Древо Смерти

Утро в горах Телуджи часто туманное и столь сырое, что яркое солнце с усилием изгоняло ночную прохладу, и когда я просыпался, то всегда замечал, как идёт пар из моего рта. Обыкновенно мы ночевали в неглубокой, но просторной пещере, где все члены нашего прайда лежали рядком, прижавшись боками друг к другу. Я, разумеется, всегда был с отцом. Он, как правило, просыпался первым и, тихонько толкая меня носом, разглядывал, как я потягиваюсь и одновременно слегка подрагиваю от прохлады. – Зябко? – с заботой спрашивает Телуджани, а затем аккуратно обнимает меня, чтобы согреть. Маленькие всегда мёрзнут. Я прижимаюсь к его тёплой груди, в которой бьётся большое сердце. Мы выходим наружу, навстречу новому дню, и я смотрю на отца. Он глубоко дышит, из его ноздрей вырываются струйки пара, он весело щурится восходящему солнцу, и, с силой потягиваясь, спрашивает меня, как я поспал. – Хорошо! – пискнул я в ответ, и Телуджани улыбнулся. Иногда, во время утренних прогулок, мы поднимались выше по узкой тропе, порою совсем уж далеко, где росли разве что кустарники, а земля была подмёрзшей – здесь-то я и встретил иней в первый раз в жизни. Было очень холодно и, поначалу, не очень интересно, но какой вид здесь можно было найти, если подойти к почти пологому обрыву! Конечно, по пути я сильно уставал, и отец нёс меня в пасти. Я знал, что где-то там, ещё выше, над облаками, лежит снег, но Телуджани не хотел меня туда вести – слишком тяжело, а уж для такого крохи, как я, это было чревато переохлаждением. Но в тот день отец решил показать мне кое-что особенное. Я знал о его способностях, хотя почти ни разу не видел в действии. Помню, мы идём через хвойный лес, где земля покрыта опавшими рыжими иголками, и вскоре выходим на небольшую полянку, где весьма густо росла трава. Отец остановился и попросил меня отойти на несколько шагов назад и не приближаться ни в коем случае. Я послушно уселся, где он показал – прямо напротив него, и принялся смотреть. Телуджани выпрямился, ровно расставил лапы, затем закрыл глаза, но выражение его морды было столь сосредоточенным, что могло показаться, будто он пристально глядит даже сквозь опущенные веки. Я видел, как напряглось всё его тело, он вытянул вперёд переднюю лапу, а после этого медленно опустил её на землю. В тот же момент я заметил, как трава под его когтями побелела, и это пятно начало распространяться во все стороны. Не веря своим глазам, я сделал шаг вперёд, позабыв о наказе отца, и на меня ощутимо пахнуло морозом. Я воскликнул, и больше от удивления, чем от страха. Отец дрогнул всем телом, оторвал лапу от земли, а затем в один прыжок оказался рядом. – Мереву, я же просил не подходить! Я мог случайно заморозить тебя! Он ещё немного отчитал меня, но вдруг как-то резко умолк. – Это было настоящее чудо, папа! – я был в восторге от увиденного. Телуджани улыбнулся и уже мягко сказал мне: – Древний секрет королей Телуджи. Скоро я начну передавать тебе знания, и ты научишься очень многому, не только этой, в общем-то, ерунде. – Ерунда? – я очень удивился, – Почему, папа? – Ах, Мереву, подумай, стоит ли тратить силы на то, чтобы морозить траву? Всякое чудо даётся непросто, а уж если оно нежеланно, то и вдвойне сложнее. Много ли пользы в мёрзлой траве? Я сделал вид, что очень тщательно обдумываю сказанное отцом, но затем, весело улыбнувшись, ударил лапкой его по хвосту и побежал прочь. – Ты водишь, папа. Ну-ка догони! – и мы начали весёлую игру. Однако, это далеко не всё. Мой отец, прежде всего, прославился как лекарь, то есть тот, кто способен залечивать раны и болезни. К нам приходили самые разные животные: от травоядных до львов из других, даже весьма отдалённых прайдов. Расскажу один забавный случай. К Телуджани явился предводитель горных горилл по имени Сокве, его сын Хафифу получил ранение во время стычки то ли с бродячими львами, то ли с гиенами, невесть как в наши края забредающими – одним словом, точно не помню. И хуже всего было то, что рана начала гноиться. Мой отец осмотрел его внимательно, поинтересовался о самочувствии, а затем велел уложить Хафифу на землю перед ним. Кто-то из горилл, что пришли вместе с ними, предложил Телуджани приложить к ране горстку листков алоэ, которое известно целебными свойствами, но мой отец отказался. Далее всё очень походило на то, как он замораживал землю: прикрыв глаза, он навис над раненым, затем протянул лапу к повреждённому месту. Я отсчитал с десяток ударов сердца, прежде чем всё было кончено: сын Сокве поднялся с земли уже совершенно здоровым. Его отец прямо-таки торжествовал. Хафифу в нерешительности подошёл к Телуджани, видимо, сородичи попросили его высказать благодарность, и как-то громко и нескладно брякнул: – Спасибо! Можно ли тебя погладить? Развеселившиеся было гориллы во главе с Сокве сразу затихли, кто-то злобно шикнул на Хафифу, послышались удивлённые возгласы. Кенора, глава охотниц нашего прайда, выносливая и отважная львица, округлила глаза и даже почему-то отступила назад на полшага. Мне стало смешно. Вот стою, и боюсь, что не смогу сдержаться, когда все вокруг такие серьёзные и испуганные, особенно Хафифу. Готов поклясться, что в этот момент он предпочёл бы оказаться в жерле вулкана. Ох уж эта его глупая дерзость, но мой отец очень добр, я знаю. Гляжу: нисколько не переменился, всё также прямо стоит и смотрит на сына Сокве, разве что кончик хвоста едва заметно подрагивает. Мы встретились с отцом взглядами, будто он спрашивал меня, что же делать. Я резко отвернулся и зажал рот лапкой, иначе точно захохотал бы. И тут я слышу его очень строгий и серьёзный голос: – А ты лапы сегодня мыл? Покажи-ка. Я оборачиваюсь и вижу такое: мой отец внимательно разглядывает ладони Хафифу, даже обнюхал их. Юный принц клана горилл стоит неподвижно, совершенно смущённый и уничтоженный. Телуджани закончил изучать его руки и затем посмотрел прямо ему в глаза: – Чистые. Приступай, – спокойно сказал он, демонстративно повернувшись загривком. Дальше уже не помню, что было, так как я чуть не задохнулся от смеха. Припоминаю только гневный взгляд Сокве и его тяжёлую руку, которой он задал трёпку сыну перед тем, как отправиться домой. Шло время, и я заметно подрос: вокруг моей шеи появился пушок, а отец уже больше не мог носить меня в пасти. Телуджани к этому моменту много рассказал мне о своих способностях, но, как известно, лучше один раз что-то сделать самому, чем сотню раз услышать, как это делают другие. В общем, я в сопровождении отца и нескольких львиц во главе с Кенорой отправился на ту самую полянку, где некогда увидел чудо, чтобы самому уже его сотворить. – Стой ровно, ощути силу своего тела, – поучал меня Телуджани, – Сосредоточься на том, что хочешь сделать. Ты должен ясно себе представить, как из-под твоей лапы разрастается мороз, как трава покрывается инеем и увядает. И, главное, пробуди в себе желание. Да, я желал! Очень сильно желал, поскольку представлял себе этот момент каждый день. И вот – я стою и гляжу прямо перед собой на траву, которой суждено замёрзнуть, закрываю глаза, напрягаюсь, пытаюсь представить себе всё это. Но ничего не происходит. Я волнуюсь, открываю глаза и вопросительно смотрю на отца. – Всё в порядке, Мереву, сразу, с первого раза и у меня не получалось. Продолжай, будь сильнее! – ободряет он меня. И я повторяю всё это ещё раз, но напрягаюсь куда больше: мои мышцы тверды, моё сознание уже совершенно сразило эту проклятую траву. Чувствую, как тело дрожит, и эта дрожь начинает нарастать. А затем меня будто бы огонь опалил – я закричал от боли и свалился на землю, мои лапы подкосились. Последнее, что я заметил – это испуганный и удивлённый взгляд отца. Очнулся я уже в нашей пещере, рядом со мной сидел Телуджани и зачем-то растирал мне живот. Я поёжился от прохлады. – Кенора, он проснулся, – радостно сказал отец, – Ох, сколько же хлопот ты нам доставил, любимый! Он наклонился и ласково лизнул меня в нос. Я хотел как-то ответить на ласку, но отец тут же отстранился. – Холодный, – сказал он, обернувшись, – Впервые сталкиваюсь с тем, что чудо исцеления не помогает. – Так может и помогло, и в следующий раз ему не станет плохо. Но, мой король, он ещё слишком мал для этого. Ты поторопился, дай ему ещё немного времени, – важно и почтительно ответила Кенора. – Ты права, подождём, – улыбнулся ей в ответ отец. Мы очень любим нашу Кенору – она при всей своей силе и решимости могла быть мягкой характером и заботливой. Должно быть, отец мог бы сделать эту львицу своей избранницей, но его сердце навсегда оказалось расколотым после смерти моей матери, которая тихо ушла ночью и была обнаружена следующим утром после моего рождения. Он так и не смог до конца отпустить её – это ощущалось всеми членами прайда, и потому никто не смел посягать на его право жить с утратой. Как же он порою укорял себя, что не смог ей помочь, пропустил её последние мгновения! Через день я уже вполне уверенно встал на лапы, и никто не поминал того случая – жизнь продолжила идти своим чередом, если бы не Ирихати. Это был невысокий жилистый лев с расцарапанной мордой, который был королём соседнего прайда, обитавшего в предгорьях Телуджи. Он заявился к нам внезапно, среди дня, и я, как наследник, подошёл поприветствовать его, но удостоился только короткого надменного взгляда – Ирихати быстро прошёл мимо с буквально задранным носом, словно небо решил поразглядывать. О чём там они говорили с Телуджани – понятия не имею, но мой отец после этого ходил дня два сам не свой. Предпочитая его не тревожить, я осторожно спросил у Кеноры, что же случилось. – Ирихати говорит, что твой отец несправедлив, не позволяя его львицам охотиться на нашей территории. Кроме того, он считает, что Телуджани нарочно заманивает к себе стада, чтобы прайд предгорий голодал. Здесь я должен дать пояснение. Горы Телуджи были местом, где всегда можно было найти прохладу, свежую чистую воду, а сочная трава на горных лугах не увядала, потому что дожди здесь бывали даже тогда, когда внизу, на равнинах предгорий, стояла сушь и жара. И нет ничего удивительного, что стада не задерживались в землях Ирихати и шли к нам, в этом вовсе не было вины моего отца. Он, конечно, был добрым и справедливым королём, но терпеть посторонних, пришедших за кровью и плотью на его территорию, не собирался. Малое число хищников – это то, что нравится травоядным не меньше сочной листвы. Между тем я подрастал, и отец решил, что время моего обучения пришло. – В твоём возрасте, Мереву, я уже мог целый лес заморозить, – будто бы в шутку говорил он, но тем самым раззадоривал меня. И вот, прямо как тогда, мы собрались на той злополучной поляне. Отец шутил, как-то очень ласково общался с Кенорой, но я чувствовал, вот прямо вибриссами ощущал, как от него исходит тревога. Он не уверен во мне? Я выдохнул и сосредоточился, как в прошлый раз. Да, я хорошо помнил, что нужно делать, и потому вполуха слушал наставления Телуджани. Собрав все свои силы, я мысленно обрушился морозной волной на траву, но… Когда я снова очнулся в нашей пещере, отец спал возле меня, приобняв за плечи. Была уже глубокая ночь, хотя начинали мы утром. Я насилу поднялся, освободившись из-под его тяжёлой лапы и немного прошёлся, затем уселся у выхода. Ночь Телуджи была мягко освещена луной. Голова как-то противно болела, а мысли путались, но всё же, к своему ужасу, я понял, что не помню тот момент, когда потерял сознание. Так бы я мог просидеть до утра, если бы моё отсутствие рядом не заметил отец. Он тихонько подошёл и тронул меня за плечо, я обернулся. – Тебе лучше? – заботливо спросил он. – Да, – едва слышно ответил я. Отец внимательно поглядел на меня, и я заметил, как в его глазах обозначились маленькие слезинки. Он придвинулся ко мне вплотную и обнял, прижав к груди, прямо как тогда, в детстве, хотя сейчас я не мёрз. – Когда я увидел, что у тебя выступила пена изо рта, – он всхлипнул, но затем продолжил, – Я чуть с ума не сошёл от страха. Второй раз творю чудо исцеления, и всё без толку. Что же ты у меня такой? – прибавил он необычайно ласково. Я растерялся и не знал, что ответить. – Мереву, сын, послушай, – теперь отец говорил твёрдо, – Я обещаю тебе, что найду способ вылечить тебя. Если не поможет чудо – значит, без чуда. Не бывать мне королём, если так этого и не сделаю. Пошли, ночью прохладно, – и мы вернулись в пещеру. Со следующего дня Телуджани занялся моим лечением, хотя понятия не имел, что же это за болезнь, которую не берёт даже чудо. Он разослал львиц в соседние прайды, искал целебные травы в лесу, обращался к Сокве, чем нимало его удивил. Я лежал, завёрнутый в какие-то стебли, в другой день Телуджани заставил меня разжёвывать и глотать листья алоэ через силу – каждый день было что-то новое. Впрочем, попыток вылечить меня чудом исцеления он также не оставлял, чередуя одно с другим. Но всё тщетно – приступы стали происходить даже чаще, и не только тогда, когда я пытался творить чудо, но и без того, лишь стоило мне начать сильно волноваться. И поводы к тому были: отец начал ругаться со львицами прайда, в том числе и Кенорой. «Не то принесли!», «Слишком долго ходите!», «Да кого вы привели, ничего же не понимает в болезнях!» – это всё стало у нас почти привычно. Однажды к нам заявился Ирихати, и его сопровождала старая тёмно-золотистая львица по имени Матунзи. Отец, видимо, сделал над собой усилие и всё же принял их, а ей даже позволил осмотреть меня. Смутно помню её внимательный взгляд – было трудно соображать после очередного приступа. – Он весь трясся? Была пена изо рта? – донимала львица вопросами моего отца. – Да, всё так! – раздражённо отвечал Телуджани. – Всё ясно. Твой сын – падучий лев. Вылечить его очень сложно, да и долго. Я могу попытаться это сделать, но только в том случае, если ты отдашь его мне, а также выполнишь условия моего короля. Разумеется, отец их прогнал. Но при этом ни на шаг не продвинулся в вопросе моего излечения. Через несколько дней я стал свидетелем очередной перепалки Телуджани и Кеноры. – Мереву становится только хуже, и всё, что ты предлагаешь, не помогает! – горячилась главная охотница прайда. – Если бы вы приносили в точности те растения, которые я просил, если бы делали это быстрее! – огрызался в ответ отец. – Мы не лекари, а охотницы и бойцы! Та львица из прайда Ирихати что-то знает о его болезни, а ты их прогоняешь! – Ничего она не знает, по глазам видел, какая лгунья! – Откуда про судороги и пену изо рта знает, раз просто лгунья? – Да подслушала где-то, знаю я таких, всю жизнь собирают сплетни на хвосте! Кенора, почему ты её защищаешь?! – отец уже рычал. Должно быть, они бы подрались. Меня эта сцена так поразила и напугала, что я направился в их сторону, но пока шёл, почувствовал себя столь ужасно, что прямо на ходу свалился на землю без памяти. Когда на следующий день я оклемался, оказалось, что Кенора, да и ещё несколько львиц следом покинули прайд. Эта новость произвела на меня удручающее впечатление: во мне зародилось чувство вины. Я разрушаю наш дом, это из-за меня, из-за этой проклятой болезни происходит нечто ужасное и непоправимое: уходят те, кто прежде был рядом. В тот день Телуджани был тих и молчалив, с грустью и болью он поглядывал на меня, не находя слов утешения. В конце концов, я не выдержал и начал этот тяжёлый разговор: – Папа, я думаю, – я колебался, был не уверен, говорю ли нужное, – Может быть та львица могла бы помочь? Просто то, что происходит с вами из-за меня, – я встретил его взгляд и запнулся. – Ты не виноват, Мереву. Но неужели и ты считаешь, что я должен довериться Ирихати? – отец был в замешательстве. – Папа, я так устал от всего! – взмолился я, – Нужно попробовать. – Да ты знаешь, чего они хотят? Тебя заберут! – вспылил было отец, но тут же смягчился, – Как же я без тебя? – Может, и к лучшему. Пусть заберут. Телуджани помрачнел, и мне показалось, что я снова увидел слезинки в его глазах. – Даже ты этого хочешь… Подумай получше. Но я считал, что уже достаточно обдумал своё положение. Иногда судьба заставляет поступать так, как не хочется ни за что на свете. Я, пожалуй, не стану вдаваться в подробности о том, как явилась в наш прайд Матунзи, замечу лишь то, что пришла утром одна, без Ирихати. Я попрощался с отцом без слёз и причитаний – это выглядело весьма сухо, но в тот момент я испытал много разных эмоций, и больше всего запомнился отчего-то именно страх, но не за себя. Телуджани смотрел на меня так, будто видит в последний раз в жизни, хотя мы договорились, что будем время от времени встречаться. Граница земель прайдов проходила там, где крутой спуск вниз, петлявший между огромными валунами и скалами, довольно резко переходил в лес предгорий – здесь уже правил Ирихати. Было весьма жарко, и я почувствовал себя сильно утомлённым, но Матунзи даже слышать не хотела об остановке. Вскоре мы вышли на обширную поляну, где нас встретило несколько львиц, затем показался и сам король. – Ну надо же! – Ирихати выглядел очень довольным и счастливым, – Получилось! Получилось! Теперь-то мы крепко держим хвост в зубах! Вот бы не выпустить! – Уймись, гиений хвост! – грубо рявкнула Матунзи, я даже вздрогнул. – Вот и замечательно! – его расцарапанная морда прямо-таки сияла, – Ну, принц Мереву, добро пожаловать! – и с этими словами он подошёл ко мне и как-то небрежно потрепал загривок. – Не трогай его своими лапищами! – сердилась Матунзи, – За мной, покажу тебе, где его место будет. Только поменьше болтай по дороге. Идём, малыш, скоро отдохнёшь, – последнее львица сказала уже мне. Время дождей было на исходе, лес предгорий был влажен и столь густ, что в разгар дня, под сенью густых крон, царил полумрак, наполненный ароматом цветов и пением птиц. Идти было бы хорошо, не случись со мной головной боли от духоты: я клевал носом и в какой-то момент споткнулся. – Фу ты, что-то малой совсем плох, – с лёгким удивлением произнёс Ирихати, – И вправду, больной. Ты слабоват, принц Телуджи, – добавил он с едва уловимой насмешкой, хотя мне, скорее всего, показалось. – Вылечим, – спокойно ответила Матунзи, помогая мне подняться. Наш путь понемногу шёл в гору, и лес начал заметно редеть. В конце концов, мы весьма высоко поднялись: я это понял уже хотя бы по посвежевшему воздуху. В стороне бурным потоком бежал ручей, и, когда я его заметил, сразу захотел пить. – Чувствуешь солоноватый привкус? – как-то хитро спросила Матунзи, – Весьма полезно для тебя. Моим пристанищем оказалась маленькая пещера, меж скал к ней вела узкая, едва заметная тропа, начало которой поросло колючим кустарником. Пропустить легко, если не знать, куда именно идти. Я заглянул внутрь: полумрак, но сухо и как-то уютно. Отчего-то стало очень грустно, прямо сердце сжалось, когда понял, что мой путь закончен. Вот в дороге так не бывало! Должно быть, Матунзи заметила моё состояние, потому сразу начала хлопотать: перво-наперво прогнала Ирихати, затем начала меня поучать: – Запомни тот ручей, пей воду там каждый день, а ещё больше отдыхай и ни о чём не тревожься, я буду рядом, приходить смогу каждый день. Если совсем скучно будет – погуляй вокруг, здесь безопасно. И вот что: если почувствуешь утомление, или голова заболит, дыши вот так, – она глубоко вздохнула, потом с силой выдохнула, подождала чуть-чуть и всё повторила. Она ещё что-то рассказывала мне про уединение и спокойствие, глубокое дыхание и целебную силу воды – всё это я слушал вполуха, более поглощённый тоской по дому. В конце концов, львица вышла ненадолго, затем притащила в пасти охапку травы, которую бережно разложила по полу пещеры. – Вот, подстилка, – она как-то смешно это сказала, одновременно отплёвываясь. После этого Матунзи принялась меня вылизывать, приговаривая, какой же я грязный, несмотря на мой слабый протест, да так и провозилась со мной до ночи. А с наступлением утра пришла пора довольно длинных и скучных дней, так что нет смысла описывать подробно. В общем, всё моё излечение и состояло в уединении и спокойствии. Матунзи приносила мне пищу, регулярно справлялась о здоровье, и в дни, когда мне становилось плохо, была рядом. Неискушённый материнской любовью, я принимал это с благодарностью и вскоре почувствовал привязанность к ней. Раз дней в шесть являлся отец, и мы выходили на ту самую поляну, где я некогда встретил Ирихати – король предгорий при моём появлении обыкновенно изображал бурную радость, да настолько, что я чувствовал некую наигранность. «Он определённо меня недолюбливал» – решил я. Телуджани держался спокойно, даже несмотря на надзор со стороны прайда предгорий, но всё время выглядел каким-то растерянным и отстранённым. Он задавал самые обычные вопросы о здоровье, о том, как продвигается лечение, и я неизменно отвечал, что мне будто бы чуть лучше. И я не врал: приступы действительно стали происходить реже. На мои же вопросы о том, как дела дома, он всегда отвечал сухо и кратко: хорошо. Вот просто так, ничего не добавляя. Однажды, гуляя в лесу предгорий, я заметил львиц со светлой шерстью. Я подошёл ближе и узнал их, ведь они были из моего родного прайда гор Телуджи. Мы поприветствовали друг друга и немного пообщались: главным образом, о моём здоровье. Но когда я задал вопрос, как они оказались на чужой для них территории, то явно смутил их. – Король Ирихати – наш друг! Уж своих львиц-то не бьёт, – вот и всё объяснение, и я решил, что непременно поговорю об этом с Телуджани. Когда пришло время нашего свидания с отцом, я изложил ему этот случай. Он помрачнел, даже разозлился, но насилу сдержался, а после посмотрел на меня очень грустно и сказал: – Условия таковы, что на наших землях охотятся львицы Ирихати, а наши с ними теперь заодно. Не всегда утруждают себя даже явиться домой, – его голос погрубел и налился почти что гневом, – Ругаюсь на них за это, но ещё больше теряю их, сын. – Ты с кем-то дрался из наших львиц? – Ну и глупости! – он снова начал злиться, и я предпочёл прекратить донимать его вопросами. Позже вечером со мной случился приступ, и Матунзи сказала мне, что так часто видеться с отцом вредно. Я слабо протестовал, но, в итоге, принял всё, как есть. Наши свидания с Телуджани отныне проходили реже, а дни моего лечения стали тянуться ещё дольше. Но я нашёл весёлое развлечение: когда Матунзи оставляла меня, я, случалось, следовал за ней по пятам, высматривая, куда она идёт и что делает. Это казалось мне постыдным, я скрывался и осторожничал, но не мог отказать своему любопытству. Признаюсь, ничего интересного я не видел, пока не случилось кое-что странное. В тот день львица явилась ко мне утром с куском мяса зебры в зубах и как-то неаккуратно швырнула его чуть ли не мне на голову. – Ох, прости, Мереву! – она выглядела растерянной и, кажется, сильно взволнованной, – Свидания с отцом пока не будет. – Почему же? – удивился я. – Он ушёл куда-то в соседний прайд. – Очень странно. Ты его видела? Этот обычный вопрос будто бы поставил её в тупик, она хмыкнула, затем принялась чесаться – и всё как-то нервно. – Не видела, – наконец произнесла она, – Натворили дел! – она сердито умолкла и вся замерла. – Что натворили? – здесь я уже не на шутку забеспокоился. Матунзи принялась что-то сбивчиво объяснять, но затем резко оборвала свою речь, встала, и вышла наружу, сказав, что придёт позже. Разумеется, я не усидел и увязался следом. В лесу я застал встречу Матунзи и Ирихати, осторожно подошёл и прислушался. – Ох, и ругался же он, грозился, пытался эту свою способность применить, но мы ему хорошо объяснили, чего он стоит. Слишком медленное чудо проигрывает быстрым когтям, – король предгорий злобно рассмеялся, я навострил уши. – Сильно вы его? Он ушёл? – О, порядочно! Скажу так: вопрос окончательно решён, Матунзи. У нас наследник, с нами его львицы, его земля, а он пусть проваливает, куда угодно! Я даже погоню не стал засылать. Древо смерти! Вот до чего дошёл: сказками для львят грозится! Ха-ха! – Ирихати прямо-таки затрясся от смеха. – Да, гиений хвост, переговоры – это точно не твоё, недаром вся морда исцарапана. Говорила, меня прежде послушай, а ты всё по-своему, по-глупому. – Хватит меня дразнить! Лучше бы порадовалась, что Телуджани мы больше не увидим. Разве не того мы хотели? Слова короля Ирихати эхом прокатились по моему сознанию. Что же с моим отцом стало, где он сейчас? – Может, и увидим. Силы Древа смерти, подкреплённые его способностями… – Да брось ты это! Насобирала на хвосте сплетней по всей саванне. Идём уже, дела есть. Они медленно пошли прочь, а я так и остался, придавленный к земле, совершенно сбитый с толку и уничтоженный тем, что услышал. В конце концов, сидеть на месте не стоило, ещё приступ случится, а уж это непременно будет – по себе хорошо знаю. Я пошёл обратно, пошатываясь, и кое-как доковылял до ручья. Голова отвратительно болела, и я принялся глубоко и медленно дышать, как показывала Матунзи, но это всё равно со мной произошло, к счастью, уж хотя бы не во время питья. – Мереву! – я открыл глаза и увидел её обеспокоенную морду. – Не помогло, Матунзи, – еле-еле пробормотал я. – Что не помогло, малыш? – она заботливо улыбнулась, хотя и как-то натянуто. – Дыхание. Я же не поправляюсь, просто волнения меньше, так как я почти всё время один или только с тобой, потому и приступы реже. Ведь так? Она отвернулась на несколько мгновений, затем снова посмотрела на меня, но как-то совершенно вскользь, отстранённо. – Ах! Теперь уж, выходит, всё равно, – сказала она будто бы даже не мне. – Всё равно? – я, наконец, решил подняться на лапы. – Мереву, – и её голос сразу набрался силой, она глядела на меня очень серьёзно, – Я должна сказать тебе, что вылечить твою болезнь невозможно, потому что ты таким родился, так устроено твоё тело. Поэтому с этим ничего нельзя поделать, будь то чудо исцеления, лесные травы, дыхание. Просто прими то, что ты падучий. Я уже слышал это слово из уст Матунзи, ещё когда встретил эту львицу впервые, но как-то даже позабыл о нём. Что же оно значило, я, конечно, не знал, но по её тону сразу понял, что дело плохо. – Что это значит – падучий? – Да то и значит, что будешь регулярно падать, когда с тобой будет это случаться. Сам знаешь, что. Мы замолчали. Вода в ручье рядом с нами отчего-то бурлила и бесновалась так, что отдельные капли начали долетать и до меня. Поднявшийся ветер шумно трепал листву и гнал дождевые облака, в воздухе повеяло скорым ливнем. Я поёжился и прижался боком к Матунзи. – Совсем-совсем никто не сможет помочь? Вот прямо – совсем? – мой голос зазвучал столь нетерпеливым отчаянием, что я сам тому удивился. – Не знаю, малыш, – грустно ответила львица, – Вроде бы есть где-то Древо жизни, и там, ходит слух, помогают всем. Но как туда дойти, я не знаю. Хотя есть один прайд, который может об этом знать, – и она рассказала мне о короле Симбе. Так у нас завязался длинный разговор: мы начали говорить о других соседних прайдах, продолжили обсуждением сплетней – похоже, она действительно обожала их собирать. Но чем дольше мы говорили, тем сильнее меня подмывало спросить об отце: я уже вполне уяснил, что Ирихати имел какой-то конфликт с ним, из-за чего тот ушёл. В конце концов, я не утерпел: – А всё же, Матунзи, как ты думаешь, Ирихати ненавидит моего отца? – Почему ты так решил? Я не нашёлся, что ответить, чтобы не раскрыть себя. – А меня? Просто, стоит мне повстречаться с ним, и он так себя ведёт, будто бы рад, но… Но мне не верится. – Да он, пожалуй, никого не любит. А по глупости может быть вовсе беспощаден, – мрачно высказалась Матунзи. Это слово – «беспощаден» – напугало меня, и я заволновался. Должно быть, следовало просто уже закончить разговор, но я зачем-то спросил ещё и это: – А Древо смерти существует? – Древо смерти? – Матунзи сразу же с подозрением насупилась, – Это кто тебе сказал? – Да я сам подумал, что если есть Древо жизни, то где-то должно же быть и Древо смерти, не так ли? – я промямлил первое, что взбрело в голову, но львицу, на удивление, такой ответ устроил. – Какой ты сообразительный, – она похвалила меня, – Да, есть и такое место на свете. Поговаривают, что к северу от нас, где-то на границе земель прайда короля Мавемату есть три высоких чёрных камня, торчат прямо из земли остриями вверх. Два стоят рядом, а один – чуть поодаль. И если встать и поглядеть на два камня так, чтобы третий точно между ними был, то тот камень укажет направление, куда нужно идти. Я слушал внимательно и хорошо запомнил её слова – так это меня поразило. Когда она замолкла, я спросил: – А что даёт это Древо? – Говорят, оно забирает больше, чем от него просят. Не знаю, что это означает, Мереву, да и зачем нам такое знать? Ладно, хватит болтовни на сегодня, – как же быстро она решила прекратить этот разговор! С тех пор минуло немало времени, а об отце не было никаких вестей. Я как-то украдкой разыскал львиц нашего прайда и попытался что-нибудь выяснить о судьбе Телуджани, но те ничего не смогли ответить, лишь сказали, что его больше нет в горах Телуджи, да и нигде поблизости. Об этом как-то узнал Ирихати, моё любопытство его разозлило, и он нагрубил мне, назвав глупейшим львом саванны. Не знаю, чем бы всё кончилось, если бы однажды ранним утром ко мне не ворвалась Матунзи.