Моя терпко-сладкая месть

      Подготовка к празднику полным ходом велась в доме побочной семьи, где Тэ по первой же просьбе выделили светлую и просторную гостевую спальню на третьем этаже, с отдельной ванной и вместительным гардеробом. По дому туда-сюда носились горничные и телохранители, повара сурово прикрикивали на помощников, а Пит так и вовсе не ходил, а летал, стараясь быть во всех местах сразу, чтобы жестко проконтролировать систему безопасности и уладить мелкие формальности с расположением столов, подиума для тостов и арки из серебристых воздушных шариков.       Темно-синий строгий костюм для праздника Тэ привез в выделенную комнату еще вчера, так что ему осталось только принять душ, высушить и уложить волосы, облачиться в белую рубашку, приталенную жилетку с неброской, но дорогой вышивкой и тщательно выглаженные горничной штаны. На шею он повесил маленький кулон в виде прозрачной капли на невесомой серебряной цепочке — свои украшения при побеге из дома мужчина не взял, поэтому они с Кхуном по пути из луна-парка в субботу заехали в ювелирный и выбрали этот маленький, но красивый кулон, удачно улегшийся в межключичную ямку и подчеркнувший изящность шеи и разлет тонких ключиц.       Затем Тэ, немного освежив знания по нанесению макияжа с помощью нескольких видео от своих прошлых фаворитов на YouTube, навел марафет, нанеся на губы блеск, подчеркнув скулы и сделав ненавязчивый смоки-айз. Взгляд сразу стал глубоким и «кошачьим» — хитроватым, загадочным и манящим. Удовлетворившись результатом своей работы, Тэ обулся в черные закрытые лакированные туфли и поправил в ушах скромные, особенно по сравнению с его предыдущими украшениями, бриллиантовые гвоздики — подарок Кинна и Порша в честь официального расставания с Таймом.       В дверь коротко постучали, и Тэ, закончив наносить на запястья и зону под ушами тонкий цветочный парфюм, похожий на женский, пошел открывать. За дверью обнаружился Макао в светло-сером смокинге с пиджаком через предплечье. В свободной руке он держал маленький букетик белых цветов, который машинально протянул в сторону хозяина комнаты.       — Макао? Ты чего? Что-то не так? — забеспокоился Тэ из-за взгляда подростка, ставшего каким-то стеклянным и очень задумчивым.       — Все хорошо, пи’. Ты выглядишь, как моя мечта, — хрипло проговорил Макао, и в его глазах заплясали искры восхищения и гордости.       Тэ покраснел от удовольствия и смущения, повертел головой, оглядывая окрестности, и за грудки затянул Тирапаньякула в комнату, захлопнув дверь за его спиной. До начала банкета у них оставалась еще пара свободных минут, поэтому он прижал удивленного Макао к обратной стороне двери и жадно впился в губы, впитывая отклики и ласку, как губка.       Макао, не зная точно, где можно трогать, а где нет, все же аккуратно обхватил его одной рукой за талию, ответно притискивая к себе и выражая недюжинную заинтересованность в происходящем, вылившуюся в весьма ощутимый крепкий стояк. Тэ не стремился углубить поцелуй — прозрачный блеск с легким охлаждающим эффектом на губах не позволял особо разогнаться с обменом слюной, но и просто так отлипать от податливого и горячего парня ему не хотелось. В итоге они смогли оторваться друг от друга с большим трудом, и то только когда в дверь Тэ постучал Пит, с той стороны спрашивая, не здесь ли прячется потерянный гостями именинник. Ответив, что им нужна еще пара минут, Макао светло, по-мальчишески улыбнулся и нежно поддел носом нос Тэ.       — Ну вот и что ты со мной делаешь, пи’? Как мне теперь перед гостями со стояком выступать? — хмыкнул он, оставляя колючий поцелуй на пару сантиметров выше прозрачной капельки кулона.       Тэ тут же виновато потупился — затевая возню с этим неглубокими и милыми ласками, он совсем не подумал, что скорость возбуждения подростка все же немного отличается от возбуждения взрослого.       — Прости. Я не хотел, прости, — он неподдельно смутился и отвел взгляд, начиная рассеянно перебирать в пальцах жесткий воротник белоснежной рубашки юного возлюбленного.       — Пи’, если бы можно было послать нахрен всех этих гостей и остаться наедине с хиа’, пи’Питом и тобой, я бы не раздумывал и секунды, — Макао, сходу уловив причину его расстройства, придержал Тэ под скулу, снова оставляя неглубокий поцелуй на его губах. — Я очень горд тем, что ты со мной. Тебе очень идет этот образ, выглядишь лучше любых моделей. И не думай, что твои поцелуи — основная причина моего стояка. Ты настолько красивый и сексуальный в этой одежде, что даже если бы ты просто коснулся моего плеча — у меня бы все равно встал.       — Ты придешь завтра ночевать? — тихо уточнил Тэ, дурея от собственной смелости и наглости и краснея аж до шеи из-за шквала комплиментов.       — Я приду уже сегодня, — ответил Макао, аккуратно обнимая и поглаживая мужчину по спине. — Неужели ты думал, что я тебя выпущу после банкета? Даже если оба упахаемся, как кони, все равно хочу спать только с тобой. Ладно, пи’, я побежал, а то пи’Пит скоро твою дверь вынесет. Ну или разочарованные моим отсутствием гости вынесут его. Спускайся в банкетный зал пока, я постараюсь вырваться от них побыстрее.       В последний раз легко чмокнув Тэ в губы, Макао отстранился и вышел, оставляя его с букетиком искусственных, но очень натурально сделанных ромашек в руках и полным сумбуром в мыслях. Повертев подарок в руках, Тэ пожал плечами, пристроил цветы в петлицу вместо бутоньерки и вернулся к зеркалу, чтобы заново нанести блеск — большая часть предыдущего осталась на губах подростка.       Еще раз внимательно себя осмотрев, Тэ отрывистым нервным жестом поправил воротник и выбрался из хозяйского крыла в банкетный зал на первом этаже, украшенный синими и серебристыми воздушными шариками и живыми цветами — в основном белыми хризантемами. Вдоль стен выстроились длинные столы, накрытые белоснежными скатертями и заставленные блюдами с канапе, фруктами, легкими десертами и напитками — прием изначально задумывался как небольшой фуршет. Гости еще на входе поздравляли Макао и вручали подарки, затем все приглашенные собирались в главной зале, где звучали тосты от главной и побочной семей, потом те, кто хотел, поднимали тост за Макао, а дальше по плану Пита, занимающегося организацией торжества, все разбивались на кучки по интересам и либо выходили в сад и внутренний двор, либо продолжали веселиться в зале. Также для развлечения гостей был предусмотрен зал для карточных игр, зал с бильярдом, и пара тихих уединенных комнат для пожилых участников встречи. Конец вечера должен был ознаменоваться грандиозным салютом во внутреннем дворе.       Обычно праздники, подобные этому, по обычаю мафии устраивались где-то на нейтральной территории, в помпезных и дорогих кафе или на вилле за городом, но Вегас уже давно хотел проверить нескольких потенциальных коллег и партнеров на вшивость, оттого и рискнул проводить праздник в своем доме, по уши загрузив вопросами безопасности Пита, Пола, Арма и нескольких своих доверенных лиц. К тому же, сразу после банкета в доме побочной семьи намечался масштабный и длительный ремонт, грозящий знатно перекроить планировку — Вегас хотел сделать свое семейное гнездо более комфортным, уютным и светлым в угоду Питу, очень любящему солнечный свет и ненавязчивую легкую атмосферу.       В постепенно сгущающейся толпе гостей, щедро разбавленной черными строгими костюмами охраны обеих ветвей Тирапаньякулов, Тэ быстро отыскал Порче, облаченного в скромный, но идеально сидящий на его пока еще угловатой мальчишеской фигуре бежевый смокинг. Рядом с ним стоял сплошь затянутый в черное, похожий на мрачного ворона Ким, сосредоточенно оглядывающийся по сторонам и о чем-то постоянно перемигивающийся с охраной. Видя плохо прикрытую нервозность младшего сына основной семьи, Тэ открыл было рот, чтобы уточнить вероятность возможного нападения, но Порче, заметив его порыв, мягко качнул головой и чуть устало улыбнулся, поясняя:       — Пи’Ким раскрыл наши отношения перед всеми и теперь у него паранойя, что мне могут навредить. Не переживай, пи’Тэ, пока охрана спокойна, нам тоже бояться нечего.       — Хорошо, — немного расслабился Тэ, беря с подноса ближайшего официанта бокал с шампанским, которое намеревался лениво потягивать весь вечер.       Макао стоял вместе с Вегасом и Кинном в другой зале, встречая гостей и принимая поздравления и подарки. Танкхун собирался появиться уже под конец поздравлений, Порче и Ким постоянно переговаривались жестами и касаниями, и Тэ, чтобы никому не мешать, встал у дальней стенки рядом с роскошной синей портьерой и погрузился в расслабленную медитацию, лениво наблюдая за броуновским движением гостей и партнеров обеих ветвей мафиозной семьи. Вот в толпе мелькнула его давняя знакомая в коротком коктейльном платье цвета индиго, вот мимо прошел высокий и привлекательный мужчина со смуглой кожей, большими карими глазами и знакомой линией подбородка. Приглядевшись повнимательнее к нему и его спутнице, статной женщине лет сорока, чью зрелую красоту великолепно оттеняли две длинные вьющиеся темно-каштановые пряди по обеим сторонам лица, Тэ опознал родителей Прапая. Где-то в толпе мелькнули корейские партнеры семьи Кинна, чей наследник был одним из первых любовников Тайма. Лао Чжан привел свою семью в полном составе и теперь оба наследника — Чжан Чэнлин и Чжан Вэйсюй — вовсю окучивали молоденьких гостий праздника, производя приятнейшее впечатление воспитанных и обходительных молодых джентльменов. Но Тэ не понаслышке знал, что оба — наркоманы в завязке, да и глава семьи Чжан выглядел поблекшим и уставшим.       — Намешать тебе чего повеселее? — рядом с задумавшимся Тэ на пару минут остановился Порш, выглядящий сногсшибательно в расстегнутой до середины груди рубашке и нежно-оливковом костюме, подчеркивающем ширину его плеч, стройность талии и узость бедер.       Как мог заметить со своего наблюдательного пункта Тэ, на обоих Киттисаватов заглядывались все молодые — да и, чего греха таить, не только молодые — относительно свободные люди, собравшиеся в зале. Но рядом с Че непрестанно кружил Ким, одним зверским взглядом отгоняя незадачливых ухажеров, а Порш ловко утекал как вода, когда кто-то из гостей пытался нарушить его границы и прикоснуться вне протокола к плечу или руке. Кинн, изредка появляющийся в зале под руку с очередной разряженной в пух и прах дамой, при виде этих невежливых жестов гостей потихоньку закипал, но одной мягкой полуулыбки Порша хватало, чтобы нынешнего главу семьи отпускало.       — Нет, не хочу надираться, но твое предложение учту, — улыбнулся Тэ в ответ, машинально выискивая среди гостей свою семью.       — Не ссы, Вегас поговорил с твоим отцом, и они до тебя докапываться не будут, — заметив его тревогу, пояснил Порш, уныло глядя на шампанское в своем бокале. Невооруженным глазом было видно, что пить эту сладкую шипучку ему хотелось меньше всего, но этикет обязывал.       — Ладно, это я тоже учту, — Тэ немного опустил напряженные плечи, походя раскланиваясь с очередной знакомой пожилой дамой на огромных каблуках и в темно-зеленом вечернем платье с удивительно открытым, хоть и красивым, декольте.       Наконец долгая часть с вручением подарков подошла к концу, отзвучали смешные, длинные и хорошие тосты Кинна, Порша, Вегаса и Пита, и на полукруглый подиум, особенно густо украшенный цветами и шарами, неожиданно для Тэ пригласили его самого. Он не готовил речи, даже не задумался об этом, полагая, что Макао хочет сохранить их отношения в тайне, но, подчинившись протянутой руке Пита, послушно поднялся на небольшое возвышение, становясь вровень с Тирапаньякулами и их избранниками.       — Добрый вечер всем присутствующим, думаю, многие знают меня не понаслышке, но на всякий случай представлюсь. Меня зовут Тэ, я единственный наследник семьи Чайсит* и, так уж вышло, бойфренд нашего именинника. — По залу прокатился шквал шепотков, все знали о скандале с Тэ и Таймом из прессы, но мало кто догадывался, что у него появился новый ухажер, тем более такой юный и именитый. Тэ нервно сглотнул и крепче сжал микрофон во влажной от пота ладони. — Мы с ним вместе не так давно, но я по-настоящему счастлив и горд тем, что у меня такой прекрасный и отзывчивый парень. В этот очень знаковый и важный для нас день я хотел бы для начала от всей души поблагодарить нескольких людей. Начну, пожалуй, с Кинна, потому что именно благодаря дружбе с ним я смог сблизиться с Макао. Затем я хочу сказать спасибо Вегасу — за то, что неустанно заботился, защищал и воспитывал своего младшего брата, во многом именно благодаря тебе он вырос таким замечательным и хорошим.       Вегас поднял свой бокал, поддерживая тост и непривычно мягко улыбаясь.       — Еще я хочу поблагодарить Пита — за то, что сделал это здание настоящим домом для Макао и Вегаса.       Пит очаровательно покраснел, показал миру свои прекрасные ямочки на щеках и уткнулся лицом в плечо довольного Вегаса.       — Но больше всего я хочу поблагодарить самого именинника. За то, что появился в моей жизни так неожиданно, за то, что стал очень важным и нужным, за то, что бескорыстно помогаешь и делаешь меня счастливым. Сегодня ты официально стал взрослым, и теперь сам отвечаешь за свои поступки, но я хочу, чтобы ты знал: я всегда тебя поддержу и помогу. Я всегда буду на твоей стороне, нонг’. И я искренне желаю тебе удачи в любом твоем начинании, легкого и, по возможности, мирного пути к мечте и безграничного счастья. Ты это сполна заслужил, Макао. С Днем рождения!       Тэ отложил микрофон на маленький круглый столик, установленный на подиуме специально для такого случая, поднял свой бокал и залпом выпил все, что там было. А когда отвел его от губ, оказался в крепких объятиях улыбающегося до ушей Макао. Короткий, но жгучий поцелуй под громовые аплодисменты гостей снова смазал несчастный блеск с его губ, но Тэ было не на что жаловаться: в груди разливалось приятное тепло от выпитого алкоголя и не менее пьянящего вкуса любимых губ. Уступив место Киму и Порче, Тэ сбежал с возвышения, шепнув Макао, что обязательно найдет его после всех поздравлений.       После Кима и Че, исполнивших для именинника песню-поздравление под аккомпанемент гитары, прозвучали тосты от самых давних и крепких партнеров главной и побочной семей. Однако всех в прямом смысле затмил Танкхун, явившийся в вихре блесток и мишуры аккурат после поздравления кхуна Пакина. «Испорченный наследник» Тирапаньякулов подогнал кузену огромный многоярусной торт, из центра которого выпрыгнула не девушка в купальнике, как ожидалось от подобного подарка, а здоровенный коричнево-бежевый плюшевый медведь в рост человека, на шее которого в несколько рядов висели засушенные острые перчики чили, нанизанные на веревку.       На вопрос смущенного, ошарашенного и смятенного Макао, а зачем ему нужен игрушечный медведь, тем более, такой большой и с ожерельем из перца, Танкхун невозмутимо поправил свой вырвиглазный костюм с подсолнухами и, ничуть не тушуясь, громко заявил в микрофон:       — Как зачем? Будешь в отъезде оставлять вместо себя, чтобы малыш Тэ не скучал. А перец чтобы жизнь не казалась медом, а то с таким парнем любой день — как в раю.       Упомянутый «малыш Тэ» покраснел до корней волос, Кинн, Порш, Ким, Вегас и Порче буквально сложились пополам от смеха, а Макао, едва сумев разогнуться после бурного приступа веселья, шагнул к Тэ и снова его обнял, прикрывая собой от весело сверкающего глазами Танкхуна.       — Ну что, пи’, возьмешь вместо меня медведя с перцем?       Тэ рассмеялся и напоказ окинул игрушку внимательным и оценивающим взглядом, будто всерьез примерялся. Неизвестно, как это получилось у Танкхуна, но медведь крайне напоминал самого именинника и мог похвастаться такой же хулиганистой улыбкой, черными, словно смеющимися, глазами, круглыми блестящими сережками в коричневых ушах и даже футболкой в желто-зеленую полоску, одним из любимых принтов Макао в одежде.       — Никто и ничто не заменит мне тебя, — проникновенно произнес Тэ наконец, с удовольствием опираясь на предложенный локоть. — Но вы с ним очень похожи, и я и правда буду рад, если ты оставишь его у меня.       — Значит, решено, хотя, боюсь, я стану ревновать, если буду знать, что ты спишь в его объятиях без меня, — Макао галантно поцеловал костяшки на правой руке Тэ и подал знак ближайшему охраннику убрать медведя, чтобы гости могли насладиться тортом.       Спустя еще десяток минут и пару-тройку поздравлений от компаньонов Вегаса и Пита, Макао на секунду прижал Тэ спиной к своей груди и вышел куда-то, чтобы лично проводить очень дальнюю пожилую родственницу в комнату отдыха. Тэ отвлекся на болтовню с Порче и пропустил изменение обстановки в зале. Загривком почувствовав неприятный холодок и досужие взгляды гостей, он прервался на полуслове и оглянулся. На подиуме, подняв полный бокал, стоял Тайм собственный персоной. Похудевший, с плохо замаскированными синяками под глазами и жестким, злым выражением на лице, он составлял разительный контраст с Тэ, который за время их расставания, наоборот, немного поправился и стал выглядеть куда здоровее и лучше, чем раньше. Дождавшись, пока большая часть гостей повернется к нему, Тайм поднял бокал и громко заявил:       — Из доверенных источников я знаю, что наш именинник любит крупных котов, так что в качестве дополнительного подарка предлагаю ему это чудесное видео с самым большим и милым котиком из всех, что я видел.       Экран за его спиной включился, транслируя на весь зал видео, и глаза Тэ расширились от шока, обиды и парализующего ужаса. Это было домашнее порно-видео, которое Тайм уговорил его снять на свой двадцать третий день рождения. Тогда Тэ дал ему карт-бланш на все действия в постели, заведомо согласившись на все, что тот предложит, и Тайм «не подкачал», пригласив в их постель третьего парня и обстоятельно разложив Тэ в два ствола. На записи, к счастью, запущенной без звука, Тэ как раз мерно насаживался на член Тайма, при этом позволяя второму парню тянуть его к себе за длинный черный поводок, прикрепленный к ошейнику. Кроме ободка с пушистыми белыми кошачьими ушами, длинных белоснежных перчаток с розовыми отпечатками лапок и черного широкого ошейника с бубенцами на Тэ ничего не было.       — Надеюсь, этот котик принесет нашему имениннику удачу, даже несмотря на то, что он насквозь порченый и грязный, — выплюнул Тайм зло и быстро.       Гости затихли, оглядываясь на застывшего в прострации Тэ и его молчаливо бесящихся родителей. Тирапаньякулов, кроме Кима, в зале почему-то не оказалось, видимо, Тайм и здесь постарался, подготавливая почву для диверсии. Тэ на экране как раз нагнулся к чужому некрупному, но ровному члену, собираясь его заглотить. Фантомное давление поводка заставило мужчину в настоящем резко схватиться за шею, будто его и правда что-то душило.       Ким уже сделал знак охране, чтобы видео выключили, но этого и не потребовалось — тяжелый граненый бокал задорно просвистел в воздухе и врезался ровнехонько в центр плазмы, выводя ее из строя и заливая ярко-оранжевым апельсиновым соком. В полной тишине Порче невозмутимо отряхнул вытянутую руку, в которой еще секунду назад был зажат этот самый бокал, и произнес со слегка флегматичной интонацией:       — Простите, рука соскользнула. Ты в порядке, пи’Тэ? — что-то бросив сквозь зубы в сторону Кима, Порче приблизился к мужчине и взял его под руку, вырывая из ватного кокона.       Тэ прикрыл глаза, пытаясь успокоиться и взять под контроль непослушное тело. Затем гордо выпрямил спину и вскинул голову, прямо и открыто глядя на бывшего возлюбленного и про себя отстраненно удивляясь, как мог быть настолько слепым и глупым, раз умудрялся любить этого отвратительного и бесчестного человека так много лет:       — Да, нонг’Порче, я в полном порядке, — говорить дальше было страшно до ужаса — Тэ и правда не знал, не мог даже предположить, что предпримет в этой ситуации Макао и нужен ли он теперь ему вообще, но и молчать в ответ на такую размашистую провокацию было смерти подобно, поэтому он мягко пожал руку не на шутку встревоженного Че и повернулся к подиуму, где замер торжествующий Тайм: — Знаешь, а это было низко. Я знал, что ты просто так не отступишь, но думал, твоя месть затронет только меня. Портить чужой праздник, ай-яй-яй, Тайм, какой дурной вкус.       — Ну ты ведь не будешь спорить с тем, что задумка вышла идеальной, — как ни в чем не бывало ответил Тайм, переводя на Тэ взгляд, горящий мрачным торжеством и неприкрытой злобой. — Ты порченый, мой сладкий малыш. Ты с ног до головы помечен мной. Думаешь, у меня есть только это видео? Брось, малыш, их тысячи. В машине, в бунгало на пляже, с ошейником, с плеткой, с вибратором в заднице и моим членом во рту, ты всегда был таким безотказным и послушными для меня.       — Жаль только, что ты этого не ценил. А сейчас по-тупому бесишься, что удобная игрушка взбунтовалась и по своей воле пересела на другой член, –спокойно парировал Тэ, заставив Тайма подавиться ядовитыми словами. — Кстати, если тебе интересно, у него больше и трахается он лучше. Но я признаю свою ошибку: мне не стоило так тебе доверять. И не стоило прогибаться под тебя годами в надежде, что ты полюбишь. А, да, еще вопрос: чего ты добиваешься сейчас? Думаешь, я к тебе после этого дерьма вернусь?       — Думаю, да, ты слишком переоценил этого мальчишку.       С безумной улыбкой Тайм указал на второй экран, висящий с другой стороны зала прямо напротив первого, на котором появилась тонущая в полумраке большая комната — одна из многих безликих гостевых спален огромного дома побочной семьи. Слабый ночник тем не менее хорошо освещал диван, на котором сидел Макао, держа на коленях длинноволосую девушку в коротком и пышном лимонно-желтом платье, которую Тэ пару раз ловил краем глаза в толпе гостей.       — Неужели ты думал, что и правда нужен ему? — зазвенел в его ушах издевательский и громкий голос Тайма.       Лица Макао видно не было, только его руки, с готовностью охватывающие ладные бедра незнакомки. Но серый костюм, лакированные черные туфли, белая рубашка и отброшенный в угол дивана кулон в виде мотоцикла не оставляли места для сомнений. Тэ почувствовал, как с громким, неиллюзорным звоном разбивается сердце в его груди, но внешне только улыбнулся, отстраненно, но мягко — что ж, этого следовало ожидать. Его чистая и красивая сказка продлилась совсем недолго, но даже так он был от всей души благодарен Макао за подаренные эмоции и ощущения.       — По крайней мере, он подарил мне счастливые и безоблачные три месяца, тогда как ты не справился с этим за целых десять лет.       Тайм дернулся, как от удара, и дикими испуганными глазами уставился на что-то за спиной Тэ. Мужчина медленно обернулся и увидел воистину разъяренного Макао, сжимающего в руке взведенный пистолет. У входа в зал замер настороженный и подобравшийся Ким, чуть кивнувший Порче. Тэ повернулся обратно, тупым взглядом глядя на экран, на котором девушка, плача и явно матерясь себе под нос, пыталась осмотреть безжалостно вывихнутую руку.       — Какая же ты все-таки сука, — прошипел Макао, выходя вперед и привычным жестом задвигая Тэ себе за спину.       Подавив матерный вопль, Тэ обогнул парня и распахнул рубашку на его груди, да так резко, что пуговицы веером посыпались на пол. Кулона не было.       — Я его найду, пи’, и обязательно верну. Прости меня, пожалуйста, — взгляд Макао неуловимо потеплел и смягчился, натолкнувшись на покрасневшее и испуганное лицо Тэ. — Позволь мне с ним разобраться, и я верну твой подарок.       — Не трогай его, — прохрипел Тэ, кладя руку поверх чуть влажных и твердых пальцев на спусковом крючке пистолета. — Не сейчас, Макао, я прошу тебя.       Тирапаньякул прикрыл глаза, будто пытался прислушаться к своему внутреннему голосу. По симпатичному лицу словно прошла невидимая волна — разгладилась морщинка меж бровей, крылья носа перестали раздуваться так сильно и свирепо, а губы расслабились, убирая пугающий оскал. Постояв так полминуты, парень открыл глаза, повернулся в сторону Тайма и проговорил жестким, холодным и колким тоном:       — Ты — мразь, не заслуживающая даже кончика его ногтя. Я не хочу видеть тебя в своем доме. Никогда. Уберите его, — он властным взмахом руки подал знак охране, и Тайма, а также мужчину, который провел его на праздник как своего «плюс одного», вывели из зала, заломив им руки за спину, как настоящим преступникам.       Макао поставил пистолет на предохранитель и взбежал на подиум, многословно извиняясь перед толпой и обещая, что его семья все уладит. Тэ на негнущихся ногах выполз в боковой коридор, прислоняясь к прохладной стене и едва не съезжая по ней на пол — сил стоять на ногах и адекватно воспринимать происходящее у него просто не осталось. Откуда-то справа, из зала, на него налетел настоящий ураган: в один момент у Тэ оказалась разорвана жилетка, расцарапана шея, а щека и вовсе покраснела от звонкой и сильной пощечины.       — Бесполезный ублюдок, даже одного из них не сумел удержать! — разъяренной коброй шипела ему в лицо растрепанная и раздосадованная госпожа Лия. — Я думала, хоть в этом толк из тебя выйдет, но ты еще более тупой и убогий, чем шлюхи в дешевом борделе. Даже ноги нормально раздвинуть не смог!       Новый сильный и хлесткий удар по лицу не заставил себя ждать. Тэ расслабился, позволяя матери себя избивать и сливать на его повинно склоненную голову негатив, гнев и злость. Ему не привыкать, только цветы, выпавшие из петлицы на пол, было жаль, особенно когда острые каблуки матери безжалостно по ним потоптались.       — Сейчас ты соберешься, тряпка, и вернешь расположение Тирапаньякула. Нужно будет, ляжешь под него, возьмешь в рот, что угодно, только чтобы он остался рядом с тобой. Позор семьи, видеть тебя не хочу, идиот.       Тэ с силой приложили лопатками о стену, но он только печально улыбнулся — если мать обзывает его бесполезным отродьем и активно под кого-то подкладывает, значит, в его жизни все по-старому.       — Сейчас вы медленно отпустите пи’Тэ и вернетесь в зал к гостям. Иначе я буду вынужден позвать охрану и попросить их выкинуть вас вслед за тем куском дерьма, которого вы раньше называли зятем, — между Тэ и его матерью, превратившейся из милой и обаятельной светской «дурочки» в настоящую фурию, невозмутимо вклинился Порче, ничуть не уступая госпоже Лии в твердости и уверенности.       — Ты еще кто? — прошипела женщина, не спеша отпускать сына.       — Порче Питчая Киттисават, младший брат Порша и парень Кима, — мягким голосом представился Че, непринужденно оттесняя ее подальше от Тэ. — И я не шучу, кхун Лия. Нам с вами ни к чему ссориться, а пи’Тэ не помешало бы отдохнуть. Сегодня у всех нас был очень сложный и насыщенный день.       Лия, рассерженно сверкая глазами, подчинилась, едва не плюнув напоследок под ноги сыну — удержало только присутствие Порче и воспитание, не дающее показывать норов при посторонних. Проводив ее тяжелым взглядом, младший Киттисават мгновенно обернулся, подхватывая Тэ под локти и вопросительно заглядывая в глаза:       — Ты как? Давай в комнату, там тебя пи’Кхун встретит.       Тэ слабо кивнул и на заплетающихся ногах поплелся в сторону выделенной ему спальни, страстно желая пропасть из этого мира и вернуться в тот, где подобного дерьма никогда не существовало. В комнате его встретил непривычно серьезный и очень злой Кхун, грозящий всем подряд страшными карами — и охране, пропустившей Тайма на праздник, и тем, кто все это помогал устраивать.       — Девушка, которая была с Макао, не в курсе происходящего — Тайм просто заказал эскортницу, приказал ей завлечь нонга’ в спальню, установить там камеру и сорвать с него медальон. Прости, что не уследили, — Пит выглядел очень виноватым, огорченным и взъерошенным, но Тэ только равнодушно покачал головой, обессиленно опускаясь на коврик у кровати и сворачиваясь в клубок прямо на полу. Порче и Танкхун тут же засуетились вокруг него, по очереди предлагая водички, подушек, плед или фильм, чтобы отвлечься, но Тэ помотал головой и попросил снотворного — забыться и провалиться в серый непроницаемый кокон хотелось просто до одури.       — Тебе нельзя снотворное, ты алкоголь пил, — сокрушенно качнул головой Танкхун, ласково лохматя идеальную укладку расстроенного мужчины. — Я тебе обещаю, малыш Тэ, он очень пожалеет о том, что сделал.       — Видео уже в сети, — отстраненно заметил Тэ, невидящим взглядом прожигая колени присевшего рядом Порче. — Он не только испортил праздник Макао, он еще и слил все в сеть. Моя репутация теперь не просто пыль, а настоящее дерьмо. Блять, — он выругался, почувствовав, как к горлу подкатила тошнота.       Подорвавшись на ноги, Тэ едва успел добежать до туалета, где его нещадно вывернуло прямо над унитазом. Спазмы следовали один за другим — сначала недавно выпитое шампанское и пара крохотных канапе с сыром, потом остатки кофе и сладостей из кафе, следом просто желтая едкая желчь.       — Пи’! — краем уха он услышал родной обеспокоенный голос и поднял голову, сталкиваясь с Макао, на лице которого отражались страх, тревога и какая-то непонятная эмоция — не то презрение, не то отвращение. Это ударило по сознанию и потрепанной душе мужчины неожиданно сильно, заставляя желудок вновь и вновь конвульсивно сжиматься, а его самого чуть ли не обняться с фаянсовым изобретением человечества.       — Уйди. Не трогай меня больше, уйди, — попросил Тэ почти спокойно, хотя удержаться на грани истерики стоило ему титанических усилий.       Макао не сдвинулся с места, несмотря на то, что Кхун довольно чувствительно стучал ему кулаками по спине, напирая сзади и пытаясь оттащить от входа в ванную.       — Пи’, пожалуйста, я могу все объяснить!       — Пусть он уйдет, — взмолился Тэ, проникновенно глядя на растерянного Пита и вновь сгибаясь от сильнейшего рвотного позыва.       — Ты не видишь, что ему плохо, уйди, — шипел Кхун, сменив тактику и пытаясь за ухо оттащить Макао от двери в ванную.       Ухо быстро опухало и краснело, но подросток продолжал упираться, голыми пальцами откалывая от дверного косяка увесистый кусок древесины.       — Макао, пожалуйста, — негромко попросил растерянный и печальный Пит, своей не шибко широкой спиной загораживая от подростка Тэ.       — Нет! Ему плохо, я должен!..       — Макао, — тонкая смуглая рука Порче аккуратно легла на спину парня, слегка надавливая на лопатки. — Ему сейчас плохо из-за тебя в том числе. Я обещаю, как только он будет готов тебя видеть, я тебя позову. А сейчас уйди. С тобой ему хуже, чем без тебя.       Макао перевел полубезумный взгляд на серьезного, нахмурившегося Че, кивнул и вышел, выпутавшись перед этим из цепких рук Танкхуна.       — Где пациент? — распихав всех столпившихся в дверях ванной личностей, на пороге встал низенький кругленький врач в белом халате, огромных очках и со впечатляющей залысиной на макушке. — Давайте сюда вашего болезного, я посмотрю пульс и зрачки.       Послушно позволив суетливому и болтливому мужчине измерять пульс и посмотреть реакцию зрачков на свет, Тэ словно в бреду шептал Танкхуну и Порче, чтобы они не вздумали пускать к нему родителей или Макао. А затем вывернул очередную порцию едкой и горькой желчи в унитаз, пока врач мешал для него какие-то микстуры из порошков, вытащенных из чемоданчика с красным крестом. Громко стуча зубами от накатившего волной озноба, Тэ залпом выпил ужасно противное на вкус — без шуток, еще хуже, чем желчь — буро-зеленое лекарство и позволил заботливому и аккуратному Порче себя умыть. Общими усилиями его уложили на кровать, и спустя пару минут вслушивания в приглушенный шепот друзей он отключился, трусливо сбежав от проблем в царство Морфея.       

***

      Утром следующего дня Порш и Кинн, непривычно серьезные, молчаливые и сосредоточенные на дороге, лично привезли его обратно в комплекс на своей тонированной дорогой машине. Тэ молча вернулся в свою комнату, до краев заполненную отголосками ароматов нарциссов и моря, где на стульях и в шкафах все еще валялась домашняя одежда Макао. Поддавшись терпкому на вкус отчаянью, мужчина несколько часов подряд проветривал помещение; взял у первой попавшейся горничной вместительный мусорный мешок и методично сложил все чужие вещи в него, сунув получившийся объемный баул в руки расстроенного Порша. Соблазн оставить у себя любимую полосатую футболку Макао, все еще пахнущую успокаивающим и родным запахом, был почти непреодолим, но Тэ надавал себе мысленных подзатыльников и решительно сунул ее к остальным вещам, желая полностью прогнать из своей жизни любые упоминания возлюбленного.       — Скажи ему, что я не хочу его видеть и слышать. Пожалуйста, пусть он меня не трогает, — попросил он у Порша, и это были последние слова, которые упали с его губ с той поры.       Две недели слились в один бесконечный и пустой день. Тэ равнодушно клевал то, что предупредительный Порче привозил ему трижды в день на специальной тележке, покорно надевал удобные и мягкие вещи, которые предлагал ему Порш, часами смотрел с Танкхуном дорамы, не запоминая ни героев, ни сюжета. Пытался стрелять с Кинном в тире или мешать коктейли с Поршем, но все занятия быстро приедались, а действия выполнялись автоматически, без участия разума.       Внутри же царила странная блаженная пустота — ни чувств, ни мыслей, ни эмоций. Тайм, как Тэ изначально и предполагал, действительно выложил это видео в сеть, как и многие другие, на которых мужчина представал в самых неожиданных позах и ракурсах. На его аккаунт в Инстаграмм и Лайн тут же посыпались горы писем и предложений о встрече от прессы, но Тэ, походя пролистав загаженную ленту приложения, просто утопил свой телефон в ванной и вернулся на диван — вить гнездо из пледа и тупить в выключенную плазму напротив. Никаких устремлений, никаких идей, что делать дальше, никаких разговоров и никаких планов. Тэ просто выпал из жизни, позволяя друзьям заботиться о его теле, но душой находясь в вакууме. Причем не только эмоциональном, но и физическом — любые прикосновения к его телу вызывали острое отторжение, так что даже тактильный и эмпатичный Танкхун со временем совсем перестал его трогать.       Порче за очередным коротким завтраком рассказал, что Порш и Кинн под его прямым влиянием сообща отогнали от комплекса родителей Тэ, волнующихся и нервничающих из-за разыгравшегося скандала. Тэ в ответ лишь пожал плечами и кивнул, показывая, что принял к сведенью — видеть своих дорогих родителей, совершенно точно обеспокоенных понесенными убытками, а не моральным и физическим состоянием единственного сына, ему хотелось еще меньше, чем Макао.       Танкхун честно пытался выманить Тэ к байкам в мастерскую, но мужчина, поддавшись на уговоры и большие умоляющие глаза старшего друга, тут же выскочил из гаража, зажимая себе рот рукой — теперь железные кони ассоциировались у него исключительно с наглой мальчишеской улыбкой, горячими чуткими руками и темными внимательными глазами. Опорожнив желудок в ближайших кустах, Тэ виновато посмотрел на охрану, неловко топчущуюся неподалеку от них, и расстроенного Кхуна, но тот лишь цыкнул и огорченно качнул головой, признавая временное поражение.       Тэ перестал нормально спать и не мог съесть больше трети своей обычной порции за раз. Верные ребята развлекали его как могли, и, по словам Кима, к нему в комплекс активно рвались также Стар, Джинджер и Стиви, но Че, выполняя невольную роль парламентера, во многом прояснил для них ситуацию, настойчиво попросив пока не трогать пострадавшего. С Тэ носились, как с неразумным младенцем, стараясь выполнять все капризы и не оставлять одного дольше, чем на пять минут — даже ночевать к нему все время приходили то Арм или Пол по прямому приказу Кхуна, то Порче, то Кинн с Поршем, зажимая мужчину, ставшего совсем прозрачным и невесомым, в тиски меж двух сильных и подтянутых тел.       В одну из таких бессонных и мутных ночей, устав от назойливого внимания обеспокоенных друзей, Тэ потер зудящие от бессонницы глаза, приподнялся на локтях и ласково погладил по растрепанным смоляным прядям подростка, уставшего за день и крепко спящего на другой половине просторной двуспальной кровати. В этот раз ночевать с ним вызвался Че, и Ким, как ни странно, на это отреагировал совершенно спокойно, лишь долго тиская возлюбленного в коридоре и неловко пытаясь скрыть это от печального и понимающего взгляда Тэ.       Бесшумно выбравшись из разворошенной постели и прихватив с прикроватной тумбочки очки и телефон, мужчина оделся в самые непримечательные и однотонные вещи, выскользнул из комнаты и знаками попросил одного из телохранителей отвезти его проветриться. Комплекс был очень удобным для жизни местом, но его стены, великолепно отделанные и выкрашенные в приятный бежевый цвет, иногда совсем не иллюзорно душили его, и даже в ухоженном и чистом саду он не чувствовал себя свободным.       Набережная встретила Тэ прохладой, пробирающейся липкими пальцами под тонкую футболку, редкими парами, прогуливающимися под руку, пьющей и весело горланящей непотребные песни молодой компанией неподалеку, и отражением маслянисто-желтых круглых фонарей в темных водах реки. Его сегодняшний невольный водитель — Кайл, как представился при отъезде из комплекса этот низкорослый, но коренастый мужчина средних лет с выбритыми висками и коротким хвостиком на макушке — маячил за спиной Тэ молчаливой тенью, присматривая, чтобы его подопечный не натворил глупостей.       Темная вода действительно манила, обещая покой и забвение. Царапины, оставленные на лице матерью, давно зажили, но раны словно зудели под кожей, продолжая напоминать Тэ о его ничтожности, непредусмотрительности, глупости и доверчивости. Он должен был предсказать такое развитие событий, должен был ударить первым, уничтожить Тайма, чтобы тот ничего и никому уже не сделал, но Тэ всегда любил и берег его слишком сильно. Он просто не мог причинить обидчику настоящий вред, а потому пустил все на самотек и больно получил отдачей. Тэ снова оказался в дураках, опозоренный, униженный и растоптанный. Недостойный ни своих родителей, ни денег, что Кинн, Танкхун и Порш тратили на его еду, одежду, подарки и мастерскую. Бесполезный. Сломанный. Использованный.       Пару раз у него мелькала здравая на первый взгляд мысль уехать и заняться чем-то новым — в Англии, Франции или хотя бы Корее, но Тэ сразу же ее отметал: у него едва хватало сил и концентрации донести утром ложку с жидкой рисовой кашей до рта, куда уж там полноценно переезжать в другую страну. От Порче он знал, что Кинн и Вегас использовали все свое весьма обширное влияние, чтобы остановить распространение тех откровенных видео, но вернуть чистоту его репутации было уже нельзя. Семьи Тэ и Тайма несли громадные убытки, и мужчина даже представлять боялся, насколько сильно дражайшие родственники бушуют и поливают его дерьмом.       На плечи, вырывая Тэ из размышлений о суициде и превратностях судьбы, лег плотный черный пиджак, остро пахнущий стиральным порошком и сосновым лесом.       — Замерзнете так, кхун Тэ, — объяснил свой поступок Кайл, встревоженно глядя на него внимательными раскосыми глазами.       Тэ кивнул, молчаливо благодаря за помощь, и, поддавшись зову души, забил в гугл-карты новый адрес. Кайл без вопросов отвез его в старый парк при городской больнице, припарковавшись на все той же ныне пустующей стоянке у закрытого в такой поздний час супермаркета. Дойдя до уединенной полянки, Тэ присел на бортик неработающего фонтана, позволил телохранителю раствориться среди деревьев, уложил щеку на подогнутое к груди колено и свернулся кубком, глядя в разбитую и надколотую глиняную чашу и стойко ассоциируя ее с собой.       Тонкий белый серп луны еле пробивался из-за деревьев, делая неработающий фонтан почти живым, скрывая от досужего взгляда недостатки и подчеркивая эстетизм заброшенности и разрушения. Тэ сидел без движения больше часа, тихо плача, вдыхая горьковатый запах перепревшей листвы и молчаливо прощаясь с тем, что Макао так легко ему подарил. Руки и ноги нещадно затекли, но мужчина не шевелился, тайком наслаждаясь своим одиночеством, прохладой ночи и относительной свободой, поселившейся в душе.       На самом деле, он ни в чем своего юного возлюбленного не винил, просто не хотел его видеть. Тэ было ужасно стыдно показаться Макао на глаза после всего того, что устроил Тайм, и в глубине его души постоянно звенели жестокие слова матери о том, что Тэ — всего лишь чья-то подстилка, и даже с тем, чтобы под кого-то лечь, не справился. Он чувствовал себя грязным и поруганным, и от этого ощущения, липкого, скверного, неизбывного, не спасали ни ванна, ни дружеские посиделки, ни психолог, к которому его настойчиво таскал Кхун. Тэ перманентно чувствовал на щеках горящие полосы от материнских ногтей, а разум раз за разом жестоко воскрешал в памяти отвращение на открытом лице Макао. В конце концов, ему ведь только исполнилось восемнадцать, и он не умел еще полноценно скрывать свои чувства, особенно негативные. Тэ не хотел навязываться, не хотел снова притворяться, но будь рядом Макао, ему бы пришлось, чтобы не расстраивать, чтобы соответствовать идеальному образу, чтобы новая маска снова приросла к лицу. Тэ понимал, что у каждого есть свой предел прочности, и что Макао и так во многом показал себя джентльменом и не по годам умным, понимающим и чутким человеком, но ему все равно было очень больно и обидно видеть на любимом лице столь яркие отрицательные эмоции. Будто Тэ и правда был грязным и недостойным. Сломанным. Отвратительным.       В кармане джинсов громко зазвонил телефон, прерывая меланхоличное течение его мыслей. Старый он утопил сам, а этот ему дал Кинн, попросив всегда быть на связи. Тэ тогда молча пожал плечами и взял, не желая еще больше расстраивать заботливого друга, и с тех пор держал гаджет при себе, хотя ни разу с него никому не звонил. Номер на экране был неопознанным и незнакомым, но Тэ не обратил на это внимания, просто сняв трубку.       — Пи’Тэ, помоги мне, — тихо-тихо прошептала в трубку Джинджер. И настолько разбитым и усталым был этот обычно звонкий и жизнерадостный голос, что Тэ просто не посмел отказать, хотя у него на душе тоже скребли не то что кошки, а целые тигры.       — Где ты? — очень хрипло спросил он, впервые нарушая свой же негласный обет молчания.       — В парке возле колеса. Ты придешь?       — Ты одна? — спросил мужчина встревоженно, про себя прикидывая, сможет ли хрупкая девушка защитить себя от возможного нападения до его приезда.       — Да. Все в порядке. Тут пусто и тихо. Приходи, пи’, пожалуйста.       — Буду минут через сорок — пятьдесят, дождись.       Тэ нажал на отбой, бросил короткий прощальный взгляд на унылый и заброшенный фонтан и встал, отряхивая штаны от налипшего мусора и шипя сквозь зубы от боли в затекших мышцах.       — Кхун Тэ, вы начали говорить! — Кайл обрадовался его тихой просьбе так сильно, будто Тэ вручил ему миллион бат в качестве подарка.       — Пиздец, к сожалению, только начинается, — скупо бросил в ответ Тэ, первым возвращаясь к машине, и даже не оглянулся на сооружение за спиной, пытаясь хотя бы таким глупым образом разорвать свою ментальную связь с Макао.       По дороге в луна-парк они заехали в большой круглосуточный магазин, где Тэ нагреб снеков, сладостей, воды и даже маленький дешевый плед. На кассе он хотел протянуть свою личную карту, но за запястье его поймал серьезный Кайл.       — Кхун Кинн сказал, чтобы я платил за все ваши покупки. Мне прилетит, если не выполню приказ.       Тэ пожал плечами и уступил, хотя ему все еще претило тратить на себя чьи-то деньги. Но Кайл казался довольным и почти счастливым, так что Тэ смирился и просто забрал пакеты с покупками.       До парка мужчины добрались за полчаса и в полном молчании. Тэ с помощью Кайла перелез через забор, прикормив шумную собаку сторожа, и почти бегом добрался до колеса обозрения, у подножия которого под тусклым беловатым светом раскачивающегося туда-сюда хлипкого конусовидного фонаря пристроилась стройная фигурка, особенно хрупкая и маленькая на фоне монструозного сооружения за ее спиной.       Кайл ушел разбираться со сторожем, а Тэ, не скрываясь, подошел ближе, неся в руках два забитых до отказа полиэтиленовых пакета. Джинджер подняла голову, открыла рот, видимо, чтобы огрызнуться на упреки сторожа, но напоролась взглядом на такой же усталый и тусклый взгляд Тэ и молча кивнула ему на место рядом с собой.       Выглядела девушка просто ужасно — с дорожками потекшей туши на бледных щеках, с опухшими, покрасневшими глазами и спутанными распущенными волосами. Но самое главное было в другом: ее взгляд, обычно решительный и яркий, теперь потух, став замерзшим и больным. Из одежды на ней были лишь серый, явно домашний, если судить по растянутости и свежему пятну от кетчупа, кроп-топ и рваные тонкие джинсы с широкими штанинами, совершенно не защищающие от ночной прохлады. Рядом с ее правой рукой пристроилась початая бутылка дешевого виски.       Тэ достал из пакета плед с принтом зебры и ответственно укутал им замерзшую до ощутимой дрожи девушку. Следом отыскал сухие салфетки и бутылку воды, снял с руки резинку, купленную в гипермаркете просто на всякий случай, и помог Джинджер хоть немного привести себя в порядок — собрать волосы в хвост, умыться и стереть с лица эти пугающие разводы туши.       — Что случилось? — спросил он, когда все важные и первостепенные дела закончились и занять руки и мозг было больше нечем.       — Мои прилетели, — безжизненным голосом пояснила Джинджер, вяло кивая на приветствие вернувшегося от сторожа Кайла. Тот сложил руки в вай, коротко доложил, что все уладил, и ускользнул обратно в тень, даря подавленным друзьям мнимое уединение.       — Сюрприз, блять, сделать захотели, — Джинджер до крови закусила губу и отвернулась, скручиваясь в ту же позу, что и Тэ у фонтана. — Как раз недавно предки Вина говна на вентилятор в очередной раз подкинули, а теперь и мои тоже. Мама, как его увидела, чуть не отшатнулась и выдала во весь голос: «Ой, какой он у тебя страшный». А Вин же не дурак — он упрямый, борзый, настойчивый, но не дурак. И я часто дома говорила на польском, ну, знаешь, чтобы не забывать… он знает это слово. Он ее понял.       Джинджер прервалась, чтобы сделать несколько коротких судорожных глотков виски. Тэ молча сунул ей в руки шоколадку с орехами вместо закуски.       — Спасибо, пи’Тэ. В общем, Вин улыбнулся, как ни в чем не бывало показал им их комнату, а потом просто взял куртку и свалил. Я наорала на родителей, а они даже не поняли, в чем, блять, были неправы. Понимаешь, Тэ? Все, что я услышала, это «ты же такая красивая у нас, а у него этот шрам жуткий» и «я понимаю, что ты его любишь, но, может, стоит найти кого-то получше?». Я больше не могу так. Я не думаю… — Джинджер тонко всхлипнула и еще крепче обняла себя руками: — Я не думаю, что в этот раз я смогу его вернуть. Я так устала, мне так больно. Я будто между молотом и наковальней. Постоянно сражаюсь с ним, с его семьей, со всем миром, блять. Я очень его люблю, он самый лучший, правда. Но я устала, Тэ. Я хочу сдаться.       Тэ дотянулся до бутылки, делая пару обжигающих горло глотков. Виски комом прокатился по пищеводу, наполняя тело теплом, а голову легкостью.       — Понимаю. Я всегда любил только одного человека и выворачивался наизнанку, чтобы его завлечь и удержать. Только вот ему со мной было всего лишь удобно, а потом, когда я решил, что тоже заслуживаю любви, больно получил за это по рукам.       — Макао очень любит тебя. Он с ума сходит от того, что ты не пускаешь его к себе, — заметила Джинджер, забирая у него бутылку и делая новый щедрый глоток крепкого напитка.       — Я знаю, мне буквально все об этом говорят. Но я не могу. После всех этих видео, я просто… я не могу смотреть ему в глаза. Я чувствую себя грязным и не хочу тащить его на дно с собой. Он заслуживает лучшего, — попытался Тэ выразить словами все те тревожные, грустные и жестокие мысли, терзающие его день и ночь без перерыва.       — Не думала, что скажу это, но у тебя клевая задница, пи’Тэ, — невесело хмыкнула Джинджер, откусывая от шоколадки крупный кусок. — У меня похуже будет.       — Спасибо за попытку меня поддержать, — вернул слабую улыбку Тэ, поднимая глаза к небу, где тоненький серпик убывающей луны едва выделялся на фоне ярких, словно умытых ключевой водой, холодных и колючих звезд. — Что ты теперь будешь делать с Вином?       — Я не знаю. Я хочу все вернуть, но, наверное, нам и правда нужен перерыв. Мы оба очень устали от этой борьбы. Только вот я боюсь, что если разбежимся сейчас, то обратно уже не соберемся.       — Почему он не сделает пластическую операцию? — поинтересовался Тэ, вспомнив, что Макао, да и все остальные гонщики, поднимали неплохие деньги на подпольных гонках, которых точно хватило бы на то, чтобы убрать или хотя бы замаскировать страшный след.       — Когда ему было десять, они с другом детства всерьез подрались и покатились с обрыва. Вин рассек себе лицо о камень, а Дэй, тот самый друг, приложился об этот же камень виском. Он на всю жизнь остался овощем, а Вин сохранил этот шрам, как память, — пояснила Джинджер, мотыляя ногами и кутаясь в плед.       — Кто начал драку?       — Поссорились из-за Вина, в драку первым полез Дэй.       — Мне жаль, — тихо отозвался Тэ, с грустью и состраданием глядя на потерявшуюся в своих мыслях девушку.       — Спасибо. Вин до сих пор ездит к нему в клинику, помогает его семье, хотя они постоянно ругаются на него и во всем винят. Знаешь, я очень люблю его, но, если бы этого шрама не было… Тэ, он же такой умный, такой горячий, такой дерзкий. Он идеально мой, как кусочек пазла, мы как ебаные трансформеры сошлись, но я не могу… я не могу бороться одна против всех. И ладно против всех, я бы вывезла это, правда. Но не против него. Он же сейчас наверняка где-то сидит на заброшке и отбивает кулаки о бетон, или в драку ввязался, или пьет в баре, а я…       Тэ резко выдохнул, перебарывая себя, и молча обнял подругу, старательно кутая подрагивающие узкие плечи в плед. Джинджер послушно уткнулась ему в шею мокрым лицом, громко и некрасиво всхлипывая и сгребая футболку Тэ в кулаки.       — Твой хотя бы рвется к тебе всем сердцем, — прошептала она едва слышно, когда рыдания немного утихли.       — Если бы, — качнул головой Тэ, снова делая небольшой глоток из общей бутылки. — После того, как этого урода выкинули из зала, и моя дорогая матушка высказала мне, какой я долбоеб и никчемная подстилка, меня в комнате стошнило. И Макао это видел. У него на лице было отвращение, как будто я грязный. Я понимаю, зрелище не из приятных, но, как часто говорят Вегас и Кинн, «спонтанная реакция самая честная», я склонен этому верить, так что не думаю, что у нас бы с ним что-то в итоге вышло.       — Я не верю, — Джинджер отстранилась от Тэ и заглянула ему в лицо, пытаясь что-то разглядеть в глазах. Ее голос был мрачным и сорванным, но уверенным: — Я не верю, что это было отвращение. Тэ, он эти две недели с трека не слезает. Пи’Чай уже за голову хватается — его тупо не с кем ставить. Макао только за эти две гонки заработал больше миллиона бат. Я сама видела, как он с байка слетел, а потом кровь с лица вытер, на новый пересел и дальше поехал, как так и надо.       — Он в порядке? — заволновался Тэ, подхватываясь на ноги. При одной мысли о том, что его улыбчивый и теплый рысенок мог пострадать на треке, внутренности словно опалило огнем, а кровь зашумела в ушах, мешая сосредоточиться на словах подруги.       — Внешне да. Ну, относительно. Колени и локти разбиты, бедро и щека стесаны, и вроде бы пальцы на левой руке вывихнул, а так нормально. Для гонщика это понты, — честно попыталась утешить волнующегося Тэ Джинджер. — Да перестань ты трястись, все с ним нормально, по крайней мере, пи’Чай и Стар его с двух сторон страхуют, как могут. Слушай, страдалец, а давай в игру поиграем: я тебе сейчас эмоции показывать буду, а ты мне говори, что это, ок?       Тэ растерянно кивнул, пока еще не понимая смысла в затее Джинджер, но немного успокаиваясь ментально — по словам Танкхуна, Чай был очень уверенным, ответственным и уравновешенным мужчиной, да и Стар производил впечатление осознанного и взрослого человека, способного подстраховать и упредить от глупостей волнующегося подростка.       Добившись его внимания, Джинджер встряхнулась и немного ожила, чего Тэ, в принципе, и намеревался добиться, когда принял решение приехать к расстроенной подруге. Сводить на нет все свои усилия ему не хотелось, так что он просто решил подыграть, внимательно разглядывая гримасу на лице девушки.       — Удовольствие? — несмело предположил он наконец, все еще не понимая потайного смысла происходящего.       — Ага. А теперь? — Джинджер свела тонкие медные брови домиком, поджала губы и широко распахнула прозрачные от слез изумрудные глаза.       — Кот из «Шрека»?       — Почти, это я пыталась что-то у тебя выпросить.       Дальше последовали удовлетворение от хорошо проделанной работы, страх и ненависть. А затем на подвижном и милом лице Джинджер мелькнуло то же выражение, что и на лице Макао в ванной.       — Презрение? — несмело спросил мужчина, чувствуя, как по спине бегут крупные мурашки от ощущения дежавю и легкой нервозности из-за происходящего.       Джинджер громко фыркнула и посмотрела на него, как на дурачка.       — С таким лицом я бы смотрела на человека, которому очень хочу помочь, но не знаю как, — пояснила она спокойно, пока мир Тэ лихорадочно крутился вокруг своей оси, как чертов глобус в школьном кабинете географии. — Это было не презрение, Тэ, это было сострадание.       — То есть он…       — Макао тебя очень сильно любит. И он хотел, да и до сих пор хочет тебе помочь. Помани его пальцем — и он хоть с другого края земли примчится, бля, да хоть звезду с неба достанет.       — Все равно, — Тэ опустился на колени на холодный и твердый бетон площадки, обнял себя руками и начал мерно раскачиваться вперед-назад. — Я же… зачем ему я? После всех этих видео и шумихи в прессе, зачем ему я?       — Мы не выбираем, кого любить, Тэ, — с нежной и мягкой, но печальной интонацией проговорила Джинджер. — Можно попробовать сбежать, притвориться, что чувств нет, или запереть их глубоко внутри, но как только ты его снова увидишь, даже мельком, где-нибудь в толпе, все твои заслоны сметет и размотает к ебеням. Так что не будь мудаком и трусом, позвони ему и поговори. Он правда любит тебя и боится потерять.       — Три часа утра, Джинджер, — мрачно усмехнулся Тэ, стараясь прогнать от себя громкий голос Макао, обеспокоенно зовущий его по имени, и фантомное ощущение горячих ладоней на плечах.       — С края земли примчится, что ему три часа ночи, — пожала плечами ничуть не впечатленная его доводами девушка.       — А ты?       — А я еще немного посижу здесь. Если честно, домой сейчас совсем не хочется, так что поброжу по городу, поищу приюта своей исстрадавшейся душеньке. Не бойся за меня, я буду в порядке, и спасибо, что выслушал. Мне стало немного легче.       — Так не пойдет. Пошли, — Тэ упрямо вздернул подбородок и встал на ноги, предложив Джинджер руку для опоры. — До утра катаемся по городу, потом едим в ближайшем открытом кафе, потом я отвожу тебя к себе, и мы вместе решаем, что делать дальше с нашими жизнями. Если уж чинить разъебанные отношения, то сообща.       Джинджер через силу приподняла уголки губ, явно не веря в его боевой настрой, но послушно встала, неловко пошатываясь из-за затекших конечностей и придерживая руками плед на плечах.       — Позвони Стару? Ты же можешь? — попросил Тэ, пока Джинджер и подошедший ближе Кайл прибирали беспорядок, что они развели у подножия колеса.       Девушка, не отвлекаясь от сбора мусора, протянула ему разблокированный телефон с контактом Стара на экране. Тэ глубоко, как перед прыжком с горки в аквапарке, вздохнул и нажал на зеленую трубку.       — Да? Ты где? Откуда тебя забрать? — после третьего гудка раздался взволнованный и совершенно не сонный голос Стара в трубке.       — Привет, — прохрипел Тэ, быстро прикидывая возможные варианты развития событий. — Джинджер со мной, слегка пьяная, но целая и невредимая. Сейчас поедем кататься, чтобы мозги проветрить, не переживай, за рулем будет мой трезвый и адекватный помощник, потом поедим где-нибудь и вернемся в комплекс, где я живу. Присмотри, пожалуйста, за Вином. Он же у тебя?       — У меня, — подтвердил его догадку Стар, в его мелодичном голосе открыто послышалось облегчение. — Выжрал почти целую бутылку коньяка в одну харю и заснул. Стиви в шоке от них двоих.       — О, так он все-таки к тебе переехал, — приятно удивился Тэ, первым направляясь к машине.       — Не совсем. Иногда остается ночевать, но мы потихоньку движемся к этому. И Тэ, я знаю, что пригласить его на праздник было твоей идеей. Я так и не сказал тебе за это спасибо.       — Не за что, пи’Стар, — слабо улыбнулся Тэ, вспоминая, каким расслабленным и довольным выглядел лохматый парнишка рядом со своим старшим товарищем. — Хоть кто-то из нас должен быть по-настоящему счастливым.       — Макао любит тебя. Твой бывший реально моральный урод, но Макао… ему плохо без тебя, Тэ. Он мечется и хочет помочь, но не знает как. Может, впустишь его хоть ненадолго?       — Впустить? — неподдельно удивился мужчина подобной формулировке. Из уст Стара эта фраза звучала не как «впустить в свою жизнь», а «впустить в свой дом», будто Макао уже стоял у него на пороге.       — Он у дома главной семьи, — ответил Стар спокойно и уверенно, будто наяву видел перед собой Макао, замершего статуей у ограды комплекса. — Он часто туда приходит по ночам. Просто впусти его, хорошо?       — Блять, — прошептал Тэ потерянно. Джинджер, усевшаяся рядом с ним на пассажирское сидение, только скупо усмехнулась и попросила Кайла отвезти их сразу в комплекс.       У входа, освещенного ярким фонарем, действительно обнаружился Макао. Сидел себе прямо на земле в позе лотоса, прикрыв глаза и удобно прислонившись спиной к воротам. Тэ замялся, не решаясь выйти из машины, но получил целительный и вдохновляющий подзатыльник от Джинджер и все-таки открыл дверцу. Макао не дернулся, когда он приблизился вплотную, даже несмотря на то, что шаркающие звуки нетвердых шагов Тэ было слышно в ночной тишине довольно хорошо. Опустившись перед подростком на колено, Тэ протянул руку и робко огладил заострившуюся правую скулу с крупной, уже немного поджившей ссадиной. Сердце в груди сходило с ума, губы дрожали от сдерживаемого желания прижаться, сгрести Макао в объятия и больше никогда не отпускать. Только теперь, увидев его так близко, Тэ до конца понял, что имела в виду Джинджер, говоря, что у него сразу сорвет тормоза и ограничители, стоит увидеть хоть мельком любимое лицо.       Густые ресницы дрогнули раз, второй, припухшие веки приподнялись, открывая две сонные непроницаемо-черные бездны. Макао, сосредоточив на лице Тэ взгляд, мягко улыбнулся, поймал руку мужчины и потянул к губам:       — Лисенок, ты такой красивый! Ты ведь в порядке? Сильно замерз? Хочешь мою куртку? — он явно воспринимал происходящее как продолжение своего сна, но даже так продолжал заботиться и беспокоиться о состоянии Тэ. Мужчина всхлипнул, стер тыльной стороной ладони побежавшие по щекам ручейки и крепко обнял удивленного подростка за шею.       — Тэ? — до Макао очень быстро дошло, что это не сон, и Тэ всем телом почувствовал, как он неловко дергает руками, спешно выпутываясь из мешковатой черной косухи. — Совсем замерз, пи’, разве так можно?       Макао буквально заставил Тэ натянуть несчастную куртку, оглушительно пахнущую нарциссами и морем, а затем снова потянул его за руку, усаживая к себе на колени. Мужчина робко обхватил чужие плечи негнущимися пальцами, Макао же уткнулся носом ему в шею, глубоко вдыхая запах тела.       — Ты в порядке? Нигде не поранился? — спросил он спустя минуту, прошедшую в уютной тишине, разбавляемой только шелестом окрестных деревьев и сбитым, частым дыханием обоих мужчин.       — Нет. Нет, Макао. А ты? Стой, Джинджер сказала, ты бедро повредил! — Тэ испугался и попытался встать, но сильные руки дернули его обратно, приземляя в согревающие объятия.       — Нормально все. Обхвати ногами за талию.       — Я тяжелый…       — Ты невесомый. Я еще поговорю по этому поводу с кузенами и выдам им пиздюлей за то, что так плохо за тобой присматривали.       Макао решительно подхватил Тэ на руки, вынуждая оплести себя за талию ногами. Широкие ладони удобно расположились на задней стороне бедер Тэ, обжигая даже сквозь ткань штанов. Макао непринужденно выпрямился, продолжая удерживать его на себе, словно мужчина совсем ничего не весил. Охрана, тайком наблюдающая за ними по камерам из дежурки, без лишних напоминаний открыла ворота, пропуская в здание. Машина с Джинджер и Кайлом заехала следом, негромко скрипнув шинами по асфальту дорожки.       Встречать ночных гостей в холл комплекса вышли ужасно сонный Порш в любимом красном шелковом халате своего негласного супруга и сам Кинн в помятой рубашке и штанах — видимо, еще не ложился из-за завала с бумагами. Также к ним спустился Порче, столкнувшийся с Кимом у лифтов и широко зевающий, как маленький сонный котенок. Ким смотрел на него с такой любовью и так мягко придержал за талию, что ни у кого и мысли не могло возникнуть, что еще пару месяцев назад эти двое были в затяжной и болезненной ссоре.       С лестницы выглянул и Танкхун в своем обычном ярко-малиновом перьевом облачении. Заметив Тэ на руках Макао и робко выглядывающую из-за спин охранников Джинджер, мужчина повелительно махнул рукой, приглашая гостью подняться к нему. Макао вежливо поздоровался с хозяевами, удобнее перехватил Тэ, слегка подкинув его на себе, и понес к лифтам.       — Ты чего вылез, малыш, иди спать, — услышал Тэ мимоходом тихий голос Кинна, полный искренней нежности и любви.       — Все равно без тебя спится плохо, — с задержкой отозвался Порш, цепко, как обезьянка, оплетая возлюбленного руками за шею.       — Хочешь, отнесу тебя в спальню?       — Хочу, если ты останешься там же.       — Малыш, у меня есть еще работа, а после секса мы оба совсем замотаемся и крепко заснем…       — Отлично, твоей упрямой заднице давно пора отдохнуть.       — Порш, я не думаю, что сейчас отдых уместен.       — В спальню, Кинн. Хочу твой член в себе. Сейчас же.       — Какой же ты все-таки у меня упрямый, — фыркнул Кинн, но в его голосе уже появились хриплые и низкие нотки возбуждения.       Макао меж тем занес Тэ в лифт и попросил его нажать нужную кнопку. Возле комнаты он аккуратно опустил мужчину на землю, чтобы тот мог открыть двери своим ключом, сразу после этого вновь подхватив его на руки, уже как девушку, боком. Подросток осторожно усадил Тэ поверх смятого и перекрученного одеяла, слабо пахнущего персиками из-за ночевавшего здесь же Порче, помог стащить штаны и футболку и без малейшего стеснения порылся в шкафу, доставая для них обоих чистые вещи. Тэ медленно, через силу поднялся с кровати, отложил на тумбочку очки и взял Макао за руку, настойчиво утягивая в сторону ванной.       — Ты правда хочешь?       Тэ молча кивнул, продолжая тянуть. Макао поджал губы, но поддался, позволяя завести себя в ванную и начать раздевать. Сам снял футболку, скинул штаны и белье, обнажая уже готовый к сексу вставший колом член с прозрачными капельками смазки на крупной головке.       — Прости, ты очень красивый. И я давно тебя не трогал, — подросток начал сумбурно извиняться за свое неуместное возбуждение, но Тэ в ответ лишь мягко улыбнулся и первым полез в душевую кабинку. Вдвоем внутри было немного тесно, но он не жаловался, дотягиваясь до своего геля и начиная размазывать приятно пахнущую кокосом субстанцию по смуглой гладкой коже младшего.       Макао не отставал от него, и теплые широкие ладони с мозолями от пистолета и ручки приятно согрели порядком замерзшего Тэ, справляясь с этой задачей в разы лучше теплой воды. Подросток сосредоточенно и размеренно наносил гель на тело мужчины, сначала на руки, потом на плечи, следом на грудь и спину. Осторожно вымыв паховую зону, он завел руку ему за спину, и Тэ по своей воле закинул правую ногу на горячее тугое бедро, раскрывая ягодицы.       — Не надо, пи’. Не здесь, пожалуйста. Не прощу себе, если сделаю тебе больно, — миролюбиво попросил Макао, и очень быстро, словно обжигаясь о кожу Тэ, помыл меж призывно раскрытых ягодиц.       Затем смыл с рук мыло, заново нанес гель и соскользнул ладонями к бледным бедрам, опускаясь перед Тэ на колено. Мужчину трясло от наслаждения и желания почувствовать вес Макао на себе. Он, даже не отдавая себе отчета в происходящем, захныкал, капризно и жалобно, и подросток резко ускорился, домывая их обоих за пару минут, потом вытащил Тэ из душевой и сразу же заботливо замотал в огромное банное полотенце. Мягкие массажные движения плотной ткани были приятными, но их все равно ужасно не хватало, и мужчина, не желая стоять столбом, сам потянулся к вытирающему себя любовнику, прижимаясь со спины и тесно оплетая руками талию.       — Пи’Тэ, пожалуйста, нам нужно…       — Я хочу, — непримиримо отрезал Тэ, накрыв шершавые губы Макао ладонью.       Его вело от выпитого почти на голодный желудок алкоголя, от запаха и вкуса кожи Макао, от его тепла, безграничного доверия и предупредительности. От их близости, до боли желанной и необходимой, как воздух. Тэ мог лгать себе сколько угодно, но правда все равно пробивалась наружу, как трава сквозь асфальт — он отчаянно скучал без Макао. Ужасно, невыносимо, безумно тосковал по низковатому, ломающемуся голосу, по вибрации во время речи или смеха, которую было так уютно и хорошо слушать, прижимаясь к груди младшего щекой. По аккуратной, но властной хватке на талии, по лисьему довольному прищуру, по ощущению гладкой кожи под губами и подушечками пальцев. По твердым и шершавым костяшкам на своей щеке, надавливающим мягко, но настойчиво.       Макао во всем был прав: им нужно было остановиться, сначала поговорить и утрясти все вопросы, нормально обсудить произошедшее, а Тэ так вообще не помешало бы извиниться за свою тупость и болезненное отчуждение, которому он незаслуженно подверг по уши влюбленного в него мальчишку. Но все доводы рассудка смело желание, плеснувшее в вены огнем и завязавшее внизу живота отчаянно ноющий узел. Тэ было совершенно необходимо почувствовать Макао в себе, поэтому он решительно схватился за теплую руку и дотащил подростка до кровати, с силой толкнул в плечи, заставив опуститься на расстеленную постель, и дотянулся до выдвижного ящика тумбочки, в котором по старой памяти хранил анальную смазку и презервативы.       — Пи’, не надо, постой, я не…       — Закрой рот и сделай, как нужно, — грубоватым тоном прервал Тэ чужой нерешительный лепет, инициативно и смело оседлал подтянутые бедра и утянул парня в глубокий и сладкий поцелуй, умело посасывая юркий язык.       Макао обреченно застонал прямо ему в губы, но послушался, на ощупь находя полный флакон и выдавливая прохладный бесцветный гель на пальцы. Поцелуй следовал за поцелуем, Тэ практически забыл, как дышать, только тихо ныл, когда уверенные толстые пальцы так правильно задевали чувствительный комок нервов, и двигал бедрами, слабо подаваясь навстречу. Макао попытался обхватить его член рукой, чтобы усилить ощущения, но Тэ не позволил, сходу надавав по наглым рукам — ему хотелось кончить исключительно во время полноценного секса.       Подросток не торопился, растягивая его под себя с таким тщанием и упорством, что Тэ не выдержал и оставил на смуглом плече глубокий, горящий красным укус, мстя за промедление и излишнюю заботу. Макао в ответ на этот дурацкий ход только шало оскалился и потянулся к пачке презервативов, раскатывая латекс сначала по члену Тэ, а затем и по своему.       — В этой позе будет слишком глубоко, давай лучше вот так сделаем, — Макао, не обращая внимания на вспышку недовольства Тэ, уже вознамерившегося вдоволь поскакать на чужом члене, перекатился по кровати, подминая его под себя.       И, прежде чем Тэ открыл рот и начал возмущаться, приставил себя к расслабленному и раскрытому входу и толкнулся, заставляя мужчину охнуть и прогнуться от приятного чувства натяжения и легкого жжения. Макао с тихим рыком снова склонился к раскрытым в немом стоне губам, выпивая с них дыхание и тонкие удивленные звуки. Тэ никто не трахал больше трех месяцев, и теперь проникновение казалось особенно тугим и горячим, но Макао совершенно не спешил, с толком и расстановкой завоевывая и исследуя его, как новую территорию.       — Ты можешь царапать или кусать, лисенок, — только и прошептал он, ласково поддевая нос мужчины своим. Тэ глухо охнул и неосознанно вжал ногти в теплую кожу на чужих лопатках, едва его ягодицы столкнулись с выступающими бедренными костями любовника. — Мне не будет больно.       — Ты и так весь… расцарапанный, — прохрипел Тэ, намекая на неосторожность Тирапаньякула на треке.       — Это помогало отвлечься и немного прояснить мысли, — кивнул Макао, бережно поглаживая Тэ чистой рукой по щеке. — Я могу двигаться?       — Не спрашивай, нонг’, делай, — отозвался Тэ и тут же несдержанно провел пальцами по загорелому плечу, чертя вспухающие на глазах розовые линии содранной кожи, потому что Макао, получив заветный карт-бланш, жалеть его явно не собирался и сходу набрал хороший устойчивый ритм, на каждом толчке вытаскивая член почти до половины.       Дальнейшие ласки слились для Тэ в один сплошной поток удовольствия. Сначала он бурно кончил, активно скача на чужом члене в позе наездника. Макао, оказавшийся очень внимательным и аккуратным любовником, не забыл и о себе, заканчивая их первый раунд с помощью своей руки на члене, предусмотрительно лишенном презерватива, и ловкого языка Тэ на своих сосках.       Они немного отдохнули и отдышались, лениво целуясь, совершенно по-дурацки улыбаясь друг другу и нежно поглаживая все доступные места на влажных от выступившего пота телах. Устав от ненавязчивых, но приятных ласк, Тэ прислушался к себе и решил, что полученного удовольствия ему ничтожно мало, да и член Макао начал потихоньку твердеть от вкрадчивых поглаживаний ребер, оказавшихся одной из самых чувствительных эрогенных зон на его теле. Хищно улыбнувшись, Тэ невинным голосом попросил у любовника водички, и когда тот покорно встал, чтобы принести требуемое, доморощенный соблазнитель перевернулся на живот и провокационно выгнулся, делая «кошку» и бросая через плечо хитрый и манящий взгляд с поволокой.       Никогда — ни в фильмах, ни в жизни — Тэ не видел, чтобы кто-то так быстро надевал презерватив. Макао сходу влез на кровать, словно она была отвесной стенкой, по которой нужно было взобраться как можно быстрее, и подрагивающими руками добавил на латекс смазки, едва не пролив половину флакона на кровать. Жестко схватив Тэ горячими жадными ладоням за бедра, Макао заставил его очень низко прогнуться и улечься грудью на мягкий матрас и вошел одним плавным толчком, доставая в этой позе, по ощущениям Тэ, до самого желудка.       Первым в следующий оргазм, не менее чувственный и яркий, чем предыдущий, все же сорвался мужчина, когда темп с плавного и тягучего в очередной раз сменился на животный и резкий. Они уже два раза меняли позу, и Тэ ощущал себя на редкость уставшим, грязным и по-хорошему заебанным, растекаясь аморфным телом по сидящему на краю кровати любовнику. Макао Тирапаньякул был идеальным для него, совершенно, в любой мелочи и любом движении — слова Джинджер про «ебанных трансформеров» теперь тоже не казались Тэ пустым звуком.       Дождавшись, пока у Тэ пропадут цветные круги перед глазами, а сердце перестанет судорожно колотиться в горле, Макао попытался осторожно уложить его на кровать и вытащить член. Но мужчина не позволил, ощутимо надавливая на смуглые плечи и отказываясь слезать с таких удобных, хоть и твердых, бедер.       — Закончи, — он хотел попросить, но сиплым и сорванным от стонов голосом получилось выдать лишь хлесткий и короткий приказ.       — Не надо, лисенок. Ты сейчас слишком чувствительный, — прошептал Макао в плечо мужчины, выцеловывая на мокрой от пота коже одному ему известные узоры.       — Закончи, я этого хочу, — возразил Тэ упрямо, закусывая губу и глядя на партнера исподлобья.       — Какой же ты у меня упрямый, — выдохнул Макао не то с тоской, не то с осуждением, но Тэ не желал об этом задумываться, полностью занятый твердым членом внутри себя. Тирапаньякул неожиданно перевернулся, навис сверху и окинул растрепанного и насквозь мокрого мужчину пронзительным и оценивающим взглядом: — Так ты хочешь, чтобы я не ограничивал себя и трахнул, как мне хочется?       Тэ кивнул, напрочь завороженный искрами желания в чужих темных, как омуты, глазах.       — Тебе может быть слишком ярко и сильно, пи’. И придумай стоп-слово.       — Ничего. Я готов, — слабо прошептал Тэ, в предвкушении облизывая губы. Макао на это только головой качнул и осторожно просунул руку под его шею, чтобы создать для себя удобную точку опоры. — Стоп-слово «больно».       — Хорошо. Если хочешь царапать, кусать или бить — не вопрос, я весь твой. Не бойся навредить, пи’, ты в любом случае мне больно не сделаешь. Ну что, готов?       Тэ снова закивал и тут же взвыл, потому что Макао сходу продолжил таранить его нутро в размеренном, довольно быстром темпе. Обильно залитая в анус смазка влажно чавкала, но этот вульгарный звук с успехом заглушало сердце, снова набатом заколотившееся в груди и отдающееся в ушах. Поначалу мужчина еще пытался терпеть — крепко стискивал зубы от частоты и глубины ударов, хватался пальцами за твердые плечи парня и пытался свести дрожащие колени к его бокам. Но постепенно вся концентрация ушла на то, чтобы не стонать на всю комнату и не царапать услужливо подставленную спину, хотя от каждого, даже мимолетного движения Макао у Тэ рвало крышу. Сверхстимуляция не давала собраться с мыслями, каждый толчок отдавался ноющей сладостью в висках, низу живота и груди. Бедра протестующе болели и соскальзывали с крутых и скользких от пота боков, но Тэ упрямо продолжал держаться на плаву, только рот приоткрыл, жадно глотая пропитанный сексом и любовью воздух. Заметив это, Макао наклонился и запечатал его губы поцелуем, лениво, медленно трахая языком, в отличие от глубоких и жестких толчков внизу.       — Расцарапаю… не надо так…       — Царапай, лисенок. Я же сказал, — шальная улыбка шла Макао, делая его очень похожим на довольного удачной сделкой обаятельного пирата.       Тэ жалобно застонал и сдался, ощутимо впиваясь короткими ногтями в мышцы на смуглой спине и с силой чертя рассеянные хаотичные полосы. Макао довольно застонал в ответ, подвигал плечами, будто разминаясь, и снова наклонился к Тэ, голодно слизывая с его губ невнятные звуки и остатки воздуха.       — Жаль, что тут нет зеркала. Ты бы видел сейчас себя — затраханный, мокрый, с поплывшим взглядом и спермой на животе. Весь мой и для меня. Потерпи еще чуть-чуть, хорошо? Ты отлично справляешься, лисенок, ты мой маленький герой, — бормотал Тирапаньякул, сопровождая каждое второе слово жестким толчком.       Тэ зажмурился, смаргивая повисшие на ресницах слезы, и еще выше поднял бедра, пытаясь теснее обхватить ими бока Макао. Парень действительно ускорился, одной рукой фиксируя Тэ на месте, а второй упираясь в изголовье кровати. Давление внутри усилилось, Тэ коротнуло, он сжался и выгнулся, упираясь в постель копчиком и затылком. Губы сами нашли переход между шеей и плечом младшего, такой вкусный и такой уязвимый. На очередном толчке Тэ просто-напросто вцепился зубами в это место, крепко сжимая челюсть. Макао в ответ на провокацию выдал какой-то смазанный матерный возглас, и Тэ, сквозь морок похоти, почти испугался, что переборщил, но разлившаяся внутри него сперма подсказала, что подростку скорее хорошо, чем плохо, и он расслабился, вытягиваясь на кровати и чувствуя всем телом приятную, заземляющую тяжесть навалившегося на него сверху Макао.       — Ты как? Водички? Не болит нигде? — едва отдышавшись, парень принялся беспокоиться о нем, пробуждая в груди Тэ пушистый и громко урчащий комочек счастья.       — Полежи со мной, — качнул головой мужчина, и Макао покорно упал по правую руку от него, продолжая даже в таком положении разнежено гладить по плечу и спине.       — Я ненавижу твоего отца, — невпопад заметил Тэ, несмотря на жару перебираясь поближе к груди Макао — он был слишком разбалован подростком и уже привык ночевать в таком положении.       — За что? — удивился младший Тирапаньякул, охотно позволяя валяться на себе.       — За это, — пальцы Тэ на ощупь нашли старый, сероватый и неровный шрам на чужом боку и нежно, невесомо погладили его, словно пытаясь этой лаской заменить старую боль. — И за то, что из-за него ты вырос мазохистом.       — Так заметно? — скупо усмехнулся подросток, ничуть не удивившись его проницательности, и поймал пальцы Тэ в свою ладонь, поднося к губам.       — Ты кончил, когда я тебя укусил. Ты прикрывал глаза и прятал взгляд, когда я царапал. Ты позволяешь мне сейчас лежать на тебе, хотя я знаю, что точно разодрал тебе спину до крови.       — Это проблема? И откуда ты знаешь про шрам?       Мужчина всерьез задумался, утыкаясь носом в терпко пахнущую свежим потом и нарциссами кожу. Запах моря тоже усилился, сердце Макао ровно стучало прямо под ухом Тэ, как прибой, и он прикрыл глаза, кутаясь в эти волшебные ощущения принадлежности и покоя, как в одеяло.       — Пит сказал. И нет, не проблема. Но я боюсь пережать.       — Когда мне было пять и я случайно полез к горячей лампе, отец схватил меня за руку и удерживал, пока не остался крупный ожог, несмотря на то что я вырывался и громко плакал. Когда мне было девять, он сломал мне ключицу, толкнув в стеллаж с книгами. Когда мне исполнилось одиннадцать — разбил о мою голову раму с дорогой картиной, по которой я случайно попал мячом. На мой тринадцатый день рождения он вместо подарка выпорол меня так, что я не мог сидеть еще три дня, аргументируя тем, что это такой обряд посвящения и настоящий мужчина должен уметь терпеть боль. Но, скорее всего, он просто забыл про праздник и хотел сорвать на мне злость из-за неудавшейся сделки. А этот шрам появился, когда мне было пятнадцать — отец злился, что я позволил себя похитить, и навешал мне сверху своим любимым ремнем с тяжелой узорной пряжкой. Так что не бойся, ты не сделаешь мне больно, лисенок. Эти царапины на спине — ерунда.       Тэ удобно лежал щекой на чужой груди, слушал биение сердца, которое за все время этого страшного монолога ни разу не сбилось с ровного и спокойного ритма, и страстно мечтал воскресить кхуна Кана, но только чтобы лично вогнать ему пулю в череп, а то и не одну.       — Не надо, пи’. Все прошло, я в порядке. Он больше меня не тронет, — Макао сразу заметил его злость и бросился утешать, словно мужчина был здесь жертвой, а не он сам.       — Не в порядке, нонг’, — сокрушенно помотал головой Тэ, закусывая губу от на куски режущего его сердце чувства жалости к тому милому и улыбчивому мальчишке, которого он мельком видел на приемах в детстве. От глубинного, захлестывающего с головой сострадания к бесконечно красивому и уверенному в себе парню, который только что довел его до двух оргазмов, при этом заводясь по-настоящему только от боли. — Вегас ведь тоже…       — Там слом пошел в другую сторону. Хиа’ любит не столько причинять боль, сколько контролировать партнера. Он очень рано изучил от корки до корки шибари, тайком от отца практикуясь на мне или молоденьких горничных. Создал целую коллекцию ошейников, наручников и кляпов, я видел как-то мельком в его сейфе. Это… компенсация, понимаешь? До Пита мы просто не знали другой жизни. Это он показал мне, что меня могут любить просто так, а не только когда я приношу пользу или выгоду. И это он каждый раз доказывает хиа’, что, даже сидя на цепи, можно оставаться свободным, — Макао прервался, встревоженно ощупывая и осматривая Тэ: — Не плачь, лисенок. Ну чего ты, малыш, не плачь.       Но Тэ уже не мог остановиться, всхлипывая и цепляясь пальцами за руки Макао.       — Нужно обработать. И твои раны с трека тоже, — выдавил он сквозь содрогания, пока Тирапаньякул, усевшись у изголовья, очень серьезно, ответственно и по-взрослому укачивал его в своих объятиях, как ребенка.       — Успеется, пи’. Посиди так еще и не плачь, пожалуйста, не плачь. My little sweet boy, my dear polar fox, my heart and soul, the best part of my whole life**, — бормотал Макао, целуя Тэ то в щеку, мокрую от слез, то в разворошенное их возней гнездо на макушке. — Ты так сладко пахнешь, пи’. И ты такой красивый… Ты просто не догадываешься, какой ты красивый. Кстати, я купил свой полароид. Можно сделать фото? Хотя нет, забудь. Никаких фото, глупость сказал, прости.       Тэ заглянул ему в глаза снизу вверх. Сморгнул слезы, размывающие картинку и мешающие проникнуть в чужую душу. Несмотря на болезненное, обидное, подлое и жестокое предательство Тайма, Тэ продолжал слепо верить Макао, будто понятие «работа над ошибками» было ему неизвестно. Но руки младшего так надежно и крепко держали его, так мягко гладили, словно Тэ был самым важным и нужным в жизни парня. А его голос и вовсе был таким успокаивающим и теплым, что Тэ не выдержал, зажмурился и кивнул:       — Хорошо. Я не против фото. Только не ню.       — Пи’, правда? Ты разрешишь? Тебе точно нормально? Я не расстроюсь, если ты откажешься. Ты у меня и так всегда перед глазами, я просто хотел бы оставить его и на бумажном носителе.       — Просто сделай это, ладно? — слабо улыбнулся Тэ, и Макао аккуратно выпутался из его объятий, доставая из своей куртки небольшой фотоаппарат с корпусом лавандового цвета. Вернувшись к кровати, он помог Тэ прикрыться простыней, но остановил его, когда мужчина начал стирать с лица остатки слез.       — Не три щеки, сделаешь себе больно. Ты красивый даже в слезах, пи’, просто позволь показать.       Тэ кивнул, все же немного прихорошился и по грудь прикрылся мятой простыней, восседая посреди разворошенной кровати, как птенец посреди гнезда. Перед тем, как отойти для удачного ракурса, Макао поцеловал его, глубокого, но не настойчиво, скорее нежа и лаская, чем всерьез пробуждая страсть. Затем отлучился ко входу, выключая свет и зажигая у кровати мягкий ночник, рассыпавший по потолку целую стайку серебристых маленьких звезд — эту штуку, выглядящую как большой, сантиметров двадцать в диаметре, шар с прорезями в виде крупных и мелких звезд, Тэ подарил Порче в одну из совместных ночевок. Младший Киттисават, лежа на спине рядом с замкнувшимся в себе разбитым и потерянным Тэ, поделился, что похожий ночник был у них с братом в детстве, когда их родители еще были живы. А потом маленький Порче сам его сломал, нечаянно уронив.       — Ты выглядишь сказочно, лисенок. Не грусти только, хорошо? — Макао послал Тэ одну из своих самых откровенных, теплых и ласковых улыбок, на которую мужчина просто не мог не ответить своей — бледной, но искренней.       Тихонько щелкнул затвор камеры, и Макао подошел ближе, опускаясь возле кровати на колени. Получившаяся фотография была действительно очень милой и красивой — Тэ казался юным избалованным принцем, проведшим страстную брачную ночь с храбрым рыцарем, спасшим Его Высочество от коварного и страшного дракона. Поделившись своими соображениями вслух, он дождался лукавого смешка и звонкого поцелуя в нос.       — Когда-нибудь я этого дракона на части разорву, пи’, вот увидишь. А голову как трофей в нашем доме повесим над камином.       — Ты хочешь дом? — растерялся Тэ, не зная, как правильно реагировать на подобное заявление. Затевая эти отношения, он ни на что с самого начала не рассчитывал и практически не думал дальше, чем на два-три шага вперед. Но дом из грез подростка означал уверенность, стабильность, продуманность, а также желание Макао задержаться рядом с ним надолго.       — Ты хочешь квартиру? Вообще я думал, что со временем мы можем переехать в мой дом, к пи’Питу и хиа’, там целое крыло пустует, и с охраной было бы попроще, но, если ты не хочешь, мы могли бы купить пентхаус, как у пи’Кима. Съездили бы в IKEA вместе, купили бы свою идеальную кровать, полотенца, шкафчики и что там еще нужно для семейного уюта. Говорят, отношения проверяются совместным ремонтом, уверен, ты будешь отличным прорабом, а я, так и быть, побуду твоим верным разнорабочим. Ты не смотри, что я из избалованной и богатенькой мафиозной семейки, меня пи’Стар научил работать с вещами в доме и все чинить. Эй, лисенок? Лисенок, ты чего плачешь? Если ты не хочешь дом, мы не будем…       — Я люблю тебя, — прошептал Тэ совсем потерянно, цепляясь за испуганного его порывом подростка всеми конечностями, как осьминог. — Я так люблю тебя, Макао. И я прошу прощения за все. За эти дни и вообще.       — Я сожалею только о том, что не мог тебе помочь, ну, кроме как начистив ему табло, — Макао пересел на кровать, чтобы Тэ было проще его обнимать.       — Ты подрался с ним? Ты в порядке? Он тебя не ранил? — тут же забеспокоился мужчина, невольно пробегаясь взглядом по крепкой фигуре.       — Ну чего ты, лис, я же Тирапаньякул. Все хорошо, он и не отвечал почти, так что я только кулаки чутка стесал. Жаль, что это не поможет унять шумиху в прессе. Ненавижу его, уебок тупой.       — Тихо-тихо, — Тэ успокаивающе похлопал закаменевшего парня по плечу и снова обнял его, греясь теплом и дыша полюбившимся запахом нарциссов. — Я не только о прессе. Мне жаль, что я оказался таким слепым и глупым, и принял твое сострадание за презрение, — повинился он тихо.       — Это становится проблемой, как только начинает причинять тебе хоть малейшую боль… Стой, что? Ты все это время думал, что я тебя?..       Тэ зажмурился, ожидая заслуженного нагоняя, но Макао только глубоко и долго выдохнул и притиснул его покрепче, больно щипля за бок и тут же ласково поглаживая, чтобы снять боль.       — Какой же ты у меня дурной, пи’. Верь мне чуть-чуть больше, ладно? Обещаю, я не подведу.       Тэ облегченно закивал, как болванчик, и забрал из рук Макао фотоаппарат, быстро делая новое фото, для чего прижался губами к скуле возлюбленного, продолжая лукаво поглядывать в камеру. На получившейся фотокарточке младший Тирапаньякул одной рукой собственнически сжимал талию своего «принца», а второй придерживал на нем простыню, стараясь не показывать досужим наблюдателям и крохотного клочка сверх необходимого.       — Если бы я не был настолько затраханным и полупьяным, я бы точно утянул тебя в постель снова, — задумчиво сказал Тэ, поглаживая кончиками пальцев острые белые края снимка.       — Тебя так возбуждает камера? — со смешком заметил Макао, водя горячими настойчивыми губами по задней стороне шеи Тэ.       — Меня возбуждает твоя забота. Поверь, я многое в постели пробовал, и то, как ты держишь на фото эту чертову простыню — самое сексуальное из всего, что со мной было. А теперь тащи аптечку, я буду обрабатывать твою спину и плечо. И бедро. И руки. И, нонг’, какого хрена ты молчал, что рана на локте кровит?       Макао на его суету и окрики лишь улыбнулся своей загадочной лисьей улыбкой и молча принес из ванной аптечку, позволяя Тэ о себе заботиться. Не издал ни звука, будто и вовсе не чувствовал боли, пока антисептик на спирту удалял возможные загрязнения из его ран. А Тэ, осторожно водя по повреждениям смоченной в растворе ваткой, думал, что этот человек — реально самое лучшее, что с ним случилось за практически двадцать шесть лет его не особенно счастливой жизни.       — Рысь? — несмело позвал Тэ, когда сеанс обработки царапин подошел к концу.       — М? — Макао, ответственно убрав весь мусор и лично перестелив постель, вернулся из ванной с теплым влажным полотенцем, чтобы помочь партнеру очистить себя от лубриканта и пота.       — Я хочу. Дом. С тобой. Где захочешь. Хочу съездить в IKEA за занавесками и кроватью. Хочу быть рядом с тобой каждый день. Но Тайм прав: я теперь порченый товар. Не думаю, что Вегас одобрит такой выбор.       — Хиа’ и сам пару раз съездил ему по роже, — спокойно ответил Макао, ложась рядом с Тэ и призывно отодвигая руку, чтобы старший мог занять свою любимую позицию. — А потом прострелил все четыре колеса и лобовое на его тачке, когда уходил.       — Твою ж налево! Пит упоминал, что Вегас немного остро воспринял эту ситуацию, но я не думал, что в таком ключе, — поразился Тэ, пытаясь не засмеяться от странного, похожего на пузырящее шампанское, чувства счастья и облегчения.        — Он был в настоящей ярости. Давно я его таким сердитым не видел. Охране дома здорово досталось, что позволили этому ушлепку провернуть все это дерьмо с видео и той девкой.       — Кстати, ты не носишь кулон. Ты его выкинул? — робко спросил Тэ, мостясь в родных руках, но стараясь все же особо не давить, чтобы не потревожить расцарапанную спину младшего.       — Да не больно мне, пи’, говорил же, ляг нормально. И нет, не выкинул. Он в сейфе лежит, дома. Я думал, я… недостоин его носить. Думал, ты злишься на меня из-за той девушки. Я обязательно его верну и буду носить у сердца, не снимая, хорошо? Ты только не закрывайся так больше, мне плохо, когда ты далеко.       — Мы с тобой два дурака, — хмыкнул Тэ невесело, раз за разом целуя ключицы и теплую кожу плеча под собой. — А я вдвойне дурак, потому что все еще думаю, что, когда я стану стареть, ты меня разлюбишь. Восемь лет разницы все-таки. Мне будет, к примеру, пятьдесят, а тебе всего сорок два — самый расцвет мужской зрелости. Я боюсь, ты найдешь себе кого покрасивее и помоложе, и уйдешь. А я уже тебя люблю так, что страшно.       — Точно дурак. Посмотри сюда. — Макао дотянулся рукой до прикроватной тумбочки, куда они ранее отложили фотоаппарат и полученные снимки. — Ты выглядишь моим ровесником. Такой нежный. Невинный. Юный. Красивый. Только посмотри, пи’, ты же без макияжа и со следами слез на лице лучше любой модели. А даже если ты начнешь со временем меняться и стареть, я ведь тоже не застыну на одном месте. Будем стареть вместе. И что-то мне подсказывает, ты и в семьдесят будешь выглядеть как секс-символ и хрупкая фея в одном флаконе.       — Ты специально это делаешь, да? — Тэ бросил косой взгляд в сторону протянутого снимка, снова подмечая и влажные щеки, и покрасневшие веки, и припухшие от бесконечных поцелуев губы, и даже лихорадочный румянец, которые почему-то совсем не делали его некрасивым или странным.       — Делаю что?       — Заставляешь меня сильнее влюбляться.       — О, а еще ты у меня ужасно умный, пи’. Это все мой коварный план: завоюю твое сердечко, верну на место все кусочки, и…       — Будешь держать на полке, как сувенир? — невежливо перебил Тэ, крепче вжимаясь в Макао, будто пытался создать из его тела безопасное убежище. Это предположение ранило его, слишком сильно напоминая его роль статусного и дорогого аксессуара при Тайме, но Макао в который раз оказался благороднее, честнее и лучше всех мужчин в жизни Тэ вместе взятых.       — Буду защищать от чужаков, как самое дорогое сокровище. Не выпущу из рук, чтобы до тебя никто и никогда не добрался с дурными мыслями и грязными руками. Ну чего ты, лис? Что я опять не так ляпнул?..       Тэ рассмеялся сквозь накатившие свежие слезы и наклонился к подростку, опираясь локтем на его грудь и снова и снова целуя податливые, мягкие губы, тут же с готовностью приоткрывшиеся ему навстречу.