***
Мереву был в ярости. Но ярость эта была безнадёжно отчаянной, со слезами на глазах, и, прежде всего, самоуничижительная. Он нёсся сквозь кусты, и ветви царапали его бока, острый камень неприятно впился в подушечку, но юный лев и бровью не повёл. Не щадя себя, он совсем позабыл о том, что следовало бы глядеть под лапы, и в какой-то момент тяжко повалился на каменистый берег у реки, не заметив крутого склона. Только тогда этот побег прекратился, и лев принялся лихорадочно ощупывать голову: отчего-то показалось, что он снова распорол себе лоб. Но крови не было. Он лежал на спине, тяжко дыша. Его взгляд бесцельно блуждал по небесам, пока не зацепился за знакомую фигурку орлицы, и это отчего-то сразу же вызвало вторую волну бешенства. Мереву вскочил, зло зарычал, а затем, в ужасном порыве впился когтями себе в грудь, резко проводя лапой вниз. На светлой шерсти моментально обозначились алые полоски, и кровь начала капать на булыжники перед ним. Юный лев смотрел на алые капли с каким-то отстранённым удивлением, будто бы это не его. Внутри пылала ярость, и он бросился обратно в траву, желая найти укрытие от всех и всего разом. Он бежал ещё какое-то время, но затем совсем выдохся и просто остановился на месте. Он мало что видел из-за слёз, душивших его горечью. Ах, сейчас непременно притащатся сюда, не оставят его! Да вот, уже слышен шелест сухой травы, осторожные шаги, затем всё замирает, и тихо. Мереву даже удивился, затем обернулся и посмотрел на них: о чём-то шепчутся, Кайон поглядывает искоса на него и качает головой. Что они задумали? Разговор закончен, рыжий лев подходит, и, по мере приближения, взгляд его наливается беспокойством. Зрачки блуждают, он явно рассматривает расцарапанную грудь, где из ран всё ещё сочится мелкими каплями кровь. Должно быть, после такой беготни и падения, юный лев выглядит очень растрёпанным. Но более всего Кайону стало не по себе от злого и напряжённого на грани бешенства взгляда, представить, что Мереву мог смотреть так, было невозможно. Они стоят друг против друга, размеренно бьётся сердце, несколько ударов – и Мереву заметил какой-то проблеск, в котором обозначилось глубокое сочувствие, и затем, гнев в его душе неожиданно отступил, затаившись где-то в глубине. Взгляд дрожит, но остаётся всё таким же прямым, можно надеяться, что он всё же найдёт нужные слова. Юный лев совершенно замирает, врастает в землю, он напряжён, чего-то ожидая, но вместе с тем его черты теперь не столь жестки. Зрачки снова бегают, Кайон рассматривает его с ног до головы, приоткрывает рот, желая что-то высказать, но не решается. Он смущён, но чувствует, что должен начать говорить, вот сейчас же. Наконец, он неуверенно решается: – Незачем убегать, – натянуто улыбается Кайон, – Разве ты не помнишь её последние слова о послушании? Откуда у тебя там кровь? Не было и капли осуждения в его тоне, но сказал он явно что-то не то, о чём сразу же пожалел. Мереву снова разозлился, его взгляд вспыхнул яростью, из глотки послышалось глухое рычание. Зачем так говорить? Ах, какая пошлая глупость! – Зачем вообще за мной таскаетесь? – пробормотал в бешенстве юный лев, а следом уже громче добавил: – Откуда кровь?! Да так, москиты покусали! Он развернулся и бросился прочь, в высокую траву. – Кайон! – подбежала к нему Рани, – Почему же ты не предложил ему то, что мы только что обсуждали? – спросила она с укором. – Я не решился. Он бы отказался и только больше бы разозлился. – Не решай за него! Да пусть бы и отказался, но потом мог бы изменить своё решение! – Тяжело с ним сейчас. Ещё и припомнил мне москитов, – с горькой усмешкой ответил Кайон.***
Весь день шли как-то порознь. Мереву впереди, чета Древа жизни – следом. К вечеру они миновали те самые три камня-клыка, которые некогда указали верный путь. Даже не сговариваясь, все разом остановились, и юный лев чуть не повалился на землю от усталости, прислонившись к одной из скал, и посмотрел вперёд: где-то там был тот самый обрыв Менги. Невольно в голову пришла мысль о некой схожести судеб: погиб весь прайд, Древо смерти, одиночество… Где-то здесь он говорил с Кенорой: она тогда выглядела хмурой и расстроенной. Ещё и странный вопрос задала про его друзей. Теперь Мереву стало казаться, что она всё так и хотела подстроить, оставив его с ними. Если бы не умерла, то, возможно, ушла бы без него, ведь так трудно о ком-либо заботиться без поддержки других, особенно если имеешь лишь половину от положенного зрения. В одиночку Мереву едва ли удастся выжить, слишком мало он приспособлен к самостоятельной жизни. Юный лев глубоко вздохнул, затем поднялся, осторожно осмотрелся и двинулся дальше, к обрыву Менги. Его уход не заметили. Почему это место так манит, так призывает его душу? Мереву идёт быстро, словно боится, что его остановят. Выжженная за день земля обжигает лапы, иссушённые трещины переплетаются странным узором с удлинившимися тенями сухих ветвей колючих редких кустарников. Пыль в воздухе налетает на юного льва, и он зажмуривается на мгновение, затем всё стихает. Вот оно! Мереву остановился и принялся смотреть на долину внизу, не решаясь подойти к краю ближе. Теперь уже рядом никого нет, некому его оттащить и отчитать за опасную глупость, которую он мог натворить. Как-то Кенора назвала его невезучим, и что, если ему придётся выбирать из пяти дорог, на одной из которых спрятана ловушка, то он непременно попадётся. Шаг вперёд, ещё шаг. Его отцу, впрочем, не везло куда больше: жизнь жестоко обошлась со всеми его надеждами, лишив единственного наследника. Ещё пару шагов, тень от его головы уже отрезана. Отец очень огорчился после второго приступа, должно быть, именно тогда наступил момент, когда всё начало рушиться. Уже видны острые пики скал внизу, совсем близко пропасть. Был ли хотя бы какой-то шанс предотвратить катастрофу, или же всё это было неминуемо? Когти на передней лапе ощутили пустоту, и Мереву в ужасе отшатнулся. От края оторвался небольшой кусок скалы и полетел вниз: удар сердца, ещё один, ещё – и только сейчас что-то там внизу слабо грохнуло. Мереву зажмурился и представил, как падал Менги: его тело истерзали острые скалы, после чего оно оказалось ужасно разворочено. Если спуститься вниз, можно было бы отыскать его кости, наверняка что-то осталось. Он должен был умереть сразу, без мучения. Эта догадка так потрясла душу юного льва, что он понемногу подобрался к краю и, пересилив себя, посмотрел прямо вниз. Большая высота! Вряд ли он прожил ещё хоть мгновение. Шум позади, и Мереву вздрагивает, его лапы судорожно цепляются о край пропасти, несколько мелких камней летит вниз. Юный лев оборачивается и видит Кайона и Рани – они замерли на месте и напряжённо взирают на него. Над головой пролетела Анга, и юный лев сердито посмотрел ей вслед: это она их сюда притащила! Кайон сделал шаг вперёд, к Мереву. – Отойди, пожалуйста, от края, – попросил лев. Мереву не двинулся с места, и установилось угрюмое молчание. – Мереву… – начала говорить Рани, но юный лев её тут же перебил: – Зачем вы пришли?! Кажется, понятно, что я хочу побыть один. – Мы очень переживаем за тебя, – мягко ответила львица. – Переживаете! – зло и горько произнёс Мереву, – Что переживать обо мне? Я – большое разочарование. Это были последние слова отца перед смертью. – Он так сказал? – удивился Кайон, – Даже не верится. Ты точно расслышал? – Да, я всё точно расслышал. И я могу понять его, – произнёс Мереву, а затем отошёл от края пропасти, – Всё дело в этих припадках, и с этим ничего не поделать. Я не вижу смысла идти с вами, теперь мне это не поможет. Направляясь к Древу смерти, я почему-то решил, что всё закончится благополучно, но… Мереву не договорил и отвернулся, скрывая слёзы. Было стыдно всё это объяснять, раскрывать себя, показывать такую недостойную слабость. Юный лев побрёл прочь. – Подожди, не уходи, – нагнал его Кайон, – Я хочу сказать, что твоей вины нет. Ты не можешь это контролировать. – Неважно, – хрипло ответил Мереву, – Теперь это уже неважно. Я думаю, нам пора расставаться. Спасибо, что были рядом всё это время и простите, если я был в чём-то неправ. Возможно, король Мавемату разрешит ненадолго остаться… Солнце уже коснулось горизонта, и его золотистое зарево понемногу сменялось сумерками. Фигурка светлого льва удалялась прочь и вскоре должна была затеряться за валунами. Возможно, Кайон так и остался бы на месте, провожая Мереву глазами, если бы не Рани. Она подошла вплотную к супругу и посмотрела на него столь укоризненно, что Кайон стыдливо отвернулся. – Прости, – пробормотал лев, – Всё никак не могу заставить себя… – Я помогу, – решительно ответила Рани, – Эй, Мереву, постой! Кайон хочет кое-что сказать тебе! Мереву остановился и посмотрел назад. К нему со смущённым видом подошёл Кайон и уселся рядом, тут же примостилась Рани. – Мереву, мы проделали большой путь, узнали друг друга, и теперь мне не хочется, чтобы мы вот так расстались. Я уверен, что нас теперь связывает что-то большее, чем просто дружба. Видишь ли… Я всегда мечтал о большой семье, ну, чтобы деток было много, – на этих словах Кайон мило улыбнулся, а затем приобнял Мереву за плечо, – В конце концов, какой я король Древа жизни, если у меня не будет большой семьи? Поэтому мы с Рани предлагаем тебе стать частью нашей семьи, Мереву. Мы хотим усыновить тебя. Мереву ничего не ответил, только его глаза немного расширились от удивления. Он отвернулся и посмотрел куда-то вдаль. – Это правда, Мереву, – сказала Рани, – Конечно, мы поймём, если ты не согласишься. Либо можешь попросить время на то, чтобы всё обдумать. И даже, если ты откажешься, то знай, что ты всегда будешь желанным гостем на наших землях. – Так странно, – тихонько произнёс Мереву, – Неужели вы и вправду хотите, чтобы я стал… Я же больной, да и довольно большой уже… Он не договорил, поднялся и отошёл на несколько шагов и уселся спиной к ним. Мереву застыл, и лишь кончик хвоста напряжённо подрагивал, юный лев задумался. – Соглашайся, – прервал молчание Кайон, – И пусть я неопытен, как отец, потому как сам, должно быть, до конца не повзрослел. Не стану держать тебя в строгости или воспитывать – ты действительно уже довольно большой для этого. Прежде всего мы желаем дать тебе ощущение того, что ты – часть семьи, что папа и мама – это не просто воспоминание, а живые лев и львица, – Кайон улыбнулся и посмотрел на Рани, – Давай хотя бы попробуем, Мереву! Мы очень хотим попытаться! И я обещаю, что никогда не скажу тебе, что ты – разочарование. Услышав последние слова, Мереву вздрогнул и обернулся, его глаза ярко блеснули. Он посмотрел на Кайона, затем потупил взгляд – по всему было видно, как он колебался. – Это ведь Кенора придумала? – спросил Мереву. – Она попросила присмотреть за тобой, в случае, если всё сложится так, – ответил Кайон, – Но разве этого достаточно? Это не то! Что может быть лучше любящей семьи, а мы с Рани любим друг друга очень сильно! И счастье становится только сильнее, если можно им с кем-то поделиться, с кем-то, кто стал очень близок. – Знаете, я задумался о судьбе Менги, – после некоторого молчания произнёс Мереву, – Всё не могу забыть тот рассказ. Он остался совершенно один, и даже некому было помочь ему, некому было вытащить за шкирку из пропасти, в которую он угодил. И чем же я лучше него, чтобы мне так повезло? Ох, ну не смотрите на меня так! Что я должен сделать, дать согласие? Я согласен. На мгновение все замерли, но затем юного льва каким-то совершенно хищным движением сграбастали и прижали к груди. Его морда уткнулась сначала в пышную рыжую гриву, затем в более тёмную шерсть, да всё так взбалмошно вышло, что ему оставалось только зажмуриться. Нос покрыли поцелуями, и Мереву принялся мелко отплёвываться, что вызвало смех у Кайона. Обхватив лапами новоявленного сына, он повалился на землю, крепко прижав к себе Мереву. Их глаза встретились. – Как будешь теперь меня называть? Хочу услышать! Ну, скажи! – Папа, – немного смущённо сказал Мереву, прижимая уши. – Здорово! – Кайон блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. В первый раз в жизни кто-то назвал его именно так. – И мама, – добавил Мереву, посмотрев на Рани. Она улыбнулась, смахивая лапой слезинку с морды. – Как же быстро наступил этот момент, – мечтательно произнесла львица, принявшись вылизывать растрепавшуюся шерсть на загривке сына. Кайон осторожно поднялся с земли, а затем подозвал Ангу: – Спасибо, что была рядом всё это время! Лети быстрее, со всех сил к Древу жизни, и расскажи, что мы возвращаемся не одни. У нас теперь есть сын! Расскажи им всё, слышишь!