Хантер
Практически не отдавая отчета своим действиям, Хантер уже было протянул руку к Его плечу — прошли всего считанные секунды с момента произнесенного им вслух откровенного почти что признания, — и... замер на полпути, удержав за сцепленными зубами тягостный выдох, так и не коснувшись. Нет. Спугнуть Александра сейчас, действуя на одних лишь бездумных, эгоистичных импульсивных порывах оголодавшего нутра — было бы огромной ошибкой, способной испортить все. Пустить все старания коту под хвост. Крепко зажмурившись, чтобы хоть немного прийти в себя, Хантер бессильно повесил голову на грудь и опустил так и не дотянувшуюся до желаемого руку. А затем, глубоко и медленно вдохнув, возвращая холодному расчетливому разуму контроль над взбунтовавшимися эмоциями, откинулся обратно на спинку дивана, выпрямив спину натянутой тетивой. Нужно ждать. Снова терпеливо и упорно ждать. Сигнала. Знака. Призыва. Чего-нибудь. Хотя бы ответного честного взгляда.Лекс
Пепел угрожающе провис крючковатым обрубком, и Блэквуд суетливо подался к пепельнице. Вытянул руку и наспех стряхнул скопившуюся седую труху. Отстранился так же быстро, как и подорвался, вновь угнетенно ссутулившись; согнул ноги и, расставив по ширине плеч, подтянул к груди. Грузно навалившись на колени, Лекс сцепил пальцы, хватающиеся за курево, как за спасательный круг. В багровых зловещих тенях яркого света, на темном фоне выбившего контрастный профиль с неестественной четкостью, он напоминал скорбно сидящего Демона. Смятение переросло в грозу, оцепившую мечущуюся душу чернилами дождевых громад. Они бухли, выжимали первые капли кровавого дождя, собиравшегося обрушиться ливнем и затопить угодившего в силки Александра. Медленная тяга, напоенная мучительной задумчивостью. Никотин, связывающий язык тухлой горечью. Дым, закладывающий нос табачными отеками. Почерневший взгляд зеркально отображал огненные всполохи, но на самом деле шлифовал обесточенное нутро, покорно ждущее своей жертвенной участи. Лекса терзало тревожное предчувствие, будто бы от его ответа зависит будущее мира — особого, незаметно для обоих ставшего зыбким, засоренным недомолвками, увиливаниями, бессознательными побегами из персонального Шоушенка. Можно отшутиться, как Блэквуд делал всегда, игнорируя иррациональное смущение; а можно откликнуться на зов, даже если он ложный. Парень отвел взор от своей пристыженной души и уставился на умирающую сигарету. Рассеянно покрутил ее, прислушиваясь к агоническому шипению крепленой начинки.Хантер
Охристо-рдяное свечение очага и блекло-сизый дым окружали отчего-то понурый силуэт Александра, ложились на опущенные литые плечи теплыми оранжевыми мазками и поджигали вьющиеся буйные локоны его волос жаркими всполохами — так, будто он сам горел пламенем. На самом же деле, в огне сгорал Хантер — в огне этого неописуемого удивительного чувства, никак не поддающегося никакой идентификации. Глядя на Александра, Хантеру хотелось всего и сразу — будто мало уже того, что он его похитил! — завладеть, сделать целиком и полностью своим, ревностно оберегать от всего мира, посадить на цепь и не отпускать, вызывать у него улыбку, ласкать, целовать везде и всюду, грубо трахать до потери пульса... Эта невозможная взрывная смесь эмоций и необузданных желаний — как эгоистичных и темных, так и невинно светлых — бурлила и кипела внутри Вольфа, словно в колдовском котле, образуя собой единое неизвестное Чувство, назвать которое каким-либо из известных в психологии и литературе определений — не представляется возможным. Хантер и раньше сближался с людьми. Ну, как «сближался»... Завоевывал крепкое доверие для того, чтобы после изощренно убить. Насыщенная неделя в Барселоне с какой-то начинающей певичкой, помешавшей планам одного богатенького продюсера, заказавшего ее жизнь киллеру. Полмесяца вечерних встреч и долгих псевдодушевных бесед с сильно облажавшимся и влезшим в огромные долги брокером. Две недели на вилле мажорного мальчишки-модели, возомнившего себя богом среди обычных людей и вознесшегося в собственной гордыне и непомерных амбициях слишком высоко. И еще много, очень много других людей, от которых Вольф — способный притвориться кем и чем угодно, сыграть любую роль ради цели — так часто слышал признания в симпатии и даже, что просто поразительно — в глупой, по его мнению, самодурствующей «любви». Войти в доверие другого человека, кем бы он ни был, и затем, не питая никаких ответных чувств, хладнокровно убить — никогда не составляло особого труда. Не имело значения, что испытывал каждый из тех, кому не повезло в своей жизни встретить Хантера Вольфа — монстра под личиной «нормального» человека. В конце концов для любого из них он обращался ангелом смерти; последним, кого они видели перед тем, как отправиться на тот свет. С Блэквудом же с самого начала все было совсем иначе. С самой первой встречи — еще когда Лекс не обращал никакого внимания на мужчину, наблюдавшего со стороны за его развратным танцем, как и десятки других посетителей клуба — этот юноша стал тем, к кому бездушный убийца, прежде не испытывавший ни симпатий, ни влечения к другим людям, потянулся, словно к чему-то особенному, неизведанному, но вызывающему безумный иррациональный интерес. Интерес, что в итоге превратился в нечто деформированное, опасное и перерос в ненормальную, извращенную и губительную тягу. Настоящую манию. Теперь Хантер чувствовал себя мотыльком, летящим прямо в открытое пламя. И сгореть в этом пламени заживо — очень просто. Это бесконтрольное неразумное влечение грозится обернуться катастрофой. Обратить в руины все, что Хантер так долго выстраивал в себе самом и своей жизни. Александр беззастенчиво и легко, не прилагая никаких усилий, срывал и ломал все его маски, слой за слоем пробивал крепкий нарощенный панцирь, долгие годы служивший Хантеру надежной защитной броней. Будил внутри такое, о существовании чего мужчина раньше и не подозревал. Истинное сумасшествие.Лекс
— Я рад, что встретил тебя тем ебучим вечером. — Слова находились сами собой, неся беспечную, глупую честность. Пусть это обернется катастрофой — плевать. Зато никаких сожалений. Живем здесь и сейчас, верно? — Удивительно, как в какой-то момент твоя жизнь начинает вертеться спутником вокруг одного человека. — Никакой конкретики. Друзья ведь говорят то же самое. Про любовь в том числе... Набравшись смелости, Александр попытался расслабиться. Тучи, нависшие над сердцем, расступились. Кровь тронулась живым ключом, несущим магму жизни и пока что не распознанного чувства. Выжав из сигареты остатки жизненной энергии последней затяжкой, Блэквуд с медленной пластичностью потянулся к столику. Ввинтил бычок с пожелтевшим фильтром в пепельницу и пожевал нижнюю губу. Затушив сигарету, Лекс придушил все безвольные страдания. Он же мужчина, а не какой-то сопляк. Эрик все поймет, а дальше будь что будет. Подняв глаза на него, мрачного, замершего в каком-то смятении, Блэквуд мягко улыбнулся. Синий взор моментально подхватил брошенный канат зрительного контакта с жадностью и, как показалось Лексу, прогорклым отчаянием. Странное немое общение. Наматывание опасливых кругов, избегающих незатейливой правды.Хантер
Его признание, в отличие от других, прежде слышанных Хантером не раз — иногда и куда более изысканных, поэтичных и романтичных, — словно полоснуло по грудине раскаленным заточенным лезвием. Удивительно, как в какой-то момент твоя жизнь начинает вернеться спутником вокруг одного человека. Точнее и не скажешь. Точнее и... Будто завороженный проследив за тем, как Лекс топит слабо дымящиеся останки сигареты в пепельнице, Хантер тяжело сглотнул вязкий колючий ком, отчего-то ставший поперек горла. Пламя камина осветило красивый правильный профиль парня, густые полутени подчеркнули выразительные скулы, перекаты желваков, мягкую линию губ. Блэквуд, как обычно, очаровывал своей то ли ангельской, то ли демонической красотой и сражал наповал естественной, природной простотой и исключительной искренностью. Вольф, невольно подобравшийся выжидающим в засаде хищником, ждал в ответ на свою откровенность чего угодно — привычных нервозных шуточек, увиливания, деликатного ухода от темы и неловкого смущения. Но не подобных слов, сомневаться в правдивости которых — просто кощунство. Его теплая улыбка и какой-то щемящий, но при этом умиротворяющий открытый взгляд согрели и рассеяли непроглядный мрак в потемневших кобальтово-синих глазах. Хантер почувствовал окрыляющее облегчение... и вместе с тем — острый укол вины. Лекс даже не знает, к кому на самом деле обращается со столь обезоруживающей честностью. На мгновение Вольф ощутил себя скользкой и мерзкой подколодной змеей, что пригрел на груди ничего не подозревающий, слишком доверчивый парень, так быстро подпустивший к себе лживого бессовестного гада. В тяжелом взоре мужчины пролегли глубокие тени отчаянного печального сожаления. На миг захотелось совершить неразумное, абсолютно лишенное здравого смысла и холодного расчета: выложить всю горькую правду. Меня зовут не Эрик Монро, я тебе никакой не друг, и я тебя похитил, потому что... Потому что... что? Потому что хочу тобой всецело обладать. Потому что ты теперь — мой и больше ничей. Моя собственность. И я скорее подохну, чем позволю тебе принадлежать кому-либо еще. Эти мысли прошили сознание, словно убойная пуля двенадцатимиллиметрового калибра Magnum 500 — висок. Резко, оглушительно и отрезвляюще. Правильно. Все, происходящее сейчас — было неизбежно. Другого выбора и вариантов — не существует. Хантер хочет Александра, хочет во всех возможных смыслах и настолько сильно, что ради этого эгоистичного ненормального желания готов пойти на все. Даже — если бы пришлось — надеть на парня стальной ошейник и посадить на крепкую кованую цепь. Каким бы ни был дальнейший результат, все это — того стоило.Лекс
Вмиг стало как-то невероятно легко на душе. Александр осознавал, что ему предстоит трудный путь, ведущий к ядру Чувства к Монро, однако он как никогда преисполнился смелости, готовности постичь и принять того, кого называет «другом». — Хочу, чтобы через год мы вспоминали сегодняшний вечер как нечто знаковое, — Лекс не узнавал собственного голоса, умиротворенного в своей глубине. Он видел только Аргуса, теплого и невозможно печального, нуждающегося в опоре не меньше, чем сам Блэквуд. — И я снова скажу, насколько ты мне дорог; как я благодарен тебе за каждую минуту, проведенную вместе. А ты будешь сидеть с такой же потерянно-загруженной мордой. Прям как сейчас.Хантер
— Обязательно скажешь, даже если я буду сидеть и совсем с другой мордой. — Сделав над собой поистине титаническое усилие, Хантер постарался, чтобы голос звучал совершенно спокойно и ровно, по обыкновению немного насмешливо и снисходительно; однако искреннюю радостную удовлетворенность в интонациях все равно скрыть не удалось. Да и не особо хотелось: слова Лекса проникли в душу приятным согревающим нектаром и остались там, служа увесистым, внушительным якорем для загоревшейся ярче прежнего надежды на хороший исход. Мужчина медленно оторвал спину от дивана и плавно наклонился вперед; тягуче, неторопливо, с присущей ему ленивой пластикой потянувшись к пепельнице (ничуть не волновало даже то, что едкий пепел с истлевшей сигареты может просыпаться на мебель или ковер, оставив после себя уродливые черные пятна), добавил и свой окурок к тем, что оставил Лекс. Упершись локтями в широко расставленные колени, Хантер вновь поймал взгляд парня, теперь возвышаясь над ним. Подсвеченные рыжими отблесками огня, его красивые глаза, казалось, пылали изнутри. Какое-то мгновение Хантер просто смотрел, поневоле залюбовавшись этим волшебным зрелищем, а затем взор на долгие несколько секунд, растянувшиеся для него самого маленькой вечностью, приковали губы Александра — слегка приоткрытые, такие манящие, будто бы даже зовущие... Хантеру стоило огромных усилий воли подавить вспыхнувшее ярким импульсом сильнейшее желание склониться ближе, коснуться рукой его лица и впиться в эти пленительные сладкие губы алчным, жаждущим поцелуем. Усердная жесточайшая борьба с собой в действительности заняла какие-то считанные секунды, но, если что-то и отразилось в глазах мужчины, он тут же жестко одернул себя; коротко мотнул головой, крепко стиснув челюсти, и отвел рассеянный взгляд к багрово-черным поленьям в округлой чаше камина. Сцепив пальцы рук в тугой замок, Хантер сдержанно беззвучно выдохнул через нос, возвращая себе прежнее внутреннее спокойствие, уверенность и собранность. И, когда вновь повернул голову к Лексу, никакие стихийные эмоции, терзающие его, уже не рвались на волю. Лишь легкая теплая усмешка заиграла на устах, когда он негромко, но настойчиво попросил: — Оставайся сегодня здесь, уже поздно. — Быстро сверившись с наручными часами, что показывали только половину десятого, Хантер лукаво прищурился и добавил с показательно тяжким вздохом и шутливой, беззлобной надменностью: — Так и быть, и на эту ночь великодушно выделю тебе свои царские покои. Правда, исключительно чистая правда. Всего лишь преподнесенная под нужным углом. И совершенно неважно, что на самом деле у Александра нет ни выбора, ни права отказаться от радушного предложения хозяина лесного особняка. Впрочем, отказываться он и не пытался. Только улыбнулся в ответ своей безумно обворожительной улыбкой и кивнул, соглашаясь. Такой близкий и такой соблазнительно красивый, что даже немного больно.