From This Day Forth (Отныне и Впредь)

— Я всё бы отдал за доступ к приличной библиотеке, — пробормотал Виктор, перебирая несколько хранившихся у него книг в поисках дополнительной информации о влиянии заморозки на человеческий организм. В подобном сохранении Виктории были преимущества, которые заключались в новаторском методе Игоря по замене её крови консервантом — по сути, бальзамировании девочки и, следовательно, предотвращении значительной степени разложения, которое могло бы произойти, если бы её собственная кровь гнила в венах. Но имелись и недостатки. Виктор не преуспел в том, чтобы вернуть к жизни давно умершего человека. Гордон был зверем-убийцей, а его Прометей, созданный на огромные деньги Финнегана, с использованием всевозможного высококачественного оборудования, был не лучше огромного, рычащего современного пещерного человека. Игорь, корпевший над собственными записями, пока они оба сидели за кухонным столом, оторвался от напряжённого чтения. — У меня не было другого способа сохранить её, пока я не нашёл тебя. Нам пришлось бы перемещаться очень быстро, даже если бы мы были вместе. Через несколько часов стало бы слишком поздно. Я изучил всё, что мог о влиянии замораживания и переохлаждения на человеческое тело, — сказал он, протягивая Виктору толстую папку с заметками. — Ты уже достиг блестящего результата. Нам неизвестно, какое влияние все эти действия оказали на её мозг, Игорь. Мы также не знаем наверняка, поразил ли туберкулез иные части тела Виктории. Мы должны принять во внимание, что, как только мы будем готовы осуществить пересадку лёгких, есть риск обнаружить, что дела обстоят намного хуже, и другие органы повреждены. — Я думал об этом, — сказал Игорь, рука которого лежала на другой стопке заметок. — Мне нужно кое-что спросить у тебя, Виктор, и я понимаю, что просить тебя об этом —ужасно. — Просто спрашивай уже, Игорь. — Вот, взгляни-ка, — сказал он, протягивая Виктору блокнот. Виктор просмотрел его, изучив несколько рисунков. — Это гениально, — сказал он. — Впрочем, ничего удивительного, — добавил Виктор, улыбаясь. — Ты прошёлся по каждому органу, каждой системе тела, адаптируя и изменяя органы взрослого человека, чтобы они соответствовали полостям детской анатомии. Это расширяет наши возможности для донора в десятки раз. — Если мы не сможем никого найти, я хочу, чтобы ты пообещал, что используешь меня в качестве донора и попытаешься спасти мою дочь. По ощущениям Виктора ему в грудь на полном ходу врезался паровоз. Он уставился на Игоря, пребывая в ужасе от этого предложения, остатки обеда запросились наружу. — Нет. Я этого не сделаю даже ради тебя. — Почему нет? Из-за твоих чувств ко мне? Виктор, если ты действительно заботишься обо мне так, как говоришь, тогда пообещай мне это. Я её отец. Если бы я мог спасти её хоть каким-то образом, я бы отдал каждую частичку себя ради этой цели и сделал бы это с радостью на сердце. Ты единственный человек на этой Земле, которому я бы доверил Викторию. — Ты просишь меня расчленить тебя? Как если бы ты был животным в Лондонском зоопарке, а я собирал ещё одного Гордона? Ты моё сердце, Игорь! — выкрикнул Виктор, указывая на свою грудь. — Почему бы не попросить меня вырвать из тела собственное сердце, которое ещё бьётся? — проревел он, вставая и принимаясь расхаживать по комнате. — Я не могу сделать того, о чём ты просишь. Ни при каких обстоятельствах я не могу выполнить твою просьбу! — закричал Виктор, и его голос надломился. Ему казалось, что он рухнет. Он взял бутылку виски, но руки дрожали так сильно, что Виктор едва смог наполнить стакан, и янтарная жидкость выплеснулась на рассохшееся дерево кухонного стола. Он одним глотком осушил стакан и швырнул его в камин. Игорь молчал, глядя на него своими большими, выразительными глазами. — Мы найдём кого-нибудь ещё. Кого-то другого. Мы можем воспользоваться твоими записями и планами по адаптации органов взрослого донора, но я не буду кромсать тебя на куски. — Он встал на колени перед Игорем, положив ладони ему на ноги. — Пожалуйста, не проси меня сделать это, потому что, если я откажусь, то подведу тебя, а если соглашусь, то буду связан обещанием, которое слишком чудовищно, чтобы на него полагаться. Выражение лица Игоря дрогнуло, и он нежно коснулся чужих волос. Виктор сгорбился, положив голову Игорю на колени, не в силах больше сохранять самообладание. Он чувствовал, что подвёл друга, отказал ему в том единственном, что мог дать ему только он, что он эгоистичен, что Игорь никогда его не простит. Конечно же, Игорь не станет любить Виктора теперь, когда он был слишком слаб в своей решимости возродить жизнь из смерти, пожертвовав единственным человеком в мире, которого действительно любил, и который хотя бы раз в жизни отвечал на его чувства. — Бедный мой Виктор, — мягко сказал Игорь. — Я был так жесток с тобой, — продолжал он, гладя волосы Франкенштейна. — И, всё же, ты меня любишь. Я почти подумал, что перспектива возвращения к жизни ребенка из реконструированных органов взрослого донора, стала бы той областью, в которой ты захотел бы сделать прорыв. Или, может быть, я так мало ценил себя с тех пор, как умерла Виктория, что счёл бы себя достойным опекуном, только если бы нашёл способ её воскресить. Как обычно, ты оценил меня выше, чем я ценил самого себя. — Я не могу отнять у тебя жизнь, Игорь. Ни ради Виктории, ни даже ради тебя. — Знаю, любовь моя. Всё в порядке. Я никогда не должен был тебя об этом просить. Сможешь ли ты меня простить? Виктор собрался с духом и поспешно вытер лицо рукавом. Как бы сейчас посмеялся над ним отец – над ним, рыдающим, словно ребенок, у колен другого мужчины. Жалкий, слабый и жалкий. Он посмотрел Игорю в глаза. То, что Виктор разглядел, было любовью, которую он всегда мечтал однажды увидеть по отношению к себе, пусть даже от одного-единственного важного человека в своей жизни. Теперь же, он видел её от человека, который всегда значил для него больше всех остальных. — Я тот, кто подвёл тебя, — сказал он. — Потому что не смог меня убить? Потому что под всей этой оболочкой ты слишком мягок и добр, чтобы сделать что-то настолько ужасное? — Игорь коснулся груди Виктора. — Не столько мягок, сколько слаб, — сказал он. — Я должен быть в состоянии сделать, как ты просишь. — Мне вообще не следовало спрашивать. Теперь я не могу вернуть свою просьбу, и эти слова повиснут меж нами, словно ядовитый газ. — Тогда нам просто нужно добиться успеха другим способом, чтобы это не стало проблемой. — Я осознаю, что мы можем потерпеть неудачу. Если так и произойдёт, то вовсе не потому, что ты не сделал всё, что мог. Больше, чем кто-либо другой даже попытался бы сделать. — Мне нужно ещё выпить, — сказал Виктор, вставая. Любовь моя. Неужели Игорь вправду так его назвал? — Думаю, мы должны сосредоточиться на создании аппарата для дыхания, пока решаем проблему с лёгкими Виктории. Если предположить, что другие органы можно спасти, мы всё равно не сможем работать над постепенным восстановлением температуры тела, позволяя, тем временем, свежей паре лёгких гнить часами, и даже днями, пока Виктория не будет готова. — Интересно… — Виктор налил им обоим выпивку и снова быстро опустошил свой стакан. Голова у него закружилась не столько от того, что в неё внезапно ударило виски, сколько от ласки, которой одарил его Игорь. У Виктора было несколько сексуальных связей, чтобы время от времени удовлетворять свои низменные инстинкты, но его первый опыт истинной любви был с Игорем, и это чувство ошеломляло, тем более сейчас, потому что его озвучили. — Интересно, что? Не держи меня в напряжении. — Что, если нам использовать, хотя бы временно, лёгкие шимпанзе? Они схожи по размеру с лёгкими ребёнка, и от них требуется только поддерживать дыхание Виктории, пока мы не стабилизируем её и не подготовим к настоящей трансплантации. — В таком случае мы подвергнем её двум операциям, обе из которых сопряжены со смертельным риском. — Это проблематично. — У Виктора аж язык чесался упомянуть, что это было значительно лучше, чем текущее положение дел Виктории. Он налил себе ещё выпить. — Возможно, если бы это сработало, нам не пришлось бы проводить ещё одну операцию. — Полагаться на лёгкие шимпанзе? — Сейчас лёгкие Виктории слишком больны, чтобы поддерживать в ней жизнь. Они бесполезны. Даже лёгкие без сопоставимой ёмкости будут лучше них. Виктория могла бы восстановить свои силы, поддерживать ток крови и кислорода в теле, а когда она стала бы сильнее и если бы выяснилось, что она страдает от каких-то побочных эффектов или нарушений функций, мы могли бы сделать ещё одну операцию. — Идея многообещающая, — улыбаясь, ответил Игорь. — Я не хочу довольствоваться тем, что верну её к жизни инвалидом, — сказал он, и выражение его лица помрачнело. — Если самым худшим будет то, что она не сможет бегать так далеко, как другие дети, но будет жива и сможет находить радость в жизни, мы вернём ей большую часть утраченного, — сказал Виктор. — И я тоже не довольствуюсь компромиссом. — Я знаю, что вряд ли получится найти подходящего донора-ребёнка. — Впрочем, это не невозможно. С тех пор, как я сюда приехал, у нас в деревне погибло несколько детей. Один из-за туберкулёза, а два других в результате несчастного случая. Дети работают на фермах вместе со своими родителями, и время от времени это приводит к трагедии. У нас был утопленник, но вряд ли это сгодилось бы для наших целей. — Ты говорил, что работал над изменением состава проводящей жидкости, в которой хранил глаза моего тёзки. Что, если мы добудем лёгкие, сохраним их в этой жидкости, а затем будем работать над правильным восстановлением температуры тела Виктории, заменой крови в её венах и подготовке к пересадке? — Хранение в этой жидкости не гарантирует успеха, — сказал Виктор. — Я бы предпочел, чтобы лёгкие от донора были свежими. Меньше рисков для Виктории. — Мы не обсуждали, каким образом собираемся удалить что-то столь значимое, как лёгкие из свежего трупа, прежде всего ребёнка, не вызывая подозрений. — Не знаю, Игорь. Я ещё с этим не разобрался. Моя самая большая забота — сделать это достаточно быстро посмертно, чтобы всё сработало. Не то чтобы я мог вырезать их и засунуть в нагрудный карман, а затем вернуться домой в экипаже. — Нужно создать передвижной аппарат с консервирующей жидкостью, которая защитит их при транспортировке от донора в лабораторию. Что-то вроде чемодана. — Да, Игорь, я всегда таскаю чемодан из своей лечебницы туда и обратно. Это не вызовет никаких подозрений. — Он сделал паузу. — Нам придется привезти донора сюда. — Как? Это что, проще, чем принести домой чемодан? — Всё это не просто. Всё это невозможно! — прогремел он, снова меряя шагами комнату. — Если я вырежу лёгкие из мёртвого ребенка для трансплантации, гробовщик об этом узнает. — А как же глазные яблоки? Как тебе это удалось? — Я набил веки ватой и наложил пару крошечных стежков, чтобы удерживать глаза закрытыми. К счастью, гробовщик этого не заметил. Не думаю, что он семи пядей во лбу. Его услуги ограничиваются предоставлением ящика и рытьём ямы. Но даже он заметит разрез, который я сделаю, чтобы удалить лёгкие. А если он этого не сделает, то семья будет одевать тело для поминок. — Как думаешь, донор-шимпанзе жизнеспособен? — Я не знаю. Размер аналогичен, и у нас в распоряжении полноценная дыхательная, сердечная и кровеносная системы. Это не то же самое, что собирать по частям Гордона. Нам просто нужно поместить в тело эффективный насосный орган. Идея мне нравится всё больше и больше. — Люди тоже приматы. Сходство довольно поразительное. — Многие шимпанзе живут долгой и здоровой жизнью. Их продолжительность жизни адекватна для людей. — Когда Виктория станет взрослой, эти лёгкие могут оказаться не в состоянии поддерживать её нормальную активность. — Если понадобится, мы можем посвятить себя изучению этой проблемы долгие годы. К тому времени, когда эти лёгкие могут ей отказать, мы могли бы придумать другое решение, чтобы с этим справиться. — Гордон не смог поддерживать жизнь с имеющимися лёгкими из-за нашего электровоздействия. Ради бога, в итоге мы поместили четыре лёгких и два сердца в человеческое… творение. — Нам просто придётся воздействовать более слабыми и целенаправленными разрядами, чтобы заставить сердце снова биться. Если это не сработает, мы не сможем применить ту же мощность к Виктории. Не думаю, что мы хотим сделать её изуродованной версией самой себя, модифицированной для размещения дополнительных органов. — Нет, нет, конечно же, нет. — Мы договорились попробовать шимпанзе? — спросил Виктор. — Мне нужно переспать с этой мыслью. Я выпил слишком много виски, и принимать решение прямо сейчас — это чересчур. — Конечно. Утром всё будет видеться яснее. — Хочу проведать её перед сном, — сказал Игорь, зажигая фонарь, который Виктор так и оставил на очаге в кухне. — Я ненадолго. — Могу я пойти с тобой? — спросил Виктор. Игорь помедлил, затем кивнул. — Если только я не буду мешать. — Не будешь. Думал, ты сочтёшь это глупым. Я разговариваю с ней, но уверяю тебя, что понимаю её нынешнее состояние. Я не сошёл с ума. — Никогда не думал о тебе подобным образом. В темноте двое мужчин пересекли лужайку, направляясь к леднику. Виктор отпер дверь, и Игорь прошёл внутрь. Он встал на колени у ящика и прочёл молитву, затем положил руку на его деревянную поверхность. — Мамочка и ангелы присматривают за тобой. Папа тебя любит. Твой дядя Виктор здесь, и он нам поможет. Спи спокойно, малышка, — прошептал он, вставая. — Виктория, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вернуть тебя отцу. — Виктор улыбнулся Игорю. — Он так сильно тебя любит, а у меня в гостиной есть пианино, на котором я не умею играть, а кому-то из домашних действительно нужно брать уроки. — Он улыбнулся, когда Игорь тихонько рассмеялся. Виктор взял Игоря за руку, и они пошли обратно к дому. — Нам нужно раздобыть немного дров, — сказал он. — Я возьму корзину, — предложил Игорь, отправляясь за ней на кухню. Виктор нагрузил корзину и настоял на том, что сам её и понесёт. — Я справлюсь, — запротестовал Игорь. — Если тебя беспокоит спина, полная корзина дров не принесёт облегчения. — Сегодня я чувствую себя намного лучше. Немного скованно, но не так болезненно. — Быть может, тебе следует спать в моей кровати, — сказал Виктор, ожидая реакции Игоря на эти слова. Слегка улыбнувшись и приподняв бровь, Виктор добавил: — Поскольку это главная спальня, тут лучший матрас в доме. Гораздо полезнее для твоей спины. — Очень логично, — сказал Игорь. — К тому же теплее. Тепло тела и всё такое. — Не могу не согласиться, — ответил Виктор, поднимаясь по крутой лестнице на второй этаж. Он зажёг свет в главной спальне, пока Игорь трудился над розжигом огня. Виктор подошёл к Игорю сзади и стал ждать; тот вздрогнул, выпрямившись и обернувшись, и обнаружил, что находится всего в нескольких дюймах от Виктора. — В последний раз, когда ты вот так подкрался ко мне, ты выровнял мой позвоночник, — пошутил Игорь, а Виктор тихонько засмеялся, просто наслаждаясь моментом близости и глядя в лицо Игоря. — Не прошло и дня с тех пор, как мы расстались, чтобы я не подумал о тебе. Ужасно по тебе соскучился, — шёпотом добавил Виктор, придвигаясь ещё ближе. — В ту первую ночь, когда ты указал на мою оплошность в обращении с глазными нервами моего образца, я чуть тебя не поцеловал. — Я думал, ты это и собираешься сделать. — Что, если бы я так и поступил? Тебя бы это оттолкнуло или возбудило? — спросил Виктор, усмехнувшись. Ответ не имел значения. Ему просто было любопытно. Виктор знал, что через мгновение всё равно будет целовать Игоря, независимо от ответа. — Наверное, я был бы в ужасе. У меня даже никогда не было отношений с женщиной, я никогда никого не целовал, и никто не целовал меня. — Совсем никто? — спросил Виктор, не уверенный в том, почему это может удивлять. Его собственное детство было почти лишено привязанности, а ведь Виктор вырос в богатом доме и в «респектабельной» семье, не обременённый проблемой влачить жизнь уродца. — Ты был первым человеком на моей памяти, который прикоснулся ко мне с добротой. Когда ты обхватил моё лицо, я не знал, что произойдёт. — Как и я. К счастью, я опомнился и не воспользовался тобой. — Я думал, что ты, должно быть, самый добрый человек в мире, — сказал Игорь, а его руки легли на талию Виктора и притянули ближе. — И к тому же красивый, — добавил он. — В те времена мне не удалось посоперничать с красивой женщиной за твоё внимание. Виктор не знал, по какой причине чувствовал себя вынужденным поднять этот вопрос, но если Игорь был так чертовски в него влюблён, то почему предпочел ему Лорелей? Поскольку они балансировали на грани того, чтобы дать хоть какое-то физическое выражение своим чувствам, он должен был это знать. Виктор стал единственным очевидным выбором, потому что варианта с Лорелей больше не существовало? Если бы она каким-то чудом воскресла, как надеялись оживить Викторию, ушёл бы от него Игорь снова? — Возможно, если бы ты поцеловал меня в ту ночь, в соперничестве отпала бы необходимость, — ответил Игорь. — Я стал бы твоим. Виктор не знал, то ли прыгать от радости, то ли впадать в полное отчаяние. Неужели он действительно был так близок к тому, чтобы получить всё, что когда-либо желал? Он думал, что библиотека с книгами соблазнит Игоря гораздо успешней, чем предложение себя в качестве приза. — Виктор? Ты обычно так соблазняешь своих любовников? Уйдя в свои мысли и оставляя их ждать? — поддразнил он, улыбаясь. — Их было не так уж много, — сказал Виктор, в действительности не собираясь этого упоминать. — Несколько непритязательных и охочих молодых женщин, когда я впервые уехал из дома в колледж, но в основном я тратил свою энергию на работу. — Никаких других мужчин? — Была парочка, но к любви это имело мало отношения, — признался Виктор, надеясь, что Игорь не будет давить на него, выпытывая подробности. — Тогда почему я? — Потому что я в тебя влюбился. В каждую частичку тебя. Ладно, не в ту срамную штуку у тебя на спине, но мы довольно быстро от неё избавились. Виктор улыбнулся Игорю, а затем обхватил его лицо так же, как и в ту первую ночь, когда влюбился в него под бдительным взглядом бестелесных глаз настоящего Штраусмана. Он отпустил всю боль, потери и одиночество последних нескольких лет и поцеловал Игоря, нежно, но решительно, задержавшись на его губах, прежде чем немного ослабить свой натиск, скользнув языком внутрь, чтобы распробовать его вкус – такой, каким он и должен был быть.