***
Луэлла, Себастьян и Сиэль приехали на вокзале, оживленном и крайне шумном; в воздухе витали звуки задорной скрипки, болтали воссоединившиеся друзья, дети пытались заработать на жизнь, продавая цветы и фрукты людям, которые даже глазом на них не моргнули. У входа в вагоны поезда проверяли их билеты, и перед самой посадкой в поезд их остановил тоненький слабый голосок. — Хорошая леди, — Горничная остановилась как вкопанная, когда почувствовала, как кто-то легонько дернул ее за юбку, заставив посмотреть вниз и увидеть маленькую девочку, перепачканную засохшей грязью и черной сажей, которая смотрела на нее щенячьими глазами, протягивая ей свежесобранные апельсины. — Не хотите ли апельсинов? Они стоят по пенни каждый. «Бедная девочка …» — Луэлла не могла не пожалеть девочку. Она напомнила ей себя, когда она была маленькой, беспомощной и без какой-либо защиты со стороны взрослых, вынужденной бродить по холодным улицам, чтобы продать свои самодельные изделия. Она собиралась купить апельсин, но быстро остановила себя, бросив быстрый взгляд в сторону Сиэля, как будто спрашивала его разрешения. Сиэль поймал ее взгляд и вздохнул, пренебрежительно махнув на нее рукой. — Купи что-нибудь. Лицо девочки просветлело: — Большое вам спасибо! — Луэлла заплатила за апельсины, и маленькая девочка одарила ее самой яркой, как солнце, улыбкой. — Пусть Господь благословит ваше путешествие! — Спасибо тебе, — Луэлла задумчиво улыбается, берет апельсины из протянутых рук и садится в поезд, где ее ждут Себастьян и Сиэль. Девушка пересчитала монетки, которые дала ей Луэлла, и громко ахнула, в ее голубых глазах вспыхнули беспокойство и паника. — Подождите, добрая леди! Вы дали мне слишком много пенни! — Когда девушка собиралась побежать за Луэллой, но она остановила себя, когда горничная внезапно обернулась, подмигнув ей и что-то произнеся одними губами. Девочка стояла ошарашенная, слезы навернулись у нее на глазах, когда она почувствовала, как ее грудь согрелась от невысказанных слов Луэллы, крепко прижимая пенни к груди, как будто это ее драгоценное сокровище. — Луэлла, если молодой господин узнает, он будет не слишком доволен. — Слова Себастьяна вывели Луэллу из оцепенения, и она пренебрежительно махнула рукой. — Все в порядке. Деньги в любом случае поступают из моей собственной зарплаты. — Небрежно заметила Луэлла, вызвав у дворецкого тихий смешок. — Ты права. Это твои деньги. — горничная подняла бровь, услышав слова Себастьяна, но решила не обращать на это внимания, найдя их места в салоне первого класса. Будучи джентльменом, Себастьян предложил ей сесть первой, в то время как Сиэль села напротив нее, а дворецкий разместил их багаж в отделении над их головами. Когда поезд тронулся к месту назначения, Луэлла начинает чистить апельсин маленьким ножом и открывает рот, чтобы сказать: — Я искренне сожалею о причиненных неудобствах, молодой господин. Поскольку мы не планировали ехать в поезде, я не смогла достать билеты третьего класса для Себастьяна и для себя. Приношу извинения за то, что сопровождаем вас в первом классе. Сиэль, который прислонился к окну, его взгляд зациклен на проплывающем пейзаже, наконец, поворачивается к ней: — Я не особо возражаю. Затем на них опустилась тишина, ни одному из них нечего сказать, чтобы разрядить довольно напряженную атмосферу, кроме звука гудка поезда, время от времени оглашающего воздух, прежде чем Луэлла протянула Сиэлю кусочек нарезанного апельсина, мягко намекая его открыть рот. Единственный глаз Сиэля расширился, когда он покраснел, почти ругая ее за попытку избаловать его, как будто он был ребенком. Он избегал смотреть на Луэллу и Себастьяна, просто зная, что его чертов дворецкий ухмыляется ему. Через некоторое время его взволнованный взгляд, наконец, встретился с Луэллой, прежде чем он вздохнул, а затем нежно взял ее за запястье, прежде чем взять нарезанный апельсин с тихим «спасибо». — Ты действительно нянчишься с ним. — Себастьян жеманно улыбнулся. Луэлла только улыбнулась и предложила ему один нарезанный апельсин. Дворецкий взглянул на протянутый ему нарезанный апельсин, а затем с удивлением посмотрел на Луэллу, прежде чем открыть для нее рот. Горничная слегка усмехнулась, когда кормила его, и посмотрела на Сиэля, когда он сердито посмотрел на нее, раздраженный этим зрелищем. — Могу я задать вам вопрос? — Себастьян заговорил после того, как проглотил свою еду, с любопытством глядя на Сиэля. Сиэль пристально смотрит на дворецкого. — Почему вы едем в работный дом, где они выросли? — Этот вопрос, безусловно, застал Сиэля и Луэллу врасплох, когда над ними повисло тяжелое молчание, хотя оно и длилось короткое мгновение. Горничная тоже задавалась этим вопросом, но у нее не хватало смелости спросить об этом Сиэля так же смело, как Себастьян. — Их покровителя больше нет, поэтому работный дом не может продолжать функционировать. Теперь им нужен новый покровитель. Кто-то вроде графа Бертона, который не гнушается делать пожертвования на благотворительность, был бы идеальным. — Пренебрежительно объяснил Сиэль. — Вы … — Луэлла на мгновение замолчала, правильно подбирая нужные слова, и бросила быстрый взгляд на своего хозяина. — … жалеете их, молодой господин? Сиэль усмехнулся: — Устранение последствий также входит в мои обязанности. Обществу нет необходимости платить за эгоизм преступного мира. — Тогда что с этими детьми? — Себастьян наконец задал вопрос, который Луэлла слишком боялась задать этот вопрос, хотя часть ее просто отказывается это признавать. Если бы они передали работный дом другому барону, никто не знает, что бы он сделал с теми детьми, которых Джокер и остальные участники первого состава так усердно защищали. Насколько она знает, новый покровитель мог бы запросто вышвырнуть их обратно на улицу. — Я видел таких детей раньше, многих из них. — Наконец Сиэль ответил, отправляя в рот еще одну дольку апельсин. — Как только они становятся такими, их уже не вернуть. — И в таком случае, им лучше умереть? — Заявление Себастьяна заставляет сердце Луэллы упасть, хотя она не показывает этого на лице. Дворецкий усмехнулся. — Как это высокомерно с вашей стороны. — Есть ли на самом деле хоть один человек, который не высокомерен? — Сиэль возразил с ухмылкой. — Ну, мне еще предстоит встретиться с одним, но … — Слабому человеку… даже не ребенку, как вы думаете, сколько сил нужно собрать, чтобы выйти из этой ситуации? — Луэлла нахмурила брови, услышав это, в то время как Сиэль продолжает говорить, слизывая апельсиновый сок с кончиков пальцев. — Я сам смог выздороветь только потому, что тогда мне посчастливилось призвать существо, подобное Себастьяну… Но единственным дьяволом в поместье Кельвина — был он сам. Однако я действительно высокомерен… Но все же не настолько высокомерен, чтобы безответственно хвастаться, что могу спасти кого угодно. Дворецкий промурлыкал: — Вот как …? После этого троица почти час просидела в тишине, каждый со своими мыслями. Через несколько остановок они, наконец, встали и пробрались сквозь толпу людей к двери, когда поезд замедлил ход в мирной сельской местности. Стоя на вокзале, взгляд Луэллы был прикован к горизонту. В этом зеленом просторе больше оттенков, чем кто-либо когда-либо называл, но здесь они доступны любому глазу. Земля движется, как и всегда, как будто она чувствует, что время и пространство — это одно целое, что она движется сквозь века вплоть до горизонта. Над ним проложена тропинка, которая разветвляется по открытому ландшафту, и когда они начинают идти, у горничной не может не возникнуть плохого предчувствия того, что должно произойти. — Извините, сэр! — Голос Себастьяна вернул Луэллу к реальности, когда она повернула голову и увидела дворецкого, приближающегося к фермеру, который загружает бутылки с молоком в свой фургон. — Вы знаете, где находится работный дом Ренборна? Фермер вопросительно поднял бровь, глядя на них: — Работный дом Ренборна? — он повторил в замешательстве. — Не могли бы вы отвести нас туда? — Спросил Себастьян. — Мне по пути, так что я не возражаю, но что такому аристократу, как вы, нужно в таком месте? — Нам нужно уладить там кое-какие дела, — дворецкий сует немного денег в руки фермера, глаза которого на мгновение расширились от удивления, прежде чем он быстро оглядывается по сторонам, как будто боится, что кто-нибудь заметит этот небольшой обмен, прежде чем спокойно положи деньги в карман. Он молча указал головой на повозку, Луэлла хватает Сиэля за талию и усаживает его на край повозки. — И ты садись, — Луэлла не успела даже отреагировать, когда вскрикнула от удивления: чьи-то крепкие руки внезапно оторвали ее от земли на мгновение и спустя секунду она была посажена на повозку рядом с Сиэлем, недоуменно моргая при виде ухмыляющегося дворецкого. — Не смотри на меня так и наслаждайся поездкой, Луэлла. У меня такое чувство, что это будет долгая поездка. — Тогда… — Когда Луэлла собиралась осесть в сторону, чтобы Себастьян мог сесть, дворецкий поднял руку, останавливая ее от этого. — Все в порядке, Луэлла. Я могу пройти пешком. — дворецкий успокоил ее. Видя, что никакие ее слова не заставят Себастьяна передумать, Луэлла вздохнула, обменявшись взглядами с Сиэлем, прежде чем они проделали остаток пути до работного дома Ренборн. В быстром темпе они, наконец, достигли места назначения в кратчайшие сроки, но все, что они видят, это зеленые холмы, поднимающиеся с неба, как будто посылая воздушные поцелуи небу. Фермер поворачивается к троице и указывает пальцем в определенном направлении: — Я уверен, что работный дом вон за тем холмом. — Спасибо за помощь. — Луэлла заплатила еще несколько пенни за поездку, на что фермер в знак благодарности склоняет голову, прежде чем троица поднимается на холм, тропинка поднимается навстречу их подошвам, а ясное небо одновременно притягивало взор, и одновременно ослепляло. Несмотря на это, красивый пейзаж не смог избавить Луэллу от зловещего предчувствия. Им не потребовалось слишком много времени, чтобы добраться до вершины холма, однако, как только они прибыли, то, что они увидели, потрясло каждого из них. Все, что они увидели, были руины на месте работного дома. Некоторые разрушения были вызваны факторами окружающей среды. Но разрушенное здание скорее всего было просто заброшено и забыто. Все руины были мрачными. Несмотря на яркий солнечный свет, все равно выглядело очень мрачно. — Это… это… работный дом? — голос Луэллы дрогнул. — Похоже, что барон Кельвин лгал. — Себастьян окидывает взглядом руины, прежде чем сжать губы в тонкую линию. — Это место выглядит таким обветшалым, что, скорее всего, оно было необитаемым довольно долгое время… Судя по тому, как говорил Доктор, возможно, дети здесь тоже были… Себастьяну не пришлось заканчивать предложение, поскольку Луэлла почувствовала, как ее сердце сжалось самым болезненным образом. Сироты, которые воспитывались в этом работном доме, вероятно, уже убиты доктором, а их кости использовались для изготовления протезов. От одной мысли об этом у нее начинает подташнивать в животе. «Как люди могли совершать такие жестокие поступки?» — часто задавалась она вопросом. В конце концов, люди есть люди. Решение о том, что неправильно, а что правильно, зависит исключительно от обстоятельств для этих людей. По сути, они такие же животные, только немного умнее. Все их действия основаны на личных интересах, способности находить оправдания для совершения жестоких и непоправимых поступков. Это прискорбная черта, которой в той или иной степени обладают все люди. И она не исключение. Сиэль сделал несколько шагов вперед, чтобы рассмотреть поближе. Он пошатнулся, и его рука сильнее сжала трость. Пульс на тыльной стороне его руки учащенно бился, и из-за смены эмоций, когда он увидел сцену, его тело неудержимо затряслось. — Пожалуйста, не убивайте его! Каким бы он ни был, мы все еще обязаны ему нашими жизнями! — Джокер отчаянно умолял, его глаза наполнились слезами боли, когда он схватился за культю, где раньше была его левая рука, его кровь хлынула между пальцами и просочилась под ладонь. — Нас, брошенных нашими родителями, этой нацией — Он спас нас от голодной смерти, который преследовал нас изо дня в день! У нас много младших братьев и сестер, которые все еще в работном доме. Они не смогут прийти, если он не придет в себя… — Итак… — Джокер замер, когда встретился взглядом с потемневшими глазами Луэллы, пристально смотревшей на него сверху вниз. — Так вот почему ты похитил детей? Ты был готов пожертвовать невинностью этих детей, только чтобы спасти свою шкуру? — Она нажимает кнопку на своей ладони, и из ее рукава выскакивает блестящий нож, направленный в лицо Джокера. — Твой «Отец» — не более чем пустая оболочка с одним извращенным желанием, который воспользовался тобой и твоей «семьей» ради обещания, которое не что иное, как наполнено ложью! И вы все еще хотите защитить этого отвратительного злодея? Если мы сообщим об этом в Скотленд-Ярд, ваш «Отец» может использовать вас и вашу «семью» как рычаг для собственного побега, и ваши жизни будут разрушены навсегда! Тебя это устраивает, Джокер?! Джокер мгновение смотрит на лицо Луэллы, прежде чем, наконец, опустил взгляд, признавая поражение: — Да. Ты все правильно поняла. — От него не ускользнуло, как дрогнул кинжал Луэллы при его словах, когда он продолжил. — Для тех, кто родился таким, как мы, Великобритания — не что иное, как ад. У нас не было денег, чтобы купить хлеб, или навыков, чтобы защитить друг друга. У нас ничего не было. Но Отец спас нас с мусорной кучи и дал нам конечности, которые могли бы защитить тех, кто нам дорог. Вот почему мы решили продолжать жить, даже если нас ждал другой ад с распростертыми объятиями. Я знал, что мы были неправы с самого начала, но я… Сиэль сильно потрясен, осознав, что все, что делали Джокер и остальные, было напрасно, поскольку работный дом и сироты, за защиту которых они отчаянно боролись, давно были уничтожены. Помимо удивления, в нем чувствовался оттенок глубокой печали. Глядя на то, что осталось от работного дома, Сиэль задавался вопросом, как отреагировали бы Джокер и остальные, если бы узнали об этом. — Никогда… не прощу тебя …! Тебе это с рук не сойдет! «Как забавно, » — подумал он. Сиэль наконец не выдержал. Не в силах сдержаться, его смех сорвался с губ, постепенно усиливаясь, но он заметил, что Луэлла и Себастьян смотрят на него расширенными глазами. Луэлла даже почувствовала себя неловко, когда повернулась к мальчику, в ее серебристо-голубых глазах читались беспокойство и неуверенность. — Молодой господин? Что случилось? — спросила горничная. Мальчик расхохотался, его громкий смех разнесся по воздуху. — Ничего не осталось! То, что они пытались защитить, было разрушено ужы давно! Даже не зная об этом, они все еще были в таком отчаянии… и все они погибли напрасно! Сиэль ухмыльнулся, крепко схватившись за грудь, что привело Луэллу в еще большее замешательство, чем раньше. — Глумился над отчаянными желаниями людей и топтать их, как насекомых. Как нечестно… И жестоко… И уродливо. Это дьявольски низко. даже для самих демонов! Разве это не так? Я такой же! — Затем он повернулся к Луэлле и Себастьяну лицом. — Я тоже набит под завязку той же отвратительной начинкой, что и они. Вот кто мы, люди! Вот на что похожи люди, Себастьян! Себастьян смотрит на него широко раскрытыми глазами, прежде чем, наконец, закрывает глаза, ухмыляясь: — Да, вы правы, милорд. Вы отличаешься от демонов тем, что обладаешь подлостью и безграничной злобой… И вы постоянно лжете. Внезапно поднялся ветер, в результате чего лента с шляпы Сиэля слетела. Луэлла протягивает руку, но не успевает схватить ее, прежде чем ленту уносит ветром. — Ты отчаянно сопротивляешься, по пути сбивая с ног других… Ты грабишь, и тебя грабят в ответ, все время находя оправдания своих подлых действий… И все же ты по-прежнему стремишься туда, за холмы. Когда Луэлла собиралась спуститься с холма, чтобы направиться к цветочному магазину, на который они случайно наткнулись по пути в этот работный дом, она остановилась на полпути, когда ей в лицо неожиданно сунули букет белых роз. Она в замешательстве смотрит на розы, затем на того, кто их держал. — Себастьян? — упомянутый дворецкий лишь усмехнулся, когда Луэлла осторожно взяла букет белых роз из его протянутой руки и поднесла его к носу, чтобы вдохнуть аромат его духов. — С каких это пор ты… — Я слишком хорошо тебя знаю, Луэлла, и я знаю, как ты любишь цветы. — Себастьян одаривает ее дразнящей ухмылкой. — Я сразу понял это, когда ты осмотрела цветочный магазин, на который мы наткнулись. — дворецкий на мгновение умолк. — Ты им сочувствуешь, Луэлла? — Я не… — Резкий ответ Луэллы, безусловно, застает Себастьяна врасплох, когда она идет ко входу в работный дом и кладет букет белых роз у разрушенных ворот. — Я не сочувствую тому, что они сделали с похищенными детьми, но я была бы лицемером, если бы сказала это Джокеру. Потому что, если бы это была я, я бы, вероятно, пожертвовала многим, чтобы защитить молодого хозяина, несмотря ни на что. Так что, в некотором смысле, мы по-своему похожи. Я просто делаю это из уважения к их усилиям, вот и все. — Вот как? — Себастьян с удивлением наблюдает за Луэллой, чье лицо остается бесстрастным, когда она опускается на колени, ее пальцы осторожно перебирают лепестки, обращаясь с ними так, словно они сделаны из хрупкого стекла. Когда Луэлла поднялась со своего места, ее глаза встретились с Себастьяном, дворецкий был ошеломлен тем, насколько беззащитно она выглядела в этот момент. Она сейчас так отличается от себя обычной бесстрастной или она строго отчитывала хаотичную троицу за их неуклюжие ошибки. — Спасибо. — Горничная, наконец, заговорила после минутного молчания. — Ты не обязан покупать цветы для меня, ты же знаешь. — Ну, в конце концов, я заплатил за цветы из своей зарплаты. — Себастьян усмехнулся. — Это мои собственные деньги, так что я могу делать с ними все, что захочу. Кроме того, я сам этого хотел, так что не беспокойся об этом. — Я вижу… — Когда солнечные лучи, наконец, пробились сквозь их облачные заточения, их свет заплясал на коже Луэллы. А она, наконец, впервые за несколько дней улыбается, такой улыбкой, которая растягивается мягко растягивается и заставляет ее глаза прищуриться, показав намек на зубы. — Спасибо тебе, Себастьян. Мне очень приятно было получить эти цветы от тебя. При виде этой улыбки на прекрасном лице Луэллы у него что-то трепещет в животе, его щеки покрыл еле заметный румянец, а взгляд смягчается при виде горничной. И тот факт, что все это было для него, заставляет его чувствовать себя странно счастливым, а непривычное тепло в груди грело. Чувство, что он хочет видеть больше таких ее улыбок, удивляет даже его, и он смотрит расширенными глазами, как Луэлла нежно убирает прядь ее волос за ухо. Даже такой простой поступок заставляет его сердце замереть. Себастьян молча признает, что люди никогда не перестанут быть интересными для него.XXXVII. Его дворецкий и горничная при исполнении
26 августа 2023 г. в 21:00
Этим утром небо было ослепительно синим, а солнечный свет мягким и нежным: оставшиеся участники цирка «Ноев ковчег» заняты подготовкой к последнему представлению, прежде чем им придется переехать в другой город. Непринужденная болтовня наполняет воздух, и в то же время между ними возникает чувство неловкости, поскольку участники начали беспокоиться из-за отсутствия участников первой линии.
— Что стало с мистером Джокером и остальными? — обеспокоенно поинтересовался один мужчина.
— Он сказал, что вернется сегодня, — Другой мужчина заявил, озабоченно нахмурившись.
— Я еще не уловил его запаха, поэтому он не может быть поблизости… — Двое мужчин поворачивают головы к Снейку, который стоит позади них со змеей, обвивающейся вокруг его шеи. — …Говорит Оскар.
— Это впервые так?
— Ты думаешь, с ними все в порядке?
— Остальные тоже сказали, что вернутся к утру… Говорит Эмили. — пробормотал Снейк.
— Итак, что мы делаем по поводу сегодняшних шоу?
— Давайте приготовим дублеров на случай, если…
Когда Снейк наблюдал за двумя мужчинами, обсуждающими, что делать с сегодняшними представлениями. Но он никак не мог избавиться от беспокойства, которое росло в нем, когда он совершал короткую прогулку по цирку, приветствуя каждого участника бесстрастными взглядами, прежде чем остановиться у входа в цирк.
Он испускает вздох, который превращается в белый туман в холодном воздухе, когда он смотрит на высокое здание с жирными буквами Цирк «Ноев Ковчег».
Снейк нахмурил брови, глядя на облачное небо.
«Быть одному так одиноко …»