Volo ergo sum.
Мен де Биран
Хантер
Прибитый к стене крепкой рукой, Хантер пристально вглядывался в бушующую ураганом бездонную глубину прекрасных глаз напротив, теперь потемневших и кажущихся совершенно черными — прямо как тогда, в переулке за клубом, в тот первый вечер, что свел их вместе. Предплечье Лекса неприятно, даже мучительно упиралось в кадык. В ушибленной челюсти пульсировала тупая ноющая боль; рот заполнил металлический вкус собственной крови из рассеченной ударом губины. Все-таки кулак у Блэквуда тяжелый, да и удар поставлен хорошо. Интересно, где он этому научился? В таких же уличных драках и стычках со всякой пьяной в говнину швалью в пабах, свидетелем и соучастником которых Вольфу уже неоднократно доводилось выступать за все время их знакомства? Хантер в какой-то степени ожидал подобной озлобленной реакции от парня, однако слишком расслабился и потерял бдительность, позволив пламени желания, страсти и сладостного возбуждения пожрать себя целиком, без остатка. Поэтому и получил по морде, а теперь находится в таком неудобном, паршивом положении, будто хозяин всей этой ситуации — Александр. Вот только в глазах юноши, вкупе со смесью других пылких эмоций, непередаваемых богатством словесных метафор, Хантер отчетливо прочитал и какой-то панический испуг. Леденящий ужас загнанного в ловушку животного. Чего же он так испугался?.. Еще минуту назад желанному мальчику все нравилось. Лекс по-настоящему, неподдельно горел и таял в руках Хантера; податливо изгибался ручной кошкой; шумно, возбужденно дышал, сцеживая сквозь сжатые зубы сиплые выдохи и непристойные стоны; жадно цеплялся пальцами за волосы мужчины и самостоятельно прижимался к нему всем своим раскаленным, плавким телом. Красиво прогнувшись в пояснице, найдя опору в широкой тумбе умывальника, Александр так недвусмысленно подставлял задницу нависшему над ним Хантеру, что тому чуть не сорвало крышу окончательно. Захотелось вставить ему прямо в этот момент, без прочих прелюдий и какой-либо подготовки. Грубо взять сзади, овладеть, оттрахать до хриплых блядских стонов, срывающихся на крики… А в следующую секунду все неожиданно и быстро закончилось. Резкий сильный удар в солнечное сплетение. Железный кулак, стремительно прилетевший в челюсть. Твердость кафеля, встретившего холодом натянувшуюся спину. Думалось в состоянии такого дичайшего, бесконтрольного перевозбуждения крайне трудно, однако у Хантера все же успела промелькнуть догадка. Предположение, способное вполне резонно объяснить такое поведение Блэквуда: у него прежде не было мужчин. Хоть раньше Вольфу верилось в это с трудом — учитывая всю специфику нынешней гребаной работы Александра, — но парень как-то упоминал, что с мужиками у него ничего не было, кроме каких-то «невинных экспериментов по молодости». Хантер тогда, зная Блэквуда всего ничего и глядя на его смазливую мордашку, подумал, что это может быть и хорошо замаскированным враньем — вдруг мальчишка всего-то опасался осуждения? — либо полуправдой. Позже мужчина убедился, что ко лжи Лекс не склонен. И теперь, судя по его реакции на властное прикосновение к заднице и словам о «пидорских играх», — так оно и есть: Александр никогда не спал с мужиками и вряд ли когда-нибудь представлял себя в роли принимающего. Впрочем, так или иначе, сейчас Хантеру на это глубоко плевать. Расширенные безумием неукротимой звериной похоти и алчных эгоистичных желаний, его зрачки зияли кромешной дьявольской тьмой. Окровавленный рот исказила кривая надменная усмешка, больше напоминающая свирепый волчий оскал. Прошив Александра хищным взглядом, Хантер с жестким нажимом выдавил из сдавленной глотки хриплый рык: — Ты ведь и сам этого хочешь. Не предположение — утверждение. Ответные реакции тела мальчишки уже сдали его с потрохами, поздно теперь давать заднюю и что-либо отрицать. Хантер уже получил неопровержимое доказательство взаимности собственных желаний и не собирался отступать из-за каких-то внезапно проснувшихся у Лекса сомнений и страхов. Если придется, Вольф возьмет его и силой. — Шлюхи мне не нужны. — Издевательская ухмылка увяла, разгладив лицо Хантера категорически честной, откровенной серьезностью. Никаких шуток — лишь голая правда. — Мне нужен ты, Лекс. Блэквуд, кажется, вздрогнул. В сердитом взоре беспокойно заметалась растерянность и что-то еще — сложное, нечитаемое... И все же руку он так и не убрал, а Хантеру, обездвиженному и пригвожденному к стене (пускай и Александром), это очень быстро надоело. Инстинктивное бешенство, подогреваемое выбросами повысившегося тестостерона и адреналина в крови, скручивало внутренности и натягивало канаты мышц под пылающей кожей. Руки рефлекторно сжались в тяжелые кулаки. Омытые теплой кровью крепкие зубы натужно скрипнули, на скулах заиграли желваки. Бездны колких, пронизывающих насквозь зрачков угрожающе полыхнули праведным гневом. В тот же момент правый кулак Хантера твердым ударом, с точно рассчитанной силой, ввинтился в подтянутый живот Блэквуда. Парень скривился от острой боли, поневоле слегка отшатнувшись назад и тем самым ослабив давление предплечья на кадык Хантера — и этого убийце хватило. Мгновенный выпад — теперь уже левая ладонь Вольфа нерушимым титановым капканом легла на горло Лекса прямо под подбородком. Оттолкнувшись от плитки, Хантер рванулся вперед, сместил захват пятерни к основанию шеи парня и, совершив быстрый мощный разворот, жестко впечатал его лопатками в стену — в то же место, где только что его самого удерживал Александр. Мальчишка злобно зарычал, точно дикий волчонок. Дернулся было вперед, но тут же, под давлением сильной ладони на гортань, вновь стукнулся затылком о гладкую поверхность кафеля. В его красивых глазах, блестящих двумя угольными демоническими кострищами, вспыхнуло яростное негодование, природная строптивая непокорность. Боковым зрением — и посредством хорошо развитого чутья — Хантер уловил стремительное движение слева: правый кулак Лекса взметнулся для нового удара, метившего, вероятно, куда-то под подбородок. Но в этот раз Хантер ожидал подобного агрессивного выпада со стороны темпераментной «добычи», а парень двигался уже недостаточно быстро для тренированного убийцы. Ловкий рывок — пальцы свободной руки плотным кольцом обхватили взлетевшее запястье Блэквуда, мгновенно перехватив удар, так и не достигший цели. Хантер и бровью не повел. С жесткой, непоколебимой силой отвел подрагивающий от натуги, побелевший в костяшках кулак в сторону — и вниз. Приблизился вплотную к искривленным устам, очарованно любуясь каждой черточкой совершенного лица; поймал все тот же затравленно-злобный взгляд и низко промурлыкал в приоткрытый на рваном бессильном выдохе рот: — Такой дикий... Всегда это в тебе нравилось. Заводит. С самой первой нашей встречи. Вольф прильнул распаленным торсом к его одуряюще горячему телу. Грубо прижал коленом его пах, сорвав с губ невольный надрывный полустон и ощутив твердость крепкого, истекающего смазкой стояка и налившихся тяжестью семени яиц. Хотелось скорее сцепиться с ним, слиться в одно целое. Завладеть им и раствориться в нем одновременно. Его жар обжигал, испепелял, плавил кожу и прожаривал до костей. Вкусный аромат его знойной плоти манил, дразнил, кружил голову; усиливал неутолимый голод и обострял животные первобытные инстинкты до предела. Хантер ощущал всем своим телом бившую Александра крупную мышечную дрожь. Чувствовал, как бешено колотится его сердце о мощную клетку ребер, разгоняя по венам неконтролируемое возбуждение и магматически горячую кровь. И Хантер так сильно хотел его, как никого и никогда: неистово, безрассудно, безумно, дико, отчаянно. До томительного, мучительного исступления. И в тот момент, когда вся эта невообразимая буря эмоций, неподвластных какому-либо контролю и сдержанности, неприкрыто отразилась в глазах мужчины, что-то вдруг изменилось. Хантер просто... почувствовал это. Он ослабил деспотичную удушающую хватку на шее Александра — наверняка на нежной коже останутся бурые следы от жестоких лап — и ласково погладил расслабленной ладонью трепетно скакнувший под пальцами кадык. Подавшись еще ближе, опалив уста парня пылом шумного томного выдоха, вжался бедрами в его бедра. Трение штанов о набухший член доставляло лишь болезненный дискомфорт, от лишней одежды хотелось избавиться как можно скорее, но... Его взгляд, изменившийся в то неуловимое мгновение, приковывал, гипнотизировал, прошибал поневоле настороженно застывшее, сгорающее тело огненными мурашками; утягивал в пленительную пучину сладостного порока. Одержимость. Настоящее сумасшествие. Животное, непреодолимое стремление. Поддавшись отчаянному, страстному порыву, Хантер потянулся к притягательным сладким губам. В тот же миг Лекс и сам рванулся навстречу, словно оголодавший, жаждущий зверь к живительному источнику, и заткнул Хантера жадным, требовательным поцелуем. Таким же отчаянным, исступленным, голодным. Он больше не сопротивлялся — добровольно и самозабвенно льнул всем телом, покорно выгибался, отзываясь на каждое прикосновение, откровенно желая и выпрашивая большего. Хантер властно стиснул его горло, сминая вкусные вожделенные уста своими — то алчно целуя, то зверски кусая их до крови; по-хозяйски проникая языком в жаркий мокрый рот и полностью овладевая им на правах единственного законного владельца. Левой ладонью Вольф заскользил по пластичным рельефам тела Александра, вниз — от широкой груди к ребрам, боку, талии, крепкому бедру, — и собственнически сжал мягкую плоть соблазнительной задницы, сильнее прижимая Лекса к себе. Горячий пик эрегированного пениса парня уперся в живот Хантера, размазывая вязкий предэякулят, и Александр протяжно застонал в поцелуй. Его руки обвили стан мужчины цепкими лозами, бесстыдно блуждая по нему; его пальцы оставляли на коже жгучие ожоги и путались в волосах... Весь мир вокруг разом утратил какое-либо значение, перестал существовать. Остались только они — лишь ревущий безудержный зов плоти и дикое, истекающее голодными соками, всепоглощающее безумие на двоих.Лекс
Монро от души приложился кулаком к животу и вдолбил в стену до мышечных судорог. Но Лекс не чувствовал боли, секундой ранее крутившей кишки, дробившей спину и сдавливавшей глотку. Сейчас он ощущал только вкус желанных губ и нестерпимый телесный жар. Горло жгло дыханием Эрика. На языке теплился тяжелый привкус крови. Губы, сминаемые зубами в животном поцелуе, горели. Блэквуд остервенело хватался за Монро; впивался фалангами в спину, шею, пояс, волосы и бедра; держался за него так, будто Аргус — последняя надежда на спасение в непроглядном мраке бытия. Оттолкнувшись от глянца стены, Александр с безнадежной алчностью заглотнул горячий язык. Сплетая его со своим, насаживался ртом, истекающим голодной слюной. Горячо. Влажно. Безудержно. Драный жар выдохов сливался эротическим кумаром, опутывающим потемневшее сознание. Блэквуд ощущал на себе малейшие колебания туго сбитых мускулов Эрика — он настолько близко, что это сводит с ума. Сжигает дотла. Не выпуская мужчину из сатанинской пляски разгоряченной плоти, Лекс сдавил пальцами холку Монро, пока тот тиранично стискивал его зад и талию. Ноги не слушались, но Блэквуд, ступая путано, наугад повел своего палача к двери. Сквозь дрожащие ресницы различалось лицо с родными жесткими чертами; лицо, извечно нагруженное сдержанностью и мучениями, что развеялись, стоило им двоим сглотнуть хмель влечения и отдаться ему. Отдаться с таким похотливым безрассудством, будто завтра — конец света. Напоровшись на деревянный косяк, Блэквуд выдернул из высокой груди Эрика глухой рык и жадно прикусил его разбитую губу. Затем широко вылизал кровившую ранку; плавко обогнув стан Монро, оторвал его — заведенного, пахнущего терпким мускусом раскаленного тела — от дверного проема и вытолкнул в темноту спальни. Уши закладывало кровяным набатом. След волчьей лапы на горле до сих пор давил на кадык и иссушивал гортань. Жарко. Александр, заткнутый хищным поцелуем, выпивал дыхание и душу Эрика, из-за чего трахея обращалась обугленной трубкой. Раздирая клыками сочные губы, Блэквуд шагнул назад, сдавливаемый одичалым напором Аргуса, наконец давшего волю своей плотоядной страсти. Шаг. Два. Три. Монро надежно фиксирует Лекса, вжимая его в себя с дьявольской жадностью. Голени резко упираются в край кровати, и Блэквуд падает в бездну сбитых простыней вместе с Эриком. Он вдавливает в постель своим весом. Лоб опаляет испарина. Александр теряет голову, вслушиваясь в мокрое хлюпанье палящих языков и характерные звуки измятых губ, перемежавшихся с распутными стонами и рыком, какой издают звери в период гона. Пошлая какофония ласково раздражала нервы и тянула мышцы сексуальным напряжением. Самозабвенно меняя наклон головы, парень стиснул бедрами раздувающиеся бока Аргуса и, оставив одну ладонь на загривке, свободной рукой грубо обвил его мускулистую спину, переливающуюся пластичными рельефными изломами. Монро толкается вперед, проезжаясь стояком по стволу болезненно затвердевшего пениса, — и Лекс, не то скульнув, не то рыкнув, своенравно прерывает поцелуй; запрокинув голову на вымученном протяжном стоне, судорожно дышит, конвульсивно подрагивая под Эриком. Низ живота скрутило изматывающим натяжением. В подвернутые тяжестью яйца въелась травмирующая нега. Александр извивался под Монро, потираясь о его пресс раскрасневшейся головкой, мажущей полупрозрачным предсеменем. Блэквуд то раздвигал ноги до щемящей костной боли, то резко сводил их, пригвождая Эрика к собственному телу, лоснящемуся доступностью, неудовлетворенной похотью. Блудливо зазывая, Лекс еще раз изогнулся на ритмично проседающей кровати в приступе агонической дрожи, поднял растрепанную голову и перехватил взгляд Монро, во тьме отливающий варварской чернотой. Опасностью. Маниакальной зависимостью. Лихорадочным блеском во время ломки. Все эти дни, недели и месяцы, проведенные вместе, оттягивали взрыв обоюдной страсти. Чтобы вырвать чеку, необходимо всего лишь открыться. Довериться — не только друг другу, но и гласу инстинкта. В висках громыхнул скачок кровяного давления. Стиснув зубы, Блэквуд поддался какому-то ярому порыву: оттянув башку Монро вбок, к плечу, отцепился от его спины, замахнулся и в очередной раз с размаху врезал по наглой роже, заклеймив щеку хлесткой пощечиной, зацепившей ухо. — Все это время ты, как последний мудак, строил из себя благородного друга, — Лекс шипел с негодующим осуждением, испепеляющим взглядом буравя ощетинившегося Монро, пялившегося на него с колкой неприязнью, — откладывал, хотя мог сказать раньше. Что тебе мешало... — Гланды обуглились огнем злобы и обиды. Блэквуд сглотнул и, приподнявшись на локте, приблизился к Монро, явно приготовившемуся нанести ответный удар. Гнев схлынул, вновь разгоревшись пожаром желания. Мужчина оскалился и приоткрыл рот, намереваясь ответить на импульсивный выпад, но Александр тут же заткнул его, накрыв губы очередным поцелуем — сжигающим разинутую пасть, выжимающим весь воздух из легких. Натянув волосы Монро, Блэквуд с ласковой горечью прошептал, нежно прикусив запекшуюся багровую рытвину на его нижней губе: — Что тебе мешало сказать об этом раньше? Мы потеряли столько времени, продолжая ходить вокруг да около, как два идиота...Хантер
Испепеляющий жар поцелуя. Резкий удар. Вновь поцелуй — отчаянный, ласковый, словно извиняющийся. Страсть, затем — на миг скрутившая живот, рефлекторно вспыхнувшая злоба; и снова страсть — дикая, животная. Хантера бросало от одного чувства к другому, как к противоположным бортам корабля во время неумолимого шторма. Щеку еще подпекало от хлесткой обвинительной пощечины, но мягкие горячие губы Лекса уже выжигали внезапную внутреннюю ярость новой порцией необузданного желания. Восприятие Вольфа изменилось. Теперь все сигналы, поступающие извне, словно миновали привычную тщательную проверку рациональным разумом, а всеми ответными реакциями тела руководили только лишь голые инстинкты, пронизанные натянутыми до предела жилами бесконтрольного, сводящего с ума влечения. Смысл услышанных слов, сказанных Александром, также достиг сознания не сразу. Его сладко-горький шепот, сквозивший каким-то печальным сожалением, резанул слух странными, неправильными для этого момента, огорченными интонациями. Вопрошающий взор черных глаз-омутов врезáлся под кожу, проникал в само волчье нутро Хантера — обезумевшее от возбуждения и ненасытного голода, истекающее похотливой слюной... Но Лекс действительно ждал ответа на свой вполне резонный вопрос. Что мешало… Что же ему мешало? Вот только знай Блэквуд всю правду… Но хотя бы часть этой правды он заслуживает знать. Прежде чем ответить, Хантер шумно выдохнул, склонился к губам парня и накрыл их нежным, неглубоким поцелуем. Своеобразное извинение. Раскаяние — за все потерянное время. За собственную чрезмерную осторожность и даже глупость, что не дали увидеть ответного взаимного желания мальчишки и не позволили сделать первый шаг раньше. — Я опасался, что… отпугну тебя. — Хантер поцеловал Александра, ласково и кратко, на мгновение прикрыв глаза подрагивающими ресницами и тут же вернув парню внимательный, теплый и открытый взгляд. Честный, ведь это и было чистой правдой — или хотя бы бóльшей ее частью. — Если бы сунулся раньше, ты бы мог принять меня за одного из «этих», как ты тогда сказал… Твоих ебаных поклонничков-хуесосов. Хантер говорил негромко, мягко, перемежая свое откровение с пылкими поцелуями — в губы, уголок рта, гладкую впалую щеку, подбородок, излом челюсти; мочку, проколотую тонкой, тускло блестевшей в лунном серебре сережкой; ямочку под ухом, шею с уже темнеющими следами грубых пальцев. — Я хотел тебя еще с первой нашей встречи. — Пятерня Хантера блуждала по пластичным изгибам соблазнительного, обжигающе горячего тела, касаясь жадно, алчуще, омывая каждый дюйм торса парня неудержимым плотоядным вожделением. Чувственные прикосновения губ заполняли короткие паузы между словами, льющимися несдержанным, страстным шепотом. — Хотел и сходил по тебе с ума каждый день. Но не хотел быть всего лишь одним из тех многих, что пускают на тебя слюни в клубе… Обязан был стать чем-то... Кем-то большим. Хотел… узнать тебя лучше. Мне нужен… весь ты… целиком. Без остатка. Александр дрожал под ним, вздрагивал от каждого касания. Рвано и громко дышал, сдерживая развязные стоны. Выгибался, извивался всем телом, прижатый Хантером к постели, и потирался горячей влажной головкой пениса о его живот. С усилием оторвавшись от бархатистой кожи парня, пышущей живоносным огнем, Хантер приподнялся на локте и навис над лицом Лекса, с жадностью впитывая его черты дьявольски горящим взором. Желанный мальчик, здесь и сейчас покорно плавящийся в его руках, стал незыблемым центром мироздания. Прекрасный и порочный, словно падший ангел во плоти. Вольф коснулся его щеки, нежно провел подушечками пальцев по скуле, линии челюсти, остановился на подбородке и, взяв его в жестковатый захват, большим пальцем очертил припухшую от поцелуев и укусов нижнюю губу. Хантер завороженно любовался то ли ангельской, то ли демонической красотой Александра и хотел присвоить всю ее себе, владеть ею. Владеть им. Называть его своим и только своим. — В тот вечер, когда ты меня поцеловал, у меня окончательно поехала крыша, — томный низкий шепот в приоткрытые притягательные уста. Не удержавшись, Хантер провел по ним языком, чувствуя, что никогда не сможет вдоволь насытиться этим потрясающим вкусом. Но главного он еще не сказал. Тон мягкого сиплого голоса переменился на уверенный, властный, прошитый нотками уже не скрываемой маниакальной одержимости: — В тот момент я понял, что ты будешь моим, так или иначе. Как бы Лекс к этому ни отнесся теперь, отступать уже поздно. Точка невозврата достигнута, последний рубеж какого-либо благоразумия и сомнений успешно преодолен. Теперь — лишь сущее безумие. Дикое, сжигающее дотла любые остатки разумных доводов, логики, рационального мышления. Пока Блэквуд переваривал услышанное и не успел ничего ответить, Хантер впился в его губы с заново вспыхнувшей неистовой страстью, а пальцами правой руки обхватил его член. Проглотил его вязкий пошлый стон, проник языком в мокрый горячий рот. Мальчишка отвечал с не меньшей страстью, цеплялся за язык Хантера едва ли не с отчаянием, сплетаясь с ним в грязном, одичалом, но таком сладком поцелуе. Его руки то зарывались в волосы Вольфа, стягивая их в жаждущей хватке до тупой боли, то ласково гладили, путаясь в прядях. То грубо полосовали кожу спины, талии, плеч и шеи, то опаляли любовной звериной нежностью... Любовь... Что, если это и есть она? Мог ли такой монстр, как Хантер Вольф, действительно влюбиться в этого красивого дерзкого мальчишку, всюду несущего за собой хаос? Поэтому настолько им одержим? Поэтому желание обладать им так сильно, что переросло в настоящую манию? Или это желание — всего лишь неутоленная плотская потребность того, кто не привык ни в чем себе отказывать? И тогда... Нет. Сейчас думать об этом не хочется. Сейчас Хантер тонул во всепоглощающей сексуальной истоме. Исступленно целуя его, то и дело срывался на несдержанные животные укусы, рвущие мягкую плоть губ до крови, и рукой мучительно медленно надрачивал его твердый, текущий предсеменем член. Лекс пытался сильнее и быстрее толкаться в безжалостную ладонь, едва не поскуливая от неудовлетворенного желания, но Хантер упорно не позволял ему ускорить темп томительной экзекуции. Отстранившись от истерзанных губ, мужчина принялся укрывать алчными поцелуями — которые позже непременно оставят кричащие следы на шелковистой коже — шею Александра, выступающие изящные ключицы, грудь, спускаясь все ниже. Крепче упершись коленями в просевший матрас кровати, Хантер перенес свой вес на нижнюю часть тела. Второй рукой он с требовательным усилием шире развел ноги Лекса, обхватившие его таз, и начал ласково поглаживать внутреннюю сторону его бедер, от колен до самой промежности. Войти в него и насадить на свой стоящий колом член хотелось нестерпимо, но в то же время сейчас, когда все это уже происходит наяву, нет желания торопиться. Напротив — изводить желанного мальчика этой медлительной сладостной пыткой оказалось необычайно приятно. Когда мужчина накрыл поцелуем затвердевший от возбуждения сосок Лекса, он ощутимо вздрогнул всем телом, плавно выгнул гибкую спину. Хантер аккуратно сжал зубами чувствительную плоть, немного оттянув, затем облизал вокруг, по нежному ареолу, вновь плотно объял губами набухшую горошинку соска. С уст Александра сорвался такой блаженный, одуряюще волнующий пошлый стон, что только от его звука Вольфу уже захотелось кончить. От его запаха, терпкого, аппетитного, возбуждающего, кружилась голова. От его пьянящего вкуса на языке и губах — срывало все оставшиеся тормоза. Зной его тела сжигал живьем изнутри и снаружи. И Хантер не мог больше этого выносить. Резко отстранившись, он убрал от Лекса обе руки и на мгновение выпрямился над ним. Затем одна ладонь смяла в кулаке простыни справа от головы парня. Склонившись к его уху, Хантер сильно укусил мочку, немного потянув за кольцо серьги. Отцепив от своего торса правую руку Александра, он жестко перехватил костлявое запястье и потянул вниз, к своим штанам. Хлопковая тонкая ткань уже промокла от вязкой смазки и неприятно натирала крепкий стояк, отяжелевшие яйца крутило болезненно острым возбуждением. Невыносимо. Хантер выпустил запястье и накрыл своей пятерней тыльную сторону ладони парня, направил к резинке штанов. Сунув пальцы за ее край, он нетерпеливо, с нескрываемым мучением, но в то же время и требовательным, твердым нажимом в понизившемся голосе, хрипло прорычал в ухо Лекса: — Сделай уже с этим что-нибудь. Не могу больше терпеть.Лекс
Слова, вращающиеся в тумане сознания, автоматически записались на подкорку и повторялись, снова и снова прокручивая пластинку с самого начала. Желание обладать. Признание. Страсть, смешавшаяся с какой-то плотской яростью. Его чувства, разросшиеся жерлом вулкана, опаляли жаром преисподней и доводили до настоящих экстазных судорог. Расплавленный, не помнящий себя от нахлынувшего мучительного наслаждения Александр оторвал звенящую взлохмаченную голову от кровати и устремил плывущий, невидящий взгляд вниз, на пах Монро, перехватившего руку и засунувшего ее в свои штаны. Пальцы обожгла накалившаяся до предела и влажная от природной смазки плоть. Член другого мужчины, жаждущего совершенно безрассудно. Мужчина... На какое-то время Лекс забыл об этом, не ощущая на себе физиологического проявления его нужды. Сглотнув, парень прикрыл глаза, пытаясь осознать и принять происходящее. Сперва нерешительно прошелся подушечками пальцев по всей длине разбухшего стояка, стянутого толстыми венами. На ухо давило нетерпеливое, прерывистое дыхание. Его дыхание. Все это походило на неумелый школьный опыт; на первые сексуальные пробы между друзьями, еще не успевшими переступить порог двери во взрослую жизнь, но до дрожи желавшими хотя бы притронуться к тайне плотского слияния. Пускай и на уровне мастурбации, без участия девчонок. Подрубить порнуху, записанную на кассету одним особо ушлым одноклассником, усесться на пол перед экраном, словить волну запретного кайфа и шутливо предложить подрочить друг другу, ведь в этом нет ничего преступного и унизительного. Так оно и было — невинно, беззаботно, по-мальчишески импульсивно и даже приятно. Сейчас все по-другому. Ранее потерявшего голову от зова инстинкта Лекса кольнуло смятение. Внутри завозился страх. Блэквуд пытался вспомнить, как прошел его первый — не считая ребяческих забав — и последний опыт со знакомым геем. Александр всегда был открыт для чего-то нового, привлекательного, если это касалось постели. В один из дней, года три назад, захотелось проверить на прочность свою ориентацию, благо рядом всегда терлись заинтересованные парни. Кровь вскипятил легкий градус, яйца тянул недотрах, и под руку удачно подвернулся тот симпатичный хер, тусивший вместе с Блэквудом в одной отвязной компашке. В итоге все закончилось, толком и не начавшись: стоило пацану пристроиться между ног, четко обозначив свою позицию, Лекс дал по тормозам — настолько тактично, насколько мог. Дело даже не в том, что приятель подмял его под себя; проблема в отсутствии желания. Нет... С этим нельзя сравнивать. Опять же — с Аргусом все по-другому: нет ни того пылкого детского волнения, ни неудобства, как с тем докучливым знакомым. Приподняв веки, Александр потупился и нервно зажевал губу, на мгновение погрузившись в себя: вести борьбу со своими переживаниями очень непросто. Кажется, Монро уловил эти колебания. Он замер, не успев коснуться губами выпуклой яремной вены на изломе шеи. Блэквуд подумал, что сейчас, оскорбленный и разгневанный, мужчина отстранится. Бросит что-то сухим извинительным тоном (чистая формальность, основанная на чувстве такта), подтянет штаны, подойдет к двери и, нажав на ручку, скажет: «Завтра отвезу тебя в город». Печальный финал не менее печальной истории. Провальный конец. Занавес. Однако Блэквуд совершенно не знал своего «друга»: вместо того чтобы отстраниться, скривив губы горькой усмешкой, Эрик приподнялся, прожег своим пристальным, сканирующим взглядом, считывающим малейшие эмоциональные всполохи. И, не сказав ни слова, ревностно, с былым пламенным напором накрыл зажеванные губы поцелуем — все таким же жадным в своей голодной муке. Удивительно, сколь высок уровень эмпатии этого человека. Его поцелуй — панацея, истребляющая любые сомнения. Перехватывая верткий шероховатый язык, алчно стискивая его губами, заглатывая смешавшуюся слюну, Блэквуд вновь обрел уверенность; почувствовал, что единственно верное решение — покорно следовать за инстинктом; идти за тем, кто этот инстинкт пробудил. Пропихивая язык к небному язычку Монро и вышибая из него сиплое, рокочущее дыхание, Александр быстро, не прерывая животной сцепки губ, оттолкнулся от постели. Вынул ладонь из чужих штанов. Перенес весь свой вес вперед, напружинив мышечную сталь под возбужденно лоснящейся горячей кожей. Усилив захват боков бедрами, Лекс потянул Эрика на себя; вцепился в его натянутое жилистое горло пальцами обеих рук, полностью охватив шею; рассчитав силу, крутанулся вбок, уложив Монро на лопатки. Александр навис над ним, щекоча лицо кончиками влажных волос, и разжал сложенные замком фаланги. По стенкам рта разбежались фонические вибрации агрессивного недовольства Аргуса, что сильнее раззадоривало и пьянило одержанной победой. Строптиво прокусив нижнюю губу своего мужчины, Блэквуд подобрался, словно готовился к броску, и лихо сместил колено на пах подмятой под себя добычи. Лапы Эрика угрожающе сдавили ребра и крестец, на что Лекс враждебно рыкнул в изодранные губы, перехватив злобно блеснувший взгляд: — Не тебе здесь устанавливать правила, понял? — И тут же утопил волчье ворчание в зное губ и языка, провокационно потираясь коленом о крепкий стояк. Воздух — удушающая гуща, напоенная мускусной тяжестью заведенного мужского тела. Душно. Жарко. Грязно. Монро — воплощение мокрого сна; самая смелая, похабная, бесстыдная фантазия, непременно заканчивающаяся стояком и свинцовой болью в яйцах. Верно: все это очень похоже на сон и на проделки подкравшегося Эрота. Лекса простреливают импульсы накала, натянувшегося оголенным проводом по линии позвоночника, от холки до поясницы. В ноздрях запекся запах. Его запах. Блэквуд просяще стонет в ненасытную пасть Монро, мычит, потому что не способен издать чистый звук из-за упругого «кляпа» во рту, и на жадном вдохе отрывается, запрокинув голову. Грудь прошибают спазмы нарушенного дыхания. Мало. Александр понимает: ему всегда будет мало. Впустую потраченное время — невосполнимая утрата, но, даже если бы они не ходили вокруг да около, этого все равно, мать твою, оказалось бы мало. — Хочу, — неконтролируемая искренность, вяжущая язык патокой. Блэквуд наклоняется и упирается лбом в лоб Аргуса. Губы раскрывают частые выдохи, периодически завершающиеся краткими развязными поцелуями. Александр повторяет, взяв тон повыше: — Хочу тебя. Как же сильно, блядь, я тебя хочу. — Пауза, заполненная объемным пошлым отзвуком слившихся губ. — Хочу... — Лихорадочно заевшая мантра. Молитва. Ритуальный призыв, снимающий любые барьеры, рассеивающий все мнимые страхи. Выверенный рывок — ослабив давление колена, Лекс стянул штаны Монро, обнажив набухший пульсирующий член, сокращающийся рваной дрожью. Поставив левую руку у виска мужчины, Блэквуд сгорбился. Широко вылизал изгиб рта Эрика, сняв вкус его высохшей крови. Парень подтянул открытую правую ладонь к губам и наспех сплюнул, чтобы заменить смазку. Лекс забил на просьбу «друга» — ему самому захотелось приласкать, помочь снять напряжение, понимая, как изводит желание получить разрядку. Став на колени, Александр, пока не высохла слюна, накрыл смоченной ладонью член Монро. Он удобно лег в руку, поджаривая своей повышенной температурой. Блэквуд медленно и нежно, зная, как чувствительна тонкая кожица, огладил плоть от сочащейся головки, сняв с нее текучую смазку, до основания, растирая по стволу прозрачную слюнную жидкость и предэякулят. Эрик прикусывает губу и запрокидывает голову на приглушенном выдохе, раскидывая по простыни волосы. Рельефно подсушенные мышцы его живота дрожат, то опадая, то вздымаясь. Лобковые жилы бухнут, перегоняя кровяное напряжение. Ведомый жаждой этого скульптурного тела, Александр целует отчетливо обозначившийся кадык. Перед глазами смазываются и плывут татуировки. Хочется попробовать каждую. Лекс клеймит кожу Монро, вытягивая дорожку из поцелуев. Прочная шея. Мускулистый плечевой костяк. Выступы ключиц. Резко трепещущая широкая грудь. Пахнет вожделением. Эрик Монро хочет безжалостно, дико, и это желание разрежает воздух, суживающий сосуды и сжимающий легкие. Александра ведет — и это без капли спиртного. Рука массирует мокрый красный пик члена; подушечка указательного пальца надавливает на уздечку, щекочет ее и поднимается обратно к головке, втирая в нее смазку. Губы беспорядочно блуждают по шее, впалым щекам, прихватывают ушную мочку. Клыки цепляются за хрящ уха, оставляя метку. Аккуратно помяв фалангами поджатую увесистую мошонку, Лекс уткнулся носом в горячий висок Эрика и блудливо прильнул к нему, прижавшись своим стояком к разработанной плоти. Разгоняя спину пластичными мышечными волнами, Блэквуд ритмично толкается бедрами вперед, трением стимулируя эрекцию мужчины, разгоняя по ней бешеную кровяную пульсацию, расходящуюся судорогами, что выжимают из головки пухлые капли смазки и сильнее подкручивают яйца. Поцелуй. Рывок бедер. Томный зной, скопившийся в паху. Язык. Слюна. Много слюны. Искусанные губы липкие от влаги — и это охренеть как приятно. Его близость. Его тело. Его руки, грубо сминающие ляжки. Его член, потирающийся о напряженно краснеющую головку. Лекс тонет в омуте мании. На глотку давит эротическое удушье. Копчик зверски простреливает сексуальным импульсом. Толчки срываются на надрывный, ломаный темп, и на каждом повторяющемся линейном движении вперед-назад Блэквуд стонет; потаскушно, раскрепощенно, без тени стыда вливает в распахнутую пасть Эрика стон за стоном. Монро с хищным урчанием вгрызается клыками в нижнюю губину, обнажая десны, и гортань Лекса рвет влажное «блядь» — разгоряченное, честное, ужавшее и вобравшее в себя всю смесь непередаваемых эмоций, изложенных одним простеньким грубым словцом. Хочется жестче. Больше грязи. Больше свободы. Больше его вкуса, запаха, чувств. Извлечь его душу, растерзать и пожрать. Присвоить. Мрак пробудившегося влечения льется по венам брагой, закаляет мышцы конвульсиями экстаза. Ни сомнений, ни испуга, ни горького осадка, сцеженного через фильтр понимания всей глупости затянувшейся игры в друзей. Охваченный губительным пламенем, Блэквуд левой рукой зарывается в волосы Эрика, таким же жестким рывком откинув его голову назад, а правой захватив челюсть в тиски. Лекс нависает оголодавшим демоном, дорвавшимся до своей жертвы. В висках грохочет жажда. Жажда плоти. Большой палец давит по мужественно вырубленный подбородок Аргуса и тянет за него, заставляя открыть рот. Он и не сопротивляется: скалится, вываливает язык и смотрит бешено, как одержимый. Одержимый Александром Блэквудом. Он взирает сверху вниз высокомерно, одичало. Власть над желанным «адвокатишкой», этим расчетливым мудаком, свято верящим в то, что ему покорно все и вся, довела до кондиции. Александр перегнал скопившуюся слюну к губам, приоткрыл их и, высунув язык, спустил с его кончика кипучую струйку. Она тянется концентрацией алчного блуда, извращенным аффектом и оседает на послушно подставленном жале Монро жидким сгустком. Глаза в глаза. Под его ресницами горит колдовской пламень, набрасывающийся на первобытный огонь Блэквуда. Он накрывает рот Аргуса ладонью и дожидается желанного глотка. Лекс закусывает губу — в его горле застывает поскуливающий стон удовлетворенной суки. По ладони скользит язык. Его язык. Кожу сдавливает нажим зубов. Рука — его сильная рука — перетекает по внутренней стороне ляжки, и Лекс вспоминает о перчатках. О блядских кусках искусственной кожи, обтянувшей кисти Монро; о дряни, что не позволяет ощутить его прикосновений. Блэквуд отшатнулся как ужаленный, тут же перехватил руку Эрика и уселся на его поджарые, тугие бедра, с шлепком припечатав свои яйца к его мошонке. Пальцы плотно окольцевали костлявое запястье. Лекс знал, что Монро спокойно разложит его, если захочет. А еще он знал, что Аргус не станет этого делать. По крайней мере, не сейчас. Опасливо, точно имея дело с чем-то токсичным, Лекс притронулся к толстой коже перчатки. Вопросительно изогнул бровь, взглянув на приподнявшегося на локте Монро — отчего-то встревоженного, насторожившегося диким зверем. Блэквуд никогда не спрашивал, зачем он прячет пятерни; считал, что это не его ума дело — лезть туда, где хранится нечто интимное, не имеющее к нему никакого отношения. Раньше это его действительно не касалось. — Хочу снять их, — заявление без запинки, — хочу, чтобы меня касался ты. — Блэквуд снова подался вперед, ближе к Аргусу. Накрыл его губы мягким поцелуем. Лизнул уголок рта и щеку. Поддев плотный край перчатки ногтями, Лекс осторожно, словно приручая опасного хищника, скользнул кончиками пальцев под ненавистную материю — недалеко, всего на какой-то безобидный дюйм. Томно шепнул в приоткрытые губы Монро: — Хочу чувствовать на себе твои пальцы. Твои руки. Чтобы ты... — Александр шумно выдохнул. Он прильнул щекой к жилистому предплечью Эрика, прикрыл глаза, преданно ластясь. Язык неторопливо прошелся по кожному покрову, повторяя изломы жил, разбивающих руку на грани, на которых губы оставляли печати невидимых ожогов. Лекс подцепил зубами кромку перчатки и устремил на Аргуса пытливый взгляд. Нужно подождать. Язык, раздраженный всем тем, что хотелось сказать, чесался. Возбужденные сердечные постукивания отсчитывали секунды, записывая бит взбудораженной жизни. Разжав зубы, Блэквуд продолжил, подхватив бесстыжую, распутную ноту: — Хочу, чтобы ты снял это дерьмо и лапал меня. Лапал так, будто завтра мы оба подохнем. Ты же хочешь мне присунуть? — перейдя на голодный рык, Лекс отпустил пятерню мужчины, оперся на вытянутые руки и заведенно прошипел в его губы: — Хочешь растягивать мою узкую дырку и ловить кайф от того, как она сжимает твои пальцы?