Личное Дело Света. История Первая. Иная Реальность

10 января 2006г.

Отчёт, наконец, приняли. Светлана вздохнула бы с облегчением, если бы не суд, который всё ещё неотвратимо надвигался и занимал все её мысли. Ночной и Дневной Дозор подали встречные иски, разбирательство обещало быть непростым и очень болезненным — при мысли о том, что в присутствии Антона будут подробнейшим образом исследовать гибель его сына, у Светланы болезненно сжималось сердце. Минувшим вечером, ведомая сочувствием, она вновь пыталась пробиться к нему, но безуспешно. Антон окружил себя непроницаемой стеной, и её ещё теплящихся чувств к нему не хватало на то, чтобы эту стену пробить. Светлана сидела на занятиях, совершенно не слушая урока, рассеянно болтала ногой, и думала обо всем и ни о чем, об Антоне, о надвигающемся суде, и, уже неизбежно, об Ольге. Когда привычная реальность ушла из под ног, когда Антон казался ей совершенно чужим, когда Гесер смотрел на неё по-новому холодно и отстранённо, когда весь Дозор был занят подготовкой к суду Инквизиции и даже Тигрёнок носилась по коридорам хищной кошкой, Ольга оставалась единственной надёжной константой в её мире. Она всё так же появлялась в офисе с прямой спиной, идеальным макияжем и в неизменно стильных костюмах. Она была все так же доброжелательна, иронична и спокойна, пусть и более бледна, чем обычно — неудивительно, учитывая, сколько сил она потратила той ночью. Но изменилась сама Светлана — теперь она узнавала терпкий запах духов Ольги издалека, по стуку каблуков Волшебницы догадывалась о её истинном расположении духа, и то пыталась прочитать на её скрытном лице отзвуки эмоций и переживаний, то вовсе стеснялась смотреть на неё, опасаясь выдать свое новое, не понятное даже ей самой отношение. Светлана отдавала себе отчёт в том, что эта странная фиксация — осколок травмы тех дней, когда все перемешалось: Антон и Ольга, любовь и обман, а потом смерть, и разрушения, и страх… Она верила, что все ещё любит Антона, считала, что это её сознание, не готовое встретиться лицом к лицу с ужасной ситуацией в которую они попали, ищет какой-то иной выход, какое-то отвлечение, и, по странному стечению обстоятельств, выбрало этим отвлечением именно Ольгу. Она никогда не интересовалась женщинами, и никогда не испытывала к Волшебнице ничего, кроме пиетета; но нельзя было отрицать, что она, пусть случайно, но заступила за какую-то черту, узнала то, чего не должна была знать, увидела то, что было не предназначено ей. Увидела, и теперь не могла забыть. Светлана чувствовала близость, с которой не знала, что делать. Эта невидимая нить крепла с каждым днем, опутывая её сердце, её мысли. Это было совсем не то же, что раньше с Антоном. Тогда всё было очевидно, и нужно было лишь сделать шаг, преодолеть его сопротивление, очевидно и незамысловато замешанное на глупых мужских предрассудках. Теперь же Светлана не была уверена ни в чём, кроме того, что каждый вечер, когда она засыпала, ей виделся страстный взгляд мудрых серых глаз и эти сдерживающие улыбку губы. Она неустанно напоминала себе, что это был Антон, Антон, Антон, но когда её собственная рука спускалась вниз по животу, туда, где все горело и сжималось и требовало, с её губ снова и снова срывалось имя “Ольга”. Ей все труднее было убеждать себя в том, что она всё ещё любит Антона и, что это наваждение скоро пройдёт. Светлана шла с обеда, когда услышала позади стук каблуков. Более звонкий, чем обычно, он говорил о том, что Ольга была раздражена, устала, и хотела бы послать всех к чертям, но была слишком Светлой для этого. Вопреки обыкновению последних дней, Волшебница не прошла мимо, но замедлила шаг, поравнявшись с ней. — Светлана, зайди вечером ко мне. Девушка кивнула, непроизвольно расправляя плечи. Это мало что поменяло под несколькими слоями мешковатой одежды стажёра, да и Ольга уже смотрела куда-то мимо неё, уходила, не дожидаясь ответа. Это была не просьба. О чем Волшебница хотела поговорить с ней? А если она вызывала её из-за отчёта? Пугающая мысль билась в голове обезумевшей птицей, и, хоть Светлана и пыталась сказать себе, что это глупость, что Ольга вряд ли захочет обсуждать эту тему накануне суда, паника всё больше охватывала её. Остаток дня прошел как в тумане: вместо того, чтобы заниматься, Светлана бесконечно прокручивала в голове объяснения и варианты ответов на потенциальные вопросы Ольги. Вопросы, которые становились всё более и более острыми, настырными и личными. «Ты прикасалась ко мне?» — строго смотрела воображаемая Ольга, и Светлана полыхала от стыда и пыталась объяснить, что всё это вышло случайно. Что она вовсе не хотела… И тут же она говорила себе, что хотела, хотела, и глупо вот так обманывать и обманываться. «Ты что, влюбилась в меня?» — усмехаясь, спрашивала Ольга, и Светлана мысленно протестовала: «Нет, нет конечно, я просто…» Что «просто», она придумать не могла. Этот мучительный внутренний диалог не замолкал ни на секунду, и когда Светлана, переодевшись из спецовки в джинсы и свободную рубашку, подошла к двери кабинета Ольги, то вместо всепоглощающего ужаса она испытала облегчение: наконец-то час икс настал. Все решится прямо сейчас. Она постучала. Дверь с мягким щелчком отворилась, приглашая её внутрь. На Светлану смотрел прямоугольник проёма, залитый серебристой субстанцией. Никакого кабинета за переливающейся пеленой не просматривалось, но выбора не было, поэтому, сделав глубокий вдох, девушка решительно шагнула вперед. И обомлела. Кабинет Ольги казался частью совершенно иного здания — мягкий восточный ковер украшал пол из красного дерева, стеклянная стена открывала вид на ночную Москву с высоты намного превышающий шестой этаж, на котором они должны были находиться. Сбоку высился открытый шкаф с книгами, рядом — мягкий диван, обитый переливчатой тканью, напоминающей плотный шелк. Уютный угол дополняло кресло, граненый журнальный столик, торшер. Пахло сандалом с примесью чего-то цветочного, ненавязчивый запах окутывал, погружал в атмосферу спокойствия, заставлял забыть о шумном офисе Ночного Дозора, что остался за дверью. Сама Ольга обнаружилась за современным столом, выполненным из стекла и металла. Её силуэт в огромном кожаном кресле выделялся на фоне окна: фиолетово-оранжевый свет города подсвечивал очертания её фигуры; голубоватый свет экрана ноутбука, в котором она что-то печатала, ложился на тонкие черты сфокусированного лица. — Проходи, — Ольга указала на диван, толком не удостоив её взглядом. Светлана с опаской посмотрела на роскошный ковёр. Ступить на него сапогами, повидавшими московской зимней грязи, казалось кощунством, и она, не долго думая, стянула обувь, оставшись в черных носках. Девушка поблагодарила высшие силы за то, что утром выбрала именно их, а не одну из смешных пар с ламами или авокадо, за которые пришлось бы теперь краснеть. Она тихонько прошла по комнате, села на отливающий серебром диван. На журнальном столике стояла бутылка красного вина и два бокала — значит разговор будет личным. Замечательно, хуже не придумаешь. Оранжевым светом вспыхнул торшер. Светлана с удивлением посмотрела на самовольничающий электроприбор, затем перевела взгляд на Ольгу. Та подмигнула ей. И, прежде чем Светлана успела осознать, что это и правда произошло, Волшебница уже вновь выглядела серьезной и погруженной в работу. — Возьми что-нибудь почитать, я скоро закончу, — сказала она. Гадая, показалось ей или нет, Светлана встала и на автомате подошла к книжному шкафу. Читать совершенно не хотелось, но уставиться в книгу было явно предпочтительнее, чем продолжать сидеть на диване с пустыми руками, не зная, куда деть глаза. Светлана не глядя вытащила с полки небольшой тёмно-зелёный томик и вернулась на диван. Устроилась поудобнее, поджав под себя одну ногу, и раскрыла книгу наугад. Поначалу она не фокусировала свой взгляд на тексте, блуждая в собственных мыслях. Но затем буквы сами собой сложились в слова, а слова увлекли её: Надменный, как юноша, лирик Вошёл, не стучася, в мой дом И просто заметил, что в мире Я должен грустить лишь о нём. С капризной ужимкой захлопнул Открытую книгу мою, Туфлёй лакированной топнул, Едва проронив: не люблю. Светлана украдкой посмотрела на Ольгу, сосредоточенную, серьезную. Красивую. Несколько локонов были выпущены из обычно строгой прически и падали ей на лицо. Ольга чуть морщилась, и Светлане показалось, что помимо усталости её черты выдают что-то ещё. Что-то похожее на дискомфорт. Она вгляделась внимательнее. Не дискомфорт. Боль. Тщательно скрываемая, но прорывающаяся сквозь маску боль. Будучи врачом, Светлана очень хорошо знала, как выглядит боль во всех её проявлениях, и теперь она была уверена, что не ошиблась. Страх обдал её холодом, осел в легких. И устремился дальше по венам от внезапного осознания, что она уже не раз видела эти признаки на лице Ольги, просто не была настолько небезразлична, настолько внимательна, чтобы их расшифровать. Теперь же все изменилось, теперь она не могла не замечать. Не могла не задавать себе вопросов о том, как же так неожиданно, непрошено, Ольга заявилась в её жизнь и заполнила все помыслы собой. Как она смогла, не делая для этого ничего, вытеснить из её сердца всё иное, даже Антона. И почему от одной мысли о том, что Волшебница испытывает боль, все внутри Светланы сжималось так, будто она летела в пропасть. И отчего теперь в голове, затмевая всё остальное, бился вопрос что с ней, и как ей помочь. Светлана поняла, что слишком долго смотрит, и заставила себя перевести взгляд с Ольги на страницу. Как смел он так пахнуть духами! Так дерзко перстнями играть! Как смел он засыпать цветами Мой письменный стол и кровать! Я из дому вышел со злостью, Но он увязался за мной, Стучит изумительной тростью По звонким камням мостовой. И стал я с тех пор сумасшедшим, Не смею вернуться в свой дом И всё говорю о пришедшем Бесстыдным его языком. Девушка перевела взгляд на название стиха. Любовь. «Только не это,» — подумала она. Не любовь, наваждение. — Гумилев? Магический слог, трагичная судьба, — голос Ольги прозвучал совсем близко. Светлана резко закрыла книгу, будто её поймали на воровстве, и подняла глаза на Волшебницу. Ольга тепло смотрела на неё сверху вниз, и ей показалось, что в серых глазах играла легкая улыбка, которой не позволено было дойти до губ. Волшебница налила вино в бокалы, протянула один Светлане и расслаблено расположилась в кресле напротив. Сфокусировала внимательный взгляд на девушке, словно всматриваясь в неё. Этот цепкий взгляд было тяжело выдержать, и Светлана, смутившись, уставилась в бордовую жидкость, что медленным водоворотом кружилась в её бокале. Она ничего не понимала в вине, но была уверена, что обычно оно себя так не вело. Чтобы скрыть накатившую на неё неловкость, Светлана аккуратно отпила из бокала — вино оказалось насыщенным, терпким, с оттенком сладости. Пить можно. —Как Антон? — спросила Ольга. — Плохо. Честно и коротко. Спрашивала ли Ольга о его состоянии или об их отношениях — ответ был один. Волшебница кивнула, сделала глоток вина. После небольшой паузы она продолжила: — Ты нужна ему сейчас, как никогда. Завтра суд. Антону будет очень тяжело. Светлана кивнула. Она не знала, что ответить, потому просто ждала, пока Ольга перейдет к делу. — Об этом я и хотела с тобой поговорить, — теперь уже Ольга замолчала, задумчиво уставившись в свой бокал с медленно кружащимся вином. — Об Антоне? — О суде. Дело в том, что ты совсем недавно в Дозоре… Ольга явно подбирала слова. Тон её голоса был успокаивающим и менторским, будто она разговаривала с ученицей, а не с равной. В действительности так и было, но выбранная Волшебницей манера все равно неприятно цепляла и даже злила Светлану. Измученная ожиданием неприятной, но личной беседы девушка была готова к худшему, но совершенно не ожидала лекции. «А ведь именно этого и стоило ожидать, — рассердилась она сама на себя. — И нечего было выдумывать, что Великая будет выяснять с тобой несуществующие отношения!» Но её чувства отказывались слышать доводы разума, и колючее раздражение, замешанное на разочаровании, поднялось в Светлане, ещё больше выводя её из равновесия. — Ты ещё юна как иная, — продолжала Ольга, — и как Светлая полна идей о морали, принципах, о том, как следует и как не следует поступать… — Ты хочешь сказать: «наивных идей»? — вспыхнула Светлана, с опозданием осознавая, что, цепляясь за слова, демонстрирует не самое взрослое поведение и тем самым словно оправдывает тон Ольги. — Важных идей. Наивность — не порок, это преимущество, доступное тем, кому повезло в жизни. К сожалению, нам противостоит Тьма, не отягощённая подобными идеалами. Ольга склонила голову и, прищурившись, ждала её реакции. Светлана же старалась не думать о том, как привлекательно выглядела Волшебница в теплом светом торшера. Полулежащая в кресле с бокалом живого вина, лениво разглядывающая её. Невольно, она вспомнила, как этими же серыми глазами смотрел на неё Антон тогда, в ресторане. Тот взгляд, жаркий, влюблённый, до сих пор преследовал её, и Светлана с горечью подумала о том, что больше его не увидит. — Что от меня требуется? — спросила она. По довольной полуулыбке Ольги она поняла, что, наконец, задала правильный вопрос.