Аверс и реверс

      Сбежать пришлось сразу же: и от этого навязчивого разговора, и от того, что состояние покатилось в пизду гораздо стремительнее, чем хотелось бы. Собственно, отказавшись готовить, рыжий подхватился, и не тратя времени даже на завязывание шнурков, запихнул их сбоку и вылетел из квартиры, провожаемый ошарашенным взглядом хозяина.       Ехать домой пришлось мучительно, стараясь не сгибаться пополам от ощущения тяжелого горячего шара, перекатывающегося по внутренностям, заворачивая их в пульсирующий комок. Больно не было, но лучше бы уж было. Как жить и бороться с болью, Гуань Шань знал, а вот бороться с этим… таблетки помогали мало.       Он помнил тот разговор с мамой, когда чуть не сгорел со стыда, прося у неё заказать для него… это даже произнести было стремно… игрушку с сайта для взрослых. Мать даже не сразу поняла, а потом как поняла... Забирал посылку Шань сам. Переживать течки так стало легче. К счастью, мама ни о чем не спрашивала, и не беспокоила, когда он закрывался в своей комнате, периодически выползая только в душ и на кухню, захватить бутылку воды и что-нибудь перекусить. Впрочем, обычно хватало одного-двух дней, чтобы основной пик улёгся, но сейчас Мо чувствовал, что просто не будет: жар пронизывал до костей. Ему казалось, он пропитался этим грёбаным запахом: дерево, грейпфрут, дорогие сигареты, и то самое, не раскладывающееся на составляющие, но такое… блядь!       Дома Гуань Шань буркнул матери, что ужинать не будет и, закрыв за собой дверь, сполз по ней на пол, расстегивая ремень – джинсы давили немилосердно… На последних проблесках сознательности стащил мокрые, успевшие пропитаться вязкой естественной смазкой трусы и набросил на кровать старое покрывало. Следующие пару часов Мо провел за безнадежной дрочкой, уткнувшись носом в футболку, на которой остался едва уловимый след запаха. Возбуждение шло по синусоиде, не успевая спадать, как тут же набирая обороты снова. Он до последней возможности терпел, не прикасаясь к себе сзади. Не представлять, не представлять себе эти руки, поднявшие его посреди улицы, как будто он ничего не весил. Длинные пальцы у себя на бедрах, но уже не поддерживающие, а впивающиеся, сильно, до синяков, сжимающие, тянущие ближе, или насаживающие на себя, пока шею опаляет горячим дыханием, внутри пульсирует, распирает, а на загривке сжимаются острые клыки… он снова кончил. В какой-то момент вибратор разрядился, и он раздраженно отбросил его в сторону. А чуть погодя забрал обратно.       Кажется, мама стучала, но он прохрипел, что всё в порядке и через некоторое время она ушла. Кажется, это повторялось несколько раз.       За окном давно стемнело, в приоткрытую форточку втекал прохладный воздух. Мо лежал, покрытый потом, подсохшей спермой и смазкой, мышцы подрагивали, но сознание прояснилось. По телу разливалась слабость, в горле пересохло, но встать сил не было. Похоже, он отрубался, просыпался, и всё начиналось по новой. Сколько времени? Он нащупал мобильник на тумбочке и прищурился от яркого света экрана. Тоже почти разряжен. Восемь вечера… Какое-какое число? Двое суток?! Бл-я-я! Он же даже к врачу не дошел, в школе поставят прогулы.       Кое-как сполз с кровати, собирая в неаккуратный ком влажное покрывало, разбросанную одежду. Какое-то время размышлял, пытаться постирать футболку или проще выбросить. Интересно, что он с ней делал. Хотя, лучше не знать. Такое сумасшествие с Гуань Шанем случалось впервые. Вымывшись и надев чистое, он как птица на жердочке умостился с ногами на табуретке, пока грелась заботливо оставленная мамой еда и закипал чайник – жрать хотелось зверски. Что за херня с ним твориться? Неужели всё из-за этого ублюдка Хэ? В голове пронеслись все те воображаемые картинки, которые он рисовал себе в гормональном полубреду, где альфа имел его во всех позах. Хотелось верить, что мама не слышала, как он стонет, задыхаясь его именем… Стыд-то какой. От одного воспоминания внизу живота вновь потянуло… Твою ж! То что слегка отпустило совсем не значило, что течка окончена. Ему придется провести дома ещё как минимум один-два дня.       Вернувшаяся поздно мама застала его в гостиной, свернувшимся перед теликом и осторожно приобняла:       - Ох, Шань, всё в порядке? Ты не выходил… Я уже хотела звонить доктору.       - Да мам, уже нормально. Из школы не звонили?       - Я позвонила сама, предупредила, что тебя не будет и записала на завтра к доктору Вану. Приходил мальчик из твоей школы, оставил тебе конспекты и домашние задания, – она махнула рукой в сторону тумбочки, на которой лежала стопка листов.       - А? Какой ещё… Лысый, что ли?       - Он сказал, что твой друг. Хэ, кажется, высокий, брюнет. Такой обходительный красавчик! – мама улыбнулась.       При упоминании фамилии стало нехорошо, а потом ещё хуже – какого хрена? Узнал, где он живёт и приперся, значит.       - Что ты ему сказала…?       - Что ты простыл и не можешь к нему выйти из-за высокой температуры. Он ещё принес печенья, такое вкусное, ты попробовал?       Гуань Шань вспомнил печенье, которое нашел на столе, как-то незаметно съел до последней крошки и вздрогнул. Оно действительно было вкусным. Кто ж знал, что его приволок этот.       - Когда он придёт завтра – обязательно его поблагодари!       - Мам, ты соображаешь?! Он альфа. Я для него сейчас пахну, как кусок сырого мяса для кота. Хочешь, чтобы он в курсе был, что я…       Дэйю округлила глаза, прикрывая рот рукой. – Ой, прости, милый! Я как-то… дай телефон, я позвоню ему и скажу, что ты ещё плохо себя чувствуешь, чтобы не приходил.       - У меня нет его номера.       - Он сказал, что звонил тебе, но ты не ответил. Поэтому забеспокоился и пришел тебя проведать.       Мо выругался про себя. Кто-то уже и мобильник его слил. Очаровательно!       - Мы не друзья. На кой мне дружить с альфой? Да и вообще с кем-то дружить?       - Милый, но друзья нужны каждому. Нельзя же молодому человеку общаться только с мамой. Разве это не естественно? Я хотела бы, чтобы ты был доверчивее к миру.       - Точно. И тогда этот мир сможет натянуть меня по-полной, - глядя в разом погрустневшие мамины глаза, Гуань Шань смягчился. – Не расстраивайся, мам. Мне и так хорошо. Я сам поговорю с Хэ Тянем, потом схожу к доктору Вану, может он даст мне справку для школы на все дни, как обычно.       Всё ещё чувствуя слабость и сонливость, чмокнул маму в щеку и вернулся в комнату, где основательно проветрил и прибрался, поставил на зарядку телефон и, чёрт уж с ним, заодно вибратор, прикрыв на всякий пожарный краем одеяла – вдруг мама всё-таки решит заглянуть перед сном. Хорошо бы конечно не понадобилось – в гробу он видал такие развлечения.       Откладывать в долгий ящик не хотелось – разблокировал телефон и уставился на список пропущенных и сообщения в Line с одного и того же номера, который всё же сохранил. Как «Хэ ёбаный Тянь». Чтобы случайно не поднимать ненароком трубку, если он будет ещё названивать. Ответил на втором гудке.       - Ну, слава богам! Ты живой.       - Во-первых, не звони мне больше. Во-вторых, писать тоже не надо. И, так уж и быть, спа-си-бо за печенье и конспекты. Но, не стоило.       - Во-первых, не командуй. Во-вторых, хочу писать и буду. И, так уж и быть, пожалуйста.       В воздухе отчетливо повисло напряжение.       - У тебя всё?       - Почти. Ты когда в школу вернешься?       - А тебя ебёт?       - Выходит, ебёт, раз спрашиваю. И ты можешь по-человечески разговаривать? Что за помойка?       - Не нравится – не звонил бы.       - Так это и не я тебе звоню.       Блядь… Вот ведь зараза. Чем дольше они говорили, тем настойчивее облизывала позвоночник горячая волна, по загривку бродили толпы мурашек. Чёрт-чёрт-чёрт! В таком состоянии соображалось с трудом.       - Я выйду послезавтра. Хотя не ебу, зачем тебе эта информация.       - Понятно. Ну, лечись там. Простуда – дело серьезное.       Ему показалось, или он явно прикалывается? Всё-таки понял, а хрен ли там не понять-то, - обреченно подумал Шань. И чо теперь?       - Ты… не говори никому.       - Само собой. Хотя и не понимаю…       - Хэ Тянь.       - Да понял я, не идиот.       - Хотелось бы верить.       - До послезавтра.       - До никогда! – едва не прорычал Мо, бросая трубку. Стояк уже натягивал домашние штаны, и в скором времени предстояло разбираться ещё и с этим. Вот он попал…

***

      Как именно он попал стало понятно, когда возле школы после уроков его встретила компания из уже не носившего пластырь на едва не пробитой камнем голове Чжань Чженси и его белобрысого друга Цзянь И, которые устроили ему форменную пытку, щипая за яйца. Появившийся на горизонте Хэ, чтоб ему в аду гореть, Тянь, вызволил его от этих живодеров далеко не сразу. Вот мудак, а он почти поверил, что Хэ не совсем конченый.       Они то и дело пересекались, словно что-то сводило вместе. И с завидной регулярностью Хэ закидывал руку на шею, снова и снова просил (приказывал) что-то для него сделать, словно просто не знал, как действовать иначе. Прикасался по любому незначительному поводу, а когда повода не было – делал это просто так. Он был типичным альфой – умным, сильным, эгоцентричным, жестким до жестокости… и совершенно, до изумления, бестолковым, когда это касалось проявления эмоций.       Всё это Гуань Шань успел в сто первый раз обдумать, пока его снова тащили в студию после удара под дых, специально держа зонт так, чтобы вода стекала ему за шиворот. Разумеется, после этого он раздумал мажору нормально готовить (как будто до этого собирался), и «случайно» вылил в говядину половину бутылки соуса чили. И ему даже не жаль было получить по зубам, чтобы потом смотреть, как Хэ давится огненным блюдом, высовывая язык и запивая водой, потому что готовить заново он отказался наотрез. А выбрасывать и заказывать еду с доставкой отказался уже Хэ. Упрямый осёл. Мо даже начал ржать, пока его не накормили с ложки его же стряпней, и пришлось ронять в неё слезы, проникаясь сопереживанием к Тяню по-полной.       Хэ постоянно совал ему деньги, и в конце концов Мо смирился – если деваться от прилипчивого альфы всё равно некуда, а из его бумажника то и дело выпадают купюры, за которые ему обычно приходилось корячиться в магазине, таская тяжеленные ящики с продуктами, было глупо не брать. В конце концов, он был должен Мо за моральный ущерб от общения с ним и его компашкой просто по-умолчанию. Потому что это было… непонятно. Непонятно, зачем те же паскудники, которые щипали его за яйца в школьном коридоре, теперь постоянно встречают после школы, зовут играть в баскетбол, и вообще ведут себя с ним так, словно они… друзья? Или, как говорит Цзянь И – друзьяшки. Он вообще много чего говорит.       А вот Хэ, мать его Тянь… Что за херню он вытворяет? Нет, вот просто что за херню, я вас спрашиваю? Это нормально вообще зажимать в переулке, как долбанный маньяк обещая зашить рот проволокой (и где насмотрелся только таких идей) и тут же, без перехода, начинать мацать за сиськи, как будто никогда ничего лучше, чем плоская мужская грудь, руками не щупал?! И пофиг, что ещё с того момента, как затащили в подворотню и эдак по-киношному прижали к кирпичной стенке, сердце Мо забилось пойманным кроликом. А когда подушечка пальца прошлась по губам, он уже вообще слабо понимал, что и где, борясь с желанием прижаться в ответ. И понимая краем сознания, что это не спроста вот сейчас ещё секунду назад переполненный яростью и адреналином неизвестно откуда вылетевший альфа плывёт, начиная оглаживать скулу, в которую готов был заехать кулаком. Наверняка поганец чувствует, как под его ладонями исходится дрожью, ноздри забивает уже знакомым запахом, от которого всё остальное отходит на задний план и исчезает. Гуань Шань держится на последнем упрямстве, чтобы толи с размаху заехать в челюсть, толи обвить руками шею, притягивая к себе, чтобы… чтобы что?       Отпускает. Рассеянно трёт висок, силясь понять, что вот только что случилось. Пользуясь передышкой и собирая себя в нечто движимое, Мо разворачивается, буркнув:       - Ну ты больной ваще...       И поспешно ретируется в сторону дома. У него в кармане – записка «Я знаю, что ты подглядываешь, придурок! Живо приготовил мне тушеное мясо.». Хрен ему под соусом чили. И поглубже.