Благородство служанки-ласточки обязывает

      — Солдаты, говорите? — Медленно повторил Джокер, его глаза не могли стать шире, чем они уже есть, когда он уставился на Сиэля, как будто он пытался найти какие-либо подтверждения, что эти слова просто шутка. Хотя он не мог найти ни одного, он все еще не хотел верить словам Сиэля. Даже если у Сиэля есть первоклассные телохранители, защищающие его поместье, он лучше всех знает своих друзей и их способности, потому что даже они могут легко расправиться с группой полицейских без каких-либо свидетелей. Вот как им удавалось так долго уходить от власти.       Увидев скептический взгляд на лице Джокера, Луэлла решила морально добить его, ее холодные глаза уставились на Джокера, отчего у него по спине пробежали мурашки.       — Поместье Фантомхайв — это тень, фантом, который существует, чтобы уничтожить печали Ее Величества, королевы. Ступите в его логово, и вы никогда не сможете вернуться к свету, — Сказала она ледяным тоном.       Мужчина с оранжевыми волосами сплюнул кровь, скопившуюся у него во рту, и сердито посмотрел на нее:       — Они сами по себе кто угодно, только не любители. С ними так легко не разделаешься, как…       — Хотя вы вольны верить в это, — Себастьян обрывает его с мрачной улыбкой, размахивая своим ножом, обагренных кровью Джокера, как будто это игрушка. — Не забывайте, что это люди, отобранные мной и Луэллой.       Ужасное, ужасное чувство наконец проникает в разум Джокера, когда он скрипит зубами от разочарования, образы его друзей, улыбающихся ему с такой любовью, заполняют его разум, и все, что он мог сделать, это горячо молиться, чтобы его друзья выжили. Все же, несмотря на то, что глубоко в его сердце эта маленькая недоверчивая часть его знает правду лучше, чем кто-либо другой. Несмотря на это, он все еще не мог не цепляться за эту маленькую слабеющую надежду, в конце концов, это было то, что поддерживало его жизнь все эти жестокие годы.       «Пожалуйста, выживите, я прошу вас…», — думал Джокер, его тело сотрясали приглушенные рыдания и слезы. — «Я хочу, чтобы вы остались живы…»       — Мы… — оранжевоволосый мужчина сделал паузу, сморщившись от очередной волны боли, захлестнувшей его тело, и опустил взгляд на пол. — Что еще мы могли сделать? Как Том, сын волынщика из детского стишка… Мы могли сделать только одно… «играть только одну мелодию»… Но если бы… Если бы мы родились в другой стране, а не в одной… Если бы я… Если бы мое тело не было таким… До этого бы не дошло…!       — Не плачь так позорно. — Джокер испустил небольшой вздох, услышав холодный тон Сиэля, его лицо было обращено к нему, и он пробормотал: — Твои слезы ничего не изменят. Мир никогда не был добр к нам. Миру плевать на твои слезы.       — Смайл… — Джокер слабо вздохнул.       — Я — Сиэль Фантомхайв. Это мое единственное имя. — Сиэль холодно заметил, повернувшись лицом к Джокеру, и, несмотря на то, что в подвале было довольно тепло, Джокеру показалось, что вместо него наступила самая холодная зима.       Луэлла внезапно оживилась, когда ее холодный, сузившийся взгляд был быстро перенаправлен на дверь над ними:       — Кто-то идет.       Как раз в тот момент, когда она это сказала, Сиэль и Себастьян обернулись, чтобы увидеть, как дверь медленно и драматично открывается, открывая некоего человека, которого они совсем не ожидали увидеть.       — Прошу прощения за то, что заставил вас ждать! — объявил мужчина, широко и криво ухмыляясь, пока не моргнул от удивления, заметив трех дополнительных гостей, о которых он и не подозревал.       — О? Вы… — Доктор с любопытством наклоняет голову в сторону, его глаза блестят от удовольствия. — Блэк, Смайл и Пикси. Теперь я вижу…       — Доктор… — шипела Луэлла, глядя на него. — Подумать только, вы тоже участвовали в этом…       — Значит, то, что говорил Джокер, правдой? — И тут, к полному удивлению Джокера, Доктор встает со своего кресла-каталки и небрежно спускается по лестнице, размахивая руками, чтобы обвести жестом всю комнату, полностью игнорируя ошарашенный взгляд Джокера. — Легендарный цепной пес Королевы, еще более опасный, чем Скотланд-Ярд, потому что деньги его не держат.       — Доктор, ваши ноги… — Джокер медленно замолчал, с недоверием глядя на Доктора. — Вы можете ходить…       — Мои ноги? Ах, да, мои ноги, по правде говоря, в полном порядке, — Доктор забавно хихикает над Джокером, похлопывая его по бедрам. — Дети вроде тебя менее подозрительны к таким людям, поэтому я просто всегда сидел, — И тут он, наконец, замечает едва пришедшего в сознание Кельвина, лежащего у ног Сиэля, и потрясенно произносит: — Барон Кельвин?!       Луэлла тут же защитно вытянула руку перед Сиэлем, холодные серебристо-голубые глаза сузились, следя за каждым движением Доктора, и он быстро бросился к Кельвину, осматривая его раны, а затем вздохнул, как будто был разочарован сложившейся ситуацией.       — Теперь я ему не помогу. Как ты мог! И после того, как я наконец-то встретил покровителя, поддерживающие мои ценности…       Себастьян сузил глаза, глядя на Доктора:       — Ваши ценности?       — Да. — ответил доктор, глядя на Себастьяна, и спокойно посмотрел на свои пальцы, влажные от крови, прежде чем вытереть их о костюм Кельвина. — С давних пор я постоянно разрабатывал и экспериментировал, чтобы суметь создать идеальный протез. И в результате моих исследований мне удалось создать самый лучший материал из всех возможных! Более легкий и прочный, чем дерево, и при этом обладающий нечеловеческой красотой, свойственной керамике… Я пришел, чтобы создать то, чего еще никто не создавал. Но собрать для этого сырье — дело непростое.       — Действительно, протезы вашего изготовления на ощупь были очаровательно шелковистыми… — заметил дворецкий, задумчиво подперев подбородок рукой, — почти как посуда из костяного фарфора…       При этих словах глаза Луэллы слегка расширились:       — Костяной фарфор? Но эта посуда была сделана из пепла животных. — Она сжала губы в тонкую линию, внезапно почувствовав неприятное ощущение, когда ее взгляд медленно переместился на протез руки Джокера. Действительно, странно, насколько гладкими на ощупь были его протезы, и выглядели они так реалистично, что она без труда поверила в то, что они были сделаны из настоящих человеческих костей…       Она остановилась на этой мысли, ее глаза медленно расширяются от осознания, которое отвращает ее до глубины души, и она трясущейся рукой прикрывает дрожащие губы:       — Не говорите мне… — Ей казалось, что ее вот-вот стошнит, чем дольше она смотрит на протезы рук Джокера, но ей все же удалось сохранить походку спокойной, и она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.       «До чего же они отвратительны!»       — Так ты понимаешь всю прелесть моего творения, Блэк?! — Доктор одарил Себастьяна по-детски радостной улыбкой, как будто наконец-то нашел человека, который ценит его искусство. — Но на самом деле ты все еще немного не понял, что я имел ввиду. Если вы не возражаете, я был бы признателен, если бы вы не смешивали мое творение с костяным фарфором, который изготавливается из костей коров и другого домашнего скота.       — Ах, да. Вы ведь упоминали, что используете специальные материалы, не так ли? — напомнил Себастьян.       — Да, именно так. И получить их я могу только здесь.       Ужасная дрожь пробежала по позвоночнику Сиэля в тот момент, когда он наконец понял, что имел в виду доктор, его зрачки расширились, а по коже поползли мурашки:       — Нет…       — Таким образом, мне не придется беспокоиться об их утилизации. Разве это не лучшая утилизация, которую ты можешь придумать?       Доктор с невинной, как у ребенка, улыбкой прислонился к клетке, в которой держали детей с глазами, безжизненными, как у трупа, но даже в трупах сохранялась какая-то жизнь. В случае с этими детьми Луэлла видит только тела, которые находились в состоянии овощей.       Он говорит об этих детях так, словно они просто инструменты для оттачивания его мастерства, и от этого у нее начинает болеть живот.       — Нет… Нет…! — Джокер бледнеет от ужаса, когда понимает, что Доктор перерабатывает трупы детей, используя их кости для изготовления протезов, которыми пользовались Джокер и другие. Тошнота подкатывает к горлу, и его рвет на пол прямо на глазах у всех. — Мы носили такие штуки… Все это время… — Он яростно закашлялся, его горло горело от остатков желудочной кислоты.       — Ну вот, опять. Не надо их так отвергать, — Доктор вздохнул, посмотрев на Джокера, как смотрел на королеву драмы, прежде чем силой вытащить из клетки ребенка с, очевидно, промытыми мозгами. — Когда истина остается в тени, все хвалят их, называют великолепным. Но барон был другим. Он был прекрасным покровителем, которого очень вдохновляло стремление к красоте. Он предоставил мне огромное количество материалов и бесконечное финансирование. Согласитесь, что лучшие материалы — это залог создания лучших работ? Ни один успех не приходит без жертв, но глупцы в обществе… Какие забавные однако: значит кости коровы приемлемы, а человеческие кости — нет?       Сердце Сиэля учащенно забилось, когда Доктор заговорил о том, что никто не ценит его шедевры, как будто все сошли с ума, а он один остался в здравом уме, и он небрежно потащил девочку к столу в центре комнаты.       — Это другое дело! — Луэлла наконец взорвалась от гнева, оскалив зубы, как разъяренная пантера, готовая вырваться из клетки. Она сжала кулаки так сильно, что на светлой коже остались красные полумесяцы. Она просто не могла понять ход мыслей этого безумца. Как он, с его профессией и всеми его знаниями и умениями, мог думать, что это нормально — убивать невинных детей и собирать их кости, как будто они для него простой скот?       — Ты безумен!       — Ненормальный? Я? — Глаза доктора внезапно потемнели от раздражения, и он прекратил свои действия с девочкой, лежащей на столе, а его губы скривились в неодобрительной гримасе. — Кто-то может назвать меня чудовищем и все такое, но я не сумасшедший!       — Нет, ты безумен! За что ты вообще берешь человеческие жизни?! Ты похитил этих детей из их домов, где их родители все еще ждут их, молясь, чтобы они вернулись в их объятия живыми и невредимыми! Но посмотрите, что вы сделали с этими детьми! — Луэлла указала жестом на детей с промытыми мозгами, которые были заперты в клетках бог знает сколько времени. Даже если у них будет возможность сбежать, они станут просто марионетками, с ними будут делать все, что им заблагорассудится, и им будет просто все равно, они будут слишком усталыми и сломленными, чтобы сопротивляться.       Луэлла никогда не была сторонницей детской крови. Ей казалось, что это неправильно. Ей казалось, что дети должны были оставаться невинными и свободными от ужасов этого жестокого мира, а не становиться его частью.       — Ты безумец! Хуже чудовища!       — Чудовище? Я? Чудовище?! Я дал этим детям цель! — Словно что-то внутри него оборвалось, Доктор разразился безумным смехом, его глаза были широко раскрыты, в них читались следы безумия. Его лицо исказилось, и он действительно стал похож на сумасшедшего. — Люди не протестовали против того, что животных выбрасывают, когда они больше не нужны. А значит, если речь идет о людях, то я здесь чудовище? Вы, люди, когда-нибудь слушали крики о пощаде, которые издавали коровы и свиньи, которых вы забивали?! — К ужасу Луэллы, он медленно поднимает кинжал над головой ребенка, готовый вонзить его в ее сердце.       — Кто это придумал?!       — Хватит! — Луэлла не успела ничего сделать, чтобы остановить его, но опоздала. Кровь залила весь стол, когда доктор бессердечно вонзил нож в сердце маленькой девочки. Она не кричала, не взывала к родителям в надежде, что они смогут спасти ее в последний момент, ей было все равно, замедлилось ли ее быстро бьющееся сердце, ведь все следы жизни в ее глазах исчезли в ту секунду, когда ее притащили в это богом забытое место.       Сиэль уставился в глаза безжизненного ребенка, и по всему его телу пробежала жуткая дрожь, а в горле раздался истошный крик. Его мысли, всегда такие острые и упрямые, ослабли, как только он увидел глаза маленькой девочки. Болезненные воспоминания, которые, как он думал, были похоронены в самой глубине его сознания, внезапно всплыли, наложившись на то, что только что произошло на его глазах. Он закрыл глаза и зажмурился так крепко, как только мог. Но это было ошибкой, и теперь он видел только себя, изуродованного руками сумасшедших людей.       Эти мучительные воспоминания были похожи на книги с главами, глубокие и ужасные, и он просто не мог оставить их на полке, чтобы они пылились, потому что рано или поздно, ему придется столкнуться с ними, если он хочет отомстить тем, кто его унизил.       Душераздирающий крик внезапно разнесся по всему подвалу, и Сиэль не сразу понял, что крик исходит из его собственного рта. Крик был первобытным. В нем ощущалась грубая сила, которая говорила о срочности, об отчаянной необходимости. Стресс, вызванный травмирующим его прошлым, подобно яростному вихрю вырвался из его тела и ослепил его глаза. Заглушает слух. Делает мир бессодержательным.       Он едва расслышал знакомый голос, судорожно выкрикивающий его имя, потому что все, что он мог услышать, был его собственный крик страха, который говорил о боли внутри, о безнадежности. Рука тут же метнулась ко рту; он поперхнулся, закрыл глаза, согнулся, и густая жидкость наполнила рот, выплеснулась наружу, покрывая пятна крови. Резкий затхлый запах наполнил воздух.       «Помогите… Помогите…! Кто-нибудь…»       За все время страданий, когда он оказался в объятиях тех безумцев, ценивших его лишь как драгоценный камень, отшлифованный до блеска, он плакал, молился и просил о помощи. Но никто не пришел. Никто не пришел, чтобы спасти его от гибели. Он попытался протянуть руку к этим монстрам в надежде, что в них осталась хоть какая-то мораль, но… ничего не получил.       «Кто-нибудь…!»       Он вспомнил то чувство, когда ему хотелось умереть, когда он хотел, чтобы его страдания прекратились. Постоянные пытки, и все, что он мог сделать, это терпеть боль и унижение. Не имея возможности больше увидеть светлый день, он бесполезно надеялся, что хоть кто-то сможет спасти его из этого ада.       Но все было тщетно, судьба была слишком жестока к такому ребенку, как он, и из-за этого в тот день он потерял смысл жизни.       — Молодой господин! — Этот голос, полный заботы и тепла, наконец-то вернул Сиэля к реальности: он оказался в объятиях человека, такого любящего и заботливого, такого непохожего на того, кто убивает без колебаний.       — Успокойтесь, молодой мастер… — прошептала Луэлла, крепко обнимая Сиэля в надежде подавить его яростную дрожь. Она понимала, понимала, сколько боли и страданий пришлось пережить Сиэлю в юности, и от этого у него болело сердце. Она была, пожалуй, единственной в этом мире, кто мог понять, через что пришлось пройти Сиэлю, ведь она сама пострадала от рук человека, который назывался ее отцом.       Пусть Сиэль и граф, но прежде всего он ребенок. Ребенок не должен был страдать от столь жестоких и бесчеловечных поступков, но она ничего не могла сделать, кроме как раскачивать Сиэля взад-вперед, шепча ему на ухо утешительные слова. Она чувствовала, как он крепко вцепился в ее платье, словно от этого зависела его жизнь, а другая его рука, измазанная желчью, протянутая к ней, вдруг была взята в ее ладонь.       Почувствовав, что его затрудненное дыхание замедлилось, Луэлла осторожно поднесла его руку к своей груди, чтобы вытереть желчь платьем, прежде чем попытаться отстраниться, но железная хватка, которой он вцепился в ее платье, не позволила ей сделать это. Поэтому она позволила ему прижаться к себе, как ребенку, отчаянно желающему получить утешение от матери, и легко подняла его на руки, почувствовав, как его голова зарывается в ее шею.       Иногда она задумывалась о том, сколько боли он перенес в прошлом, какими способами она может избавиться от его страхов. Но сейчас не время думать о таких вещах, ведь у них есть работа, которую нужно закончить.       — Вы хорошо себя чувствуете, молодой господин? — негромко спросила Луэлла, и ей стало немного легче, когда она почувствовала, как голова Сиэля кивнула ей на шею.       — Молодой господин. Чего вам бояться? — служанка уже не удивилась, когда рядом с ней внезапно появился Себастьян. Его улыбка была такой же манящей, как всегда, когда он держал руку Сиэля в своей, осторожно вытирая остатки желчи с его губ. — Теперь вы не в клетке, милорд. Так что… — Он бросил многозначительный взгляд на Луэллу, которая тут же поняла его, закрыв глаза, и Себастьян медленно снял повязку с правого глаза Сиэля, обнажив печать контакта, на его глазу.       — Прикажите, господин… — Голос Себастьяна, низкий и соблазнительный, достиг ушей Сиэля, когда он задыхался и хрипел, пытаясь перевести дыхание.       — Себа… — Ухмылка на губах Себастьяна становится все шире, когда Сиэль произносит его имя, как будто ему очень больно. А его хватка на платье Луэллы усиливается до такой степени, что служанка морщится от боли, прежде чем он наконец успокаивается, и его ноздри раздуваются.       — Убей их всех!              В следующую секунду, прежде чем Луэлла успела открыть глаза, раздался резкий, тошнотворный звук удара ножом по плоти, и в нос ударил запах свежей крови. Она медленно открыла глаза, и хотя мертвые тела больше не волновали ее, она все еще немного нервничала при виде руки Себастьяна, пронзившей грудь доктора.       Несмотря на то, что она постепенно смирилась с истинной сущностью Себастьяна, ее все еще тревожило, что этот человек, такой идеальный и человечный в глазах окружающих, на самом деле был демоном из ада.       — Думаю, тебе стоит закрыть глаза, Луэлла. — Слова Себастьяна вернули Луэллу к действительности: она по-совиному моргнула и покачала головой. Он многозначительно улыбнулся ей: — Странная кошечка.       Затем он подошел к Кельвину, который в этот момент едва дышал, медленно и уверенно, как хищник, готовый наброситься на свою жертву, и наконец сокрушительным ударом ноги размозжил голову барона.       Луэлла ни разу не отвела взгляд от этого жуткого зрелища, изо всех сил стараясь не обращать внимания на бурчание в животе, ибо знала, что, работая в доме Фантомхайва, это зрелище будет для нее ежедневным до самой смерти.       — Готово. — Себастьян сообщил Луэлле и Сиэлю, подойдя к ним.       От мрачного тона, сорвавшегося с языка Сиэля, по коже побежали мурашки.       — Сожги здесь все. — буквально выплюнул он.       — Сжечь? — дворецкий удивленно посмотрел на мальчика.       — Да.       — Но, молодой господин, судя по приказу Ее Величества, эта миссия заключается в поиске преступников и спасении детей, не так ли? Преступники уже…       — Заткнись! — Сиэль внезапно вскидывает руки и вцепляется в лицо Себастьяна, заставляя его смотреть прямо в свои глаза, пылающие ненавистью и гневом. — Не оставь ни следа! Преврати это место в пепел! Или ты забыл о своих обязанностях! Это приказ!       К тому времени, как Сиэль закончил, он уже почти задыхался, совершенно не обращая внимания на недоуменные взгляды, бросаемые слугами. Луэлла и Себастьян обменялись шокированными взглядами, после чего дворецкий с пораженным вздохом отвел взгляд.       — Держись за меня крепче, Луэлла. — Не дав служанке возможности ответить, она удивленно вскрикнула, когда Себастьян легко, словно они ничего не весили, подхватил Луэллу и Сиэля одной рукой, зажав край перчатки левой руки между зубами и сдернув ее.       — На этот раз закрой глаза. Ради меня, пожалуйста. — Заглянув в прекрасные красные глаза Себастьяна и не в силах оторвать взгляд от такого зрелища, Луэлла кивает ему, словно загипнотизированная его обаянием, а затем закрывает глаза, зарываясь лицом в его плечо.       Засмеявшись от такого очаровательного зрелища, Себастьян с серьезным выражением лица подошел к ближайшему канделябру и протянул к нему руку, не заботясь о том, что его руку обожжет крошечное пламя.       Словно искра, готовая взорваться, пламя поднялось так высоко, что почти достигло потолка, и жуткое свирепое оранжевое чудовище с легкостью заполнило всю комнату.       И точно так же огонь поглотил все в этом особняке.