***
Тензо слонялся на границе кладбища и старался вести себя как можно незаметнее, пока шли похороны. Прошла неделя с тех пор, как нашли тело Хьюги Эри, и два дня назад его отдали из морга. На похоронах было много людей, и Тензо был удивлен тем, как много членов клана Хьюга пришли, учитывая, что большинство из них избегали Эри, пока она была жива, как из-за бунтарского поведения, так и из-за решения стать татуировщиком вместо того, чтобы пытаться стать джонином и построить традиционную карьеру активного шиноби. Члены семьи, с которыми он разговаривал об Эри во время расследования, были по меньшей мере бесполезны. Тензо не знал, занимаются ли они этим убийством сами, хотя было вполне вероятно, что занимаются. В конце концов, даже опозоренная Хьюга была Хьюгой, и это был бы удар по гордости клана, если бы они не смогли привлечь убийцу к ответственности. Тензо было интересно, знают ли они больше, чем он. Служба подошла к концу, и гроб опустили в могилу. Хиаши снова бросил на него свирепый взгляд, но Тензо не обратил на него внимания. Он знал, что не имеет права вторгаться на похороны, но он и не собирался. Он был здесь просто для того, чтобы посмотреть, кто пришел отдать последнюю дань уважения, и, возможно, отметить несколько человек, чтобы потом поговорить с ними. Когда люди начали уходить обратно в деревню или разбрелись вокруг, чтобы отдать дань уважения своим семьям, Тензо заметил молодую девушку, незаметно ускользнувшую с похорон. Она шла в его сторону, не замечая его, яростно вытирая руками слезы, а затем нырнула за надгробие и свернулась калачиком. Тензо узнал в ней Хинату, дочь Хиаши. Ну, когда он пришел сюда, то не планировал ни с кем беседовать, но не собирался упускать возможность поговорить с Хьюгой, которая, казалось, действительно переживала из-за смерти Эри. По привычке он молча подошел к девушке, и она пораженно подняла широко распахнутые глаза только тогда, когда он присел рядом с ней. — Хината-тян, верно? — спросил он, стараясь говорить мягким тоном, что ему не очень удалось из-за того, как маска искажала его голос. Хината кивнула, шмыгнула носом и в последний раз вытерла глаза. Затем она глубоко вздохнула и явно взяла себя в руки, и Тензо увидел в том, как она собралась с духом, слабые следы знаменитой гордости и самообладания Хьюги. — Чем могу помочь, АНБУ-сан? — Я не знал, что Эри-сан была близка с кем-то из своей семьи, — сказал Тензо. — Но она явно тебе очень нравилась. Хината прижала колени к груди и кивнула. — Эри-обасан была хорошим человеком. Она жила за пределами комплекса, так что я редко ее видела, но она всегда была добра ко мне. — Ты знаешь, почему твоя семья не любила ее? — Потому что она не сделала того, что ей сказали, — ответила Хината, нервно оглядываясь через плечо. — Она была из тех людей, которые не любят следовать правилам и не позволяют никому принимать решения за себя. — В ее голосе слышалось восхищение, которое она пыталась подавить. — По-моему, это не так уж плохо, — беззаботно заметил Тензо. — Это вызвало много споров, — сказала Хината. — Да? Она с кем-нибудь спорила в последнее время? К его удивлению, Хината снова разрыдалась, закрыв лицо руками и пытаясь взять себя в руки. Тензо выудил из кармана жилета пачку бумажных салфеток и протянул ей одну. В такие моменты он носил их с собой. Хината была генином и еще не научилась держать свои эмоции в узде, но Тензо видел, что даже джонины иногда срывались и плакали, когда напряжение было слишком сильным. — Это была моя вина, — дрожащим голосом произнесла Хината, когда достаточно успокоилась, чтобы говорить. — Эри-обасан просто присматривала за мной. Я сказала ей, что мне не очень нравится ... — она снова огляделась и понизила голос. — Что я не очень люблю драться. — Она помолчала, словно ожидая осуждения. — Эри-обасан сказала, что в этом нет ничего плохого, она сказала, что тоже не любит драться, и мне не нужно делать ничего такого, чего я не хочу. Она сказала, что есть много вещей, которые могут делать шиноби, которые также важны, как полевая работа. — Совершенно верно, — согласился Тензо, и напряженные плечи Хинаты немного расслабились. — Думаю, твоему отцу это не понравилось. — Нет, он узнал и велел ей прийти поговорить с ним, но она не любит бывать в комплексе, так что она отказалась. Это только разозлило его еще больше, поэтому он отправился в ее салон, и они сильно поссорились из-за этого. По-моему, он велел ей больше не встречаться со мной, — она судорожно вздохнула, и Тензо положил руку ей на плечо, надеясь, что это успокаивающий жест. — Ты не знаешь, спорила ли она с кем-нибудь еще в последнее время? — спросил он. — У нее были враги, которые могли бы причинить ей вред? — Она спорит со всеми, — сказала Хината с легкой улыбкой, одновременно нежной и виноватой. Тензо заметил, что он снова перешла на настоящее время. — Она всегда говорит, что уважение нужно заслужить и что никто не может получить его только потому, что он старше ее или выше по рангу. Некоторым это не нравится. Но я не думаю, что кто-то ненавидел ее настолько, чтобы на самом деле навредить. Краем глаза Тензо заметил какое-то движение, и он поднял глаза, чтобы увидеть, что Хиаши стремительно приближается к ним. — Еще один, последний вопрос, — быстро проговорил он. — Упоминала ли Эри-сан когда-нибудь женщину по имени Фудзимото Аканэ? Хината сосредоточенно наморщила лоб. — Я так не думаю. А потом там появился Хиаши. — АНБУ-сан, вы не имеете права беспокоить мою дочь ни сегодня, ни в любой другой день. Что же было такого важного, что вам пришлось увести ее с похорон? Хината с трудом поднялась на ноги, когда Тензо поднялся одним плавным движением. — Я сожалею о твоей потере, — сказал он Хинате и исчез в вихре ветра и листьев.***
К счастью, от больницы до башни Хокаге было рукой подать, поэтому, когда Ирука проскользнул в зал заседаний, он был заполнен лишь наполовину. Едва сознавая, что делает это, Ирука машинально оглядел комнату в поисках Какаши и, не заметив его среди других джонинов-сэнсэев, направился к Изумо и Котецу, которые о чем-то спорили в передней части комнаты. Это будет первый экзамен на чунина, над которым работал Ирука, и хотя участники еще даже не были выбраны — что должно было измениться к концу этой встречи — он уже чувствовал себя перегруженным из-за того, что в его расписании была дополнительная работа. Он жалел, что они не могут подождать пару месяцев, пока дети из Академии не уйдут на летние каникулы, и у него не будет больше свободного времени, но экзамены на чунина всегда назначались до выпуска следующего класса пре-генинов, отчасти для того, чтобы уменьшить нагрузку, что, как с завистью подумал Ирука, вероятно, делалось для тех, кому никогда не приходилось работать по двенадцать часов в день. Когда Ирука подошел к своим друзьям, он услышал, как Изумо сказал: — ...тогда не будет ли более разумным убить нескольких генинов? — Ого, — сказал Ирука, и двое других подняли головы, когда он встал рядом с ними. — Я очень надеюсь, что в этом разговоре есть какой-то контекст, из-за которого мне не придется на вас доносить. Изумо неловко рассмеялся, но Котецу просто притянул Ируку ближе, так что все трое встали тесной кучкой. — Мы должны быть осторожны, Ирука, — тихо сказал Котецу. — Я слышал, что Трехчасовой убийца убивает чунинов, чтобы выступить против экзаменов на чунина. Предположительно, кто-то прислал письмо в АНБУ с требованием прекратить экзамены, иначе он снова устроит забастовку. — Я слышал, что это было написано кровью на стенах на месте преступления, — усмехнулся Изумо. — Если все сплетничают о чем-то, это обычно означает, что это неправда. Кроме того, в этом нет никакого смысла. Зачем кому-то вообще это делать? — Откуда мне знать? Я не понимаю, как работает помутившийся рассудок. — Это странно, учитывая, что у тебя такой уже довольно долго. — А кто говорит, что речь идет об экзаменах на чунина? — Ирука прервал его, прежде чем спор стал еще более мелочным. — Все, — сказал Котецу. — Несколько дней назад все говорили, что это нукенин, пришедший отомстить Конохе, по одному шиноби за раз, — заметил Ирука. — Чрезмерно возбужденные сплетни, — пренебрежительно бросил Котецу. — Я никогда бы на это не купился. Улик не было. Но экзамены на чуунина — это большое событие, и не все довольны тем, что они проходят в Конохе. Приглашаем врага в деревню и все такое. — Тебе не кажется, что это немного бестактно — сплетничать о теориях заговора, когда два человека мертвы? — прямо спросил Ирука. Изумо хватило совести отвести взгляд, но Котецу ничуть не смутился. — Это не сплетни, — сказал он. — Это поиск истины. Следующие пять минут он корчился под яростным взглядом Ируки, полным разочарования, который тот не опускал даже после того, как Сандайме заговорил, а все остальные замолчали. Встреча началась с объявлений от джонинов-сэнсэев, начиная с команд из самого последнего выпуска Академии. Обычно это была простая формальность, поскольку никто никогда не назначал генинов с опытом работы менее года. Поэтому для Ируки было шоком, когда Какаши выступил вперед и объявил, что седьмая команда участвует в экзамене. По залу прошел ропот, который только усилился, когда Асума и Куренай тоже выдвинули свои команды. — О черт, этих детей сожрут заживо, — пробормотал Котецу с усмешкой. Ирука протиснулся в переднюю часть толпы. — Подождите минутку. Хокаге-сама, можно мне сказать? Сандайме, казалось, ничуть не удивился, увидев, что Ирука заговорил. Он жестом велел Ируке продолжать. Ирука обратился именно к Какаши, хотя теоретически он выступал против всех трех джонинов-сэнсэев. — Ты не можешь отправить детей на экзамен, — сказал он, все еще скорее шокированный, чем сердитый, хотя скучающий взгляд Какаши остановился на нем, разжигая его гнев. — У них и близко нет достаточного опыта. Это по твоему игрушки? Он отчетливо расслышал слово «неуважительно» среди бормотания, которое вспыхнуло позади него, и часть его знала, что он должен был найти лучший способ выразить свое несогласие. Он привык непринужденно разговаривать со своими друзьями-джонинами, и особенно с Какаши, и на мгновение забыл, что в этой официальной обстановке ранг многое значит и должен учитываться. — Ирука-сэнсэй... — резко начал Асума, но Какаши оборвал его. — Ты их недооцениваешь, — сказал он. — Кому, как не тебе это знать, Ирука-сэнсэй, чтобы хорошо сдать экзамены на чунина, не требуется ни грубой силы, ни опыта. Иногда именно те, кто находится в невыгодном положении, могут удивить больше всего. Ирука был не в настроении выслушивать загадочную чушь Какаши. — Незачем ставить их в невыгодное положение, — отрезал он. — Нет причин торопить их с этим. — Я был на шесть лет моложе Наруто, когда сдавал экзамен, — сказал Какаши. Упоминание имени Наруто вызвало еще один шок у Ируки, и он понял, что Какаши также пренебрегает этикетом и формальностями. Это был личный спор, и никто из них не мог утверждать обратное. Какаши все еще выглядел невозмутимо и держал себя в руках, но он первым заговорил о Наруто. — Наруто не такой, как ты, — выдавил Ирука. — Он может пострадать. К этому времени Какаши выглядел так скучающе, что если бы Ирука не знал его, он подумал бы, что Какаши просто наплевать. Но Ирука хорошо узнал Какаши с тех пор, как тот стал наставником Наруто, и он знал, что чем равнодушнее выглядит Какаши, тем больше вовлечен. Однако тот факт, что он принимал Ируку всерьез, ничуть не уменьшал его раздражения; ему не нравилось, что его изучают как образец, так же как и то, что его отодвигают на второй план. — Это действительно не твое дело, Ирука-сэнсэй, — сказал Какаши. — В конце концов, он больше не твой ученик. Все они. Теперь это мои солдаты. И, возможно, они пострадают, но будет интересно посмотреть, как они справятся с этим. Ирука в отместку не клюнул на приманку. Он не был глуп. Он знал, когда кто-то провоцировал его, поэтому, если Какаши так сильно хотел знать, как он отреагирует, он просто вообще не будет реагировать. Он надеялся, что его молчание разозлит Какаши. — Довольно, — устало сказал Сандайме. — Я принимаю кандидатуры. Давайте двигаться дальше. Ирука почти не слышал, о чем они говорили до конца встречи. Он был слишком отвлечен взглядом Какаши, который прожигал его насквозь.***
Тензо сидел на диване в квартире Аканэ. Он не возвращался сюда с тех пор, как это место стало местом преступления, но сегодня здесь пахло не кровью, а чаем, и, оглядев коридор, он заметил, что дверь спальни плотно закрыта. Химура Дайки, который три года состоял в отношениях с Аканэ, медленными, осторожными движениями внес поднос с чаем в гостиную. Тензо знал его с тех пор, как Химура был в АНБУ, поэтому он снял маску и позволил Химуре предложить ему чай. — Похоже, дела у тебя идут лучше, — осторожно заметил Тензо. Чайный поднос задребезжал, когда Химура поставил его на кофейный столик, сосредоточенно нахмурив брови. — Ты говоришь о смерти Аканэ или о моих глазах? — спросил он, садясь. — Эм, не будет ли слишком невежливо попросить тебя налить? Мне все еще сложно дается восприятие глубины. Шесть месяцев назад Химура был ранен на задании и полностью потерял зрение. Он был уволен с действительной службы и пытался приспособиться к жизни слепого человека. К счастью, врачи Конохи были практически чудотворцами, во всяком случае, так считал Тензо, и сделали ему пересадку, что дало ему новые глаза и восстановило зрение. Последние несколько раз, когда Тензо видел его, в дни, последовавшие за убийствами Аканэ и Эри, он приходил в себя после операции, его глаза были покрыты толстым слоем бинтов. Теперь, когда повязки были сняты, Тензо старался не пялиться на замысловатые печати, которые были нанесены на кожу вокруг его глаз, поднимаясь по лбу и спускаясь к скулам. Он смотрел не потому, что никогда раньше не видел татуировки-печати, а потому, что знал, кто нарисовал эти знаки на его лице. — Ты никогда не упоминал, что знаком с Хьюгой Эри, — сказал он, наливая чай. — Ты никогда не спрашивал меня, знаю ли ее я, — ответил Химура. — Ты спросил меня, знала ли ее Аканэ, и, насколько мне известно, они никогда не встречались. Врач, который лечил мои глаза, отвел меня к Хьюге-сан, чтобы они могли сначала обсудить печати. В тот день Аканэ работала. Но Тензо пока не хотел отступать. Наконец-то он нашел осязаемую связь между двумя женщинами. Связь была слабой и, вполне возможно, была не более чем совпадением, но это все, что у него было. — А после того, как ты сделал татуировку? — спросил он. — Фудзимото-сан не ходила с тобой в салон, чтобы закончить работу, не ходила к Эри-сан за советом или за продуктами для ухода? Химура тихонько подул на чай. У него проявление эмоций было на другом конце шкалы от Хинаты. Он был более подавлен, чем помнил Тензо, но держался со спокойным достоинством. Тензо восхищался им за это. — Нет, — сказал Химура через мгновение. — Аканэ умерла через два дня после того, как я получил новые глаза. Утром мне сделали татуировку, а днем — операцию. Они должны были быть сделаны без большого перерыва, и я не мог ничего сделать с татуировками, пока не исцелюсь после трансплантации. — Он нахмурился. — Я думаю, если с ней что-то не так, то теперь ее уже не исправить. — В салоне работают и другие татуировщики, — заметил Тензо. — Только Хьюга-сан делала татуировки-печати, — сказал Химура. — Она рассказывала мне об этом в тот день. Это похоже на рисование печатей на чакровой бумаге — тебе нужно уметь видеть пути и наносить штрихи в нужных местах. Хьюга-сан могла сделать это только из-за своего додзюцу. Что ж, по крайней мере, Тензо узнал что-то новое, пусть и не имеющее отношения к делу. — А теперь скажи мне, зачем ты пришел сюда, Тензо, — сказал Химура. Он осторожно поставил чашку на стол и, повернувшись, пронзительно посмотрел на Тензо. Тензо было интересно, насколько четко Химура видит его лицо. — Ты не знал о моих татуировках, пока я не открыл дверь. Так о чем же ты пришел меня спросить? Тензо подавил вздох. У него была лишь призрачная надежда, и он не питал иллюзий, что следующие его вопросы Химуре покажутся менее отчаянными, чем предыдущие. — Фудзимото-сан когда-нибудь общалась с кланом Хьюга? Может быть, у них были какие-то разногласия? Химура долго смотрел на него. Тензо терпеливо смотрел на него в ответ. Он знал, что давит, но после разговора с Хинатой этим утром он должен был хотя бы проверить. — Насколько мне известно, нет, — ответил Химура. — Я не помню, чтобы она когда-нибудь упоминала конкретно Хьюгу. — Конкретно? Что ты имеешь в виду? — Ну, у Аканэ было несколько разногласий на работе. Обычно с джонинами, которые хотели получить какой-нибудь файл или свиток с ограниченным доступом и думали, что они могли бы использовать свой ранг, чтобы избежать бумажной волокиты. Аканэ никогда не позволяла им этого. Иногда она выходила из себя и ругала их, — Химура грустно усмехнулся. — Она часто приходила домой и возмущалась, как они глупы, как они упускают весь смысл ограничения определенной информации, если думают, что она может позволить кому угодно взглянуть на нее. В голосе Химуры послышалась печаль. Мягкое, тихое горе, которое окрасило края его слов и напомнило Тензо, что независимо от того, насколько опытными или закаленными в боях они были, даже АНБУ под своими масками все еще оставались людьми. Он отвел взгляд, как будто человечность Химуры была чем-то личным. В ту ночь, когда была убита Аканэ, Химура гостил у своей матери, которая жила над магазином шиноби, где работала. После операции Химуре нужно было остаться с кем-то, кто мог бы регулярно проверять его и заботиться, пока он был накачан обезболивающими, а Аканэ не могла позволить себе взять отгулы на работе. Химура все еще не оправился от снотворного, когда Тензо пришел сообщить ему, что его девушка мертва. — Был ли кто-нибудь, с кем она особенно сильно спорила за несколько недель до смерти? — мягко спросил Тензо. Химура откинулся на спинку дивана и устало вздохнул. — Боже, я не знаю. Я не помню ничего более серьезного, чем обычно, но я знал только о том, что она рассказывала мне. Возможно, ее друзья с работы могли бы больше помочь. — Я обязательно с ними поговорю, — согласился Тензо. Он допил остатки чая из чашки и поднял маску. — Тогда я пойду. Извини, что беспокою тебя вопросами. Химура встал, чтобы проводить его. — Я не против. Пожалуйста, не стесняйся приходить и спрашивать меня о чем угодно, если думаешь, что это поможет тебе найти монстра, который это сделал. Только позже, когда Тензо был уже на полпути домой, ему пришло в голову, что Химура был слеп до тех пор, пока Аканэ не уложили в гроб и не закопали в землю. Должно быть, ему не терпелось снова увидеть ее лицо после операции, но он даже не смог попрощаться с ней на похоронах. С другой стороны, он не видел ни бойни, в которую превратилась его спальня, ни безжизненного тела возлюбленной. Тензо никак не мог решить, что лучше.***
Вечером Ирука вернулся домой и обнаружил, что Какаши ждет его у входной двери. И надо сказать, что оранжевая книга в мягкой обложке исчезла, как только Какаши заметил его присутствие. — Я все еще злюсь на тебя, — сказал Ирука. — Именно поэтому я здесь, — ответил Какаши. — Между прочим, я на тебя не злюсь. Он отошел в сторону, чтобы позволить Ируке снять защиту и отпереть дверь. Ирука неохотно впустил его внутрь. Если они собираются еще немного поспорить, то на этот раз лучше сделать это наедине. — Ты играл со мной, — обвинил его Ирука, как только за ними закрылась дверь. — Ты не имел в виду ничего подобного, ты просто хотел знать, как далеко я могу зайти, чтобы защитить его. — Я был очень рад, что ты не ударил меня по лицу, — сказал Какаши, явно не беспокоясь о том, что Ирука видит его насквозь. Ирука схватил Какаши за жилет. — Если ты когда-нибудь намеренно подвергнешь этих детей опасности, я действительно причиню тебе боль, Какаши-сан. Мне все равно, насколько ты сильнее меня, я найду способ. Какаши никак не отреагировал на то, что Ирука вторгся в его личное пространство. Он даже не дернулся, когда Ирука схватил его, и только напряженный, серьезный взгляд его глаз не дал Ируке почувствовать, будто Какаши снисходительно позволил угрожать себе. — Значит, тот факт, что ты не причинил мне вреда, означает, что ты не думаешь, будто я намеренно подвергаю их опасности, — сказал Какаши. Ирука ослабил хватку. — Что? — Ты знаешь, что я выдвигаю их на экзамен не потому, что хочу, чтобы они пострадали, — сказал Какаши. — Я действительно верю, что это пойдет им на пользу. Они, вероятно, еще не получат чунина, но они достаточно сильны, чтобы экзамены принесли им пользу, а не вред. Ты злишься, потому что Наруто тебе дорог и ты слишком сильно переживаешь, а не потому что не веришь в него или в меня. Ирука отпустил жилет Какаши и нахмурился. — Я злюсь, потому что ты придурок. Какаши усмехнулся. — Ну, и это тоже. Я не буду извиняться за то, что назначил свою команду, но мне жаль, что я пытался спровоцировать тебя. И точно так же гнев исчез, ну, или, по крайней мере, притупился до уровня раздражения, которое Ирука мог игнорировать, если бы захотел. — А почему ты вообще затеял спор? — спросил он. — Потому что чунин публично подверг сомнению твое решение? Какаши скорчил гримасу. — Что я, по-твоему, за джонин такой? Если бы я заботился о своей репутации, я бы, по крайней мере, выбрал менее пикантный материал для чтения. — Ты не ответил на мой вопрос. — Ма-а, Ирука-сэнсэй, мимо тебя ничего не пройдет. — Какаши ухмылялся под этой чертовой маской, Ирука это знал. — Мне просто нравится, какой ты страстный и откровенный, когда злишься. Ирука потер рукой глаза. — Ты как ребенок. — Из уст учителя я приму это как комплимент. Ирука фыркнул. — Очевидно, ты не понимаешь учителей. Какаши только усмехнулся еще шире, если Ирука мог прочитать эти замаскированные выражения так же хорошо, как полагал. — Друзья? — Друзья, — согласился Ирука, стараясь не улыбаться. — А теперь убирайся из моего проклятого дома.***
После целого вечера разбора домашних работ Ирука намеревался лечь пораньше. Но вместо этого он обнаружил, что сидит в постели и работает над медицинскими печатями. У него никогда не было такого сложного проекта, и он разочаровывал его так же сильно, как и очаровывал. Ирука остро осознавал, что если ему удастся создать набор простых базовых символов для использования в медицинских печатях, это может резко уменьшить число смертей в полевых условиях. Он слышал слишком много историй о том, что шиноби погибали, потому что были ранены на одиночных заданиях или на заданиях со слишком неопытными командами, и их не успевали доставить в больницу вовремя. Кроме того, он понимал, что если ему это удастся, то он произведет революцию в медицине. Сандайме горячо поддержал проект, но присвоил ему статус ограничения S-ранга. Это означало, что те, кто знал о нем, должны не только иметь допуск S-ранга, но и быть в списке тех, кто имел прямое разрешение от Хокаге. Хотя Ирука был огорчен тем, что не мог поговорить с Наруто или Какаши о своем проекте, он понимал риск того, что кто-то попытается украсть его работу, привлеченный перспективой богатства и славы, или чтобы продать ее вражеской деревне. Ируку не интересовали ни богатство, ни слава. Его интересовали печати и стоящая за ними теория. Большинство людей, которые мало что знали о печатях, отвергали их как средство для тех, кто не был опытен в использовании дзюцу, и даже Ирука учил своих учеников тому, что печати были в основном дзюцу в бумажной форме. Но он говорил это только для того, чтобы дети более или менее поняли, о чем он говорит. Теория, лежащая в основе этих двух методов, была схожей: направление чакры через определенные пути с помощью нарисованных символов или ручных знаков, чтобы сформировать энергию в физическую форму или вызвать определенный эффект. На базовом уровне печати и дзюцу были вполне взаимозаменяемы, но по мере того, как шиноби развивал более продвинутый контроль чакры, становилось очевидным, что оба метода имели свои преимущества и недостатки. Главным аргументом в пользу использования дзюцу, например, было то, что оно позволяло пользователю более непосредственно контролировать, потому что он использовал свои собственные пути чакры, в то время как одна из причин выбора печатей заключалась в том, что ее сила могла быть продиктована размещением символов на бумаге, а не количеством чакры, позволяя шиноби использовать минимум чакры для максимального эффекта. Будучи подростком, Ирука сам изучал печати по учебникам и заставил своего джонина-сэнсэя научить его упражнениям для оттачивания контроля над чакрой, что было необходимым навыком даже для среднего пользователя печатей. Сейчас ему было неловко признавать, что его мотивацией было главным образом улучшение ловушек, которые он расставлял вокруг башни Хокаге. Можно было напитать печать чакрой заранее, а затем активировать ее позже ручным знаком или вспышкой чакры. Некоторые из его лучших розыгрышей были основаны на этом трюке. Свиток упал с кровати Ируки и развернулся по полу. Он вздохнул и сделал знак рукой, чтобы свернуть его обратно, не прикасаясь к нему. Забудьте о кеккай-генкаях или громких элементальных дзюцу — для Ируки бумажные дзюцу, как их ласково называли в комнате миссий, были спасительной благодатью человечества. Пора было заканчивать с этим делом. Полчаса назад Ирука бросил совершенствовать три символа, с которыми у Каэдэ возникли проблемы, и вместо этого играл с концепциями для кровоостанавливающей печати. Если он преуспел в своей попытке создать символ «кровь», то должно было быть просто объединить его с уже существующим символом «остановка», возможно, с легким прикосновением «силы», чтобы надавить на рану... Ирука снова вздохнул и наклонился над кроватью, чтобы поднять упавший свиток. Ему нужно было поспать, иначе он всю ночь возился бы с печатью, которую даже не мог проверить без присутствия Каэдэ. Он запечатал все в свиток и сунул его в наволочку на той стороне кровати, на которой не спал. Возможно, это было не самое лучшее укрытие в мире, но Сандайме внушил ему, как важно держать свои исследования в безопасности, и не похоже, чтобы у Ируки было время пригласить кого-то в свою спальню в эти дни. Чакровая бумага, ручка и карандаш отправились в ящик тумбочки у кровати. Он слишком устал, чтобы убрать их как следует. Он разберется с этим утром. Защита уже была активирована, а дом заперт, поэтому Ирука просто выключил лампу и заснул.***
В ту ночь Ируке снились странные сны. Ему снилось, что он спит, ощущая тепло своего одеяла и мягкость простыней под кожей. Где-то слышался шелест бумаги и тихий шум дыхания, вероятно, его собственного. Одеяло соскользнуло с шелестом хлопка на коже, Ирука перекатился на спину и вытянул одну руку над головой, чтобы прижать ее к столбику кровати. Что-то холодное обвилось вокруг его запястья, а затем вокруг лодыжек, но давление не беспокоило его. В его голове не было никаких мыслей, только смутное удовлетворение внутри кокона глубокого, чудесного сна. Он проснулся, когда меч пронзил его живот и вышел из спины. Крик, который он издал, был тихим и каким-то прерывистым, как будто весь воздух был выбит у него из легких. Меч исчез с новой вспышкой боли, Ирука попытался сесть, но одно из его запястий было крепко привязано к кровати. Он дернулся и вдруг смутно осознал, что его лодыжки тоже привязаны. Он замахнулся свободной рукой, но кто-то схватил его за запястье и прижал к кровати, и тогда Ирука понял, что умирает. Обостренные чувства Ируки словно очнулись ото сна. Его обучение шиноби позволило подавить панику, но не могло блокировать фокусы, на которых он мог сосредоточиться. Кровь, собирающаяся на животе и каплями стекающая по бедрам. Он с невероятной ясностью ощущал след, оставленный одной из них, когда та стекала вдоль линии его таза. Его собственное хриплое дыхание, слишком быстрое, вырывающееся из приоткрытых губ с какими-то влажными звуками. А над ним темнела тень его убийцы, и когда зрение Ируки сузилось, он увидел лишь бледное лицо, нависшее над ним, как луна.