ID работы: 13432477

Моя терпко-сладкая месть

Слэш
NC-17
Завершён
320
автор
Размер:
179 страниц, 9 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
320 Нравится 98 Отзывы 91 В сборник Скачать

Совет свой себе посоветуй

Настройки текста
      Тэ, потерянный и смятенный, вернулся домой на следующее утро, застав в столовой обе пары разъяренных и явно настроенных на конфликт родителей. Отец Тайма, кхун Джом, крупный сорокавосьмилетний мужчина в слегка помятом темно-синем смокинге шипел рассерженной коброй на взъерошенного и пристыженного Тайма; его жена Солада бросала взгляды, наполненные презрением и легкой ненавистью то на провинившегося сына, то на Тэ, то на его родителей — ненависть ко всему сущему была ее обыкновенным состоянием, а сейчас еще и имела мощную подпитку в виде прогремевшего скандала. Отец Тэ, кхун Сомчай, тоже бушевал, и, хотя его гнев был в основном направлен на Тайма, Тэ тоже получил свою немаленькую порцию злобных и ядовитых реплик за то, что «не сумел удержать отношения в узде». Мать Тэ, госпожа Лия, как всегда, облаченная в слегка инфантильное цветочное платьице и босоножки на огромной танкетке, громко и напоказ охала, нервно обмахивалась любимым веером и поминутно прикладывалась к бутылке с водой — дань ее давней компульсии, оставшейся после серьезного расстройства пищевого поведения, перенесенного в молодости.       Вся эта толпа негативно настроенных людей настолько инородно смотрелась в огромной столовой, заботливо украшенной парой натюрмортов и доверху залитой ярким солнечным светом, что Тэ подавил желание нервно рассмеяться, и только закусил губу, стараясь не показывать своих истинных чувств.       Тайм, изрядно помятый и явно не выспавшийся, робко пытался оправдываться, но его действия не имели особого успеха — мужчины продолжали срывать злость то на нем, то друг на друге, Солада пронизывала всех присутствующих фирменными взглядами-кинжалами, а веер в руках госпожи Лии ускорялся все сильнее — верный признак того, что над ними вот-вот разразится шторм. Тэ, попавший домой в самый разгар ссоры, просто молча сносил чужие крики, тупым и бессмысленным взглядом пялясь на картину с одинокой темно-фиолетовой увядающей орхидеей, стойко ассоциируя себя с этим несчастным, всеми покинутым цветком и молясь про себя Будде, чтобы разведенный родственниками балаган закончился быстрее, чем у него сдадут нервы. Устраивать истерики при старшем поколении ему не хотелось до зубовного скрипа. Во-первых, потому что слезы ни в коем разе не разрешили бы конфликт, во-вторых, мелких и крупных ссор в обеих семьях и недовольства наследниками и друг другом всегда хватало и до этой неприятной ситуации, в-третьих, показывать слабость перед своей «семьей» Тэ считал совершеннейшей и опаснейшей глупостью.       С самого детства он не без успеха приучал себя к мысли, что нужен родителям и друзьям только улыбчивым, мягким, неконфликтным и терпеливым. Никто никогда не хотел видеть Тэ разбитым и сломленным. Никто никогда не протянул бы ему руку помощи, и оттого вчерашнее добровольное вмешательство официантки и Макао казалось Тэ настоящим подарком небес, в то же время настораживая приятным и сладким ощущением сопричастности и небезразличности. Пугая не просто неожиданным появлением, но самой возможностью привыкнуть и расслабиться, довериться чужим теплым и твердым рукам и позволить себе побыть слабым, беззащитным и сломленным. Открытым. Разбитым. Настоящим.       Затем родители успешно сцепились между собой, и спустя минут пять напряженных криков, взаимных завуалированных оскорблений и разъяренных взглядов дошло до того, что мать Тайма, высокомерно приподняв идеально вытатуированную бровь, бросила, обращаясь в первую очередь к матери Тэ:       — Твой сынок тоже хорош, Лия. Если бы он тоже не был шлюхой, то ночевал бы дома, а там как знать, где его носило. Может, мой Тайм не зря ему изменяет.       От подобного беспочвенного и мерзкого обвинения у Тэ зарябило в глазах и засбоило сердце. Обида, необъятная и крепкая, поднявшаяся с самого дна души, сомкнула руки на его горле, не давая ни слова сказать, ни вдохнуть полной грудью — за все десять лет регулярных измен и постоянных оправданий партнера, Тэ ни разу ему не изменил. Никогда не смотрел ни на кого другого, с первой же намекающей фразы отвергал предложения хороших, красивых и богатых парней и девушек, не дал Тайму ни малейшего повода для ревности, стойко снося все его причуды и капризы и изо всех сил стараясь соответствовать требованиям и запросам его семейки. И для чего? Чтобы его вот так, после сотой по счету измены и скандала, в которых он совершенно не был виноват, при всей семье обозвали шлюхой?       Но больше всего цепляло и ранило то, что Тайм даже не попытался его защитить. Просто стоял сбоку от «избранника» и смотрел пустыми глазами куда-то в стену над плечом собственной матери, позволяя ей поливать Тэ незаслуженными оскорблениями. От этого равнодушия и отстраненности самого близкого, самого дорогого и все еще любимого человека у Тэ буквально опустились руки. Конечно, он мог начать доказывать свою невиновность, мог, как истинный сын своей матери, попытаться отстоять свою честь в словесном поединке со «свекровью», соревнуясь в изысканности и завуалированности оскорблений, но какой в этом смысл, если Тайму все равно? Зачем Тэ бороться в одиночку, если любимый человек не хочет даже смотреть на него?       — Мне сейчас не послышалось? — голос, раздавшийся от входной двери, был явно мужским, низким, смутно знакомым и очень напряженным; от него по спине пробежал нехороший холодок, а руки и шея сразу же покрылись гусиной кожей.       Тэ заторможенно повернул голову вправо, пытаясь попутно вдохнуть хоть немного воздуха в легкие. В арке, ведущей из столовой в коридор, замер Макао, с мотоциклетным шлемом в руках и старой джинсовой курткой Тэ, небрежно переброшенной через сгиб локтя. Парень властным тихим приказом отпустил сопровождающего его охранника и прошел в помещение, шагая настолько плавно и грациозно, что со стороны казался похожим на занятую охотой крупную дикую кошку вроде барса или тигра — видимо, это была их с Вегасом фамильная черта. Вальяжность и выверенность движений подчеркивали мешковатые темные милитари-штаны со множеством мелких и крупных карманов, черные кеды с каким-то алым узором и черная же свободная рубашка, делавшая и так не маленькие плечи еще шире.       Добравшись до расстроенного и смятенного Тэ, Макао лениво поклонился старшим, повесил на спинку кресла аккуратно сложенную куртку и встал так, чтобы своим телом закрыть его от присутствующих. Подросток был на несколько сантиметров ниже, так что полностью спрятаться у Тэ не вышло бы при всем желании, но он снова почувствовал, как внутри разливается успокаивающее и согревающее ощущение защищенности. Удавка с горла наконец спала, и Тэ даже смог сделать несколько рваных, резких вдохов, жадно глотая воздух, все еще слабо пахнущий чужими приторными духами и дорогими слабыми вишневыми сигаретами — видимо, сын начальника таможни таки задержался в их доме до утра.       — Ты кажешься мне очень знакомым, мальчик. Кто ты такой? — насторожился отец Тайма, привыкнув за годы в бизнесе доверять интуиции.       Немудрено, что Макао не узнали с первого взгляда — Вегас, заняв пост главы побочной семьи, практически перестал включать младшего брата в бизнес-мероприятия, позволяя ему спокойно закончить школу, поступить в колледж и хоть немного пожить как обычному подростку. Да и сам парень за прошедший год достаточно сильно изменился, приобретая более оформившиеся и взрослые черты.       — Макао Тирапаньякул, — плотоядно улыбнулся подросток, гордо вскидывая подбородок. — Младший брат Вегаса Тирапаньякула.       — Зачем ты здесь? — к чести отца Тайма, побледнел он всего на пару тонов. Ссориться с Тирапаньякулами, тем более побочной ветви, было себе дороже: хоть Вегас в последнее время успокоился и присмирел, берясь за оружие только в крайнем случае, память о его прошлых «подвигах» все еще была свежа в памяти криминальной элиты Бангкока.       — Да так, заехал, чтобы завезти пи’Тэ его куртку, а тут такие крики, что аж на улице слышно. Интересно стало, вот и зашел.       — Иди куда шел, мальчик, мы сами разберемся, это семейное дело, — недовольно фыркнула Солада, скрещивая на груди тонкие руки с затейливым метровым маникюром.       — О нет, тетушка, я точно на своем месте. Пи’Тэ мне как семья, так что я останусь здесь и послушаю, как вы и дальше будете незаслуженно оскорблять его в моем присутствии, — тон парня стал совсем холодным и откровенно угрожающим. Макао, несмотря на юный возраст, так же, как и любой Тирапаньякул, умел напугать до мурашек одним мрачным, тяжелым взглядом. Даже Тэ от сгустившейся в атмосфере скрытого напряжения стало не по себе, хотя он оставался единственным человеком во всей комнате, на кого не был направлен гнев Тирапаньякула.       — Мы тут… — попытался вмешаться Тайм, и тяжелый, физически ощутимый взгляд неожиданного защитника Тэ тут же сместился на него.       — Не надо, Макао, — пробормотал Тэ хрипло, упреждающе кладя липкую от пота ладонь на чужую выступающую лопатку. — Я в порядке. Буду в порядке. Мы разберемся со всем сами.       — Бессмысленными криками и беспочвенными упреками? — Макао непримиримо мотнул головой, не торопясь отходить в сторону и лишать Тэ такой удобной и горячей опоры. — Нет, пи’, я никуда не уйду. И обидеть тебя больше не позволю. Кхун Джом, как мне кажется, из этой ситуации есть только один приемлемый выход: пи’Тэ прямо сегодня официально, с фанфарами и громкими заголовками в СМИ расстается с Таймом, тот сходится с сыном начальника таможни, а дальше эти два голубка сами разбираются, кто кому и что должен.       — Выходит, этот… мальчишка выйдет сухим из воды? — взвизгнула Солада, некрасиво выпучивая умело подчеркнутые тушью большие и красивые, но холодные и жестокие глаза.       — Именно. Пи’Тэ пострадал от этой ситуации больше всех, будет справедливо, если откат зацепит его по минимуму.       — Этот трус сбежал от ответственности, когда узнал об одной жалкой измене! — возмутилась женщина, вскидывая подбородок и не обращая ни малейшего внимания на своего неловко мнущегося мужа, крепко схватившего ее чуть выше локтя и пытающегося что-то тихо втолковать.       — А ему нужно было остаться и разбить вазу о голову вашего сына? — язвительным тоном парировал Макао, и Тэ почувствовал за него невольную гордость. — Или оттаскать Люка за волосы и вызвать еще больший скандал?       — Этот паршивец…       — Пи’Тэ приехал к моему среднему кузену за дружеской поддержкой, и они до самой ночи провели время в саду за разговорами. В то время как ваш драгоценный наследник рушил ваши же империи и репутации, внаглую притащив в дом любовника. Так кто из них шлюха, госпожа?       — Откуда ты знаешь, что он там делал? — не сдавалась Солада, почему-то с самого первого дня считающая Тэ неподходящей парой для своего единственного сына и не упускающая ни малейшего повода это показать. Ее глаза все еще полыхали гневом, тонкие ноздри раздувались, как у быка, готового к бою, а длинные ногти с идеальным маникюром издевательски-громко скребли по спинке стула, за который она машинально ухватилась.       Все надежды Тэ на быстрое и относительно мирное урегулирование «конфликта» при виде этого занятного зрелища рухнули, как карточный домик. Он по себе знал, что госпожа Солада может долго копить яд и молчать, одними презрительными взглядами и аккуратно приподнятой бровью вынуждая собеседника чувствовать себя на социальном дне, но уж если эта женщина выходила из себя по-настоящему, плохо становилось всем: и виноватым, и безвинным. Ее гнев удачно резонировал с яростью кхуна Джома и кхуна Сомчая, лишившихся по милости Тайма расположения начальника таможни, да и госпожа Лия, судя по зло сузившимся огромным, как у куклы, глазам, была в одном шаге от некрасивой истерики и таскания противницы за волосы.        — Потому что я сидел там же, у его ног, — плотоядно улыбнулся Макао, и Тэ, не удержавшись, легонько пнул его носком кеда в голень, чтобы думал, что говорит. Но румянец, невольно вспыхнувший на щеках при одном воспоминании о том, как Макао пил из его стакана, бережно придерживая Тэ за запястье, сказали его матери куда больше, чем все слова вместе взятые.       — Насколько же ты высокая птица, что сам Тирапаньякул садится у твоих ног, — процедила сквозь зубы вконец выведенная из себя Солада в сторону Тэ.       — Надо будет, я у его ног верным псом лягу, думаю, пи’Тэ будет хорошим хозяином и меня не обидит, — медовым тоном отозвался Макао, еще сильнее загораживая старшего собой и не давая ему и слова вставить.       — У вас все… серьезно? — сиплым голосом уточнил отец Тэ, на лбу которого было написано, что в данный момент он занят подсчетом будущих барышей от тесного семейного сотрудничества с одним из Тирапаньякулов, пусть и побочной ветви. Хоть его бизнес был весьма прибыльным и устойчивым, мужчина вполне осознавал риски, которые могло повлечь полноценное расставание Тэ и Тайма, и соответственно, потерю сильного и давнего партнера. И хотя до полноценного разрыва было еще очень далеко, искать ему замену требовалось уже сейчас.       — С моей стороны более чем, но я умею слышать чужое «нет», и если я почувствую в пи’ хотя бы каплю сомнений, то отступлю, — невозмутимо пожал плечами Макао, вызывая в груди Тэ самый настоящий пожар из смущения, радости, настороженности и легкой злости за такое вопиющее самоуправство. Однако слышать об открытой симпатии парня было до дрожи приятно, хотя Тэ все еще искренне не понимал, что со всем происходящим делать и куда повернет его разваливающаяся на части жизнь в следующий момент.       Отец обжег Тэ предупреждающим колким взглядом, чтобы не приведи небеса не отказал влиятельному и богатому подростку. Тайм смотрел недоверчиво и растерянно, будто его по голове со всей силы шарахнули пыльным мешком, а госпожа Лия снова интенсивно обмахивалась любимым белым веером, отороченным утонченными и дорогими черными кружевами, прожигая сына фирменным взглядом «ты должен мне все рассказать, причем немедленно». Тэ стало так липко, противно и гнусно, что он с трудом подавил позыв добежать до кухонной раковины и проблеваться желчью — он ничего не ел с самого утра вчерашнего дня, так что желудок на нервной почве конвульсивно сворачивался, причиняя новую, на этот раз сугубо физическую боль.       Тэ смертельно устал от всех этих людей. От их равнодушия, ненависти, презрения к нему и друг к другу, от неумения и нежелания слушать и слышать, от зависти, ревности и подлости. От всего того, что делало его семью его семьей. От того, что его снова не мытьем, так катаньем вынуждали делать не то, что нужно ему, а то, что нужно его семье. То, что выгодно. То, что принесет доход и связи, а не покой и радость душе, истерзанной изменами и равнодушием любимого человека.       — Забери меня отсюда, — жалобно и тихо прошептал молодой мужчина, потерянно глядя на чужой затылок прямо перед собой.       Тэ не ожидал, что Макао как-то отреагирует, он даже не ожидал, что его услышат, но спина парня буквально закаменела, а кулаки сжались, выдавая сильнейшее напряжение. Он повернулся к Тэ лицом, медленно поднял руку и нежно, самыми кончиками шершавых пальцев коснулся щеки, снова влажной от мутных редких слез. Так осторожно и боязливо, будто Тэ был чем-то хрупким и нежным, чем-то, что стоило беречь и защищать.       — Конечно, все что угодно для тебя, пи’. Тебе нужно собрать вещи? — проговорил он негромко, и Тэ снова иррациональным образом почувствовал себя в безопасности.       На нем был все тот же потрепанный комбинезон, стоптанные чуть ли не до дыр любимые кеды, оставшиеся еще с первого курса универа, и та же глупая красная бандана на волосах. Но в глазах Макао не было презрения к его внешнему виду или желания подчинить и прогнуть под себя, только ровное, согревающее тепло и интерес.       — Тэ, ты не можешь так поступить, мы же… — в их молчаливый диалог взглядами бесцеремонно влез неугомонный Тайм, протягивая в их сторону раскрытую ладонь.       — Кто? — горько переспросил Тэ, с тоской и болью глядя на самого близкого и дорогого человека, который совсем недавно просто стоял и позволял своей матери выливать на Тэ тонны словесных помоев, только бы родительский гнев не пролился на его собственную голову. — Ты практически не спишь в нашей спальне уже больше месяца. Приходишь то с чужими духами, то с чужими трусами, а то и вообще открыто приводишь домой своих любовников. Скажи, милый, ты все-таки трахнул этого мальчика на нашей кровати или заимел совесть и использовал гостевую? Хотя нет, не отвечай, мне все равно плевать. Видит Будда, я пытался быть хорошим и правильным. Прощал твои измены, делал все, что ты от меня требовал, носил то, что ты хочешь, говорил то, что ты хотел слышать, делал то, что нужно было только тебе. Но я устал, Тайм. Я просто хочу, чтобы меня хоть немного любили. Хоть каплю. Хоть чуть-чуть.       — Я люблю тебя, малыш. Я же всегда возвращался к тебе, сколько бы их ни было. Ты — мой единственный, Тэ… — начал лихорадочно оправдываться Тайм, но снова не преуспел — его перебил громкий издевательский хохот.       — Ебать, у тебя самомнение, конечно, — Макао снова развернулся к Тайму лицом, загораживая от него потерянного Тэ, заломившего брови в болезненной и обиженной гримасе. — Сначала трахаешь все, что что может ноги раздвинуть, а потом заявляешь ему в лицо, что он у тебя единственный. Мудак ты все-так редкостный.       — Я не с тобой разговариваю, уебок мелкий, — рявкнул Тайм, не сводя пылающего взгляда с Тэ.       — Да разговаривай с кем хочешь, только его я забираю.       — Хватит, — Тэ, окончательно устав от криков, оскорблений и разборок, положил ладонь на спину младшего, и тот сразу же подчинился, окидывая Тайма напоследок грозным взглядом исподлобья. — Пойдем, нонг’, поможешь мне собрать вещи. Поживу пока у Кинна.       — А что не у любовничка? Братик не дает ему водить в комнату мальчиков? — издевательски громко пропел Тайм, осознав, что достучаться до Тэ на этот раз у него не получится, и намереваясь хотя бы так — мелочно и мелко — отомстить.       — Нет, просто он ухаживать умеет, в отличие от некоторых, — вовремя накрыв ладонью губы рассерженно сверкающего колючими темными глазами Макао, отозвался Тэ, стараясь не припоминать, какие грандиозные заговоры и интриги строил в школьные и университетские годы, чтобы заставить Тайма смотреть только на него и чтобы хоть ненадолго остаться с объектом нежных чувств наедине, без надзора родителей, гувернанток и прислуги. От самого себя стало противно, и Тэ с усилием сглотнул разлившуюся на языке горечь.       — Давай ко мне на байк большую часть погрузим? Или хочешь, я позвоню пи’Ныа, и он приедет за нами на машине? — убрав его руку с губ, спросил Макао, полностью переключаясь в конструктивное русло и напрочь забывая про пышущих злостью и недовольством старших.       — Не надо. Я в две сумки уложусь, — последовав заразительному примеру и забив на застывших в разных позах «родственников», Тэ чуть ли не бегом поднялся в спальню, спешно достал из шкафа две небольшие черные спортивные сумки и оглянулся, пытаясь за минимальное время сообразить, что нужно забрать в первую очередь.       В первую сумку полетели документы, кредитные карты, немного налички, футболки-джинсы-трусы-носки и электронная книга, тщательно завернутая в нежно любимый Тэ теплый вязаный кардиган лавандового оттенка. Во вторую — несколько блокнотов с записями, пара памятных мелочей вроде талисмана университета, счастливой ручки, подаренной куратором на выпускной, и милейшего плюшевого мишки кофейного цвета в двадцать сантиметров высотой, которого ему еще в детстве подарила на день рождения ныне покойная бабушка. Туда же он сгреб уходовую косметику из ванной и пару особенно удачных гигиеничек, с которыми было жаль расставаться. Больше, как оказалось, ему из «родного» дома забирать было нечего — все украшения ему дарил Тайм, одежда по большей части тоже была куплена в угоду ему, а любимые книги хранились на карте памяти компактной и навороченной читалки.       — Все, я готов.       — Переоденься хоть, — Макао отлип от двери в спальню, которую все это время подпирал спиной, и ласково взъерошил Тэ волосы, сбивая бандану и высвобождая спутанные крашеные пряди. — Ты в любой одежде красивый, но эту явно пора стирать. А, да, — вспомнив о чем-то, он зачем-то залез в карман джинсовки Тэ и вытащил оттуда бумажку, которую тут же смял в кулаке.       — Что это?       — Мои ники в Лайн и Инстаграм. Теперь, я думаю, это уже не нужно.       Тэ подавил облегченный смех и, отыскав на просторах шкафа невзрачные черные штаны и темно-синюю футболку с белой надписью во всю грудь, переоделся прямо в гардеробе и вышел к Макао, не понимая, почему подросток согнулся пополам от смеха. Причина выяснилась быстро: местами облупившаяся надпись курсивом, к которой Тэ поначалу не стал приглядываться, гордо гласила «Freedom», что вызвало на его искусанных губах смущенную, но искреннюю улыбку.       — Пошли, — Тэ подхватил сумки, но их тут же отобрал Макао, взяв обе в одну руку.       Тэ приложил палец к губам, призывая к молчанию, шагнул к небольшому балкону, бесшумно открыл дверь и заговорщицки подмигнул удивленному подростку. Спальня была хорошо изолирована, но теперь до них отлично долетали рассерженные крики родителей и огрызающегося на их нападки Тайма. Вслушиваться в слова Тэ из принципа не стал.       Обе сумки тихо плюхнулись в зеленую траву, благо там не было бьющихся вещей. Следом с балкона второго этажа спрыгнул Макао, мягко перекатившись по траве. Гибко подскочив на ноги, он тут же обернулся и протянул к старшему руки, готовясь подстраховать в случае чего. Тэ глубоко вздохнул, борясь с желанием обернуться и в последний раз посмотреть на свое разрушенное семейное гнездышко. Но протянутые крепкие руки манили к себе, усмешка на хитром лице обещала приключения и свободу, да и задерживаться не стоило — в любой момент родители могли подняться и начать преследовать их, а ввязываться в очередную ссору Тэ совершенно не хотел.       Мужчина глубоко вздохнул, пытаясь усмирить инстинктивный страх перед высотой, и спрыгнул, неаккуратно группируясь. Макао предупредительно придержал его двумя руками, не позволяя сходу выпрямиться и встать всем весом на поврежденную ногу, снова подхватил сумки, сжал в другой ладони влажную от волнения и прилива адреналина руку Тэ, добежал до гаража, стараясь не попадать на участки, просматриваемые из окон, и даже постоял на стреме, позволяя старшему вывести из помещения верную Ямаху. Одна сумка благополучна влезла в багажник мотоцикла Тэ, а вторую подросток упрямо повесил на свой черный байк, апеллируя к тому, что Тэ давно не ездил и с лишним грузом возле руля ему будет неудобно.       — Ты же сам без прав еще, куда тебе с сумками ездить? — удивился Тэ, только сейчас вспоминая, что Макао так-то всего семнадцать. Хотя на массивном и высоком байке производства «Kawasaki», в своей темной и брутальной одежде он выглядел горячо и взросло, да и за рулем сидел уверенно, явно ощущая себя на своем месте.       — Права еще не получил, а на байке гоняю с тринадцати, — рассмеялся Макао низким, грудным смехом и натянул шлем, украшенный желто-красными сполохами пламени. — Если хочешь знать, у меня их три, и этот далеко не самый навороченный.       — Куда только Вегас смотрел, — пробормотал удивленный такими подробностями Тэ, не зная, как к ним правильно относиться — с одной стороны, увлечение подростка было травмоопасным и сложным, а с другой — являлось хорошей альтернативой наркотикам, алкоголю и беспорядочным половым связям, которыми частенько грешили представители золотой молодежи в возрасте Макао.       — Тебе лучше не знать, пи’, — слегка погрустнел парень, но быстро стряхнул с себя лишние эмоции, сосредотачиваясь на предстоящей дороге. — Я поеду медленно, не торопись и не нервничай.       — А тебе разве не надо в колледж? — вспомнил Тэ о важном аспекте студенческой жизни, попутно устраиваясь на любимом железном коне и набирая номер начальника охраны, чтобы их без проблем пропустили и не сдали дорогим родственникам раньше времени.       — Не поверишь, пи’, мне ко второй смене, так что все успеем.       Тэ кивнул, и оба мотоцикла, победоносно взревев моторами, выехали за ворота навстречу новой жизни.

***

      Тэ, как и обещал, переехал к Кинну в комплекс и занял одну из спален на гостевом этаже, упрямо игнорируя звонки Тайма, родителей и многочисленных приятелей. Разве что дал небольшое интервью тщательно отобранным Кинном представителям прессы, в котором скупо рассказал, что они с Таймом «взяли в отношениях небольшой перерыв». Сердце все еще смутно болело, но Тэ сумел ненадолго взять себя в руки и идеально смотрелся в объективах нескольких профессиональных камер. Великолепная укладка, роскошный маникюр и макияж, милая, немного усталая, почти искренняя улыбка… Тэ снова чувствовал себя красивой, но бесполезной куклой, нужной лишь для того, чтобы привлечь внимание.       Танкхун, узнав о происходящем, устроил сразу после визита прессы полноценный марафон дорам, в течение которого они втроем с Тэ и Че объедались снеками, не отлипали от плазмы в спальне старшего Тирапаньякула и даже несколько раз всплакнули на особо грустных или, наоборот, счастливых моментах. Рядом со старшим братом Кинна и младшим братом Порша Тэ чувствовал себя на редкость спокойно и уютно, как никогда не чувствовал себя со своей семьей или университетскими друзьями. Оба друга, несмотря на приличную разницу в возрасте и жизненном опыте, не давили на больное, не душили вопросами о его состоянии и самочувствии, не лезли лишний раз в душу и даже предупредительно проматывали некоторые сцены дорам, если видели, что они расстраивали Тэ. Танкхун, на удивление всем, даже не стал приставать к нему с далеко идущими планами мести, только в первый же день телемарафона подошел вплотную, положил узкие изящные ладони на плечи Тэ, заглянул в глаза и проникновенным тоном проговорил:       — Я не буду сейчас ничего спрашивать и говорить, но знай, если ты захочешь превратить его жизнь в ад, все ресурсы моей семьи перед тобой.       В тот момент Тэ снова позорно расплакался от чувства, подозрительно похожего на благодарность, изливая в трехцветный пиджак старшего свою боль и тоску. Танкхун усадил его на диван и сел рядом, позволяя выплакаться в свое плечо и хоть ненадолго развязать узел, стягивающий сердце. Че тихо, как мышка, сидел с другой стороны, не вмешивался в истерику, позволяя эмоциям Тэ вырваться наружу. Периодически он ласково поглаживал расстроенного мужчину по плечу или подносил то новую салфетку, то стакан воды, а то и вовсе плюшевого милейшего бегемота из заначки Танкхуна — пузатую игрушку оказалось очень удобно тискать и прижимать к себе. И за это молчаливое признание его права на боль и негативные чувства Тэ был готов благодарить обоих друзей всю ближайшую вечность.       После содержательного, но утомительного трехдневного телемарафона Тэ остро захотелось созидательной деятельности, тем более, утром четвертого дня за Че пришел Ким и нагло украл его прямо посреди посиделок. Тэ не знал, что на самом деле происходило между этими двумя — никто в комплексе точно не знал — но Порче начал понемногу оттаивать, и на его губах все чаще мелькала слабая, но искренняя полуулыбка. Да и Ким стал намного чаще появляться в родном доме, заезжая на машине или байке за своим парнем, чтобы лично доставить его то в парк, то в кафе, то в музыкальную студию, то на выставку современного искусства. И каждый раз Порче возвращался в свою комнату то с мягкой игрушкой, то со вкусной или редкой едой, то с небольшим сувениром, а однажды и вовсе пришел с огромным букетом белоснежных цветов. Как оказалось, в тот день они с Кимом обедали в каком-то малоизвестном кафе, но администратор узнала Вика и упросила сыграть, в подарок преподнеся обед за счет заведения и букет одуряюще пахнущих белых лилий, которые в итоге и достались Че — у Кима на них была стойкая аллергия.       Танкхун кражу наперсника воспринял философски, провожая его спокойным взглядом и украдкой угрожая младшему брату кулаком. Ким в ответ на столь очевидную угрозу только закатил глаза, но говорить ничего не стал, вместо ответа сжимая смуглую ладошку Че в своей и поднося к губам для осторожного поцелуя. Смотреть на них — счастливых и влюбленных — было одновременно и сладко, и больно. Свежие раны от разрыва с Таймом все еще зудели в душе Тэ, но его понемногу отпускало, да и радость за устаканившуюся жизнь юного друга тоже немного поддерживала настроение, не давая скатиться в апатичные глубины.       Тэ посмотрел по инерции еще пару серий «It’s ok not to be ok»*, но сюжет совершенно ускользал от его внимания, хотя актеры выложились по полной и еще вчера ему очень нравилось за ними наблюдать. Заметив его стеклянный взгляд, устремленный внутрь себя, Танкхун широко и хитро, совсем как Чеширский кот, улыбнулся в свою чашку с какао и как бы между прочим обронил, что Арм недавно разбил свой мотоцикл на трассе. Неплохо было бы его починить, да вот беда — никак не найдется способный мастер.       Тэ не стал уточнять у беспокойного, но изобретательного и по-своему заботливого пи’Кхуна откуда у Арма, целыми днями пропадающего то за компьютером, то в комнате начальника, время и деньги на мотоцикл, и что он вообще забыл на треке. Вместо этого он подскочил с дивана, низко поклонился старшему и вприпрыжку бросился в гараж, в одном из подсобных помещений которого, как Тэ узнал чуть позднее, по приказу Танкхуна за время дорамного марафона оборудовали небольшую мастерскую со всем необходимым.       Разбирая по винтику действительно сильно пострадавший в аварии довольно древний Suzuki, увесистый, но надежный и прочный, Тэ по кусочку возвращал на место свою душу. Тяжелая механическая работа успокаивала и помогала сосредоточиться, а многочисленные видео, просмотренные с планшета, и даже несколько весьма дельных советов от знакомого мастера успокаивали и внушали какую-никакую уверенность в завтрашнем дне. Только когда холеные и изнеженные руки Тэ вспоминали, каково это — колдовать над испорченной и сломанной техникой — сам мужчина мог выдохнуть и отпустить ситуацию, благо Кинн и вернувшийся под бок к бойфренду Порш ревностно стерегли его от лишнего внимания, как два дракона из сказки — волшебную жемчужину.       Тэ впервые в жизни оказался в подвешенном состоянии, когда непонятно, что будет завтра и как дальше быть. После первого же пробного звонка домой он с ожесточением, которого сам от себя не ожидал, заблокировал номера родителей и друзей, через которых те пытались до него достучаться. Узнав о возможной тесной связи сына с одним из Тирапаньякулов, кхун Сомчай тут же начал извлекать из ситуации максимальную выгоду, желая пробиться на личную встречу с Вегасом и наладить бизнес-контакты. Выслушав первую часть шедеврального плана отца, Тэ скинул звонок на середине чужой фразы, сполз на пол мастерской и тихо заплакал от усталости, обиды и разочарования. Ни единого вопроса о том, как его здоровье и самочувствие. Ни слова о том, что семья поддерживает и понимает его выбор. Только выгода. Только приложение к кому-то. Только ресурс.       Таким его и нашел Макао, ненадолго заглянувший в гости к Тирапаньякулам основной ветви: свернувшимся у стены в плотный клубок, разбитым, несчастным и размазывающим по лицу остатки машинного масла и слез.       — Кто тебя обидел, пи’? Опять он? Поговорить с кузеном? — Макао бросился к нему, опускаясь рядом на колени и крепко прижимая к себе.       — Побудь со мной, пожалуйста, — попросил Тэ едва слышно, но Макао все понял верно, ласково погладил его по голове, куда-то вышел, но через пару минут вернулся уже в рабочем комбинезоне ярко-синего цвета.       Пару часов они провели, сообща воркуя над разбитым байком. Макао, вооружившись толстенными рабочими перчатками, вытаскивал остатки стекла из разбитой фары. Тэ пытался снять сидение, но из-за тяжелого крепления выходило неважно. Заметив его затруднения с неповоротливыми болтами, подросток вежливо оттеснил старшего плечом, забрал инструменты и в два счета проделал всю тяжелую и грязную работу. Тэ тупо смотрел на бугрящиеся под бронзовой кожей подростка внушительные мускулы и вспоминал, а когда в последний раз Тайм снисходил до того, чтобы помочь ему в гараже или в принципе с чем-нибудь тяжелее клатча или кофейной чашки. По всем расчетам выходило, что никогда.       — Спасибо, ты очень сильный, — Тэ благодарно коснулся кончиками пальцев тыльной стороны чужой ладони и приступил к выгребанию мусора и трухи из багажного отделения.       — Ерунда, пи’Тэ, обращайся, если надо, — отозвался Макао, но по вспыхнувшим щекам и сошедшимся в черточки узким лисьим глазам было понятно, что ему приятны такие комплименты и действия.       Они вернулись каждый к своему участку и продолжили работу, и Тэ мимоходом задумался, что с Макао ему интересно разговаривать и приятно молчать. С Таймом он все время должен был поддерживать разговор, придумывать темы, интересные для них обоих, первым проявлять внимание и осведомленность. Макао же мог часами увлеченно болтать о байках, гонках, книгах или компьютерных играх, а затем полностью уйти в работу, но при этом не забывая вполглаза присматривать за Тэ, чтобы в случае чего сразу прийти на помощь. Он никогда не лез с настойчивыми и бессмысленными утешениями и не пытался заткнуть Тэ, вместо этого молчаливо показывая поддержку и понимание. Заметив, что по лицу старшего снова катятся редкие тихие слезы, Макао сам принес из дома бумажные салфетки и осторожно погладил Тэ по щеке костяшками пальцев, стараясь не запачкать его лицо грязью еще сильнее.       С тех пор младший Тирапаньякул стал через день появляться в доме главной семьи, впрочем, не заходя на территорию дальше мастерской Тэ. Иногда он приходил с Вегасом, иногда с Питом, иногда — с обоими старшими сразу. Танкхун визжал от восторга, радуясь, что его бывший любимый телохранитель снова часто и вполне законно появляется в доме главной семьи, и был готов носить Тэ на руках за такой подарок. Но Тэ все еще немного пугал и смущал Вегас, остававшийся единственным Тирапаньякулом — помимо всевидящего и подавляющего кхуна Корна — в компании которого Тэ все еще чувствовал себя неудобно. Мужчина сам по себе внушал окружающим здоровую опаску, но Тэ особенно сильно боялся его из-за того, что показал перед ним слабость в день расставания с Таймом, и из-за того, что Вегас прекрасно знал, где и с кем все чаще пропадает по вечерам его младший брат.       Но, как оказалось позднее, мужчина совершенно не злился и даже не думал угрожать Тэ немедленной расправой, только в один из визитов окинул его красноречивым тяжелым взглядом из серии: «Только попробуй обидеть моего младшего брата», и на этом тема родственного вмешательства в их странные недооотношения с Макао была закрыта.       Тэ из принципа не смотрел новости и на два с лишним месяца полностью выпал из социальных сетей, осознанно замыкаясь в своем удобном и тихом мирке. Пару-тройку раз он выбирался на полдня к знакомому механику, держащему скромную, но чистую и качественную мастерскую на окраине города. Болтать с пи’Ником на профессиональные и не очень темы было довольно приятно и легко, да и квалификацию нужно было как-то повышать: обрывочных знаний и хорошо развитой интуиции Тэ не всегда хватало, чтобы починить или заменить искореженные детали. Еще несколько раз они вместе выбирались в торговые ряды, прикупить оборудование или необходимые детали — Ник помогал выбирать и подробно комментировал те или иные варианты, а Тэ взамен, пользуясь многочисленными связями, помогал ему продвинуться в бизнесе.        Порче несколько раз вытаскивал его в парк вместе с Кимом, но Тэ не мог отделаться от скребущего ощущения, что он для этих двоих как третье колесо. Че смотрел на своего образумившегося и вовремя исправившегося кумира сияющими от счастья и тепла глазами, а Ким — внешне холодный и суровый — частенько покровительственно обнимал пока еще угловатые плечи избранника, проявляя невиданные для прежнего себя трепет и нежность. Они могли переговариваться на своем, физическом уровне, путем полуулыбок, жестов и взмахов ресниц, от чего Тэ чувствовал себя подавленным и выброшенным за борт этого странного разговора. У них с Таймом так никогда не было, и этот факт служил еще одним болезненным напоминанием о совершенной им в юности ошибке в выборе партнера.       Танкхун пытался вытащить его в забег по бутикам, но Тэ, сутками пропадающему в мастерской или планшете с видеоуроками, просто некуда было носить все эти вещи, да и от вида манекенов, обряженных в изящные, но малофункциональные вещи, ему сразу стало неуютно — в голове всплыла стойкая ассоциация с самим собой из недавнего прошлого. Заметив на его лице отторжение и легкую панику, Танкхун мгновенно свернул лавочку, предупреждающим жестким взглядом отогнал навязчивую консультантку, явно рассчитывающую на процент с покупок, и увел Тэ в кафе, которое активно советовал ему Пит, закармливая расстроенного друга пряной лапшой и острым карри.       Очередная интрижка Тайма, как всегда, застигла Тэ врасплох: ничем не примечательным субботним вечером они с Макао как раз возились в гараже, поставив на задний фон записанную факультативную лекцию подростка по философии. Под мрачный бубнеж лектора о трудах Ницше и их ценности для современной философии Тэ перебирал двигатель очередного поддержанного мотоцикла, который «вот незадача, сильно повредил Пол», а Макао ворковал над своим байком, совершенствуя начинку. Прервав их на самом «интересном» месте лекции, в мастерскую со стуком вошел дежурный охранник, неловко потирая бычью шею и отводя взгляд.       — Кхун Тэ, вас там спрашивает молодой кхун…       Тэ и Макао непонимающе переглянулись, но выйти в люди все же решили, заинтересовавшись происходящим. Тэ ожидал увидеть кого-то из своих многочисленных приятелей, пытающихся выманить его из комплекса Кинна на встречу с родителями, но он оказался в корне неправ. В тенечке возле дежурки в плетеном кресле, вынесенном явно ради его удобства, ровно, как палка, сидел тот самый молодой любовник Тайма, нервничающий настолько открыто, что Тэ сразу стало не по себе. Заметив приближающихся мужчин, парнишка вскочил, едва не запнувшись о собственную ногу, и кинулся к ним, но Тэ даже дернуться не успел, как впереди него стеной вырос Макао, мешая гостю подойти вплотную.       Вблизи сын начальника таможни выглядел еще хуже, чем казалось ранее: с опухшими красными глазами, слегка потекшим макияжем, темными мешками под глазами и искусанными губами. Его руки дрожали, а одежда, явно брендовая, сидела неуловимо неправильно, будто парень сильно похудел, но по привычке продолжал носить прежние вещи.       — Привет, Люк, — поприветствовал его Макао спокойно, все еще не давая приблизиться к Тэ.       — Здравствуй, Макао. Мне нужно… мне нужно поговорить с вами! — умоляющий взгляд оленьих влажных глаз метнулся к Тэ, и молодой мужчина неподдельно смутился, не зная, имеет ли право просить телохранителей пропустить гостя в комплекс, ведь он и сам был тут лишь временным жильцом.       Затруднение легко разрешил Макао, бросивший охране, что они займут беседку в саду, и чтобы туда как можно быстрее доставили прохладительные напитки. Проведя мнущегося и нервничающего гостя в белую деревянную резную беседку, до самой куполовидной крыши увитую многолетней виноградной лозой, Макао позволил расторопной и скромно смотрящей в пол горничной накрыть на стол и отпустил ее взмахом руки, первым заходя в импровизированное убежище.       — Меня зовут Люк, мой отец — начальник таможни, но вы, наверное, и так знаете, — начал парень после долгой паузы, терзая в тонких пальцах вытащенную из кармана не менее тонкую сигарету. Сжалившись над ним, Тэ разрешил закурить, и пространство беседки мгновенно заполнил терпкий запах никотина и вишни. — Простите за ту сцену у вас дома, кхун Тэ.       — Я все понимаю, нонг’Люк, сердцу не прикажешь. Я уже давно не злюсь, — искренне заверил Тэ, уловив раскаянье в чужом приятном теноре голосе.       — Спасибо, кхун Тэ. Я не знаю, как правильно спросить, но я схожу с ума и ничего не могу с собой сделать. Он… пи’Тайм перестал ночевать дома, а вчера он ушел в ванную и оставил телефон, на котором всплыло сообщение от контакта «сладкий», и там было фото парня…       Тэ сердцем уловил, какие слова последуют дальше, и впервые в жизни испытал желание не отвесить Тайму безобидную пощечину, а полноценно двинуть кулаком, чтобы как минимум сломать нос.       — Это был Норд, мой одногруппник и друг, я сам познакомил его недавно с пи’Таймом…       О да, Тэ было не понаслышке знакомо это скребущее и мерзкое чувство, возникающее в тот момент, когда университетские товарищи, знакомые из общих тусовок и даже просто случайные люди пристыженно отводили от него взгляд, опасаясь того, что Тэ узнает об их интрижках или флирте с Таймом. Расстроенного и подавленного Люка стало до слез жаль, Тэ натянул на лицо сочувствующую улыбку и машинально ухватил за хвост вполне здравую мысль «А себя мне почему жаль не было?». Снова переглянувшись с Макао и прочитав в узких лисьих глазах все тот же не особо приятный вопрос, молодой человек тяжело вздохнул, понимая, что успокаивать расстроенного «ребенка» придется все-таки ему. Врать и изворачиваться больше не хотелось, мстить этому горько плачущему парнишке — тоже, поэтому Тэ пересел на скамейку к плачущему Люку, покровительственно обнимая за плечи и прижимая хрупкое тело к себе.       — Тайм не изменится, милый. Что бы ты ни делал, как бы ты ни пытался стать для него единственным, он просто не умеет быть верным. Да, он может возвращаться к тебе каждую ночь, может ходить с тобой под ручку на светских мероприятиях, может проводить ленивые уикенды с телеком и секс-марафоном по всему дому, но в глубине души ты всегда будешь помнить, что еще днем он трахал какую-нибудь симпатичную секретаршу своего отца где-нибудь в подсобке офиса. Или флиртовал с симпатичным мальчиком-моделью. Или «подвозил» старого знакомого, а потом драл его на заднем сидении своей тачки прямо перед вашим домом. И это… это всегда отравляет все хорошие моменты.       Люк уткнулся некрасиво скривившимся лицом ему в плечо и полноценно разревелся, пачкая рабочую футболку слезами и соплями. Тэ повернулся чуть сильнее, чтобы младшему было удобнее, и начал бережно укачивать, борясь с желанием впервые за все это время взять в руки телефон и хотя бы в переписке высказать Тайму, какой он мудак. К своей боли Тэ давно привык и еще в первые годы отношений научился купировать ее при первом же проблеске, не давая разрастаться и отравлять жизнь, хотя на душе все равно периодически скребли кошки. Но видеть искренние страдания совсем еще молодого, наивного и по-своему милого парнишки было особенно неприятно и грустно, и Тэ покрепче прижал его к себе, похлопывая по плечу и обреченно переглядываясь с Макао через стол.       — Мой тебе совет, малыш: всегда выбирай себя. Как бы больно тебе ни было, как бы сильно ты ни успел привязаться к нему — уходи сейчас. Пока привычка молча терпеть и подстраивать свою жизнь под него не стала основой твоего существования. Уходи от него, я серьезно. Не потому, что я хочу к нему вернуться, а потому что так будет лучше для тебя самого.       — Он… он цветы или угощение через день присылает… по…подарки дарит. Возит в ре-рестораны, представляет меня всем как… как своего парня. Он же любит!.. — заикаясь и вздрагивая, прорыдал Люк, сгребая в горстях футболку на боку Тэ, одновременно с этим сбито и горячо дыша ему куда-то в плечо.       — Любит тебя и заодно все, что имеет две ноги, которые можно раздвинуть, — поддакнул молчавший до этого Макао, с легким презрением и непониманием глядя на Люка. — На кой хрен нужна такая любовь, если ты на первом месте только по привычке?       От этих слов в первый момент вздрогнул даже Тэ, хотя за последние два месяца подобные фразы все чаще и чаще в разных вариациях приходили в голову ему самому. Люк задрожал сильнее, и Макао, тихо матерясь себе под нос на всяких «инфантильных и глупых идиотов, укушенных за задницу Купидоном», пересел на ту же лавку, обхватывая Люка с другой стороны и создавая надежный теплый кокон из их тел. Его ладонь легла на спину Тэ меж лопаток, приятно согревая и заземляя, запахи никотина, бензина, вишневых сигарет и тяжелых духов Люка с экстрактом сирени причудливо перемешивались, создавая своеобразный, но не неприятный букет, ассоциирующийся у Тэ со свободой и жизнью. Косые солнечные лучи, особенно яркие и желанные после нескольких дней затяжных дождей, проникали в беседку и освещали мужчин, сбившихся в плотную кучку, и Тэ в кои-то веки почувствовал, что помогает кому-то по своей воле, а не в угоду общественной пользе или из-за приказа родителей. Осознание омыло душу теплым летним дождем, и Тэ впервые за много дней и ночей почувствовал хрупкую, но бесценную гармонию с миром.       — Хочешь, сходим на шоппинг завтра? — предложил он, удачно вспомнив, что следующий день — календарный выходной.       — А можно? — с робкой надеждой спросил Люк, поднимая голову и вытирая щеки рукавом белоснежной шелковой рубашки.       — Можно, конечно, — тепло улыбнулся Тэ, помогая ему привести себя в порядок. — Мне иногда помогало отвлечься. Только у меня три условия: первое — ты покупаешь одежду только для себя. Не для него, не для своих родителей, не для друзей, а для себя. Хочешь кружевной топ — купишь кружевной топ. Хочешь оверсайзный комбинезон — купишь оверсайзный комбинезон. Второе условие: никаких упоминаний этого… человека. Даже случайных. И третье — в бутики Dior мы не заходим из принципа. Идет?       — Ага.       — Я с вами хочу, — вмешался Макао, тоже полностью отстраняясь от Люка.       — Конечно, если хочешь, пойдем, но я думал, ты не особо любишь наряжаться, — растерялся Тэ, силясь представить себе Макао в каком-нибудь бутике, примеряющим зауженные джинсы или пуловеры с глубоким вырезом. Выходило все еще горячо, но как-то неправильно.       — Во-первых, вам обоим нужна охрана и не только от врагов семей. Во-вторых, я знаю отличное место, где папарацци вас не достанут, но одежда там на любой вкус, хоть и не брендовая, в-третьих, мне не нравятся примерочные и ожидание, но нравится проводить время с тобой.       Тэ вспыхнул, как спичка, переваривая интимно-раскатистое «нравится проводить время с тобой». Люк перевел мокрый взгляд с одного своего невольного утешителя на другого, расстроенно качнул головой и прошептал потерянно и тихо:       — Кажется, я понял, что было не так.       — Вот и молодец. Встречаемся завтра в одиннадцать утра у входа в комплекс. Я буду на машине, но, если хочешь, поедешь на своей тачке. А сейчас сходи умойся, на тебя смотреть больно, — скомандовал Макао показательно грубым тоном.       Люк робко закивал и послушно пошел умываться в сопровождении одного из садовников, как раз подстригавших газон неподалеку от беседки, а Тэ быстро, пока не передумал, приник к Макао в плотном объятии, жадно вдыхая полюбившийся запах нарциссов и моря у самой шеи.       — Спасибо, нонг’, — промурлыкал он тихо, сам не до конца понимая, за что благодарит, не то за проявленное к Люку сочувствие, не то за предложение прогуляться, не то за молчаливую и надежную поддержку, в которую он все это время заворачивал Тэ, как в самое уютное в мире одеяло.       — Обращайся, пи’Тэ, — отозвался Макао, и Тэ с облегчением и нежностью почувствовал его солнечную хитрую улыбку у себя на виске.

      ***

      Разумеется, с ними решил отправиться и Танкхун с Полом и Армом, по умолчанию идущими вместе с шебутным и громким господином. Затем деятельный и активный старший Тирапаньякул втянул в предприятие и Порче, за которым неожиданно для всех тенью последовал Ким. И даже Пит присоединился к этому странному шествию — узнав от Макао о намечающемся походе, Вегас чуть ли не силой выпихнул партнера приодеться, ибо бывший телохранитель по-прежнему предпочитал либо официальную, либо совсем неброскую одежду, присущую обычному служащему, а не без пяти минут супругу главы второй семьи мафиозной элиты.       Увидев перед воротами комплекса шумную и громкую толпу вместо обещанных двух человек, Люк поначалу немного растерялся, но почти сразу с головой увяз в кипучем водовороте по имени Танкхун и даже безропотно пересел в чужую машину, беря с собой собственного телохранителя, представившегося Лонгом. Мужчина производил смешанное впечатление: лет тридцати — тридцати двух, довольно привлекательный внешне, с короткой стрижкой, полными губами бантиком и носом с благородной горбинкой. Глубоко посаженные глаза излучали спокойствие и уверенность, а черный костюм-тройка и белая выглаженная рубашка отлично подчеркивали достоинства фигуры. Но в то же время от него неуловимо веяло опасностью и настороженностью, не как от Вегаса, но нехороший холодок по позвоночнику пробежал.       Танкхун, увлеченный болтовней с уже притерпевшимся к его напору Люком, машинально уселся посередине заднего сидения, но Пол и Арм даже не успели вмешаться — Лонг аккуратным движением приподнял старшего Тирапаньякула, подхватывая под коленями и поясницей, и пересадил на более безопасное место по диагонали от водителя. Затихший на середине фразы Танкхун захлопал на него расширенными глазами, не находя слов, а Лонг лишь растянул уголки губ в мягкой улыбке и затолкал в машину и своего подопечного, устраиваясь на последнем оставшемся месте.       Тэ переглянулся с Макао, поймал его лисью улыбку и запрыгнул в машину к Питу — телохранителей вторая семья в эту поездку не взяла из принципа, обходясь собственными силами. Дорога до павильона прошла в уютном обсуждении последних свершений Макао и Тэ на ниве ремонта мотоциклов и рассказов Пита о последнем нелегальном аукционе драгоценностей, на котором удалось неплохо навариться, хотя Вегас за предыдущую неделю устал как собака и грозно рычал на любое движение.       Обещанный Макао магазин представлял собой огромный павильон, занимающий весь первый этаж пятиэтажного дома в одном из зеленых и тихих районов столицы. По периметру и вдоль помещения расположились вешалки с самой разнообразной одеждой, разбитой не по гендерным отличиям, как это обычно бывает в подобных местах, а по тематике. В самом дальнем от входа темном углу, украшенном огромными пластиковыми пауками и весьма реалистичными летучими мышами, находилась одежда для готов и неформалов. Рядом с ним — отдел для косплееров и любителей аниме. Был также супергеройский отдел с вырвиглазными футболками и джинсами, украшенными принтами с персонажами DC и Marvel. Отдел для любителей «Барби», для офиса, для спортивных занятий — в первые несколько минут Тэ просто смотрел на все это великолепие круглыми от удивления глазами, пока из транса его не вывел вопль слегка запоздавшего Танкхуна, на полной скорости вломившегося в магазин и напугавшего до икоты юного консультанта.       Прошло по крайне мере пять минут, прежде чем Тэ робко двинулся в сторону вешалок с нейтральными или пастельными вещами, завороженно глядя на написанную курсивом фразу «Раздел Цитат». Постепенно к нему присоединились заговорщицки переглядывающиеся Ким и Че, Лонг и не менее ошарашенный разнообразием заведения Люк.       Вещи аккуратно висели на простых тонких пластиковых плечиках, в два яруса по периметру на пристенных вешалках и с двух сторон от длинных напольных, бесконечным рядом тянущихся от входа к противоположной стене. После небольшой прогулки в компании консультанта, Тэ решил, что раздел цитат интересует его большего всего, так как буквально на каждой вещи было написано либо что-то любопытное, либо забавное, либо грустное. Мужчины тихо переговаривались, перебирая плечики, разглядывая надписи и громогласно делясь найденным с товарищами. Особенно повеселили Тэ обтягивающая красная водолазка с надписью «Совет свой себе посоветуй», черная бесформенная футболка с белой надписью «Хуле нет, когда да»* и бежевый свитшот со словами «Если ты не Франческо де Грегори, значит, ты не Франческо до Грегори! А если бы ты стал Франческо де Грегори, ты бы не был Франческо де Грегори!»*, который, в итоге, Тэ и захватил для себя, завороженный ускользающим тонким смыслом этой фразы.       Че надолго залип взглядом на простой белой футболке с двумя неоновыми фонарями и несколькими нотными фразами, странно шевеля пальцами, будто пытался играть на невидимой гитаре, а затем с тихим писком сорвал вещь с вешалки и потащил на кассу, под удивленными взглядами собравшихся мужчин и двух вежливых расторопных консультантов, вызвавшихся им помочь. Сложным взглядом проследив за возбужденным возлюбленным, Ким подавился слюной, откашлялся, рассмеялся и объяснил всем остальным:       — Ноты на футболке — это начало песни «Gimme more» Бритни Спирс. Ее знаменитый неоново-синий клип с элементами стриптиза начинается фразой «It`s Britney, bitch», на что и была сделана отсылка на одежде.       — Слишком сложно, — недовольно фыркнул Танкхун и гордо потряс собственной добычей с надписью «Я учусь на ошибках бедолаг, которые следовали всем моим советам».       В их компании было всего три условных модника, но вскоре в одежную лихорадку втянулись все, даже телохранители. Двое консультантов — веселые молодые ребята лет двадцати двух — двадцати четырех — охотно помогали, бегали туда-сюда с вешалками и одеждой и смешно комментировали выбор клиентов, так что довольными в итоге остались все. Смущенный Арм особенно комично смотрелся в длинном темно-синем худи с надписью «Do not treat with alcohol, otherwise I will dance a striptease for you»* во всю грудь. Пола принарядили в расклешенные джинсы, кожаный ремень с тяжелой металлической пряжкой и водолазку с Тором, Макао отобрал себе пару футболок с рок-звездами и джинсы с брутальными цепочками. Порче и Ким практически ничего не меряли, только комментировали выбор остальных и веселились, параллельно прерываясь на короткие нежные поцелуи. Танкхун, как большой счастливый ребенок, бегал от стеллажа к стеллажу и радостно вскрикивал, найдя что-нибудь прикольное и интересное, тут же громогласно оповещая об этом остальных. В итоге больше всего одежды скупил именно он: Полу даже пришлось занять обе руки пакетами с обновками. Люк, ради которого изначально и затевался весь этот поход, практически все время провел, примеряя легкие и воздушные вещи, и в конце шоппинга в его пакете красовались несколько шелковых рубашек навыпуск и очень изящный малиновый жакет, делающий его тонкую талию еще уже.       Лонг ограничился футболкой с надписью «Orgasm donor. Ask for your free sample»* — увидевший это Кхун заалел щеками и с писком убежал в другой конец зала. Пит же напрочь пропал в отделе с однотонными вещами и, как ни странно, юбками, задумчиво касаясь рукой одежды и тщательно разглядывая каждый представленный экземпляр.       Сам Тэ долго бродил между стеллажей, мучительно пытаясь вспомнить самого себя. Его руки по привычке тянулись к однотонным или причудливым черно-белым вещам, но затем он сам себя строго одергивал, вспоминая, что когда-то давно любил пастельные тона и мягкую текстуру ткани. Заметив его потерянный вид и ушедший глубоко в себя взгляд, Макао покружил по залу и принес ему три вешалки. На первой висела мягчайшая тонкая хлопковая нежно-голубая пижама, состоящая из коротких шортиков и майки-безрукавки с круглым вырезом и надписью «Мой сон — мои правила» на ягодицах и груди. На второй расположился теплый кардиган мелкой вязки цвета кофе с молоком с изящным узором в виде колоска на рукавах. На третьей обнаружилась облегающая, удобная даже на вид кожаная черная куртка с косым вырезом и вязаным же коричневым капюшоном.       — Нравится? — спросил Макао с легким волнением, протягивая вперед выбранные вещи. — Я подумал, что ты нечто подобное искал…       Тэ проглотил плотный, колючий комок в горле и молча вжался в подростка всем телом, топя печаль в ставшем знакомом и привычном запахе нарциссов и моря. Макао предупредительно отвел вешалки в сторону, чтобы они не упирались в живот Тэ острыми краями и обнял его второй рукой, ласково поглаживая по спине кругами — личные границы между ними стремительно стирались, и касаться друг друга становилось так же естественно, как дышать, хотя за эти два месяца молодые люди ни разу не обсуждали степень их близости и возможное совместное будущее.       Заметив их переплетенные фигуры, Танкхун, к которому Тэ как раз удачно стоял лицом, театрально взмахнул руками и ловко, с королевским величием и врожденной грацией увлек всех остальных «полюбоваться на вещички из отдела с Барби, Люк, детка, ты же такой хорошенький, наверняка мы вдвоем найдем там что-то подходящее». Проводив процессию взглядом, Тэ еще крепче вжался в теплого и надежного подростка, пряча лицо на его плече и позволяя себе несколько крохотных слезинок, быстро впитавшихся в футболку младшего. Макао не мешал, продолжая спокойно стоять и гладить Тэ по спине, убаюкивая, как ребенка.       Вышли мужчины из магазина только спустя четыре с половиной часа, уставшие, но довольные, и завалились в ближайшее крохотное кафе, заняв чуть ли не половину имеющихся мест. Арм, Пол и Пит устроились за угловым столиком с отличным видом на зал, тематически оформленный в стиле полуподвальной библиотеки, со стеллажами вдоль стен, французскими окнами и удобнейшими мягкими диванчиками и пуфиками. Лонг пристроился за одиночный столик неподалеку от Тэ, Танкхуна, Люка и Макао, Ким и Че практически сразу ушли в глубину зала, воркуя по пути о чем-то своем.       Спустя минут пятнадцать, прошедших в непринужденной беседе и бросании постоянных косых взглядов в сторону чужого телохранителя, одиноко пьющего свой крепкий черный кофе, Танкхун тяжело вздохнул, что-то пробормотал себе под нос и, прихватив свой пуфик, пересел к Лонгу, сходу заводя разговор. Столик был круглым и совсем крохотным, так что мужчины периодически соприкасались то коленями, то руками, отчего старший Тирапаньякул очаровательно краснел и слегка нервно перебирал по воздуху длинными паучьими пальцами.       — Так ты теперь встречаешься с Макао, пи’Тэ? — внезапный вопрос Люка, ожидающего свой заказ, мгновенно выбил из Тэ все остатки хорошего настроения. Молодой человек замялся, не зная, как ответить так, чтобы не обидеть сидящего справа от него подростка и не разрушить то нежное и хрупкое доверие, что успело между ними установиться. Но тот, почуяв затруднение Тэ вмешался, непринужденно крутя в руке белоснежную бумажную салфетку, вытащенную из салфетницы в форме крохотной папки для бумаг.       — Мы — просто друзья, нонг’Люк. Но если пи’ захочет, я с радостью начну за ним ухаживать, — ничуть не смутился Макао, как ни в чем не бывало, наблюдая за тем, как официантка расставляет по столу заказанные блюда, и сходу начиная перекладывать на тарелку Тэ самые вкусные кусочки мяса из общей тарелки.       Тэ сцедил в кулак глупую влюбленную улыбку, осознал, что сделал, вспомнил угрожающий взгляд Вегаса и довольный — Кинна, от всей души плюнул на установки и правила, не дающие ему свободно дышать вот уже двадцать пять лет, схватил Макао за подбородок, поворачивая к себе, и коротко поцеловал в губы, отчаянно прикрыв глаза, чтобы не напороться на презрение или отвращение в темно-карих безднах. К его чести, подросток сориентировался моментально, ловя щеку Тэ в ладонь, как в колыбель, и охотно отвечая. Он не напирал и не настаивал, просто мягко касался, позволяя Тэ самому вести и исследовать, и эта непринужденная забота, мягкость, готовность уступить и ждать были для Тэ настолько новы и приятны, что сердце сбилось с ритма, а внизу живота на удивление быстро завязался почти забытый за ненадобностью горячий узел желания.       Мужчина не знал, насколько далеко ему можно заходить, но прерываться и отстраняться не хотелось категорически, поэтому он слабо выдохнул в чужие мягкие и вкусные губы, отдающие пряным карри и острым перцем, а затем шире приоткрыл рот и замер, отдавая контроль.       — Уверен? — уточнил Макао, ненадолго отстранившись и проницательно заглядывая в испуганно распахнувшиеся глаза Тэ.       — Д-да. Надеюсь, твой хиа’ не сломает мне за это шею, — нервно хохотнул Тэ и снова зажмурился, внутренне сгорая от сильнейшего стыда и смущения — будто подростком, в самый разгар пубертата здесь был он, а не уверенный в себе и непробиваемо-спокойный Макао.       — Думаешь, я ему позволю? — весело фыркнул младший и коротко чмокнул Тэ в нос перед тем, как ласково нажать на его нижнюю губу большим пальцем и увлечь в настоящий мокрый взрослый поцелуй с языками, полностью захвативший сознание мужчины.       — Хоть бы людей постеснялись, негодники! Или мне поднос взять, мелкий Тирапаньякул? — раздался у них прямо над головами громовой голос показательно недовольного Танкхуна.       Не поняв, при чем тут поднос, Тэ все-таки с сожалением отстранился первым, осознавая, что они и правда увлеклись друг другом и это было не слишком красиво с их стороны. Но Люк, сидящий за столиком прямо напротив, невозмутимо запихивал в рот очередную ложку карри, покрасневшие телохранители отводили взгляды, а улыбающийся до ушей Пит, не скрываясь, показывал Макао большой палец.       — Поздравляю с началом отношений, — фыркнул Танкхун, убедившись, что сумел завладеть всеобщим вниманием. Его искрящийся удовольствием и теплом взгляд сместился с Тэ на Макао, на несколько мгновений становясь темным и угрожающим. — Не мне тебе говорить, что бывает с тем, кто обижает моих друзей.       — Ты думаешь, я посмею? — серьезно спросил Макао, и повисшая над столиком тяжелая аура рассеялась, как не бывало.       — Ну и ладно. Тэ, дорогой, если этот противный мальчишка будет тебе надоедать, ты всегда можешь одолжить у меня поднос! — и с гордым видом, театрально махнув полой свежекупленного мешковатого небесно-голубого пиджака, вернулся за столик к тихо веселящемуся Лонгу, возобновляя прерванную беседу.       — Макао, мы… — говорить о таких интимных вещах было все еще странно и непривычно, но Тэ был уже научен горьким опытом, что очередное замалчивание проблемы не приведет ни к чему хорошему, а потому, скрепя сердце и стиснув от волнения пальцы на узорной ручке ложки, предпринял эту робкую и осторожную попытку прояснить установившуюся степень близости между ними.       — Не говори, если не готов. Я подожду, сколько нужно, правда.       Тэ закатил глаза, безмолвно сетуя на чересчур предупредительного мальчишку, залип взглядом на влажных от их общей слюны пухлых губах и выпалил, пока решимость еще тлела в нем теплым поддерживающим огоньком:       — Станешь моим парнем?       Макао дернулся от неожиданности, едва не снеся плечом цветок в горшке, притулившийся на самом краю подоконника, и окинул Тэ смущенно-растерянным взглядом. Тэ почувствовал, как у него начали мелко дрожать руки, а желудок попытался завязаться морским узлом, но уловивший его волнение и страх Макао поймал его руку и поднес к губам, нежно целуя чуть шершавые огрубевшие от работы костяшки.       — Я буду самым счастливым человеком на земле, если ты разрешишь мне называть тебя моим парнем, пи’.       Тэ покраснел до корней волос, но руки не отнял, в который раз за эти два месяца греясь теплом чужой кожи. Макао хитро прищурился и придвинул к нему тарелку с едой, намекая, что неплохо было бы поесть — Тэ практически ничего не ел с вечера прошлого дня, привыкнув завтракать кофе и какой-нибудь мелкой сладостью.       Мужчина кивнул и уткнулся в свою тарелку, машинально начиная жевать и даже не чувствуя вкуса. В душе пузырились и смешивались в непередаваемый букет радость от чужого согласия и легкая, призрачная тоска по ушедшим временам с Таймом. Поначалу тот тоже красиво ухаживал, постоянно дарил подарки и обижался, если Тэ их не носил. Водил в рестораны, покупал цветы, представлял его всем как своего парня, что ужасно льстило самолюбию Тэ. Были золотые времена, когда Тайм действительно пытался держать свой член в штанах, и тогда Тэ чувствовал еще большую эйфорию и счастье, но те времена давно прошли, оставляя его с осознанием, что он неправильный и некрасивый, раз «любящий и понимающий» партнер так открыто ищет связей на стороне. Выбрать Макао означало перечеркнуть все пути для возвращения к Тайму — в голове Тэ до сих пор не укладывалось, как можно играть на два поля и при этом искренне верить, что любишь. Но и уходить после стольких лет было мучительно больно и страшно, как замереть на краю банджи-джампинга, заглядывая в бездну под ногами и истово молясь, чтобы веревки выдержали и не подвели.       — Всегда выбирай себя, — проговорил Люк, вежливо вытерев жирные губы салфеткой. — Ты сам мне так говорил, помнишь?       Тэ чуть заторможенно кивнул и потянулся палочками к общему блюду, доставая аппетитный кусочек мяса и перекладывая его на тарелку довольно скалящегося Макао. В конце концов, среди своих друзей Тэ всегда слыл неплохим советчиком в амурных и житейских делах, как знать, может, настала пора и самому им последовать?       Макао потянулся к графину с апельсиновым соком, намереваясь налить порцию для Тэ, но старший лукаво улыбнулся и украл стакан подростка, отпивая и бросая на него лукавый взгляд: «А помнишь?». Судя по вспыхнувшим темным огнем глазам, Макао намек уловил; его свободная рука вольготно легла на спинку стула Тэ, показывая всем и каждому, что этот мужчина уже занят. Рядом с ним Тэ чувствовал себя нужным и желанным, поэтому, не удержавшись, снова коротко чмокнул теплые губы, подцепил со своей тарелки немного тушеных овощей и вознес короткую молитву за успех предприятия — впервые в жизни он делал что-то исключительно для самого себя.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.