброшено с его костей, несмотря на холод, и только тонкая простыня прикрывает его большое тело. Он лежит на спине, как морская звезда, склонив голову набок, и тихонько похрапывает во сне. И все же, когда Даст издал свой слабый, хрупкий звук, Кросс просыпается и уже смертельно опасен. Резкая атака костью, призванная в его руку, его рога, искрящиеся магией, яркие в темной комнате, когда они призывают, и его рот превратился в холодное, злобное рычание. Из-за своего тумана и болезни Даст чувствует апатию к проявлению агрессии по отношению к нему и просто безучастно смотрит на Кросса. Взяв себя в руки, Даст наблюдает, как выражение лица Кросса меняется с кровожадного на растерянное, прежде чем оно сменяется ужасом. Магия в его руках пропадает, а его рога гаснут, снова оставляя их в темноте, так что в маленькой комнате свет дают только глазницы Кросса. Даст смотрит в ответ, выражение его лица становится каким-то несчастным, он такой холодный. “Даст!” — Кросс ахает: “Звезды, мне жаль! Я не ожидал! Я просто не ожидал, я бы никогда!” — Пытается он, останавливается и пытается снова: “Даст, с тобой все в порядке?” Эмоции пузырятся и лопаются, а его совершенно новый ошейник отводит лишнюю магию, вместо того чтобы накапливаться в его костях шлейфом фиолетовой магии. Магия все еще потрескивает в его пальцах, но боль и интенсивность исчезли, оставляя Даста сбитым с толку и неуверенным в том, как контролировать себя. Он чувствует себя не в духе, усталым и совершенно опустошенным. Так много всего не так, так много он хочет сказать принцу, но единственное, что он может выдавить, прогоняя комок в горле, это: “Мне холодно”. “Ох”. — Кросс потирает сонную глазницу, когда в голове внезапно щелкает мысль: “Ох. Магическое разложение, ты израсходовал большую часть своих резервов.” — Внезапно говорит он, собираясь встать с кровати, и Даст может только придать ему жалкий, несчастный вид. “Все в порядке, Даст, все в порядке. Я разведу огонь и пошлю служанок за новыми мехами, я помогу тебе снова согреться.” Кросс говорит тихим голосом, как будто он пытался не разбудить остальных, но Даст уже шаркает вперед, к принцу, его маленькие кости стучат по полу при каждом нетвердом шаге. Пол ледяной, и Даст не может понять, почему в комнате Кросса так холодно. “Ты теплый”, — заявляет он немного слабо, прежде чем забраться в постель к принцу, и он чувствует, как Кросс напрягается, когда тот внезапно легко опускается на его большое тело. Кросс напряжен и неподвижен под ним, когда Даст вдавливает череп в чужую грудь, его руки обхватывают ребра Кросса, когда он прижимается к нему. Он прижимается к теплому принцу, его тело подобно печи, и он счастливо вздыхает, его глазницы закрываются. Кросс неподвижен и напряжен под ним, рука нависает над плечами Даста, как будто он боится прикоснуться. “Даст?” — Спрашивает он, и дрожь по всему телу пробегает по телу принца от ледяного соприкосновения с Дастом. “Хм?” — Это все, что он может выдавить, и уже снова погружается в сон. “Ты уверен, что все в порядке?” “Ммм”, — говорит он снова, расслабляясь в большом, теплом теле, к которому прижимается, и Кросс медленно расслабляется, тая обратно в своей постели. Он оставляет дверь открытой, так что, если Даст захочет уйти, он может, но он переворачивает их так, чтобы оказаться спиной к двери. Это снова заставляет Даста проснуться, и он бросает на Кросса обеспокоенный взгляд, их рты снова слишком близко, и они обмениваются дыханием. “Извини”. — Кросс тихо шепчет: “Защитные инстинкты говорят, что я должен встать между тобой и любой угрозой”. — Предлагает он и снова смотрит на дверь. — “Я бы предпочел спать между тобой и дверью, если ты не против”. Даст одаривает его долгим, тяжелым взглядом, прежде чем кивнуть, опуская голову обратно на грудь Кросса, и он уже дрейфует на грани сна, в тепле и безопасности в объятиях принца. Он едва осознает, когда Кросс натягивает толстое одеяло на них обоих, прежде чем обхватить толстой рукой маленькое тело Даста, чтобы притянуть его ближе. Кросс устраивается рядом с ним, нежно обнимая его, держа так, словно он что-то значит, и Даст вжимается в это тепло. ~ Еще один тихий звук снова вырывает Кросса из сна, но теперь его тело отметило, что у него есть спящий сосед по кровати, защита которого зависит от него, и Кросс просыпается с рычанием. Он резко выпрямляется, прижимая Даста к своей груди, обвиваясь вокруг и над ним, когда он с шипением полуоборачивается, и выпускает когти с магией, потрескивающей в его пальцах. Он замирает, когда видит Хоррора в дверном проеме, такой же жесткий и неподвижный, каким был Даст, но красный огонек в глазнице раздулся, так что заполняет ее целиком. Он выглядит испуганным и запаниковавшим, его большие руки трясутся по бокам, когда он смотрит на Кросса, и он боится, что Хоррор может просто заплакать. “Хоррор?” — Сонно спрашивает он и потирает лицо: “Что это? Что случилось?” “Не делай ему больно”. — Он тихо умоляет, и это самое ясное, что он слышал от Хоррора с момента своего прибытия, и его слова разбивают Кроссу сердце: “Пожалуйста, не делай ему больно. Я сделаю что. Я сделаю все, что ты... Захочешь.” — Выдавливает он из себя, и его тело дрожит так сильно, что трещат ребра. Кросс бросает на него невыносимо нежный взгляд, перемещаясь так, чтобы Хоррор мог видеть, что Даст спит. Он полностью одет, к нему никто не пристает, и он в полной безопасности. “Я не причинил ему вреда.” — Мягко обещает Кросс. — “Он в безопасности, просто нездоров. Ему было холодно, и он искал теплое местечко, вот и все, Хоррор”. Напряжение спадает с плеч Хоррора, и они опускаются, свет в его глазах медленно возвращается к нормальному. Напряжение все еще присутствует в выражении его лица, и его глазницы наполняются слезами облегчения, которые разбивают измученное войной сердце Кросса. Это облегчение настолько реально, что Кросс может почувствовать его со своей кровати, и он делает еще один осторожный шаг к обеспечению их комфорта. "Хоррор?” — Он тихо зовет его по имени, снова привлекая к себе взгляд большого монстра, и мягко говорит: “Не хотел бы ты переночевать здесь, с нами сегодня? Держу пари, Дасту было бы приятнее просыпаться с тобой по утрам.” Хоррор смотрит на него в ответ, долго и пристально, прежде чем его глазница опускается, и его рот вытягивается в жалкую линию: “И чего вы ожидаете от меня, милорд?” Черт возьми. Кросс зашипел про себя, и до него внезапно дошло, как звучала его просьба и как он, по мнению Хоррора, просил его. Кросс бросает на него нежный взгляд: “Просто поспать. Только поспать, не более, Хоррор.” — Он дарит то, на что он может только надеяться, это нежную улыбку: “Полагаю, тогда я ожидаю, что ты найдешь удобное место и немного поспишь”. Он надеется, что предложение не отпугнет Хоррора или что его попытка пошутить не заставит его смутиться, и все, что Кросс может сделать, это задержать дыхание. Хоррор делает неуверенный шаг вперед. Потом еще один, и еще после этого, пока Хоррор не оказывается на краю большой кровати Кросса. Он снова бросает взгляд на Даста, который, все еще полностью одетый, крепко спит, прижавшись к груди принца. Медленно, все еще наблюдая за Кроссом, как за опасным животным, которого должен бояться Хоррор, он забирается в постель к Кроссу и Дасту, растягиваясь рядом с меньшим монстром. Он лег на бок, так что Даст спал между ними, он потянулся к Дасту, пока не смог прижать его к груди, как маленькую игрушку, и устроился в кровати Кросса. Застонав, Даст прижимает бедра к Хоррору, а череп к Кроссу, его маленькие коготки вцепляются в мягкий хлопок рубашки, и он с тихим вздохом снова погружается в сон. Кросс тоже сел, нерешительно протягивая руку, чтобы осторожно приземлиться на плечо Хоррора, чтобы замкнуть круг между ними. Даст снова вздыхает, погружаясь в более глубокий сон, сворачиваясь между Хоррором и Кроссом, и когда принц не делает ни малейшего движения, чтобы неуместно прикоснуться к ним, Хоррор тоже успокаивается. “Благодарю тебя, мой принц”. — Он шепнул что-то Кроссу, прежде чем тот устроился на ночь, но напрягается, когда Кросс внезапно поднимает взгляд. “Ты не должен называть меня как-то так официально, пока мы здесь, Хоррор. За закрытыми дверями вы можете называть меня Кросс.” — Мягко предлагает он, и Хоррор хмурится еще сильнее. “Благодарю вас... Мой принц. Но.” — Хоррор делает паузу, выглядя грустным и разочарованным, прежде чем добавляет: “Моя память... Не в порядке. Я забуду... Забуду это. Я не хочу называть тебя по имени... Когда это неуместно”. Кросс открывает рот, затем медленно закрывает его, его зубы щелкают с чувством грусти. — “Тогда все в порядке”. — Он говорит мягко и дарит нежный взгляд: “Мы поработаем над этим вместе”. Кивнув, Хоррор обвивает рукой талию Даста, прижимаясь губами к затылку Даста в нежном поцелуе, прежде чем он снова устраивается отдохнуть. — “Благодарю тебя, мой принц”. Он снова шепчет: “Спокойной ночи”. “Спокойной ночи, Хоррор, приятных снов”, — шепчет Кросс в ответ, ненадолго усиливая хватку на плече Хоррора, прежде чем они оба расслабляются. “Тебе тоже, мой принц”. — Прошептал он, и медленно, очень медленно Хоррор погружается в сон, целый и невредимый в постели Кросса. Кросс следует за ним ко сну, его сердце успокаивается оттого, что есть кого защищать, и он лучше спит с ними в своей постели, и Кросс погружается в мирный сон. ~ Звуки сердитого кричащего голоса будят Даста. На улице светло, солнце уже высоко в небе, но жалюзи были плотно задернуты, оставляя их в темноте, позволяя Дасту спать так долго, как он мог. Он думает, что проспал бы дольше, если бы не крики. Со стоном Даст садится, моргая, чтобы убрать туман вокруг себя, перед глазами появляется Хоррор. Он сидит, хмуро глядя на закрытую дверь Кросса, покусывая большой палец, и он боролся с собой, чтобы не подергать себя за пустую глазницу, и он нервно смотрел на закрытую дверь. Сердитый голос Киллера заставляет Хоррора вздрогнуть, а Даста тяжело вздохнуть. Наклонившись к Хоррору, он прижимает его череп к своему боку, прежде чем поцеловать Хоррора в плечо, отвлекая его внимание от двери и борьбы за ней. Несмотря на свое тяжелое пробуждение, Даст чувствует себя лучше после хорошего сна, и если бы он был честен с самим собой, он предпочел бы поспать еще немного. От нежного поцелуя в глазах Хоррора разгорается красный огонек, и он сразу смягчается при виде Даста, проснувшегося и более стабильного, чем он видел его неделями, и сразу же наклоняется, чтобы запечатлеть нежный поцелуй на переносице любовника. “Как ты себя… Чувствуешь Даст... Крольчонок?” — Мягко спросил Хоррор, утыкаясь носом, чтобы запечатлеть еще один поцелуй на его губах. Это богохульство, этот нежный поцелуй. Их тела больше не принадлежат им, и даже нежный поцелуй принадлежал принцу. И все же он одаривал их добротой за добротой, и после трех долгих лет боли, страданий и ужаса Даст хочет этого. Он хочет этого больше, чем чего-либо другого прежде, и это первый раз, когда он чувствует себя в достаточной безопасности за многие годы, чтобы принять это. Наклонившись, он прижимается своим ртом к рту Хоррора в нежном поцелуе, его язык сладко касается зубов, безмолвно прося о входе, и Хоррор никогда не был из тех, кто говорит им "нет". Хоррор разжал зубы, позволяя Дасту мягко проникнуть в его рот, углубляя их поцелуй, когда массивная рука Хоррора поднялась, чтобы обхватить маленький череп Даста. Каким бы холодным и слабым он ни был, Даст все равно потянулся к Хоррору, его когти погрузились в хлопчатобумажную ночную рубашку Хоррора, притягивая его ближе, маленькая рука Даста скользнула вверх по рубашке Хоррора. Их нежный, интимный момент был надежно охраняем принцем, и они были защищены здесь, в достаточной безопасности, чтобы целоваться. Достаточно безопасно, чтобы расслабиться, и не было более безопасного места, чем кровать принца. Даст крепко сжимает нижнее ребро Хоррора, когда голос Киллера в гневе достигает новой высоты, и они неохотно отрываются друг от друга. “Я полагаю, мы должны пойти спасти принца от острого языка Киллера”. — Даст вздохнул, мягко улыбаясь, когда Хоррор мягко прикоснулся своим лбом к Дасту. Хоррор тихо промычал, его глазницы закрылись, и он кивнул: “Должны. Он был добр... Достаточно, чтобы охранять наш сон”. Даст снова кивнул, прежде чем прижаться губами к губам Хоррора в еще одном коротком поцелуе, прошептав слова, которые они произносили только глубокой ночью и втайне в течение трех долгих лет: “Я люблю тебя”. Хоррор улыбнулся ему в губы, так же нежно: “Я тоже тебя люблю”. Странно расслабленные, они встают с кровати Кросса, Даст все еще дрожит от холода, поэтому он снимает с кровати самое теплое одеяло и заворачивается в него, как в пальто большого размера. Утопая в ткани, его крошечная ручка выглядывает, чтобы схватить подушку, прежде чем он и Хоррор поворачиваются к двери, шаркая по холодному полу. На другой стороне находится то, что они ожидали увидеть. Кросс стоит к ним спиной, его руки широко раскинуты в знак капитуляции, в то время как Киллер стоял перед ним, сдерживаемый Найтмером, когда он набрасывался на принца со злобными словами. “Ты обещал, ублюдок! Ты гребаный придурок, ты обещал, таков был наш уговор! Ты бы использовал меня, а не их! Ты кусок дерьма! Ты обещал! Ты!” — Киллер бушевал, его слова ярости чередовались с одними и теми же гневными оскорблениями снова и снова, в то время как Найтмер пытался успокоить его, а Кросс пытался объяснить. “Я ничего не делал, я к ним не прикасался! Они в безопасности, они просто спят! Я дал тебе слово, они в безопасности! Даст просто замерз, вот и все, я бы никогда не причинил им вреда!” — Он отчаянно пытался объяснить, пытаясь успокоить Киллера, но его слова только еще больше разозлили его. “Лжец!” — Он почти кричал: “Гребаный лжец, я буду!” Даст щелкает по его запястью, и подушка пролетает Мимо, ударяя Киллера прямо в лицо, заглушая их спор тихим звуком. Киллер бросает на них ошеломленный взгляд, который отражается в зеркалах, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на них. Даст просто фыркает, Хоррор на его стороне, когда он шаркает вперед, все еще укатанный в толстое одеяло: “Перестань быть таким колким”. — Даст фыркает на него, шаркая к ним, Хоррор остаётся рядом, когда они пересекали комнату: “Просто спал”. Даст делает паузу и смотрит на большого принца, который позволил Дасту обниматься с ним прошлой ночью. Тот, кто позволил ему украсть тепло его тела и смягчил его душу своей глупой, невыносимой добротой, которую ему не нужно было дарить им. Наклоняясь, все еще завернутый в постельное белье Кросса, он в знак благодарности прижимается головой к руке Кросса и надеется, что Кросс понимает, что он имеет в виду этим жестом. Его нежная улыбка говорит, что да, и он медленно опускает руки с этой невыносимо нежной улыбкой: “Постарайся сегодня побольше поспать. И не забудь нанести мазь, которую прислала Нэнси. Она поможет тебе с болью”. Даст кивает и шаркающей походкой пересекает комнату, направляясь обратно в их комнату, тихо говоря: “Спасибо тебе, Кросс. Приятного тебе дня”. Глаза Кросса загораются от его слов. От этого Даст чувствует себя странно, но пока он игнорирует это. Его эмоции и так в беспорядке, и ему не нужно смотреть на вещи, которые уже заставляют его чувствовать себя странно. Хоррор идет прямо за ним, вежливо кивая, прежде чем он рискнет и толкнет Кросса в плечо своим, когда тот проходил мимо, и то, как принц загорелся, могло бы соперничать с солнцем. “Благодарю тебя, мой принц”. — Сказал ему тихим, но твердым голосом Хоррор: “Пусть твой день будет... Приятным”. Кросс лучезарно смотрит на них, но сдерживает свое волнение, когда тихо говорит: “Спасибо тебе, Хоррор, и тебе тоже. Тебе тоже следует попытаться немного отдохнуть.” Он кивает, прежде чем погнаться за Дастом. Киллер бросил на него последний обжигающий взгляд, прежде чем повернулся к Дасту, прижимая его меньшее тело к своему собственному, когда они выбегали из комнаты, и Кросс вздрагивает от сердитого голоса Киллера. О чем ты только думал? Следом послышался такой же отрывистый голос Даста: Мне было холодно! Так попроси еще одеял! Они снова исчезают за дверью, и Кросс не слышит оставшуюся часть спора, но внимание цепляется за глубокий вздох Хоррора, когда они удаляются в свои покои, оставляя Кросса наедине с Найтмером. Он поворачивается к Кроссу, взволнован и испуган, а в голосе слышится напряжение: “Мне жаль, мой принц. Киллер не имел в виду то, что сказал.” Кросс смеется прежде, чем успевает остановить себя, пугая Найтмера, худое тело которого напрягается. “Ох”. — Кросс ухмыльнулся, — “я думаю, он имел в виду каждое слово.” У Найтмера перехватывает дыхание, он нервно смотрит на Кросса, и его руки сжимаются в кулаки. “Но я не обижаюсь”. — Он успокаивает: “Киллер просто волновался, я вряд ли могу винить его за это”. “Кроме того,” — добавил он, бросив на Найтмера веселый и любящий взгляд, — “я знал, во что ввязываюсь с ним, когда он обманом заставил Сэмюэля действовать таким образом, что он знал, что я тоже обижусь”. Его слова должны быть обнадеживающими, но Найтмер просто бледнеет, и он делает шаг к двери, как будто собирается защитить Киллера от гнева Кросса. Он быстро объясняет: “Я не держу на него зла. Он просто заботится обо всех вас, вот и все. Я не могу винить его за это”. Это правильные слова, и плечи Найтмера расслабляются, Найтмер решает немного подстраховаться: “Осмелюсь сказать, присматривать за ним — это работа на полный рабочий день”. Кросс смеется, и часть его надеется, что однажды Найтмер заговорит с ним без всех этих колебаний и трепета, и без абсолютного ужаса, пронзающего его; Кросс чувствует, как его УР зашевелился от гнева из-за их обращения. Он подавляет свой гнев и знает, что ему нужно отправиться в тренировочные залы перед встречей с отцом и советом, чтобы избавиться от всех этих эмоций. Сейчас Кросс был полон решимости попасть туда. Он уделяет Найтмеру все свое внимание, то отношение, которого он заслуживает: “По сравнению с моими братьями, а их трое, у тебя все еще самая тяжелая работа, Найтмер”. Игривая ухмылка вновь появилась на его губах, и он может только надеяться, что Найтмер увидит ее такой, какая оно есть. Что он искренен и действительно не держит слов Киллера против себя. Голоса из покоев гарема внезапно повышаются, и на этот раз это звучит так, будто Дрим, возможно, кричит, из-за чего Найтмер бросает на комнату раздраженный взгляд. “Если вам когда-нибудь понадобится тихое место, — предлагает Кросс, — мои тренировочные залы намного тише”. Найтмер пронзает его своим взглядом, на который Кросс нахально улыбается, прежде чем сказать: “Ваш комплимент, возможно, самый приятный из всех, которые я когда-либо получал”. — Сухо говорит он, что заставляет Кросса рассмеяться. Найтмер смягчается при звуке, и он одаривает Кросса легкой полуулыбкой, прежде чем она снова исчезает под маской апатии. — “Мне нужно возвращаться”. Внезапно он говорит: “Пока Даст не влип в проблемы с Киллером и Дримом". Кивнув головой, Кросс отвешивает ему натянутый вежливый поклон. “Наслаждайся своим утром, Найтмер”. Принц поменьше отвечает на поклон почти таким же образом, натянуто и аккуратно: “Ты тоже”. — Он поворачивается, направляясь к двери, берется за ручку, чтобы закрыть ее за собой, как вдруг останавливается и оглядывается на Кросса с большей смелостью, чем у него было с момента его прибытия: “Приятного дня, Кросс”. Его имя сладко слетает с языка Найтмера, и оно наполняет душу Кросса чем-то теплым, даже когда Найтмер закрывает за собой дверь, и звук засова, задвигаемого на место, громко звучит в его комнате после того, как они ушли. Без них в комнате холоднее, тише, и Кроссу уже не хватает их энергии и тепла в его пространстве, но прошлой ночью был достигнут прогресс. Большой шаг, по крайней мере, для Даста и Хоррора, и Найтмер назвал его по имени, и это должно было что-то значить! Он старается не возлагать слишком больших надежд и знает, что для них еще очень рано, но он надеется, что они видят, что он искренен и честен в своем обещании защитить их. Он чувствует себя легче, готовясь к своему дню, и надеется, что, может быть, только может быть, теперь все станет немного легче. Может быть, они действительно не возненавидели бы его так сильно. Это было все, на что Кросс мог надеяться. ~Плавник