War on Love (Royaul AU)

Злой был не совсем тем, кем описал бы его Киллер. Возможно, в ярости. Конечно, в ярости. Может быть, даже впадая в слепой гнев, если он был честен, а Киллер старался не завести привычку лгать самому себе. Другим, конечно, для их же блага, но никогда себе, и если он будет честен, то на самом деле злится даже не столько из-за ошейника, сколько из-за того, что почувствовал, что подвел Даста. Даст, самый сломленный из них всех, тот, кто больше всего нуждался в защите Киллера, нашел утешение в постели принца. Он не сердится из-за этого. Это не так. Он не осудил бы своего возлюбленного за то, что ему придется иметь дело со своим гневом, так что это не так. Это не так. Его никто не заменяет. Он запаниковал, проснувшись и обнаружив, что Даст и Хоррор исчезли, и ожидал худшего. Ожидал найти то, что осталось от разума Даста, разорванным на куски, а Хоррора безвозвратно сломленным. Он ожидал, что принц сделает то, что всегда делают избалованные, испорченные богатые люди, и причинит им боль. Он ожидал, что принц будет использовать их и унижать. Он ожидал, что принц отнесет Даста к себе в постель и будет грубо обращаться с его маленьким телом, пока тот не ворвется внутрь. Он ожидал, что Хоррор наблюдал бы за этим испытанием, испытывая страх и насмешки. Он ожидал, что принц воздержится от еды только для того, чтобы еще немного понаблюдать за Хоррором. Просто чтобы он мог смеяться над его болью и подкупать его на более садистские, ужасные поступки за кусочек еды, который он отдал бы Дасту. Любая крупица утешения пришла бы от страданий Хоррора, и Даст сломал бы еще немного, чтобы получить ее. Киллер ожидал получить то, что они получали всегда. Он не ожидал найти своих любовников целыми и невредимыми в постели принца, никем не тронутыми и спящими лучше, чем кто-либо из них за три долгих года. Было очевидно, что Даст и Хоррор не пострадали, это было видно в каждой расслабленной черточке их тел и в том, как Даст прильнул к принцу. Облегчение от того, что он нашел их целыми и невредимыми и увидел их такими расслабленными, было недолгим, когда гнев накатил с новой волной. Он даже не был по-настоящему уверен, на что он злился. На Даста и Хоррора за то, что заставили его волноваться? Принц, который позволил им забраться к нему в постель? На ситуацию, какой она была? На себя, за то, что позволил всему этому случиться? Киллер не уверен, но он знает, что легче всего поддаться своему вечно кипящему гневу на принца, и он выбирает путь наименьшего сопротивления, позволяя принцу принять на себя основную тяжесть его гнева. Было легко злиться на него за то, что он позволил Дасту и Хоррору спать в его постели, даже если они были невредимы. Легко злиться на него из-за того, что после того, как Киллер грубо разбудил его, принц проводил его в общую комнату поговорить, чтобы Даст и Хоррор могли поспать еще немного. Легко злиться на него, когда он дал ему удобную мишень с ошейниками, и Киллеру не нужно слишком пристально смотреть на свой собственный растущий позор. Легко злиться на принца, вот и Киллер злится. Разозленный настолько, что, совершив движение, которое было чистым бунтом, Киллер отказался надевать свой ошейник. Не имело значения, где он бродил по замку, он гордо вскидывал подбородок и обнажал свое незащищенное горло перед всеми, кто осмеливался взглянуть в его сторону. Он был невыносимо самодоволен этим, тыча этим в лицо принцу, который ничего не сделал, чтобы обуздать его поведение, только смотрел на него немного печально. Тем не менее, Киллер продолжал давить, продолжал пытаться найти вещь, которая заставила бы принца сорваться с места и показать его истинное "я". Жестокое "я", которое Киллер впервые увидел с Сэмюэлем. Как бы правдиво ни было то, что слушать крик Сэмюэля, когда принц взял его за руку, было восхитительно и одним из любимых воспоминаний Киллера, он знал, что это только вопрос времени, когда принц обратит это насилие на них. Когда он это сделает, потому что Киллер знал, что это произойдет, это будет обращено против него, а не против других, которые так сильно страдали и заслуживали защиты. Это было единственно верное решение. И все же, несмотря на свой бунт, гнев и откровенные подталкивания, принц еще ни разу не повысил голос ни на кого из них, даже на Киллера. Он был спокоен, удручающе спокоен, и часть Киллера ненавидела то, каким покладистым и нежным был с ним принц. У них была сделка, Киллер был тем, кого он мог шлепнуть, и эта игра в ожидание была утомительной. Честно говоря, ему просто нужно было, чтобы принц бросил любезничать и продолжил, чтобы Киллер знал, на чем они остановились, и он мог, наконец, перестать беспокоиться по этому поводу. Тяжело вздохнув, Киллер опускается на бортик бассейна, его руки скрещены на краю, и он опускает голову на свои уставшие кости. Никто не беспокоил его в банях, с тех пор как Кросс заставил это подразделение бегать, пока их не стошнило, и по большей части двор оставлял их в покое. На самом деле это было предпочтительнее, просто это усложняло сбор информации, чтобы получить хорошее представление о том, какой на самом деле была репутация принца. Тем не менее, Киллер предпочел бы, чтобы его работа была сложнее, чем управлять своевольными членами королевского двора. Он позволил своим глазницам закрыться, в его голове крутились мысли о том, что, если и когда, и он уже чувствует, как к нему подступает усталость. Прошло всего несколько коротких недель, а Киллер уже чувствует, что изнашивается до предела, и его паранойя добирается до него. По крайней мере, он знал, как справиться с насилием и болью. Он знал, чего от этого ожидать, он не получает такой доброты, и это его напрягает. Он просто хочет, чтобы Кросс ударил его и покончил с этим, позволил ботинку упасть, чтобы он знал, как управлять принцем. Тихо вздыхая, Киллер наклоняется к краю бассейна. Вода теплая и приятная, и Киллер чувствует, как его глазницы тяжелеют. Его череп опускается на руки, а глазницы закрываются. Он собирался просто дать им отдых, всего на мгновение, и напряжение в его плечах смягчилось, дыхание стало глубже и замедлилось, и Киллер позволил себе плыть по течению. Он поддался своему изнеможению, погрузившись в сон, который, как он ненавидел, был предоставлен ему репутацией принца. Звук захлопывающейся двери заставляет его вздрогнуть и проснуться, слишком много лет подвергался насилию, чтобы спать слишком глубоко, и Киллер полностью проснулся, когда дверь снова открывается. Монстр-кролик входит в комнату с широкой, мерзкой ухмылкой, которую Киллер знает слишком хорошо и знает, что это означает, что ничего хорошего не произойдет. Киллер узнает в нем кролика, который преследовал его и Дрима, только теперь на его лице мрачная ухмылка, и его ободряет его друг-человек, который заходит ему за спину. Человек ухмылялся так же жестоко, тот же самый, который косился на Дрима, и они оба осмелели, когда дверь в бани снова открылась и вошла еще одна группа солдат. Еще несколько позади них, и Киллер узнает отряд, которого Кросс заставил бежать, пока их не вырвало. Черт. Оттолкнувшись от стенки бассейна, Киллер тяжело сглотнул и одарил их вкрадчивым взглядом, который скрывал его непосредственный страх и ненависть. Он мило улыбается им, обнажая зубы: “Вы не можете находиться здесь”. Кролик подходит к краю бассейна, присаживаясь на корточки, чтобы посмотреть на обнаженное тело Киллера, чистая вода не делает ничего, чтобы скрыть его наготу. Кролик мрачно ухмыляется ему, его глаза задерживаются на обнаженном горле Киллера: “Ты знаешь”. — Он говорит медленно, его голос хриплый, с гнусавостью: “Здешние рабы готовы к подчинению”. Погружаясь глубже в бассейн и находясь вне досягаемости рук, Киллер обнажает зубы на монстра: “Я принадлежу принцу”. — Он прошипел, запихивая весь свой страх поглубже и прячась за щитом, которым Кросс обещал им обеспечить. “Однажды он наказал тебя за твою дерзость, ты думаешь, он не сделает этого снова?” Улыбка кролика становится шире, темнее, и его глаза снова устремляются к горлу: “Он заставил нас сбежать из-за той красотки”. — Говорит он, и Киллер чувствует, как что-то переворачивается внутри. — “Я не думаю, что ты ему сильно небезразличен”, — смело говорит он. — “Или, по крайней мере, ты впал в немилость, и это показывает, что ты шлюха.” Стиснув зубы, Киллер отказывается заглатывать наживку, и он заставляет себя расслабиться. Он разглаживает складку на лбу и одаривает монстра фальшивой, нежной улыбкой, которая, как он надеялся, скрывала его раздражение: “Твоя мама шлюха”. — Он сказал это спокойно, как будто размышлял о погоде, и от этого лицо кролика напряглось. “Смелые слова, исходящие от наименее любимой шлюхи принца”.— Он сказал так же спокойно. —“Никто не придет, чтобы спасти тебя. Принц ясно дал понять, что ты ему безразличен.” — Тьма возвращается к выражению его лица, резкому и жестокому, и его взгляд снова скользит к горлу Киллера. “В конце концов, почему ты единственный, на кого он не надел ошейник?” Черт. Черт. Черт. Черт! Черт возьми! Черт! Рука Киллера дергается, как будто он собирается схватить себя за голое горло, его руки сжимаются под водой, которая никак не может скрыть его обнаженное тело. Он уязвим и одинок, и очень внезапно лишился репутации принца, которая могла бы его защитить. Все потому, что он был колким и отказался его носить. Блять. Из всей этой проклятой чепухи… Киллер должен был это предвидеть, предвидел бы, если бы не его гнев. Его желание причинить боль принцу было больше, чем потребность обезопасить себя. Теперь он собирался расплатиться за свою глупость. Кролик ухмыльнулся ему, медленно поднимая руку, чтобы погрозить пальцем Киллеру в молчаливом приказе подойти сюда. Страх тяжелым грузом оседает у него в животе, и он чувствует тошноту от этого, несмотря на дерзкую улыбку, которой он одарил охранника, и его горло сжимается от страха. Он отрицательно качает головой, его ухмылка больше похожа на гримасу, он обнажает на них зубы, и это только еще больше забавляет кролика. Ухмыляясь, он обращается к остальным, не сводя глаз с Киллера: “Приведите его ко мне”. От страха его несуществующий желудок переворачивается, а душа сжимается, но, по крайней мере, в воде у него есть шанс. Если он сможет обойти их маневром и добраться до двери, он мог выбраться отсюда и найти помощь. Это был бы настоящий скандал, Киллер, мчащийся голым по коридорам, но он не сомневается, что принц понял бы. Но что, если он этого не сделал? Что, если это был предлог, который у него был, чтобы причинить им боль? Что, если, что, если, что, если? Слишком много неизвестности, и Киллер не видит легкого выхода, поэтому он придерживается единственного плана, который у него есть, чтобы защитить себя. Единственный план, который мог помочь ему. Единственный- Элементаль воды выходит из группы, высокий и худощавый, со злобным выражением лица, и у Киллера не появляется и шанса почувствовать тяжелый ужас в животе, прежде чем он элегантно поворачивает запястье. Как будто он что-то притягивала к себе, прижимая это вплотную к своему телу с жестокой улыбкой на лице. Как будто вода стала густой, сделав почти невозможным движение, прежде чем его сбило с ног и утащило под воду. Он задыхается, впадает в панику и тонет, когда его тащит по дну бассейна. Это произошло так быстро, что он не смог сориентироваться, он не мог беспомощно цепляться за гладкое дно искусственного бассейна или даже ухватиться за его край, когда его болезненно выталкивали из воды. Его кости заскребли по гладким камням, из которых состояла стенка бассейна, а после бесцеремонно бросили к лапам кролика. Он поднялся, размахивая руками, по крайней мере, попытался дать отпор, но был слаб от многолетних издевательств и голода, его скорость и сила притупились, и он по-настоящему так и не начал восстанавливаться, что сделало его тело атрофированным и хрупким. Он чувствует себя насквозь промокшим, и он слышит, как вода плещется у него в голове, и он благодарен, что ему не пришлось дышать, когда его затянуло под воду. Тем не менее, он кашляет и задыхается, и пытается вытолкнуть воду из головы, но она просто плещется внутри его черепа, и он клянется, что слышит океан. Он скучает по океану. Охранники набрасываются на него в мгновение ока, отчаянные руки хватают его за руки и ноги, прижимая к выложенному мозаикой полу, пока они растягивают его. Они грубо раздвинули его ноги, и Киллер клянется, что они чуть не вывернули его ноги из суставов, когда раздвигали их. Он сопротивляется, кричит и дерется, но ему не сравниться с более крупными, сильными и здоровыми противниками, и он давится водой и грязной тряпкой, которую они засунули ему в рот, чтобы он замолчал. Он беспомощен и гол, и он знает, что будет дальше, что они с ним сделают, и он знает, что никто за ним не придет. Это было прекрасно, в любом случае, было лучше, что это был он, а не кто-то другой. Он может принять это, он может пережить это, чтобы другим не пришлось, и он будет бороться с ними на каждом шагу пути. Это не так, как на работорговом складе, они не будут насильно запихивать наркотики ему в глотку, а без помощи какого-нибудь наполовину нелегального цветка они бы быстро далеко с ним не ушли. Не с ним без вызова его пустого и бесплодного тела, ему не нужно было бороться с ними, он просто должен был переждать это. Опускаясь на колени между его растопыренных ног, кролик ухмыляется ему, его ухмылка становится шире, когда проклятия Киллера приглушаются из-за тряпки, его рука смело скользит по передней части таза Киллера. “Не могу сказать, почему ты не нравишься принцу”. — Кролик размышляет. — “Для такой дерьмовой личности ты довольно симпатичный”. Он бросает на Киллера мрачный взгляд, полный садистского ликования, и Киллер знает, что кролику это понравится. “Я собираюсь причинить тебе боль”, — насмешливо шепчет он под восхищенное хихиканье своих товарищей, — “чтобы сравнять счет, за то, что заставил нас бежать”. Киллер снова проклинает его, но его слова застряли за отвратительной на вкус тряпкой, которая прочно застряла у него в горле. Он остается без внимания, когда кролик опускает голову к лобковому сочленению Киллера, его теплый, влажный язык облизывает косточки, и Киллер немедленно съеживается. Стражники смеются вокруг него, и он слышит удивленный шепот, позволит ли принц им оставить Киллера теперь, когда он был запятнан их прикосновениями. В конце концов, что хорошего в непослушной шлюхе для принца? Он лучше послужил бы охране, где они могли бы погасить остатки огня и сделать из него то, что Темпо пытался и не смог сделать годами. Принц бы этого не сделал. ... стал бы он? Отчаянно пытаясь проверить, Киллер проглатывает сердитый, обиженный звук, когда кролик гладит его тело, поглаживает подвздошную кость, его прикосновения нежны, чтобы легче вызвать эту магию. Киллер ненавидит каждое нежное прикосновение, каждую прекрасную ласку, все уловки, чтобы заставить его вызвать что-то, с чем они могли бы поиграть, что-то, что могло бы причинить ему боль. Киллер отказывается играть в эту игру и проглатывает комок в горле, не понимая, что он сгустился от эмоций, и отчаянно пытается проверить. Грубые руки прижимают его к полу бани, но он больше не пытается сопротивляться. Ему нужно поберечь свою энергию на случай, когда ему нужно будет подняться с пола и притвориться, что его только что не изнасиловали. Он может сдержать это, он может подавить свою магию и остановить ее формирование. Он боролся с Темпо и своей подготовкой в течение трех долгих лет, он может делать это немного дольше. Тем не менее, его магия медленно заполняет пустое пространство в его тазу, медленно вытекая из костей под ужасающе мягким намерением кролика; и его тело хочет поддаться тренировкам, которые были навязаны ему во время порабощения. Часть его хочет сражаться, истекать кровью и причинять им боль. Но та маленькая часть, которую тошнило от боли, страха и изнеможения, слабая часть, которая всегда говорила, что было бы легче сдаться, снова задается вопросом, пришло ли время. Киллер чувствует, как его разум изнашивается на грани, его желание бороться ослабевает под прошептанные слова Темпо о том, что быть хорошим мальчиком было бы намного полезнее, и он ненавидит то, как реагирует его тело даже без наркотиков. Он ненавидит то, как этому его учили, и его тело реагирует на то, как этому учили против его воли. Киллер просто ненавидит. Кролик смеется, как будто он осмелился подумать, что понимает боль, и потянулся к молнии своих штанов, вытаскивая свою твердую длину наружу: “Вот хороший маленький раб”. — Он издевается, от чего Киллер вновь начинает сопротивляться, но это бесполезно. Он даже не может накричать на них. Забравшись на него, монстр-кролик хватается за его бедро, прежде чем вонзить свой пульсирующий член в густую магию в области таза Киллера, которая еще ничего толком не сформировала, и он борется с этим. Он отказывается легко сдаваться, независимо от того, как сильно его тело жаждет этого, и думает, что это нормально. Кролик находится внутри него, нескоординированно воздействуя на его внутреннюю магию, которой Киллер отказывает в формировании. Каждый удар посылает волну отчаяния и гнева прямо в его душу, с которой Киллер не знает, что делать, и он задет в тех местах, которых трогать не следует. Густая, почти застывшая магия тепло обволакивает всю длину внутри него, и кролик воркует ему, чтобы сформировать что-нибудь, дать ему поиграть с чем-нибудь красивым, как будто они любовники. Как будто это не было каким-то осквернением, которым он наслаждался за счет Киллера. Киллер отворачивает от них голову, стискивает зубы, вцепляясь в тряпку, которую они засунули ему в горло. Вокруг них охранники смеются, хвастаясь, что, когда придет их очередь, они заставят раба принца кричать, и, конечно же, принц позволит им оставить такого сквернословящего, вспыльчивого раба. Хотя бы для того, чтобы сломить его, ради блага принца, конечно. Дверь в баню открывается, когда бедра кролика двигаются вперед, и Киллер с ужасом думает о том, кто находится позади него, возможно, о дополнительной охране. Еще больше охраны для него, прежде чем ему позволили проскользнуть обратно в их покои, Киллер чувствует, что его разум еще немного ускользает. Может быть, если бы он был хорошим, они бы не трогали остальных. Кто-то ахает, и те, кто держит его за руки и ноги, отпускают и отползают в сторону. В комнате становится ужасающе тихо, слышны только гулкие шаги сапог, которых Киллер не может видеть. Напряжение велико, и оно душит, он не понимает, что происходит, пока пара массивных рук внезапно не обхватывает голову кролика. Они поворачивают его голову злобным движением, когда он был на середине выпада, и тело его мгновенно обмякает. Тело растворилось, оставив Киллера смотреть на огромного принца войны, ошеломленного тем, что он остался покрытым кроличьей пылью. Она прилипает к его мокрому телу, ужасная и зудящая, и это он тоже может только ненавидеть. Его сердце падает, и он на взводе, и принц выглядит больше так, как в ту первую ночь, когда они встретились. Когда он был под кайфом от наркотиков, чтобы поддерживать форму своего экто, они были в бальном зале гостиной. Он выглядел таким же злым и пугающим, как и в ту ночь, выражение его лица было холодным и бесстрастным, но с легким намеком на гнев, который, как вы знали, выльется в насилие. Киллер застыл на полу, прикованный к огромному монстру перед ним, и может только представить, как он выглядит: покрытый пылью, после того, как его застали трахающимся со скромным охранником. Он ожидает, что этот гнев будет направлен на него, он ожидает, что ярость обрушится на его тело, когда принц нарушил свое обещание, и все его красивые слова по дороге домой в карете были ничем. Он ожидает, что его будут жестоко трахать на кафельном полу, пока он не останется истекать кровью под насмешки охраны вокруг них. Пока… И все же! Принц и его проклятое терпение смотрели на него сверху вниз, беспомощного и уязвимого, в его тазу было много магии, и он явно был использован, и вместо ярости выражение лица принца смягчилось. Сочувствие заставляет его глаза слегка прищуриться, и Киллер слишком переполнен страхом, чтобы почувствовать ненависть, которая, как он знал, была похоронена в его душе. Он не хочет сочувствия, он хочет, чтобы все либо закончилось, либо принц потерял хладнокровие и выплеснул свою ярость на его тело. Он наклоняется, мягко протягивая Киллеру руку ладонью вверх в знак предложения. Он тупо моргает, глядя на предложенную конечность, его тело напряжено и напугано, и долгие, жаркие секунды Киллер просто смотрит на него, застывшего на полу, прежде чем потянуться за предложенной рукой. Хватка принца оказывается очень нежной, когда его поднимают с пола, и его руки осторожно касаются тела Киллера. На лице все ещё читается беспокойство, когда он тянется ко рту Киллера, чтобы вытащить тряпку. Киллер разжимает зубы, позволяя принцу вытащить ее, и кашляет, когда она наконец выпадает. Он чувствует тошноту и злость, и он хочет, чтобы Кросс тоже разозлился. “С тобой все в порядке?” — Тихо спросил он, большая рука нежно сжала его плечо, и принц с уважением не сводит глаз с его лица. Киллер сжимает челюсть и изо всех сил смотрит в пол, пытаясь сохранить стабильность в своей душе, и он отказывается поддаваться подкрадывающемуся желанию упасть на колени и молить о прощении. Три года тренировок тяжело давят на него, и Киллер сейчас борется с этим так же упорно, как и под жестоким руководством Темпо. Он тоже будет сражаться с принцем, если ему понадобится. Кросс делает глубокий, медленный вдох и кивает. — “Все в порядке”. — Прошептал он. Кросс потянулся к плечу, чтобы расстегнуть одну из защелок, которые удерживали его плащ на спине, прежде чем он потянулся к другой, чтобы сделать то же самое, освобождая плащ. Двигаясь медленно, как будто Киллер был диким, испуганным животным, и на самом деле, это было не за горами, и он набрасывает свой большой горячий плащ на узкие плечи Киллера. Он двигается осторожно, приподнимая края, чтобы заправить туда Киллера, которому не нравится запах Кросса, исходящий от плаща. Он ненавидит то, что находит в этом утешение, когда принц мягко разворачивает его за плечи и слегка подталкивает к двери. Глава шпионажа, жуткий тип, который не моргал, пристально смотрел на группу теперь молчащих и запуганных охранников, и он не отводил своего странного, ледяного взгляда от охранника, когда Кросс мягко проводил Киллера до его ботинок. Медленно двигаясь, принц подталкивает свои легкие туфли на плоской подошве к Киллеру, и опускается на колено, чтобы помочь ему сунуть ноги в ботинки. Один, затем другой, прежде чем Кросс берет его аккуратно сложенную одежду и передаёт ее Эпику. “Эпик”. — Его голос холодный и резкий, и это заставляет Киллера отшатнуться от него, но его начальник разведки переводит свой жестокий взгляд на принца, и злоба почти сразу исчезает с его лица, не обижаясь на тон Кросса: “Пожалуйста, отведи Киллера в мою личную ванную, чтобы смыть пыль с его тела. Не оставляй дверь без охраны, а затем отведи его в покои гарема. Я скоро подойду”. Поколебавшись, бледные огоньки в глазах Эпика бросают взгляд на группу перепуганных охранников, холодных и злых, прежде чем он снова переводит взгляд на Киллера и Кросса. Его улыбка натянута и неправильно сидит на его красивом лице, и измученному разуму Киллера требуется время, чтобы осознать, что это едва сдерживаемая ярость. Это заставляет Киллера хотеть смеяться. Он знает по опыту, что гнев может завести очень далеко, но в конце концов ты перегораешь. Он так устал. “Конечно”. — Отвечает ему Эпик, его тон подозрительно дружелюбный и легкий, и он забирает одежду у принца, прежде чем обнять Киллера за плечи, притягивая его ближе к себе. Тело Киллера настолько напряжено, что могло бы разлететься вдребезги от слишком сильного давления, но принц и его начальник разведки сохраняют нежность в своих прикосновениях. Его выводят из помещения и ведут осторожными, легкими руками, пока они не добираются до дверей бани. Оглядываясь назад, Киллер видит, как взгляд Кросса леденеет, когда он отрывается от него и начальника разведки. Он отстраняется, огоньки в его глазах исчезают, когда он медленно закрывает за ними дверь. Они не успевают пройти по коридору до того, как начинаются крики. Это громко, визгливо и ужасно, и это поднимает настроение Киллеру больше, чем его мягкая постель и еда в животе. Глава шпионажа держит его под рукой и ведет Киллера в личные бани принца, и Киллер чувствует, что его разум ускользает все дальше, и он немного безумно хихикает. ~ Стук в дверь заставляет всех напрячься. Даже с дополнительной охраной главы шпионажа Киллер не может не чувствовать, как его тело напрягается, застывая на своем месте рядом с Найтмером. Он свернулся калачиком у Найтмера под мышкой, его череп прижат к груди, дурацкий ошейник обхватывает горло, и его эмоции в смятении. Вероятно, это принц возвращается, чтобы проверить их, наказать Киллера за то, что он позволил использовать себя низкому стражнику. Это то, что сделал бы Темпо, вырвав свой фунт плоти из задницы Киллера для своего собственного нападения. Он обвинил бы Киллера в том, что произошло, а Темпо наказал бы его за то, что он соблазнил охранника. И все же, когда Хоррор впускает принца, выражение его лица возвращается к той проклятой мягкости и беспокойству, которые ненавидит Киллер. Он устал, у него все болит. Он зол, что это случилось снова, и он знает, что это его вина, и он не нуждается в нотациях от принца. Он готовится к тому, что его побьют, и ему остается только надеяться, что остальные не попытаются встать между ними. Поворачивая голову к груди Найтмера, он впивается пальцами в шелковую рубашку и надеется, что сможет вывести Найтмера из радиуса поражения. Вместо этого принц садится на стол напротив них, дерево скрипит под весом его тела, и, когда Киллер готовится к худшему, принц мягко спрашивает: “Ты в порядке?” Прерывисто вздохнув, Киллер поворачивается, чтобы посмотреть на него, и ненавидит то, как озабоченно хмурится лоб принца и как он все еще притворяется, что ему не все равно. Лицо принца продолжает смягчаться, и от этого Киллера тошнит, а внутри все переворачивается. “Тебе что-нибудь нужно?” — Он спрашивает снова, пытаясь вытянуть что-нибудь из Киллера, просто желая знать, все ли с ним в порядке. Найтмер крепче прижимает его к себе, и Киллер с усилием выдавливает слова, застрявшие у него в горле: “Я в порядке”. — Он холодно зашипел, надеясь, что, что бы это ни было, Кросс либо исполнит свое наказание, либо оставит его в покое. Обиженный взгляд появляется и исчезает в одно мгновение, и он кивает. — “Все в порядке”. — Он тихо сказал, прежде чем оглянуться на остальных: “Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас больше пользовался общественными банями. Это слишком опасно, и двор, похоже, одержим желанием испытать свою удачу ”. — Он делает глубокий медленный вдох и готовится к своим следующим словам: “Двигаясь вперед, я хочу, чтобы вы все пользовались моими частными ваннами или душевыми. Королевский двор слишком дерзок, и я не могу быть везде одновременно, чтобы обеспечить вашу безопасность.” Шипя, Киллер пытается оттолкнуться от груди Найтмера, но сильная рука удерживает его на месте, прижимая к себе. Это не останавливает сердитых слов Киллера: “Ты хочешь держать нас взаперти там, где всегда можешь нас найти! Держать нас где-то, где мы будем голыми и уязвимыми”. Принц выглядит ошеломленным, как будто эта идея никогда не приходила ему в голову, но он тут же отрицательно качает головой, и его рожки мигают: “Нет, дело не в этом. Я бы не воспользовался вами, я просто не знаю, как еще обезопасить вас всех ”. — Он говорит им спокойно, но Киллер ничего не может поделать с тем, как сжимается его грудь. Это нелепо. Все это дело целиком. Если бы принц действительно хотел причинить им вред, он бы это сделал, и ему не нужен был предлог в виде бани, чтобы сделать это. И все же Киллер не может избавиться от чувства растущего страха, поселившегося у него в груди, или комка, который, казалось, застрял у него в горле. Он рычит на принца, низко и глубоко, звуча скорее злобно, чем показывая свой страх, и он не останавливается, даже когда Найтмер отворачивает голову от принца, пряча лицо обратно у него на груди. “Спасибо тебе, Кросс. Это очень великодушно с твоей стороны.” — Мягко говорит Найтмер, и Киллер так сильно ненавидит то, что он сказал. Он ненавидит, что принц обманом заставил Найтмера использовать его имя. Он ненавидит, что Найтмер звучит мягко и подобострастно, когда Киллер вспоминает, что он был таким смелым и отважным. Он боится того момента, когда принц покажет свое истинное лицо и погасит то немногое, что осталось от огня Найтмера. “Всегда пожалуйста”. — Он сказал мягко, и, несмотря на суровый, неумолимый взгляд, которым одаривает его Киллер, он остается мягким и открытым, даже не повышая голоса. “С охранниками разобрались”. — Сказал он мягко, и Киллер сдержал язвительное "ни хрена себе". Он мог видеть, что кости Кросса все еще были влажными после душа, который он принял, чтобы смыть всю запекшуюся кровь, которой он себя покрыл. “Спасибо”. — Найтмер снова говорит, и Киллер так сильно ненавидит. Он так устал. “Конечно. Я обещал защищать вас”. — Принц мягко отвечает, и Киллеру не нравится, как это звучит, будто он говорит искренне. Он ненавидит так, как Найтмер не ненавидит его. Он ненавидит мягкость в голосе своей прекрасной пары, и это заставляет его чувствовать себя неуверенно. Он ненавидит мягкость улыбки принца, когда тот смотрит на Найтмера, и мягкость выражения его лица, когда он смотрит на Киллера. “У тебя был тяжелый день, я оставлю тебя в покое”, — мягко говорит он, давая им, Киллеру, пространство, в котором они отчаянно нуждались. “Мы увидимся с тобой за ужином?” — Внезапно нежно спрашивает Найтмер, и Киллер снова утыкается головой Найтмеру в грудь, чтобы спрятаться, когда его собственная становится тесной, и он чувствует, как поднимается его желудок. Принц делает паузу, и его голос звучит легче, когда он спрашивает: “Ты бы хотел?” Киллер подавляет фырканье, потому что, как будто принц действительно дал бы им выбор, на самом деле. У них больше не было выбора, ни у кого из них не было. “Да, я бы хотел этого”. — И ему не нравится, как Найтмер звучит, как будто он говорит серьезно, как будто все это не было большой ложью, и в конце концов, в конце концов, принц отвернется от них. “Тогда увидимся за ужином”. — Он ненавидит, довольный голос принца. Он ненавидит то, как тот притворяется милым. Он ненавидит то, что он совершенно очевидно убил или, по крайней мере, покалечил тех охранников за то, что они прикоснулись к нему. Он ненавидит то, как начальник разведки ждал с ними, пока принц не вернется. Он ненавидит, как Найтмер, Даст и Хоррор поддаются на эту заботу. Его глазницы горят, в груди что-то сжимается, и все тело Киллера кажется горячим и напряженным, как будто он сломается при самом легком давлении. Его тошнит от страха и нервов, и в кои-то веки он почувствовал, что у него нет никого, кто мог бы понять его боль. В кои-то веки никто не пришел. ~Плавник