***
Как только Игорь уехал, Виктор отправился в ванную, чтобы убрать остатки их злополучной «романтической» встречи. Он мог бы спасти несколько свечей, но был слишком зол. Виктор сбросил их все в корзину, предназначенную для мусора. Подобрал полотенца, вынес использованную воду и, наконец, немного успокоился, устранив доказательства всей этой плачевной ситуации. Виктор остановился, принявшись разглядывать себя в зеркало. Царапины на лице почти зажили, только самая серьёзная всё ещё проглядывала в виде тонкой розовой полосы. Его волосы растрепаны, а на лице щетина. Нервные окончания в анальном проходе? Виктор прислонился лбом к зеркалу, испытывая желание вместо этого побиться об него головой. Он это заслужил. Он действительно затронул тему простаты? Как будто прошлой ночью они собирали прямую кишку очередному Прометею, а не обсуждали занятия любовью. — Глупец, глупец, глупец, — ругал он себя, стуча головой о стекло. Ровно настолько, чтобы причинить лёгкую боль, но не заглушить осязание. Достаточно сильно, чтобы остался след, но не было синяка. Виктор отошёл от зеркала, немного похолодев от того, что творит подобное сам с собой. Он так старался сделать поразительный и романтичный жест, нечто такое, что могло бы конкурировать с тем, что Игорь, вероятно, привык получать от женщины, которая, скорее всего, знала толк в искусстве соблазнения. Утомившись смотреть на своё жалкое отражение, Виктор прислонился к стене и сполз по ней на пол. Нелепый, неуклюжий, сквозивший «кричащими» социальными изъянами. Он не интересовался женщинами и был категорическим противником траты времени на ухаживания за ними. Мужчины не нуждались в ухаживаниях, по крайней мере, те, с которыми он себя удовлетворял, и уж точно никто и никогда не завязывал романов с Виктором и не ухаживал за ним, добиваясь его благосклонности. Теперь он пытался завести роман с единственным человеком, на которого хотел произвести впечатление, и у него это получалось так же изящно, как и большинство других социальных взаимодействий. Единственное, что всегда служило прибежищем для Виктора, — это его работа. Теперь было маловероятно, что он когда-нибудь прославится. Даже если бы Виктор сделал великое открытие, ему бы пришлось либо приписать его себе под вымышленным именем, либо держать в тайне. Он будет жить и умрёт как лишенный наследства позор семьи Франкенштейнов, порочный безумец со своими бессмысленными экспериментами. Финнеган хоть и был куском дерьма, чуть не убившим Игоря и совершенно лишенным морали, но, по крайней мере, он осознавал, чего пытался добиться Виктор, и знал, что это может изменить мир. Теперь он был мертв, а если бы и остался жив, то все равно украл бы технологию. Поднявшись с пола, Виктор избавился от всего, что осталось после уборки в ванной, накинул пальто поверх брюк и расстегнутой рубашки и вышел в ледник, чтобы проверить температуру Виктории. Он открыл отсек, где хранился лёд, и обнаружил, что он полностью растаял. Это было ожидаемо. Они давали льду постепенно таять, прежде чем вынуть Викторию из той части гроба, которую Игорь запечатал вскоре после её смерти. Глаза Виктора расширились, когда он увидел цифру на термометре. Она была намного выше, чем он ожидал, и лежала точно в оптимальном диапазоне, который они определили в качестве точки, откуда должны начать переливание телесных жидкостей, возвращая собственную кровь Виктории в её вены. Виктор мог начать процесс и сам, но мало того, что именно Игорь выполнял первоначальную процедуру, казалось просто немыслимым делать что-то столь монументальное для его дочери без его собственного участия. Не располагая свободным временем, он побежал в конюшню, оседлал одну из лошадей и пустился в бешеную скачку в направлении деревни. Виктор всегда был хорошим наездником, ещё в те времена, когда жил в поместье отца. Теперь, когда он гнал лошадь всё быстрее и быстрее, Виктор надеялся, что его старые навыки не слишком заржавели.***
Молодая женщина заламывала руки, пока Игорь заканчивал забинтовывать предплечье её маленькой дочери. Ребенок до сих пор плакал, но с этим ничего нельзя было поделать, учитывая ее дискомфорт. — Кора, мне нужна перевязь для руки Анны, — попросил он пожилую женщину, которая пошла за необходимой ему тканью. — Старайтесь не двигать рукой. Я осмотрю её ещё раз через две недели, — сказал он. Игорю невыносимо было видеть ребенка в подобном беспрерывном страдании, и он подошёл к ящику с вещичками, которые Виктор держал для работы с самыми маленькими пациентами. Внутри был пёстрый набор матерчатых куколок, мячиков и других мелких игрушек. — И раз ты была такой хорошей девочкой, пока я занимался твоей рукой, — сказал Игорь, всё ещё держа одну из кукол за спиной, — у меня есть для тебя награда. Он достал лучшую из их запаса матерчатых кукол, и девочка, казалось, пришла в восторг от своего нового сокровища, успокоившись, и лишь всхлипывала, крепко прижимая куклу к груди здоровой рукой. — Доктор, вас ждут у чёрного хода, — Кора вошла с обеспокоенным видом. — Вы ведь умеете надевать повязку. Может, поможете с ней Анне? — Да, помогу, — сказала Кора, нервно наблюдая за Игорем, пока он не вышел из смотровой и не направился к чёрному ходу. Виктор неистово расхаживал взад и вперёд позади лечебницы – в растрёпанной одежде, небритый, с торчащими во все стороны волосами, а к ближайшему дереву была привязана одна из их лошадей. — Что случилось? — Мы должны идти сейчас же. — Виктория? — спросил Игорь с расширившимися от паники глазами. — Температура в оптимальном диапазоне. Мы должны начать, как только вернёмся домой. Иди за Колином. — Где он? — Посмотри, где карета! — взревел Виктор, но затем попытался взять себя в руки. — Обычно в такое время он бывает в пабе, если не возит кого-нибудь. Просто пойди за ним, и пусть он отвезёт тебя прямо к дому. — А как же ты? — Поеду вперёд и начну все подготавливать. Передай Колину, что я сказал, чтобы он хорошо повеселился. — Я не хочу знать, что это значит, не так ли? — Просто держись как следует, и заранее извиняюсь за твою спину, — сказал Виктор, отвязывая лошадь и садясь на неё, начиная свою бешеную скачку обратно к дому. Сказать, что карета мчалась по дороге к дому, как ветер, было бы преуменьшением. Игорь действительно держался изо всех сил и надеялся, что он не окажется под перевёрнутой каретой, прежде чем доберётся до дома. Он мог только представить себе, сколь дико нёсся Виктор по сельской местности, управляя лошадью как одержимый. Когда Игорь доехал до дома, Колин удалился восвояси, не задавая никаких вопросов об их ситуации, что одновременно удивило его и принесло облегчение. Виктор обзавёлся союзниками в этом маленьком городишке, и когда он к ним обратился, они однозначно не ударили в грязь лицом. — Виктор! — крикнул Игорь, входя в дом, затем выскочил обратно на улицу и увидел открытую в ледник дверь и Виктора, который тащил гроб к дому. Он бросился к другому концу гроба, и они занесли его в дом. — Я спущу её к тебе, — сказал Виктор, жестом указывая Игорю, чтобы тот открыл люк и первым спустился по ступенькам. Игорь последовал инструкциям, и Виктор позволил гробу осторожно соскользнуть вниз по ступенькам, поддерживая его, чтобы тот не двигался слишком быстро и не растряс Викторию. Виктор разобрал стеклянный ящик на колесах и превратил его в плоскую поверхность, которую они могли использовать, чтобы поставить гроб рядом с операционным столом, куда они в конечном итоге собирались поместить Викторию. — Мы готовы открыть гроб, — сказал Виктор, снимая пальто, отбрасывая его в сторону и закатывая рукава рубашки. Игорь снял собственное пальто и повторил действия Виктора. Скорость воплощения этого жизненно важного проекта к полной неожиданности заставила его немного растеряться. У Виктора имелось все необходимое оборудование, тщательно разложенное на столе, и не было причин колебаться. Тем не менее, открытие замков и разгерметизация отсека, в котором находилось тело Виктории, было непростой задачей. — Вот и всё, — подытожил он без всякой необходимости. Выражение лица Виктора, которое представляло собой смесь безумия и возбуждения, смягчилось, он взял Игоря за плечи и заглянул ему в глаза. — Всё, что мы пробовали, всё, через что мы прошли… всё это было ради теперешнего момента. И это сработает. — Так и должно быть, — сказал Игорь, кивая и утешаясь бравадой Виктора, даже если у него возникло чувство, что всё это делалось в основном для его же блага. Каждый из них начал открывать замки, удерживающие герметичный отсек на месте. Игорь с помощью Виктора поднял крышку и впервые за много месяцев посмотрел прямо на дочь. Её кожа была бледной, белой с голубоватым оттенком, но она выглядела прекрасно сохранившейся. Викторию осторожно переместили из гроба на стол. Виктор положил на край стола сложенную простыню. Маленькое тело было облачено в голубой бархат с кружевной отделкой, на талии был повязан большой атласный бант. Они бережно сняли погребальную одежду и накрыли Викторию простынёй. Игорь чувствовал себя странно отрешённым от эмоций этого момента. Он ощущал полную пустоту в присутствии останков дочери с той поры, как она с трудом сделала свой последний вздох. Игорь жаждал мига, когда она сделает ещё один вдох и рассеет эту пустоту. — Игорь, — тихо сказал Виктор, касаясь его плеча. — Мы должны начать переливание, — сказал он. — Да, конечно. Так и началось: долгий и кропотливый процесс удаления консерванта и вливания собственной сохраненной крови Виктории. Они работали всю ночь напролёт, наконец к раннему утру завершив процедуру. — Извини, моя дорогая, это конец для тебя, — сказал Виктор шимпанзе, готовя ткань с хлороформом, чтобы усыпить её и подготовить к операции. — Виктор, мои глаза меня обманывают или цвет кожи Виктории улучшился? — спросил Игорь, моргая и не веря тому, что видит. — Ну-ка, посмотрим. Да, немного, — согласился Виктор, наклоняясь над девочкой. — Только представь, как она будет выглядеть ещё через несколько часов, — сказал он, ухмыляясь партнёру. Игорь подошёл к клетке с шимпанзе и забрался внутрь, вручив той последнее лакомство, которым он угостил её перед кончиной. — Спасибо, маленькая леди. Мы не смогли бы сделать это без тебя. — Я же говорил тебе не привязываться к ней, — хрипло сказал Виктор, хотя Игорь заметил, что его глаза увлажнились, когда он лично взялся за неприятную задачу — привести шимпанзе в бессознательное состояние с помощью химиката. — Она послужит высшей цели, — сказал Игорь, по большей части ради Виктора, поскольку тот взял на себя работу по подготовке к смерти животного, которого они держали слишком долго, чтобы не привязаться к шимпанзе хоть немного. Особенно это касалось Виктора, который провел с ней много времени, трудясь над подготовкой лаборатории к этому моменту. — Да, несомненно так и будет. Как только животное успокоилось и затихло, Виктор вытащил её из клетки и положил на стол рядом с ещё одним, где лежало неподвижное тело Виктории. — Что ты сделал со своей головой? — Моей что? — Виктор рассеянно поднял взгляд, больше сосредоточенный на шимпанзе, чем на вопросе Игоря. — У тебя шишка на лбу. Мне и раньше казалось, что я что-то замечаю, но только сейчас на неё упал свет, — сказал он, потянувшись, чтобы коснуться этого места. — Когда я недавно спускался по ступенькам, то наткнулся на балку. Слишком торопился, — объяснил Виктор. — Твоя голова не достаёт до уровня этой балки. — Разве? Я всегда пригибаюсь. По крайней мере, обычно я так и делаю. — Почему ты мне лжёшь? — Потому что сейчас это не имеет никакого значения. — Если это не имеет значения, то зачем врать? — Я ударился головой о зеркало в ванной. Доволен? — Нарочно? — Нет, я спотыкался и несколько раз падал на зеркало. Да, нарочно. — Почему ты так поступил? — Потому что я идиот, и заслужил это. — Он вздохнул. — Давай не будем сейчас затевать этот разговор. — Согласен. Но у нас он состоится, потому что для меня неприемлемо, чтобы кто-то тебя бил, даже если это ты сам, и я очень сомневаюсь, что ты сделал что-нибудь, чтобы это заслужить. Больно? — Не советовал бы повторять, но я в порядке, — ответил Виктор. — С этого момента, если ты заслужишь удара, я сам тебя побью. — Спасибо, это гораздо лучшее решение, — саркастически произнёс Виктор, но с намёком на улыбку.