***
Ночью в больнице было тише, но в главном здании все еще горело много света. Было около двух часов ночи, и Какаши больше никого не видел, когда проскользнул мимо больничных корпусов к исследовательскому центру. В это время все здание было под защитой, поэтому, чтобы сэкономить время, Какаши выяснил, какое окно вело в кабинет Каэдэ, и вскарабкался прямо по стене, чтобы сесть рядом с подоконником. Внутри в комнате было темно. Он не ожидал, что Каэдэ будет здесь в такой поздний час, но с учеными никогда нельзя быть уверенным. Они, как правило, были слишком преданы своей работе. Какаши мог чувствовать тихое гудение защиты, и он вытащил печать из своего кармана. Первый этап взлома замка состоял в том, чтобы определить, сколько его чакры может принять защита, не реагируя. И самый безопасный способ сделать это — использовать печать, предназначенную для высвобождения небольшого количества чакры за раз, остановившись, когда защита начнет реагировать, но до того, как сработает сигнал тревоги или, что еще хуже, ловушка. Как только печать дала ему сигнал, Какаши использовал дзюцу. Целью взламывающей техники было не уничтожить защиту, а скорее обманом заставить охранные печати включить подпись чакры отмычки в список тех, кому разрешен вход. Это была деликатная операция, требующая очень тонкого контроля чакры, но Какаши делал это раньше, и ему потребовалось всего двадцать минут концентрации, прежде чем защита перестала потрескивать, позволяя ему получить доступ. Взглянув вниз, чтобы убедиться, что его никто не заметил, Какаши быстро справился с замком на окне и проскользнул внутрь. Затем он опустил жалюзи и достал фонарик, не желая пользоваться верхним светом и рисковать, что кто-нибудь заметит. Здесь было столько же беспорядка, сколько и в прошлый его визит. Какаши не был уверен, с чего начать. Каэдэ не оставила бы украденные материалы валяться на виду, но в такой переполненной комнате могло быть сколько угодно тайников. Какаши обошел стол с другой стороны, ступая бесшумно, и опустился на колени у ящиков стола. С таким же успехом можно начать с самого очевидного места. Он открыл первый ящик и начал рыться в нем, когда услышал звук срываемой с окна шторы. Он моментально вскочил на ноги, и на мгновение его кровь застыла в жилах, когда он увидел белое свечение маски. Затем он увидел красные метки и понял, что это не Трехчасовой, а АНБУ, присевший на подоконник с мечом в руке, направленным прямо на него. — Брось все оружие и положи руки так, чтобы я могла их видеть, — строго сказал ему женский голос. Вот черт. Арест не входил в его планы. Какаши положил свой фонарик на стол и послушно поднял руки вверх. Мгновение спустя он был прижат к столу, и АНБУ застегнула чакроподавляющие наручники на его запястьях за спиной. — Как бы то ни было, — сказал Какаши непринужденно, — это не совсем то, на что похоже. — Какую часть ты отрицаешь? — спросил АНБУ. — Взлом или проникновение? А. Она его поймала. Какаши позволил ей вывести себя за дверь и понадеялся, что в отделе дознания дежурит кто-то, кого он знал. Кто-то, кто сочувствовал ему и, желательно, был должен ему услугу. Он надеялся, что это будет не Тензо. Тензо убьет его.***
Тензо лежал в постели и слушал тиканье часов. Было слишком темно, чтобы определить время, но он подумал, что где-то между двумя и тремя часами. Он заснул немного раньше, но потом проснулся от какого-то ночного шума, в полной боевой готовности, и не смог расслабиться достаточно, чтобы заснуть снова. Он лежал без сна, казалось, целую вечность, размышляя, стоит ли ему отказаться от попыток отдохнуть и присоединиться к охоте на Каэдэ. Харуки прятал ее, он был уверен в этом. Ему не терпелось взять штурмом лагерь Хьюг, но Харуки был бывшим АНБУ — он ни за что не был бы настолько глуп, чтобы прятать ее где-то на виду, даже если бы ему удалось протащить ее мимо других членов клана. Завтра утром первое, что сделает Тензо, — это установит наблюдение за Харуки, но сейчас ему нужно было верить, что Кавагучи разобрался в ситуации. Возможно, он уже даже отправил кого-то дежурить возле комплекса Хьюг. Тензо пожалел, что не догадался спросить раньше. Часы отсчитали еще две минуты. Тензо перевернулся и зарылся лицом в подушку. Где могла прятаться Каэдэ? Коноха была не такой уж большой, ее возможности были ограничены. Это должно быть где-то вдали от людей, которые могли бы ее узнать, место, на которое никто не мог наткнуться случайно. Если подумать, то где они с Трехчасовым убили Мацуоку? Тензо перекатился на другой бок и уставился на стену, прежде чем его инстинкты АНБУ взяли верх, и он повернулся обратно к окну, едва заметив это. На Аканэ, Эри и Ируку напали в их собственных домах, но у Мацуоки была семья. Даже если бы их не было дома, его жена сообщила бы, если бы пришла домой и обнаружила окровавленную постель. Неужели они заманили Мацуоку в лес и убили его там? Или место убийства еще предстоит найти — может быть, именно там сейчас скрывается Каэдэ? Тензо сел и помассировал виски. Такими темпами он больше никогда не заснет. Может быть, ему стоит спуститься в лагерь Хьюг и устроит там ад, чтобы посмотреть, не выдаст ли Харуки что-нибудь. Это было бы лучше, чем лежать здесь и ничего не делать. Десять минут спустя Тензо запер дверь и вышел из дома, быстрым шагом направляясь к поселению Хьюга. Вероятно, это было не самое лучшее решение, которое он принял по делу Трехчасового, но он был уверен, что Харуки точно знает, где находится Каэдэ, и он, черт возьми, заставит его заговорить. Подойдя к комплексу Хьюг, он взгромоздился на ветку ближайшего дерева и потратил минуту, чтобы понаблюдать за главными воротами. Там было безмолвно и тихо, внутри не было никаких признаков какой-либо активности. Тензо легко спрыгнул на землю и направился к воротам, намереваясь, если потребуется, разбудить всех до последнего человека в комплексе, когда другая фигура в маске выскользнула из тени рядом с ним. — Что случилось, Кот? Линии на его маске были скрыты темнотой, но Тензо узнал голос. Это был Ястреб, пожилой АНБУ, который, тем не менее, присоединился к ним через пару лет после Тензо. Кавагучи, должно быть, послал его присматривать за поселением. — Как долго ты работаешь здесь? — С тех пор, как мы поняли, что Нара пропала. Улитка сказал мне присматривать за Харуки, но я видел, как он зашел внутрь около семи и с тех пор не выходил. Каэдэ ушла из отдела дознания ближе к вечеру, примерно в половине шестого. Это дало ей полтора часа на то, чтобы отыскать Харуки и найти укрытие. В такой маленькой деревне, как Коноха, этого времени было более чем достаточно. — Я собираюсь пойти и поговорить с ним, — сказал Тензо. — Он знает, где она, я уверен в этом. Он попытался сделать шаг вперед, но Ястреб схватил его за руку. — Они не впустят тебя без ордера, — сказал Ястреб. — Не стоит поднимать шумиху и наживать врагов по всему клану. Не стоит, если мы ничего из этого не извлечем. Лучше понаблюдать за Харуки и подождать, пока он приведет нас к Наре. — Я устал ждать, — сказал Тензо, но не пытался освободиться от хватки Ястреба. — Тогда присоединяйся к поисковой группе, — предложил Ястреб. — Но не порть здесь все из-за своего нетерпения. Ты знаешь, что не стоит. Плечи Тензо поникли. Ястреб был прав. Если честно, Тензо все время знал, что собирается сделать что-то глупое. Он позволил своему разочарованию взять верх, но не мог позволить себе поставить под угрозу все дело из-за одного неправильного решения. — Да, хорошо, — сказал он. — Я так и сделаю. Где уже осмотрели? — Уже везде, судя по тому, что я слышал. Я думаю, Улитка направлялся в южную часть деревни — ну, знаешь, в город-призрак. Если ты найдешь его, он сможет сказать, какую территорию еще никто не исследовал. — Спасибо, тогда я пойду. Комплекс Хьюг находился на юго-востоке деревни, так что это было недалеко от района, о котором упоминал Ястреб. Южная часть Конохи была самой старой, и шестьдесят или семьдесят лет назад это был важный район. Там все еще стояла старая больница, хотя теперь она была заброшена и подлежала сносу, и целые улицы магазинов с закрытыми ставнями, которые теперь пустовали. Поскольку деревня расширялась на север, Совет решил, что слишком опасно строить важные здания рядом с южной стеной, и начал проект по перемещению многих основных служб в центр, поощряя такие предприятия, как кузницы и частные библиотеки, также двигаться дальше вглубь, подальше от уязвимого края деревни. Сейчас тот район был известен как город-призрак из-за огромного количества пустующих зданий. Те, кто жил в южных кварталах, не могли позволить себе жилье ближе к центру. Беженцы из других стран, как правило, в конечном итоге селились там, вместе с младшими низкоранговыми шиноби, у которых не было семьи, которая могла бы их поддержать. У Сандайме были планы отремонтировать этот район, снеся старые здания, которые пришли в упадок, и превратив район в достойное место для жизни. Он годами спорил с Советом по поводу бюджета деревни, пытаясь продвинуть проект вперед, но прогресс был медленным. В это время ночи дороги были темными и пустынными. Тензо молча шел по узким улочкам с окнами, закрытыми ставнями. Люди часто говорили, что город-призрак был таким же жутким, как и предполагало его название, и старались избегать его после захода солнца, но Тензо находил его странно мирным. Было что-то расслабляющее в осознании того, что он был единственной живой душой в округе. Что-то стукнуло, как будто дерево ударилось о дерево и разрушило тишину. Тензо подождал, прислушиваясь, и звук раздался снова. Вероятно, это был какой-то пустяк, но Тензо решил проверить. Оставалось надеяться, что Кавагучи тоже был поблизости и у него появилась бы та же идея, которая привела бы их друг к другу. Пройдя по короткому переулку, Тензо вышел на параллельную улицу. Ветер здесь был сильнее, зажатый между рядами зданий, он затихал на мгновение, прежде чем новый порыв проносился по улице, как холодное дыхание. В конце дороги Тензо мог видеть вырисовывающуюся громаду старой больницы, а сама улица выглядела в основном заброшенной, хотя по ночам порой было трудно сказать, есть ли еще люди, живущие в зданиях или нет. Все они выглядели изношенными и безжизненными. Шум раздался снова, теперь громче, и Тензо вышел на середину дороги, оглядываясь по сторонам. С другой стороны, зажатый между старым оружейным магазином и зданием, вывеска которого слишком выцвела, чтобы ее можно было прочесть, был небольшой скверик, расположенный в стороне от улицы. Ворота-тории обозначали вход в святилище, краска на них облупилась, а дерево начало гнить. Само святилище представляло собой небольшое здание, которое, вероятно, было построено здесь для посетителей больницы, чтобы они могли помолиться за больных. Снова раздался стук. Он доносился изнутри святилища. Тензо прошел под ториями и поднялся по каменным ступеням ко входу в святилище. Дверь была открыта, но в комнате внутри было темно, и он не мог разглядеть, был ли там кто-нибудь. Дойдя до двери, он внезапно замер. Изнутри доносился запах крови, и когда его глаза постепенно привыкли к темноте, он увидел движение в тени. Вытащив пригоршню сюрикенов, Тензо шагнул внутрь и быстро отскочил от дверного проема, где его силуэт вырисовывался на фоне улицы. Комната перед ним была большой и лишенной мебели. На мгновение ему показалось, что она совершенно пуста, но затем его внимание привлекло другое движение, и луч лунного света, проникавший через окно, тускло отразился от белой маски. Это был Кавагучи, уставившийся на него и стрящий на коленях на голом деревянном полу. Рядом с ним лежало неподвижное тело, вокруг все еще медленно растекалась лужа крови. Сильный ветер со свистом пронесся по зданию, и ставня, свободно свисавшая с окна, ударилась о стену. — Что ты здесь делаешь? — спросил Кавагучи. Тензо подошел ближе и посмотрел на тело. Это была женщина, лежащая на животе, ее голова была повернута в сторону и он мог видеть ее лицо. Ее горло было перерезано, открытые глаза остекленели. Это была Нара Каэдэ. Кавагучи убрал руки с ее шеи. Они были в крови. — Она была еще жива, когда я пришел сюда. Я пытался остановить кровотечение, но ничего не мог поделать. — Ты видел, кто ее убил? — Нет. Должно быть, он ушел прямо перед моим приходом. Она излучала чакру, он бы не рискнул оставаться здесь. Кавагучи казался таким же расстроенным, как и сам Тензо. Но он не мог броситься в погоню — не тогда, когда прямо перед ним была истекающая кровью женщина. — Он все еще должен быть поблизости, — сказал Кавагучи. — Тензо, ты должен пойти за ним. Не было ничего, чего Тензо хотел бы больше. Он знал маршрут, по которому пойдет Трехчасовой, направляясь на север к центру деревни — если он бросится в погоню сейчас, то, вероятно, сможет догнать его. Это знание делало пребывание здесь еще более трудным. — Я не оставлю тебя одного, — сказал он. — Он может вернуться, и нет никакой гарантии, что ты сможешь победить его в одиночку. Он опасен. Луна скрылась за облаком, и маска Кавагучи потемнела, превратившись в тень. — Я тоже опасен. — Я не уйду, — решительно сказал Тензо. — Я выйду на улицу и пошлю сигнальную ракету. Как только сюда придет кто-нибудь еще, я уйду. — К тому времени будет слишком поздно. Тензо повернулся обратно к дверному проему. — Я лучше сегодня потеряю его, чем завтра увижу тебя на столе в морге. Снаружи Тензо использовал печать, чтобы послать красную сигнальную ракету. Свет повис над святилищем, питаемый чакрой в печати. Тензо напитал ее достаточно, чтобы она продержалась, может быть, минут десять. Оставалось надеяться, что АНБУ были достаточно близко, чтобы успеть сюда вовремя, хотя Кавагучи был прав. Теперь у них не было ни малейшего шанса догнать Трехчасового. Когда он вернулся внутрь, Кавагучи все еще стоял на коленях рядом с телом Каэдэ. — Вставай, — сказал Тензо. — Сейчас ты ничего не можешь для нее сделать. Кавагучи не пошевелился. — Я должен был послать кого-нибудь проследить за ней, — сказал он. — Она была нашей лучшей зацепкой. Должно быть, она убежала прямо к Трехчасовому после того, как мы ее отпустили, и он понял, что она стала обузой, и убил ее. — Вставай, — повторил Тензо. — Давай, иди сюда, сядь. Он схватил Кавагучи за руку и поднял его на ноги. Тот послушно последовал за ним в другой конец комнаты и позволил Тензо усадить себя у стены. Предполагалось, что АНБУ закалены и нечувствительны к смерти, но Тензо хорошо знал, что маскп не делает тебя менее человечным. Они сидели в тишине, если не считать свиста ветра, время от времени проникающего сквозь дыры в стенах. — Мы поймаем его, — сказал Тензо. — Скоро. Теперь у нас есть почти все фрагменты. Кавагучи медленно кивнул. — Ты позволил мне думать, что он украл мой код доступа, чтобы получить эту маску, но это было неправдой, не так ли? Тензо ничего не сказал. — Ты попросил того, кто проводил инвентаризацию, не разговаривать со мной, не так ли? Но это было в документах, которые ты мне одолжил. Трехчасовой ворвался в мой дом и подверг меня гендзюцу, пока я спал. Я украл эту маску и эту униформу, и я даже не знал. Я все думаю — почему я? — Охранник, которого я поставил у твоего дома, все еще дежурит там каждую ночь. Кавагучи долго смотрел на него. — Эй, Тензо? — Да? — Спасибо, что остался здесь со мной. — Сочтемся.***
Ирука проснулся рано утром и не смог снова заснуть. Он бы хотел, чтоб Трехчасовой был достаточно аккуратен, чтобы ранить его, не пронзив насквозь — наличие ран как спереди, так и сзади очень затрудняло поиск удобного положения для сна. Его врач сказала, что сегодня он, возможно, сможет отправиться домой, и примерно через час у него должна была состояться встреча с ней и АНБУ, отвечающей за его безопасность, которая в настоящее время стояла за дверью, заступив на смену в качестве его охранника. Она представилась ему как Феникс, и теперь, когда он поговорил с ней несколько раз, Ирука чувствовал себя неловко из-за того, что ему все еще было не по себе, когда он мельком видел маску АНБУ возле своей комнаты. Ему также стало не по себе, когда он подумал, как это, должно быть, скучно — часами стоять в больничном коридоре на тот случай, если убийца решит зайти к нему в палату и прикончить его. Наруто сидел на одном из стульев, читал комикс, который принес ему Саске, и довольно болтал ногами. Он не покидал больницу с тех пор, как Ируку госпитализировали, полагаясь на то, что Саске и Сакура принесут ему свежую одежду, и долго ныл о качестве больничной еды. Ирука не раз говорил ему, что он может идти домой, но каждый раз Наруто яростно отказывался. Дверь открылась. Ирука поднял глаза и не удивился, увидев Саске, хотя для него было необычно приходить без Сакуры. Что было удивительно, так это мопс, который трусил по пятам за Саске, причем у мопса был свой собственный хитай-атэ. Наруто сразу просиял. — Саске, у тебя есть собака? Это потрясающе! Можно мне поиграть с ней? Мопс бросил на него неодобрительный взгляд. — Конечно, нельзя. Наруто чуть не упал со стула от шока. — Боже, он может говорить! — Это Паккун, — сказал Саске, игнорируя Наруто и разговаривая с Ирукой. — Он один из нинкенов Какаши. — Приятно познакомиться, Паккун, — неуверенно сказал Ирука. Паккун подошел к кровати, нахмурился, а затем многозначительно посмотрел на Саске, который поднял его и уложил на матрас рядом с Ирукой. — Мы думаем, что с Какаши что-то случилось, — сказал Паккун, переходя прямо к делу. — Он ушел прошлой ночью и не вернулся. Я попытался разыскать его и оказался в отделе дознания. Этот ребенок сказал, что мы должны прийти и рассказать тебе. Саске впился взглядом в Паккуна, раздраженный тем, что его назвали ребенком. Теперь, когда Ирука посмотрел внимательней, он мог видеть, что Саске беспокоился и пытался скрыть это. — Почему Какаши-сан должен быть в отделе дознания? — вслух поинтересовался Ирука. — Он сказал кому-нибудь из вас, куда собирался прошлой ночью? Саске покачал головой. — Он просто сказал, что уйдет на несколько часов и вернется до рассвета. Но мы ждали все утро, а потом Паккун отправился его искать, и я действительно не знал, кого спросить. — Если он в отделе дознания, это может быть конфиденциально, — сказал Ирука. — Но попробуйте спросить Феникса, и мы посмотрим, слышала ли она что-нибудь. Он был совершенно уверен, что Феникс подслушивала — что еще ей оставалось делать, кроме как следить за его разговорами? — но если и так, то она хорошо это скрывала. Она подождала, пока Наруто выкрикнет ее имя, прежде чем войти внутрь и закрыть за собой дверь. — Я знаю, что ты все это слышала, — сказал Паккун, прежде чем Ирука успел открыть рот. — Ты знаешь, что происходит: да или нет? Ирука не знал, какое выражение скрывалось за маской, но голос Феникс ничего не выдал, когда она ответила: — Хатаке-сан был арестован прошлой ночью за взлом и проникновение. — Что? — Ирука уставился на нее, уверенный, что он, должно быть, как-то неправильно понял. — Куда? Почему? — он осознавал свою немногословность, но из-за шока не мог выйти за рамки основных вопросов. — Боюсь, это все, что я знаю, — спокойно сказала Феникс. Ирука не был уверен, говорила ли она правду или это все, что ей было позволено рассказать. — Он, вероятно, сделал что-то глупое, пытаясь выяснить, кто Трехчасовой, — сказал Саске. — Они отпустят его. Он не преступник, просто идиот. Ирука не был уверен, что разумно упоминать самовыбранную миссию Какаши перед АНБУ, но если его действительно арестовали, ему все равно пришлось бы объясняться. — Почему никто не сказал об этом Саске? — спросил он, понимая, что Феникс, вероятно, не имеет никакого отношения к аресту Какаши, но не смог скрыть неодобрительное выражение на лице. — Последние несколько дней он жил у Какаши-сана. Кто-то должен был сообщить ему, что происходит. Саске отвел взгляд, вероятно, смутившись, но Ирука не сводил глаз с АНБУ. — Я думаю, никто не знал, — сказала Феникс. — Но у нас была напряженная ночь, так что, возможно, это просто недосмотр. Я очень сожалею об этом, Саске-кун. Если тебе нужно где-то еще остановиться на некоторое время, я могу попытаться помочь тебе с этим. — Все в порядке, — пробормотал Саске. — Я останусь в доме Какаши. Я не думаю, что он будет возражать. — Ты будешь в порядке там один? — спросил Ирука. — Я тоже буду там, — напомнил ему Паккун. — С нами все будет в порядке. Какаши добавил его к защите. Ирука мягко улыбнулся. Иногда у него возникало чувство, что Какаши сомневается в своих способностях к обучению, но были мелочи, которые доказывали, по крайней мере, Ируке, что Какаши был более чем создан для того, чтобы нести ответственность за детей. Ируку внезапно захлестнула волна тоски. Он скучал по Какаши. Записка, которую тот написал ему, лежала в ящике тумбочки рядом с его кроватью, и хотя Ирука теперь мог процитировать слова по памяти, он все равно время от времени доставал ее, когда Наруто спал или выходил из комнаты, чтобы провести пальцами по знакомым каракулям. — Вы знаете, как долго его продержат в отделе дознания? — спросил он. — Трудно сказать, — ответила Феникс. Она поколебалась, а затем сказала: — Я полагаю, что это немного сложнее, чем стандартное обвинение во взломе и проникновении. — Насколько сложнее? — резко спросил Паккун. Феникс не ответила, и желудок Ируки сжался.***
Какаши понимал, почему он провел ночь в камере в отделе дознания. Он понимал, что облажался, и что ему повезет, если он избежит официальных обвинений. Чего он не понимал, так это почему кому-то требовалось так много времени, чтобы прийти и поговорить с ним, чтобы он мог попытаться все уладить. В камерах предварительного заключения были маленькие зарешеченные окна, усиленные нелепым количеством печатей, и камеры, а также неудобная кровать и туалет, окруженные тремя жесткими стенами и рядом решеток. АНБУ сняли с него жилет и устроили ему очень тщательный обыск, изъяв все спрятанное на его теле оружие и, что, по мнению Какаши, было проявлением необычайной жестокости, его потрепанную копию «Ича-Ича: Рай». Они оставили его без наручников на большую часть ночи, что было стандартом для заключенных с низким риском, но за пару часов до рассвета кто-то пришел и надел на каждое его запястье металлические наручники, подавляющие чакру. Они были не те путы, что связывали бы ему руки, но все же было довольно тревожно, что они, по-видимому, изменили свое мнение о его статусе и не сказали Какаши почему. С тех пор он был предоставлен самому себе, и все, что ему оставалось — это спать, ждать и пытаться спать больше, чтобы избежать ожидания. Гниющая скука убивала его. Он принялся за отжимания к тому времени, когда АНБУ открыл дверь в его камеру и жестом пригласил его следовать за собой. Какаши надеялся, что он снимет наручники, но тот не сделал ни малейшего движения, чтобы сделать это. Не то чтобы Какаши нуждался или хотел выполнять дзюцу прямо сейчас, но было что-то глубоко нервирующее в осознании того, что он не может. В комнате для допросов его ждал еще один АНБУ, и Какаши узнал спиральный узор на маске. — Кавагучи, давно не виделись. Кавагучи указал на стул напротив себя. — Сядь, Какаши. За ним закрылась дверь, и второй АНБУ ушел. — Не мог бы ты сказать мне, почему ты вломился в кабинет Нары-сэнсэй прошлой ночью? Значит, никаких любезностей. Странно — Какаши определил бы Кавагучи как человека, который отделался бы легким шлепком по руке, хотя бы для того, чтобы избежать бумажной волокиты, но в его тоне не было дружелюбия. — Это довольно долгая история, — сказал он. — Дай мне короткую версию. Неужели он сделал что-то, что разозлило Кавагучи? Они достаточно хорошо ладили, когда Какаши был в АНБУ, и с тех пор он периодически видел Кавагучи. Какаши снова посмотрел на браслеты на своих запястьях. Что именно происходит? — Я подумал, что Нара-сэнсэй может иметь какое-то отношение к убийствам Трехчасового, поэтому я вломился в ее офис, чтобы найти улики. — Расследование убийств — это работа АНБУ. Ты сдал свою маску много лет назад, Какаши. — У меня есть личный интерес в этом деле. — Какой именно? — Ирука-сэнсэй — мой близкий друг. — Был ли кто-нибудь еще вовлечен в твою деятельность? Какаши не волновало, в какие неприятности попал он сам — он не собирался тащить Тензо за собой. — Нет, я действовал в одиночку. Кавагучи не двигался с тех пор, как Какаши вошел в комнату. Его руки были сцеплены на столе между ними, спина выпрямлена, глаза устремлены на лицо Какаши. Какаши, возможно, счел бы это нервирующим, если бы не знал, каково это — находиться по другую сторону маски АНБУ. — Почему ты думаешь, что Нара-сэнсэй была замешана в убийствах? — Ее имя постоянно всплывало повсюду. Она была связана со всеми жертвами, и когда я разговаривал с ней, она вела себя подозрительно. — Что ты ожидал найти в кабинете Нары-сэнсэй? Какаши узнал технику допроса. Перескакивая с темы на тему, подозреваемый терял равновесие и ему было труднее вспомнить, что он сказал. Если бы подозреваемый лгал, ему было бы трудно придерживаться своей истории позже. Но Какаши нечего было скрывать, кроме участия Тензо, и он очень пристально следил за тем, чтобы не проговориться. — Может быть, ничего. Я хотел проверить одну гипотезу. Все жертвы Трехчасового были вовлечены в какую-то форму исследований, связанных с печатями. Моя теория заключалась в том, что Нара-сэнсэй убивала их или приказывала убить, чтобы она могла украсть их работу. Кавагучи быстро побарабанил пальцами по столу, а затем снова замер. Какаши понятия не имел, что означает эта реакция, и не пытался угадать. АНБУ были слишком сложны для чтения, чтобы утруждать себя попытками. — Нара Каэдэ была убита прошлой ночью примерно в два сорок пять ночи, — сказал Кавагучи. Вот почему. Вот почему они разбудили его, чтобы надеть наручники на запястья, и почему им потребовалось так много времени, чтобы поговорить с ним, и почему Кавагучи обращался с ним как с подозреваемым в преступлении, гораздо более серьезном, чем попытка ограбления. Какаши наклонился вперед через стол. — Кто ее убил? Кавагучи позволил тишине затянуться на мгновение. — Я надеялся, что ты мне расскажешь.